Клубок из синей кофты

Бабушка мирно сидела на своей кровати. Она распускала деталь от вязаного пуловера и мотала пряжу. Сначала сделала на двух пальцах нетолстую заготовочку, сняла её и сложила пополам. Затем обмотала несколькими витками поперёк. Образовался маленький клубочек неровной формы. Надо его хорошенько обмотать со всех сторон и сделать ровнее. И ещё ровнее. Вот так. Не торопясь. Спокойно. Размеренно. Жизнь идёт вперёд. А внучка – она ж не зря явилась. С бантиком в высокой причёске, да юбку-то надела какую… как же её назвать! Бабуля пожевала губами, подбирая слово, и буркнула наконец: "Чертоломную"! Внучка и тут промолчала. Ну, что же, пора начинать:

- Всё плачешь и плачешь: ну? – старушка требовательно и чуть взволнованно посмотрела на свою взрослую внучку. Та всхлипывала и молчала, теребя свою юбочку с фигурной оборкой на худеньких загорелых коленках.

Бабушке хотелось поворчать на неё: - Небось, влюбилась опять в кого-нибудь? Непутёвого! Неподходящего! - но ей удалось свою догадку сдержать, и критику в адрес парня – тоже. Но некоторая досада всё же осталась: надо же! Красивая девка, а жениха никак не найдёт! Она ведь – наша! И не везёт ей. Внучка в слезах не увидела, что губы бабки дёрнулись и обиженно поджались, словно бы сами собой. Но она этот вопрос как будто услышала – он висел в воздухе: - Небось, влюбилась? В непутёвого? Неподходящего?..

Мгновенно собралась и заговорила, начав было отвечать на этот не произнесённый вопрос, тоже с обидой и какой-то ревностью, но вслух произнесла лишь ответ на первую фразу бабушки:

- Ну, конечно! А как не плакать!! Радоваться-то нечему!!!

Внучку смущало это, когда она знала то, что бабка лишь собиралась спросить, и она ей как-то отвечала на её немые вопросы, но не напрямую, не словами, а иначе. Голосом. Интонацией. Так, за её истеричными нотками бабка сразу поняла, что догадки её справедливы: и влюбилась красота, и – в непутёвого. Или – неподходящего. Клубочек походил в её руках на тугой шарик для пинг-понга. Только цвет был не белый. Синий.

Старая женщина потихоньку думала: - Пусть её, созреет с ответом. Не буду торопить. Но – обидно ведь!.. – запнулась о слово: да, обидно! Слишком за многое – так обидно! Она выдёргивала нить, распуская ряды вязаного рукава от нестарого пуловера своего сына, которого уже давно и сама звала отцом, как вся семья, и приговаривала себе под нос:

- Ишь ты, ишь ты! Путляется! Он оно чё! Кофта-то отцова…
 
Тонкая шерстяная нить, извиваясь, послушно складывалась в кучку на ковре, на правом тапочке. Кучка становилась всё больше и больше, пока бабка не решила, что хватит пока, и принялась мотать дальше.
Внучка продолжала плакать, но, слушая бабкино ворчание, понемногу стихала и, видимо, готовилась рассказать о своей неудавшейся любви. Бабка глянула на неё, а внучка – на бабушку. Одинаковые голубые глаза. В воздухе – непроизнесённый вопрос: - Расскажешь? – и молниеносный ответ: - Ну, спрашивай, спрашивай, фик с ним – расскажу!.. 

Только тогда бабушка спросила:

- А он-то кто таков?

Судя по отчаянию внучки, выражавшемуся в тоне её голоса, парень был серьёзный, несвободный и очень красивый. Не исключено, что эту красоту видела только сама бабкина царевна-королевна, только сейчас это не имело никакого значения, по крайней мере, для бабы Сани лично. Клубочек из шарика для пинг-понга превратился уже в теннисный мячик. Дело надо делать неспешно. Куда торопиться? У Бога дней много...

- Он – красивый… 

Слёзы вдруг сами брызнули с новой силой, хотя собралась ведь успокоиться и всё рассказать. Ну – не всё, но то, что можно. Бабушка решила подступить ещё раз:

- А он-то? Чи блондин? Чи брюнет? Аль – шатен?

- Седовласый и мужественный!

Бабка глянула вдруг потемневшим взором – вот, уж и седовласые теперь на молодёжь смотрят! В 29 с половиной лет внучка для неё оставалась глупым ребёнком. А седовласый – значит, что?.. Не судите строго: забывала она порой, сколько ей самой лет и искренне полагала, что ещё найдёт себе пару, старичка-ровесника. Вот только клубок смотает, да кофту отцу перевяжет, а тогда выйдет во двор, сядет на лавочку под ивой – и навстречу идёт её судьба! Седовласый и мужественный. Ага. Пока его внучка не увела из-под носа!.. Бабушке трудно стало сочувствовать, и она стала дёргать нитку с видимой злостью, в одном месте даже так рванула, что чуть не порвала.

- Ах ты! Вот ведь сволочь! Сатана какая! Чуть не порвала! И был бы узел, ох, не дай Бог!

И вот, охая и причитая, сматывает она свой клубок. Невесомая тёмно-синяя кучка ниток, огромной чернильной кляксой поглотившая бабкин тапок, извиваясь, тащится кверху, подтягивая с собой прямо к бабкиным рукам большие неровные петли. Бабка периодически приподнимает работу, встряхивая и направляя нить, ведь аккуратно надо всё делать, медленно, но верно. Нервы тут ни при чём. Ну, что? Пусть говорит дальше! Про этого своего – мужественного и седовласого. И она спросила:

- Работает?

- Да. Начальником на стройке. Они построили трёхэтажку. Там, на углу, по Чехова.

- Ох, какой молодец! Ты посмотри! Я там давеча шла – трёхэтажка? И когда это они ... домяку сбякали!!!

Внучка совсем перестала плакать и взяла зеркальце. Домяку сбякали! Хм. Надо ж так сказать! Улыбнулась даже.

- А жена?..

- Магазин свой держит. Метизо-хозяйственный!

Так. Честно говоря, она и не ожидала, что получит ответ на свой вопрос. Они снова переглянулись. Старушка поняла, что может продолжать свои расспросы, ещё некоторое время, пока не коснётся важной темы. А можно и вообще не касаться её. Этой темы. Главное, клубочек растёт, ниточки ещё распустить, да смотать, и дело пойдёт веселее…

- А познакомились-то где? В гостях?

- Да. У наших.

Ага. В приличном доме встретились  – у наших! – это значит, у моего племянника с женой. Тот охотно общался со всеми поколениями: как со своими однокашниками, так и с бабкиными сыновьями, что на десять лет старше него самого, ну уж и с её внуками, поколением, которое на 10 лет позже него родилось... Значит, и седовласый этот прораб – тех же лет, как племянник. Значит, молодой, раз тех же лет! Тех-жилет. Она пропела это созвучие потихоньку вслух несколько раз и засмеялась своим словам:

– Какой-такой тех-жилет! – как-то сразу от сердца отлегло и захотелось снова жалеть внучку.

- И чего ревела, не знай? Радоваться, дескать, нечему! Красивый, женатый, богатый. У него всё хорошо. Порадовалась бы его счастью…

- Ой, бабушка! Ты не знаешь, там – такое! ТАКОЕ!

Мотается высокая причёска с бантиком, словно говоря: бабушка, нет-нет, ты не представляешь! А вокруг голубых глаз снова стало краснеть, краснеть, вот-вот заревёт снова.

- Ну? Какое – ТАКОЕ! – бабка беззлобно передразнила внучку, повторяя её интонацию.

Расчёт был верный: вот и плакать она уже не собирается, а вместо того – вспыхнула, хотя и сдержалась. Так, послушаем. Что наша красавица скажет… Главное – от дела не отвлекаться. Клубочек намотать побольше. Или два. Рукав-то большой, вон он какой. Вытянулся. Отцова кофта! Длинные ведь руки-то у него.

- Не скажешь матери?.. Его хотят убить.

- Как – убить? Вот тебе раз! Да ну-у!

Внучка видела, что бабка нисколько не волнуется. Ведь иногда – как? Говоришь ей, а она и слышит – и не слышит тебя. После всегда получалось, что накидывалась на неё, баба, ну, что ж ты не слушала моё горе? – Какое? … А горе оказывалось пустым, аховым. И становилось стыдно. Но прощения не просила никогда за то, что накидывалась. Так было всегда у них. Бабка зря не волновалась, словно сердцем чуяла, где настоящее горе – а где – так. Болтовня!

Седые пряди волосы выбились из-под косыночки с цветочками. Около виска, где поправляет всё время, маленькое пятнышко на сгибе. Такая родная сидит! Внучка была даже растрогана пришедшей ей на ум мыслью: "А ей ведь главное – смотать свой клубочек, да ещё – чтобы мне, её внучке было хорошо. А там – хоть всех перебейте. Этих женихов непутёвых. Вот, скажет: и какого рожна ему ещё надо? Жена есть!.."

- Там люди – богатые. Он им выстроил этот дворец, царские хоромы! А они платить не хотят. Поэтому он и боится, что они его могут убить!!

Она ещё додумала: - Мы же сидели вчера, он рассказывал. Коньяк пил, - но бабке не сказала.


Бабка оторвалась от тёмно-синего рукава отцовой кофты и снова встретилась глазами с внучкой.

- Не убьют.

Внучка знала, что сейчас бабка говорит не от себя, а ею словно кто-то повелевает – высший, очень мудрый и справедливый. Сам Бог, может быть. Иначе она, вот с этими вечными клубочками пряжи в руках, не была бы такой уверенной. Но внучке не верилось! Если и допустит она, что МОЖНО избежать убийства, то это должно быть трудно, надо как-то добиваться, и надо за него переживать, мучиться! Не может быть, чтобы так просто!.. Только что – тонула в слезах, и вдруг услышать, что боялась-то зря!

- Ба? А что делать?..

- Любишь? Молись.

Внучка фыркнула и кинулась прочь, за порог. Чуть споткнулась на мягком домотканом полосатом коврике. Значит, нельзя было вот так скакать! Может, надо было доспросить бабку? Щёки – пунцовые. Как стыдно чего-то не знать, и оказаться вдруг не готовой, когда тебя сама жизнь спрашивает, не просто спрашивает – требует от тебя делать то, чего ты ни разу не делала! Но от этого зависит ЖИЗНЬ. Его ЖИЗНЬ. Мужественного и седовласого. В которой, может быть, со временем найдётся место и для неё. Она с таким трудом сейчас думала, что ей даже представилась картина, будто она идёт через тёмный лес, дремучий бурелом, расталкивая мёртвые стволы своих закосневших, тупых мыслей! Как это вообще можно – так трудно о чём-то размышлять, да ещё и в присутствии собственной бабушки! Нет. Лучше спросить. Спрошу.

- Ба? А как?..

- Сердцем, дочка.

Вышла. Вот это вот совершенная ерунда, неужели мне придётся молиться! Я не умею! Меня этому никто не учил! Что могу я сделать, чтобы научиться? Попросить молитву у бабы? Вернулась:

- Бабушка!

- Что, матушка?

- Ну, как это – молиться?! Я не знаю, как. Не хочу.

- А ты не словами. Что слова! Оне – от головы. Ты сердцем. Сердцем молись. Проси за него. Господь и услышит тебя. Воот…

Клубок в её руках был уже крупным и чуть ли не падал из рук, но нитку не хотелось обрывать. Ведь назавтра станешь вязать – так чтобы узелков не было. А это – гладкое будет вязание. Из этого клубка. Который из отцовой кофты. Синей отцовой кофты с длинными рукавами.

2011