Отшельники

   "Ведь вода камень точит, и он превращается в песок - самую низкоразвитую субстанцию", - размышлял Егор,  стоя в летнем вечернем полумраке на пересечении двух внутридворовых дорог, с нетерпением ожидая хоть кого-нибудь из похожих, чтобы прикурить, -  его зажигалка прика­зала долго жить.

   В квартире ку­рить боялся:  слишком много там было книг - очень редких, не совсем редких, ценных и просто хороших и разных, и всё это могло вспыхнуть за секунду от одной малень­кой искорки.

   Егор мужественно простоял уже около получаса, переми­наясь с ноги на ногу и нервно покручивая паль­цами сигарету, но никто из прохожих так и не появился. "Где, интересно, народ? Время-то ведь самое прогулочное".

   Всё многообразие своей домашней библиотеки Егор раз­бирает и перебирает каждый день с утра до ночи. Это его образ жизни и работа. Живёт он один, квартира большая, три комнаты в сталинском доме, дали её отцу, главному редактору издательства, который всю жизнь собирал книги. Егор тоже продолжил эту семейную традицию, но наступил день, когда он сказал себе: "Всё, стоп, хватит, хватит до конца жизни".

   Друзей и единомышленников у Егора не было. Его друзьями и единомышленниками были только книги. Он с ними дру­жил, общался, ругался, в наказание убирал их под стол, под диван, под кровать, выгонял  из одного шкафа в дру­гой, они ему часто изменяли: то не давались в руки, то оказы­вались не в том месте, где были буквально ещё вчера, то исчезали, то вдруг появлялись снова, но Егор им всё прощал и мирил­ся с ними.

   Ему было чуть за пятьдесят. Раньше он работал в Инсти­туте мировой литературы,  специализировался по французс­кой поэзии XIX века, но ежедневная рутина и скука так на­доели ему, что он не только морально, но и просто физи­чески устал. Когда Егор это отчётливо ощутил, то не ду­мая, по-быстрому уволился за один день. Выйдя из институ­та, он глубоко вдохнул воздух полной грудь  и обратился к стоящему во дворе института памятнику Горькому: "Всё, Алексей Максимович, я свободен". Потом он сходил в ближайший магазин, взял "четвертинку", вернулся, прикоснулся к классику и из горлышка выпил.

   Когда-то Егор был женат, жену звали Анной, но как это часто бывает, они с ней развелись по непонятным для обо­их причинам. Она ушла вместе с сыном Тёмой и вскоре вышла замуж за добропорядочного инженера с квартирой и свекровью в придачу. Так Егор остался в своей квартире один. Теперь Артемий  уже был женат, имел свою квартиру, занимался бизнесом, но внуков Егору еще не подарил. Раз в месяц он при­езжал к отцу, давал денег, иногда оставался на ночь, и тогда они вместе с Егором копошились в книгах до утра.

   Всю свою сознательную жизнь  Егор писал стихи, состоял в лите­ратурных объединениях, литературных студиях, участвовал в поэтических вечерах и других мероприятиях. Среди литераторов он считался довольно-таки неплохим по­этом. И хотя Егор всё же издавался, но очень мало. И как-то раз, глядя на маленькую полочку, где стояли его книги, изданные  за много лет, он впал в уныние: за такой длинный отрезок времени, около трёх десятков лет самозабвенного твор­чества,  на полочке стоят всего три тоненьких книжки-брошюрки, штук десять малотиражных журнальчиков с короткими подборками его стихов и небольшая подшивка газет. От всего этого "изобилия" уныние перешло в глухое внутреннее отчаяние, и Егору пришла крамольная мысль, что всё это никому не нужно и нужно не будет -  ни его библиотека, ни его стихи,  ни то, ни другое.

  И тогда после некоторого раздумья он резко решил пос­тупить с сочинением стихов так же, как и с собиранием биб­лиотеки, - бросить писать. " Всё, литература во мне   навсегда умерла, больше писать не буду. Ухожу от реальности и полностью погружаюсь в библиотечную пыль". Он одной рукой переломил шариковую ручку и выбросил её в по­мойку.

 

  На следующий день после вчерашней неудачной  прогулки  Егор решил пойти  в соседний двор. Он редко пересекал границы своего двора, гуляя обычно вокруг близлежащих домов. 

  Миновав два бульварных светофора, он оказался на забульварной территории, где  не был уже года три. Все старые "хрущёвки" были снесены, а вмес­то них стояли нынешние, по сути такие же стандартные, как и "хрущёвки", новые многоэтажные "билдинги". Но Егору  они не понравились, и не потому, что стало хуже, просто раньше было   уютнее, т.е. "хрущёвки" бы­ли "родные", "свои". Теперь здесь даже летний

вечерний по­лумрак новых дворов ему показался каким-то другим, не та­ким, как полумрак старых дворов. Да и вообще ощущение при­родного света у Егора последнее время стало  изменённым. Весной и летом у него было световое ощущение осени,  а осенью  - лета.

" Видимо, это возрастное, " - думал Егор. Он сел на семейку, поджидая  прохожих. Никого. Но вот, наконец, попался мужик. Егор прикурил и поудобнее устроился на скамейке, с удовольствием раскуривая сигаре­ту. Уже зажглись уличные фонари, и тут вдруг он увидел Её, встал со скамейки и остолбенел. Она шла ему навстречу и смотрела на него прямо и открыто. Егору было ясно, что он видит её впервые, уж если бы он видел её до этого, то эту необыкновенную внешность и такой же взгляд он бы за­помнил. Нет - это впервые. Но в то же время ему показалось, что знал её всегда. Сигарета внезапно выпала изо рта, и он машинально хлопнул себя ладонями по ногам. Она подошла к нему и сказала каким-то удивительным голосом, необъяснимо­го, обволакивающего тембра:

- У вас сигарета упала.

Егор пошлёпал губами, растерянно ответил:

- Да-да, спасибо, -  как-то неловко согнувшись, поднял с земли уже замызганную, но не потухшую сигарету..

- Что вы, выбросите её, возьмите другую. - Махнула она рукой в сторону.   

- Да-да, - Егор выбросил окурок, достал другую сигарету, и тут же ему повезло, сразу подвернулся курящий мужик. Он быстро прикурил у него, выпус­тив первую объёмную порцию дыма, предложил незнакомке при­сесть на скамейку. Она не отказалась.

- Егор, - представился он,

- Алла, - ответила незнакомка.

"Надо как-то продолжать, чтобы пауза не повисла в воз­духе, а как?" - попытался быстро сориентироваться Егор, и, ничего лучшего не придумав, сморозил:

- А вы не курите?

Алла, чуть повернувшись к нему, приулыбнулась и отве­тила:

- Не курю и даже, заметьте, не пью.

" Да-а, затеял я темку, - Егор мысленно почесал заты­лок. - Ладно, поехали дальше".

 - Вам хорошо. Я-то вот курю, как видите, и пью, - Он  осёкся и тут же поспешил выкрутиться. - Иногда.

- А почему вы курите на улице, а не дома, ведь на улице надо дышать воздухом?

- А я совмещаю приятное с полезным, - попытался съюморить Егор. - Да нет, шучу, просто у меня дома очень много книг и курить там пожароопасно.

Алла  встрепенулась, чуть выпрямилась и нем­ного удивлённо оказала:

- Да-а, как интересно, у меня ведь тоже много книг, я их всю жизнь собираю.

Егор удивился такому повороту разговора и произнёс:

- И я всю жизнь собираю, и отец мой всю жизнь собирал, так что представляете, сколько у меня их?

Тут они почувствовали некоторое сближение интересов и затеяли сначала неторопливую, а потом постепенно перешедшую в бурную стадию, беседу. Они так увлеклись, что не заметили, как пролетело время. Алла спох­ватилась первая, посмотрела на часы и с лёгким сожалени­ем заметила:

- Егор, уже поздно, что-то мы заговорились.

- Да-да, я вас провожу.

Она жила в "билдингах". Он проводил её до подъезда, сказав:

- До завтра.

- В то же время, там же, - ответила она ему и скрылась.

 Направляясь к своему дому, он на ходу подумал: дома-то, видать, её никто  не ждёт, если так поздно гуляет".

  Уже лёжа в кровати, Егор размышлял о прошедшем дне, ощу­щая забытое чувство грусти, но грусти лёгкой и сладостной, которую испытывал всего несколько раз в жизни. Заснуть  он долго не мог.

   На следующий день Егор пошёл на встречу пораньше, и не потому, что боял­ся, что она придёт первая, а  просто от долгого ожида­ния уже не мог сидеть дома. По дороге он на всякий случай купил две зажигалки.

 

  Алла пришла в точно назначенное время, ни раньше, ни позже. И хотя Егор не был специалистом в области женского внеш­него вида, он всё же заметил некоторые изменения в её об­лике: и одежда была какая-то другая, и волосы лежали как-то по-другому, да и на лице произошли какие-то слегка замет­ные косметические корректировки.

Они приветливо улыбнулись друг другу, и Егор оросил:

- Сначала погуляем, а потом уже посидим?

- Конечно погуляем. Мы же гулять вышли, а не сидеть, - согласилась Алла.

  Во время прогулки они продолжили вчерашнюю книжную тему, правда, уже не так бурно, поспокойнее, но всё же довольно-таки эмоционально, разговаривая на своём "птичьем" книжном языке и жестикулируя. Прохожие оглядывались на них. Погу­ляв некоторое время, они добрались до своей скамейкиа, и, не отвлекаясь от темы, присели. Разговор опять затянулся до­поздна.

  Егор, как и вчера, проводил её до подъезда и на прощанье у него вдруг вырвалось:

- А вы знаете, судя по вашему описанию, я думаю, что у меня-то книг побольше будет.

- Да конечно, побольше, я-то практически с нуля начинала, да и финансовые возможности не позволяют, и так во всём се­бе отказываю, у меня всего четыре книжных шкафа и че­тыре книжных полки  на них стоят, но все полны,- с  чуть детской гордостью пояснила Алла.

- А у меня все три комнаты и вся прихожая сверху донизу за­биты, на полу тоже везде стопками стоят, даже на кухне разместились по углам, хожу между ними, как индеец, по тропкам. Давайте как-нибудь на днях зайдём ко мне, всё посмотрите, потро­гаете, полистаете, - с лёгкой неуверенностью предложил Егор.

  Алла, недолго подумав, ответила:

- Может, завтра?

Егор от такой неожиданности на мгновение замешался, но быстро отреагировал:

- Можно. Тогда встречаемся где обычно и как обычно, а потом перемещаемся ко мне, идёт?

- Идёт, - кивнула Алла и ушла. 
 Утром Егор стал судорожно пытаться сделать хотя бы видимость приборки. Он помыл посуду, подмел пол на кухне, вытер гряз­ный, заляпанный стол и подоконник, распихал всякую мелочь по сусекам, устал и понял, что до комнат уже дело не дой­дёт. Никогда. Потом    помылся под душем, приготовил выходной гардероб: чистые носки, чистую рубашку, почти новые джинсы и устал ещё больше. Тогда Егор вспомнил великого футболиста Пеле, который перед каждым матчем спал минут сорок и бодрым выходил на игру, Егор тоже решил последовать примеру легендарного бразильца и перед выходом на встречу с Аллой ненадолго прилёг вздремнуть.

  Они встретились и пошли к нему. Оба немного волновались, но этого не было заметно. "Мы со стороны, наверное, напо­минаем супружескую пару, спешащую домой к ужину", - поду­мал Егор и усмехнулся про себя.

  Они вошли в квартиру. Егор провел Аллу по всем своим закромам, смакуя и приговаривая: " Вот теперь вы видите, как живёт "книжный червь" в своей пещере отшельника".

Увидев такое книжное богатство, Алла лишь произнесла:

- Это, конечно, какое-то роскошество...

 Немного посомневавшись, Егор всё же подвёл Аллу к той самой маленькой полочке, где стояли все его изданные произведения, и как бы невзначай бросил:

- А это мои напечатанные стихи. 
- Так вы поэт !? А я ведь тоже пишу стихи, - произнесла Алла. – И у меня есть даже немного изданного.

- Но я то, правда, давно уже не писал, - сказал Егор и, немного замявшись, посмотрел в сторону.

  Затем они сели пить чай, потом поговорили о поэзии, немного покопались в библиотеке, Егор попросил её при книгах переговариваться негромко. " А дома я с ними вообще шепотом разговариваю, " – подумала Алла.

- А я смотрю, вы один живете. А я тоже живу одна, как и вы, – сказала она.

   "Вот и встретились два одиночества, два книжных отшельника нашли друг друга», – подумал Егор.

  Потом Егор проводил ее домой, около  подъезда они расставались, почти как родственные души, как будто были знакомы много лет.

  Прошло время, и они так сошлись во всех отношениях, что Алла почти поселилась у Егора. Они  целыми днями  рылись в книгах, тихо беседовали, что-то обсуждали, иногда спорили, дискутировали, и от такого положения дел им обоим было хорошо и  казалось, что даже больше, чем хорошо. Ее совсем скромное литературное наследие перекочевало на  маленькую полочку с его книгами, их книжки подружились и стояли, прислонившись друг к другу. Егор заново стал писать стихи.

  Алла изредка ходила к себе домой, чтобы проверить квартиру. А по субботам они вместе ходили к ней, где тоже недолго копались в ее книгах, потом в магазин, покупали продукты на неделю, шли  к Егору и занимались там приготовлением пищи на пару-троечку дней. И так  каждый субботний, вечер они освобождали себя от "книжной повинности", спокойно ужинали и даже смотрели телевизор допоздна.

  Но со временем Егор вдруг стал почему-то ревновать Аллу к книгам, а книги к ней. Он заметил это за собой случайно: то она, якобы, неаккуратно с ними обращалась, то они не вынимались с полки, то не хотели возвращаться на место, а то и вовсе внезапно падали с полок сами по себе, а однажды Егор вообще и сам упал с раздвижной лестницы, когда переставлял  книги на верхней полке. Такого с ним еще никогда не происходило.

  Раздражение  нарастало, он стал часто ее одергивать, делать замечания, ее присутствие стало его тяготить.

Тогда они стали проводить свое библиотечное время все чаще в разных комнатах, спали тоже в разных комнатах, лишь изредка обращаясь друг к другу по какому-нибудь уж очень неразрешимому вопросу. Алла, конечно, ощутила все эти перемены в их отношениях, но все же всеми силами старалась не обострять ситуацию, не быть раздражающим фактором для Егора. Но  она уже чувствовала приближение конфликта и затаилась. Егор же теперь только и думал, как спровоцировать конфликт, и придумал. Надо попросить её убрать свои книжки с его полки и временно их куда-нибудь переложить, а то последнее издание стихов Эдгара По на английском языке в кухне на полу как-то не совсем смотрится.

  Он приготовился к своей речи, несколько раз проговорил её шёпотом, пока Алла находилась в другой комнате, продумал, с какой интонацией он это будет произносить, и стал ждать.

  Как-то раз Алла  вечером предупредила Егора, что завтра пойдёт к себе на квартиру, чтобы её проверить, и Егор, как бы походя, обратился к ней:

- Да, кстати, Ал, там на кухне на полу у меня Эдгар По совсем залежался-запылился, не солидно как-то. Я вот  что думаю, может быть, ты пока на время уберёшь свои книги, а я туда старика По поставлю, а твоим мы потом найдём место? Как ты думаешь, а?

  Алла, конечно, ожидала от Егора всяких поводов для конфликта, но чтобы уж так витиевато подойти к этому делу - это мог только он, со своим оригинальным мышлением.

"Да, уж, однако, тонко сработано, на пятёрку с плюсом, видите ли, Эдгар По у него на полу запылился" - восхитилась Алла блистательным мастерством смекалки Егора.

- Разумеется, как скажешь, я сейчас всё сделаю, - с наигранной покорностью согласилась она.

  Егор с подчёркнутой аккуратностью вынул её книги из полки и отдал их ей в руки.

  Она прижала их к себе и унесла.

  Егор сходил на кухню, принёс Эдгара По и с гордостью поставил его рядом со своими произведениями.

      Спал он  отлично, видел хорошие, добрые сны, как в детстве.

  Проснувшись, Егор встал и тихо пошёл на разведку. Он бесшумно приоткрыл дверь в комнату, где спала Алла, но там никого не оказалось. Егор что-то заподозрил и, пройдя по всем остальным помещениям квартиры, убедился, что её нигде нет, и вещей её тоже  не было. Он сел на табуретку на кухне и попытался оценить обстановку. Оценив, вдруг внезапно испытал внутри себя  ненавязчивое смешение чувств радости и спокойствия,  и с удовлетворением посмотрел  на заветную полочку, где  рядом с его произведениями стояли книги классика.

  И  тут ему в голову пришла провокационная мысль: " Эх, а не устроить ли мне сегодня маленький творческий отпуск?" .

Егор достал из шкафчика початую бутылку водки, налил грамм сто и залпом, без закуски, выпил, а потом подошёл к окну, потянулся и вслух произнёс:

- Хорошо-то как! Свобода!

  Ему захотелось курить, и он решил, что уж если сегодня выходной, то можно прямо сейчас, днём, в хорошую погоду, пойти на улицу, долго гулять и много курить.

    Вернувшись домой,  он выпил ещё сто грамм, прилёг на кровать, чуть посерьёзнел и вдруг неожиданно для себя догадался о причине расставания и с женой, и с Аллой.

  "Ведь мне в жизни нужны только книги, они мне и жёны, и любовницы,  они никогда мне не изменят и не отпустят от себя, нет, одному лучше".

  Егор  повернулся на бок. Уже засыпая, он приулыбнулся и со здоровой самоиронией признался себе: " А всё-таки я сволочь".

  Со временем эйфория от всех недавних событий у Егора прошла, он успокоился и продолжил наслаждаться своим книжным одиночеством.

  Они больше не виделись и не звонили друг другу. Никогда.