Администратор

«Очень страшно спиваться, осознавая это, — в который раз подумал Сергей Кудряшкин, находясь на чужой даче, безразличным взглядом уставившись в телевизор, где шла передача «Спокойной ночи, малыши». — Вот я чую, что скоро умру. Ведь ещё, казалось бы, совсем недавно я был вполне здоровым мужиком, а теперь — ни одного здорового органа, ни одного. Тут тебе и почки, и печень, и сердце, ноги болят, геморрои, из носа и дёсен кровь идёт периодически, сухой кашель, с каждым днём прогрессирующая слабость и половое бессилие, плюс отупение и участившиеся провалы в памяти. Вон вчера по телевизору объявили, что у какой-то там известной киноартистки случился инсульт, а сегодня я уже не помню, у какой. Даже не потею теперь. Тогда-то вон дядька в магазине мне сказал: «Ну-у, раз пот кончился, значит, всё, скоро умрешь». Так что смотришь на стрелки часов и мечтаешь, чтобы время шло быстрее. Жить надоело».
Когда-то, в 80-х годах, Сергей Кудряшкин слыл одним из самых известных московских эстрадных администраторов. Тогда это была довольно-таки странная профессия. Широкая публика не знала их ни в лицо, ни по фамилиям, о них ни слова не упоминалось в средствах массовой информации, и народ даже не подозревал, что за их любимыми артистами кто-то ещё может стоять. Как же, это же артисты — кумиры. А на самом деле всё было немного иначе. Если бы не администраторы, эти «серые кардиналы» эстрады, то ездить бы этим артистам всю жизнь с концертами по райцентрам, колхозам и деревням, где в клубе всего одна лампочка на сцене, туалет на улице, а зрители в зале все пьяные и все лузгают семечки. А уж о каких-то там эфирах на радио и телевидении пришлось бы вообще забыть.
Сергей часто думал о тех временах. При зарплате 180 рублей он имел кооперативную квартиру в центре, «Жигули», дачу, кучу денег, дорогие шмотки, кушал в ресторане, ну и всё к этому прилагающееся. А сколько было апломба? И всё откуда? «Левые» концерты, приписки, «липовые» отчёты, взятки и прочее. Но при всех этих как бы положительных составляющих был, правда, один отрицательный момент: все эти блага являлись незаконно нажитыми, то есть, говоря проще, ворованными.
Потом очередной генсек сменил предыдущего и начались профилактические чистки рядов работников эстрады. Посыпались проверки, комиссии, КРУ, худсоветы. Тогда многие из их администраторского цеха «полетели», ушли в тень, некоторые даже познакомились с тюремными нарами. Сергея чудом пронесло, но беда ходила совсем рядом. На нервной почве он стал всё чаще и чаще выпивать и в результате без рюмки-другой уже не мог заснуть.
Затем началась перестройка, везде разгул демократии, полная свобода творчества, всё разрешили петь, никаких худсоветов. Рекой полились теперь уже легальные большие деньги, и, хотя тогда был введён «полусухой» закон, для тех, кто был при э т и х деньгах, и водка тоже полилась ещё более полноводной рекой. Сначала у Сергея всё пошло хорошо. На таком подъёме он брался организовывать один проект за другим. Но налаженный механизм вдруг где-то дал сбой, и все проекты быстро провалились.
В начале 90-х за долги пришлось всё нажитое продать, осталась лишь квартира. Некоторое время по инерции Сергей ещё покрутился туда-сюда, но в конце концов система его выкинула на обочину, и на эстраде он поставил жирную точку.

И вот уже больше десяти лет Сергей жил на этой чужой даче. А в его квартире жил как раз хозяин этой дачи, нынче известный артист. Нет, у артиста была и своя роскошная квартира, а эта, сергеевская, являлась как бы подпольной, для «конфиденциальных встреч». Они с ним ещё тогда, когда у Сергея всё рухнуло, по-дружески договорились, что, мол, давай так: ты живёшь у меня на даче, всё делаешь по хозяйству, полный пансион, плюс немного денег, а я твою квартиру беру себе, всё это, конечно, временно, там посмотрим. Сергей согласился, выхода-то всё равно другого не было.
В Москву он не выезжал, незачем, да и нельзя, так как дача должна была быть под постоянным присмотром. Нет, ну в местный магазин сходить, в лес, на пруд искупаться — это пожалуйста. Даже друзьям в гости можно было приезжать, но не надолго. Телевизор есть, музыкальный центр есть, телефон городской, зачем ещё куда-то выезжать? А что? Семьёй не обзавёлся, никому его квартира оказалась, собственно, не нужна. Нет, когда Сергей был в фаворе и швырял деньгами направо-налево, дело уже шло к свадьбе. Она танцевала в кордебалете, красавица, на голову выше его, олицетворение совершенства и ласки, мечта. Но, как только он остался без всего, так и любовь растаяла.
На даче же, по большому счёту, дел было немного, хозяин появлялся редко, да и то заранее предупреждал, чтобы к его приезду всё было в порядке. Кстати, он должен был приехать через два дня.
Таким образом, у Сергея оставались четыре основные задачи: есть, спать, справлять естественную нужду и пить горькую на свежем воздухе. И когда он доходил до нужного состояния опьянения, то любимым его занятием было заказывать себе весёлые, хорошие воспоминания из прошлой жизни, чтобы, ещё выпив, забыться в угаре уже до утра.
Досмотрев «Спокойной ночи, малыши», Сергей тяжело поднялся с дивана, выключил телевизор, налил стакан водки, выпил и опять лёг на диван, закрыв глаза. Воспоминания тут же закружились вихрем в голове, и из этого надо было что-то вычленить. Вихрь кружился, кружился и вот — стоп, город Грозный, концерты на стадионе. Весенний воздух, наполненный ароматом гор, распускающейся листвы, цветущих садов и шашлыка возбуждал и бодрил бледных московских артистов. Их лица зеленоватого оттенка разрумянились, омолодились, глаза загорелись, движения стали более раскрепощёнными и уверенными. Однако везде присутствовал и другой запах, ещё более бодрящий и веселящий — сладкий запах анаши, которая уже тогда в Чечено-Ингушетии была практически легализована. Весь ансамбль относился к этому более-менее равнодушно, интересуясь в основном дешёвым вином, но бас-гитарист Толик среагировал на это по-своему. Он с утра куда-то исчезал из гостиницы, а вечером приходил на концерт очень весёлый, но не пьяный. При этом каждый раз он приводил с собой двух-трёх молчаливых небритых джигитов и говорил:
— Сергей, можно я своих друзей проведу, они тихо на стульчиках с краю посидят?
Сергей пожимал плечами, подозрительно оглядывая «гостей», но отвечал:
— Конечно, Толь, о чём базар.
Так прошла неделя. Последний концерт. Толик, как обычно, пришёл не один, но на этот раз уж слишком весёлый, и всё вроде бы ничего: он настроил гитару, переоделся в концертный костюм, причесался, слегка припудрил синие круги под глазами, но, где-то минут за двадцать до начала, исчез.
Время шло, а его нет. Пять минут до выхода. Конферансье нервничает: «Молодёжь, ну что у вас там, давайте решайте, мне уже вас объявлять». Толика нет. Что делать? Сергей весь в холодном поту бегом в гримёрку другого ансамбля, выступающего во втором отделении. Поймал их бас-гитариста Пашку:
— Ну слава Богу, что хоть ты на месте. Пашк, выручай, у нас Толян пропал. Гад. Выйди, слабай хоть как-нибудь вместо него, я тебе две ставки оплачу. А, Пашк?
— А почему «хоть как-нибудь»? Я все его партии знаю, чего там играть-то. Ладно, хрен с вами, отлабаю.
Концерт прошёл нормально, но Толик так и не объявился. Уже пора было уезжать. Техники стали собирать аппаратуру, и вдруг кто-то из них из-за кулис крикнул:
— Эй, музыканты, тут ваш клиент у нас в ящике спит. Забирайте его, а то нам грузиться надо.
Все бросились за кулисы и в самом дальнем тёмном углу увидели такую картину. В ящике из-под аппаратуры, в обнимку с гитарой, в концертном костюме сладко спал Толик.
Когда Сергей это увидел, то первым его желанием было убить Толика прямо в этом ящике и в нём же похоронить. Но когда Толик от шума разлепил свои веки и, не понимая, что вокруг происходит, что-то невнятно зашамкал, Сергею захотелось просто набить ему морду и сейчас же уволить. Но Толик, как ни в чём не бывало, вылез из ящика и потянулся.
— Сволочь ты. — Это всё, что мог сказать Сергей. Толик окинул собравшихся совершенно пустым, бессмысленным взглядом и спокойно произнёс:
— А чего вы? Сегодня, по-моему, мы очень хорошо отработали, кстати, братцы, какая здесь анаша! Злая, нет, добрая. И он важно отправился в гримёрку переодеваться. Музыканты засмеялись и тоже стали расходиться, а Сергей им вслед развёл руками со словами:
— Ну что ты с ними будешь делать, дети.
Толику, конечно, морду не набили и не уволили, мало того, Сергей ему ещё и оплатил этот прогул.
После этого воспоминания Сергей провалился в тяжёлый сон.
Следующий день он провёл в своём обычной ритме. Обряд не нарушался: выпивка, «Спокойной ночи, малыши», дежурный стакан, на диван и, полузакрыв глаза, — ностальгия.
Итак, город Нижний Тагил. День артиста. День артиста — это самый любимый день каждого гастролёра, потому что в этот день нет ни концертов, ни спектаклей. Отдых «на всю катушку» все в этот день использовали по-разному, в зависимости от желаний и потребностей: кто знакомился с местными достопримечательностям, кто отсыпался, а кто пил.
Сергей жил в «люксе». Из его окна открывалась «дивная» панорама: привокзальная площадь, сам вокзал, а дальше — знаменитый на весь мир нижнетагильский комбинат с несметным количеством труб, каждая из которых источала дым собственной, индивидуальной окраски. Количество же этих труб и оттенков Сергей так и не смог подсчитать. Да ещё и ветер с комбината дул в сторону гостиницы, так что окна открывать было нельзя, а стояла невыносимая жара.
За столом у него присутствовала такая компания: зам. директора местной филармонии по хозчасти Андрюха, Андрей Владимирович, и зав. отделом культуры горкома комсомола Лёxa, Алексей Сергеич. Так как жарко, то все трое сидели и одних трусах. На столе была нехитрая закуска и восемь бутылок водки, а три, уже опорожненных, валялись под столом.
Они молча смотрели в окно на трубы комбината, подложив руки под подбородки:
— Серёг, — первым вышел из задумчивости Лёха, — а посмотри, ведь хороший у нас город, красивый, правда?
— Очень, — кивнул Сергей, не отрывая взгляда от окна. — Чистый.
— Слушай, Серег, — подключился к беседе Андрюха, — а хочешь, мы тебя в ментовскую зону на экскурсию свозим, она как раз за комбинатом? У меня там все схвачено, они баньку организуют, банкетик. Знаешь, как смешно — менты, а в тюрьме.
— Хорошая идея, можно, — взбодрился Сергей. Только давайте еще по маленькой.
Они выпили еще, еще и еще. Под столом валялось уже шесть пустых бутылок, оставалось пять, и они снова впали и задумчивость.
— Нет, не поедем на зону, — через несколько минут молчания неожиданно произнес Сергей, — там туберкулез, вши и. вообще, ментов я не особо люблю, да еще ментов-уголовников. Фу. К тому же, у нас еще пять бутылок осталось, что ж, их с собой на зону везти или оставлять? Нет, так дело не пойдет. Всё, решено, не едем. будем дальше гулять.
— Ну что ж, в принципе, разумно, — согласились Андрей и Лёxa.
Так прошел весь день. На столе осталась одна бутылка, они уже и песни попели, и поцеловались, и со стульев попадали по нескольку раз, но снова поднимались и, качаясь, продолжали мужественно сидеть.
И тут вдруг па подоконнике с другой стороны окна появилась женская фигура в трусиках и в лифчике. А ведь это был четвертый этаж. Женщина кривлялась и строила рожи.
— Во, мужики, кажется, у нас в гостях галлюцинация, смотрите, в окне чувиха голая, и, главное, на кого-то похожая, — изумился Сергей.
Женщина то появлялась, то исчезала, продолжая кривляться. Лица собутыльников окаменели от испуга. Потом фигура исчезла совсем.
— Всё, мужики, быстро гасим свет, пока она не вернулась, и спать, завтра два концерта, — скомандовал Сергей.
А на другой день всё выяснилось. Это костюмерша Надька, как оказалось, бывшая воздушная гимнастка, живущая в соседнем с Сергеем номере, обалдев от пива, жары и скуки, вспомнила свою цирковую молодость и решила подшутить над своим начальником и его компанией.
И после этого воспоминания Сергей, как обычно, погрузился в вязкий, тягучий, нервный сон.
Утром он, немного выпив, тщательно убрался на даче и всё приготовил к приезду Артиста.
Артист прибыл на своем джипе уже где-то после полудня. С ним был какой-то заграничный хмырь, разодетый, как попугай. Оба были слегка навеселе. Они прошли в дом, а Сергей с водителем Артиста Володей сели па скамейку, разделись по пояс и, греясь на солнышке, болтали о том о сем.
Артист с хмырем сначала подписывали какие-то контракты, потом пили, ели и слушали новые записи Артиста. К вечеру хмырь сломался и почти ползком отправился спать на второй этаж. Володя пошел прогуляться по поселку, подышать, воздухом и полюбоваться закатом. Тогда пьяный Артист позвал Сергея к себе в кабинет.
Вальяжно развалясь в кресле, он курил сигару. На рабочем столе небрежно лежала стопка деловых бумаг, а журнальный столик был уставлен остатками ресторанных деликатесов и множеством початых бутылок из-под разнообразных дорогих спиртных напитков. Всё это они с хмырем привезли с собой.
Сергей сел на стул около журнального столика. Артист указал сигарой на бумаги и с легким пафосом произнес:
— Вот, Серёг, полюбуйся, все подписано, всё. Ты там давай, угощайся.
Сергей смело налил себе стакан виски (чего уж мелочиться).
Артист смачно выпустил кольцами дым и продолжал:
— Вот если бы ты в то время всё не пропил и не профукал, сейчас бы тоже всякие контракты подписывал.
Сергей допил виски, налил еще, задумался, потом сказал:
— А ты знаешь, я бы сейчас не хотел ничего подписывать, раскатывать с проститутками на иномарках, шляться по казино и отдыхать на Канарах. Вот понимаешь, не хотел бы. Я ничего не хочу. Вообще ничего. Меня и так всё устраивает. А то, что я в своё время всё прогулял, так не жалею об этом. Это моё.
Артист несколько оживился:
— Нет, Серёг, как это, вообще ничего не хочешь? Даже денег?
— Даже денег, зачем они мне? На еду, на водку мне хватает, одеваюсь я в твои обноски. Всё нормально. Серьёзно.
Артист резко затушил сигару:
— Ага, интересно, значит, тебе ничего не нужно? Правильно, потому что питаешься и пьёшь ты на мои деньги, одежду, кстати, не самую плохую, носишь мою, и, вообще, живёшь за мой счёт. А каким-нибудь делом заняться, поработать ты не хочешь.
— Зачем? Объясни мне.
— Ну как, зачем, надо же трудиться.
— Опять же — зачем? Покажи мне человека, который хо тел бы работать.
Артист поднялся с кресла, вплотную подошёл к Сергею и, тыкая пальцем ему в плечо, зло произнёс:
— В таком случае ты знаешь кто? Ты говно, ничтожество. неудачник, бездельник и дармоед! Понял?!
Вот это его уже задело. Он встал и пошел к двери, но вдруг обернулся, на секунду задумался и сказал:
— Спасибо тебе, только ты, мой дорогой, наверное, забыл, кто тебя, прыщавого говнюка, из самодеятельности вытащил, «раскрутил» и артиста из тебя сделал. Забыл? Я!
И, хлопнув дверью, он вышел во двор и сел на скамейку.
«А ведь он нрав, — подумал Сергей, посмотрев на звездное ночное небо, — я действительно ничтожество, никчемный человек, и действительно бездельник. Ведь я ничего не умею делать, совсем ничего. Хорошо, что мои родители всего этого не видят. Царствие им Небесное. В общем, пора кончать всю эту бодягу, пойду повешусь, всё равно я уже от пьянства сошёл с ума».
Сергей взял в сарае верёвку и, пошатываясь и спотыкаясь в темноте, направился в сторону леса.
Утром, когда Артист проснулся, то сразу позвал Володю и спросил его:
— Вов, слушай, а где Серёга? Мы с ним вчера слегка повздорили, и он ушёл. Его нет дома?
— Нет. Я вчера видел, как он сидел на скамейке, потом сходил в сарай и пошёл к лесу, а в руках у него, кстати, была верёвка.
Артист встал с кровати, пригладил взъерошенные волосы, встряхнулся и налил себе немного виски.
Так, Володь, это лажа, надо что-то делать. Думай, Володь. — Артист выпил.
— А чего думать-то? Искать надо.
Ведь я ж его знаю, он же дурак, он и повеситься может, и всё что угодно вытворить. Володь, давай иди, прочеши лес. Слушай, а, может, в милицию сообщить?
— Бесполезно. Пока три дня не пройдёт, они искать не будут. Закон.
Артиста потихоньку охватывала паника. Володя ушёл на поиски. Время тянулось. Артист, постоянно прикладываясь к бутылке, нервно ходил из угла в угол.
Тут вдруг сверху спустился заспанный заграничный хмырь. Он молча тоже налил себе виски, выпил стоя, сел в кресло и. ничего не понимая, стал наблюдать за возбуждённым Артистом. Через несколько минут его опять развезло, и он, так ничего и не поняв и не проронив ни слова, отправился обратно на второй этаж.
Тем временем вернулся Володя.
— Ну что? — спросил его Артист.
— Ничего. Я походил по лесу туда-сюда, дачников встретил, поспрашивал, никто ничего не видел.
— Тогда будем тупо ждать, — без особого оптимизма сказал Артист.
Грязный, исцарапанный, в оборванной одежде Сергей появился к ночи. Его всего трясло.
Артист кинулся на него чуть ли не с кулаками:
— Тебе что, харю начистить? Ты где был? Мы тут все издёргались. В милицию уже собрались звонить.
— В лесу ночевал, — мрачно ответил Сергей.
— А где верёвка?
— Потерял.
— Ну слава Богу. А чего ты весь трясёшься-то? — Артист начал немного успокаиваться.
— Я грех на душу взял. Представляешь, вчера, когда я ночью брёл по просеке, на меня напала бродячая собака, явно бешеная. Как бросилась и стала меня валить, сожрать, видимо, хотела. А здоровая такая, зараза, сильная, я и упал, думаю — всё, конец. Тут мне камень под руку попался, и я давай ей по башке молотить. Ну и убил я её. Потом лёг под куст, зарылся в какие-то ветки и думал о том, что ты мне вчера сказал. Ты же прав. Я на самом деле ничтожество и никчёмный человек.
— Нет, старик, я не прав, извини меня. Ты просто, дурак, ничего не понимаешь, ты — мой единственный друг. Единственный. Честное слово. — У Артиста навернулись слезы на глаза, и он протянул Сергею руку: — Давай выпьем.
Сергей пожал её и, шмыгнув носом, ответил:
— Давай.
«А ведь вчерашняя собака — это я», — подумал он, залпом выпив стакан виски.