Звездное золото

ЮРИЙ ОВТИН

Звездное золото

Рассказ

Кто бы мог подумать, что через бар гостиницы «Красная» откроется для меня тропин-ка к людям, тесно связанным с космосом…
С Филиппом Федоровичем Елькиным, которого в узком кругу друзей называли запро-сто Филей, мы были знакомы давно, еще во времена работы на Молдаванке, где он в долж-ности главного инженера осуществлял техническую политику на заводе «Нептун». Затем я поменял место работы, переместившись в центр города, и на долгое время потерял его из ви-ду. Вновь встретится нам предстояло уже в другие времена, вошедшие в историю под назва-нием «сухого закона».
Впрочем, закон был «полусухим». Очажками «культурного общения», своеобразными клубными местами оставались немногочисленные бары в гостиницах «Интуриста», где нали-вали и выпивали по-прежнему, под прикрытием золотого крыла интуристовской эмблемы, как бы ограничивавшей действие законов заоконной действительности. Едва ли не самым популярным из них был бар, расположенный в первом этаже гостиницы «Красная», издавна привлекавшей — несмотря на совдеповскую окраску названия и фасада — творческую ин-теллигенцию, артистическую богему, «деловых людей» всех мастей и оттенков, а также пу-тан, которых тогда называли просто проститутками. По обыкновению с работы домой я шел пешком и любил заглянуть в «Красный» — опрокинуть рюмочку коньячку, выпить чашечку настоящего, приготовленного незабвенным Аркадием кофе и поболтать с кем-либо из знако-мых, которых, по странной особенности этого притягательного места, здесь можно было встретить всегда.
Как-то, стоя у барной стойки, еще не пристроившись ни к одной из заседавших здесь компаний, я почувствовал затылком чей-то взгляд. Обернувшись, увидел, как сквозь пери-стые волны качающегося табачного дыма мне кивает седовласый мужчина с до боли знако-мыми чертами лица, приглашая за свой столик. Я не без труда узнал его. Это был — Филя Елькин. С тех пор, что мы не виделись, изменилась не только его внешность, но и положение — он сделался начальником Центрального конструкторского бюро Министерства связи, за «почтовой» вывеской которого скрывалось многое, не предназначавшееся для постороннего глаза, — вместе с Елькиным за столиком сидел академически лысоватый человек — главный конструктор системы связи Центра подготовки космонавтов имени Гагарина.
— Виктор Васильевич Деркач, — представился он.
Эта случайная встреча в «Красном» стала залогом дальнейших наших дружеских от-ношений.
По роду своей служебной деятельности Деркач часто бывал в Одессе — в ЦКБ, воз-главляемом Филиппом Федоровичем. Эти два человека удивительно подходили друг к другу. Спокойные, уравновешенные, они тем не менее любили не похожих на себя людей, органич-но вписываясь в любое, даже чересчур шумное застолье. Оба были кладезью самых неверо-ятных историй, Деркач к тому же любил представляться экстрасенсом и, будучи в настрое-нии, мог от души повеселить своих друзей. Он прилично играл в шахматы и мы частенько разыгрывали «пятиминутки»; иногда к нам присоединялся главный инженер «Промсвязи» — мой двойной тезка — Юрий Петрович Цинский, человек, похожий на меня не только внеш-не, но и какими-то внутренними своими свойствами, и тогда мы втроем расписывали пульку.
Однако самым примечательным — о чем, собственно, и пойдет речь в моем рассказе — стало то обстоятельство, что, благодаря своим новым друзьям, я близко познакомился с космонавтами, — к которым и Деркач, и Цинский имели непосредственное отношение.
…Космонавтов мне приходилось видеть и прежде. Помню, как в феврале 1970-го, бу-дучи в командировке в Москве, я попал на какое-то торжественное заседание в Колонный зал Дома Союзов. Сидя в первом ряду, как раз против трибуны, я имел возможность хорошо разглядеть выступающих, среди которых был и космонавт Феоктистов. Доктор технических наук, профессор, Константин Петрович был первым советским ученым, совершившим полет в космос. Я был поражен нездоровым, землистым цветом его лица и, несмотря на то, что следовавшие один за другим пуски иногда, полушутя называли «очередным выпуском Геро-ев Советского Союза», для меня стало очевидным, что освоение космоса — это, как говорит-ся, не фунт изюма и Золотые Звезды просто так, с неба, не падают. Но это было время уже не романтической, а практической космонавтики, когда на смену простому рисковому мужест-ву пришла не менее опасная, но более будничная космическая работа.
К тому, первому, гагаринскому поколению принадлежвл космонавт №2 — Герман Степанович Титов, приезжавший в Одессу на торжества в конце семидесятых. Небольшого роста, плотненький, в парадной форме генерал-полковника авиации, с раскрасневшимся от выпитого на приеме лицом, обаятельной улыбкой — Титов непрестанно шутил, но многие знали, что за этой веселостью скрывалась пронзительная обида — за то, что «номер два», что не был он первым, хотя и был лучшим, — из-за неосторожной прихоти родителей, давших ему такое «нерусское» имя — Герман. Уж коль у Гагарина были сложности с фамилией (не из князей ли Гагариных?), то ему — прибавь еще одно «н» в окончании — и вовсе выпадала роковая «Пиковая дама»: «Сегодня ты, а завтра я…»
Настоящим красавцем, можно сказать — суперменом выглядел наш земляк Георгий Степанович Шонин — командир космического корабля «Союз-6». Вес своей Звезды, некото-рые колючие ее неудобства ему пришлось ощутить на своем сердце. Как тогда было заведе-но, каждый космонавт после полета писал книгу. Писал, понятно, не сам, но в плотном со-трудничестве с литредактором. В его, Георгия Степановича, случае это была очень привле-кательная женщина и, несмотря на то, что к тому времени имел он семью, сотрудничество их оказалось столь плодотворным, что родилась не только книга, но и кудрявый ангелочек — которому дали имя Ариэль. Руководство такого творчества не приветствовало, Шонин был отчислен из отряда космонавтов и переведен в Одессу, заместителем командующего округа по авиации.
Я часто сталкивался с ним на футболе, в обкомовской ложе Центрального стадиона ЧМП, где он появлялся в белоснежной генеральской форме, в обществе красивой белокурой женщины, притягивавшей к себе взгляды окружающих. Ее устроили редактором в наше из-дательство «Маяк» (где переиздавалась книга Георгия Степановича), сотрудники которого по утрам могли видеть из окон своего второго этажа, как к их подъезду против «Восточной кухни» на Жуковского подкатывала черная «Волга» и стройный молодой генерал, выйдя из машины, открывал дверцу своей даме… Впрочем, через некоторое время нарушитель пури-танской советской морали был прощен и с новой семьей возвратился в Звездный городок.
Самым запомнившимся, однако, было знакомство с Георгием Береговым и Виктором Горбатко.
Как-то мне на работу позвонил Филя Елькин:
— Петрович, выручай! У меня в гостях космонавты, а все запасы спиртного исчерпа-лись. Ты не мог бы, «бикицер» — быстренько, организовать пару бутылок «закрутки». (Так называли в то время «экспортную» водку — с этикетками на английском языке — в отличие от водки простой, закупоривавшейся так называемыми пробками-«бескозырками». Ныне это слово — «закрутка» — ушло из употребления, поскольку иначе высокоградусный алкоголь и не запечатывается, и сам предмет противопоставления исчез.)
— Заодно с космонавтами познакомишься, — в качестве стимула добавил Филя.
Я, оставив все дела, крутанулся в «Красную» за «закрутками», и минут через двадцать был уже в елькинском ЦКБ, где в расслабленном, благодушном состоянии после уже приня-того пребывали наши космонавты — дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант Георгий Тимофеевич Береговой, получивший одну из геройских звезд еще как летчик, в го-ды войны, и возглавлявший к этому времени Центр подготовки космонавтов, и дважды Ге-рой Советского Союза полковник Виктор Васильевич Горбатко, совершивший три космиче-ских полета: на кораблях «Союз», орбитальной космической станции «Салют-5» и станции «Салют-6» по программе «Интеркосмос».
Представив меня присутствующим, Филя глянул на два моих «пузыря» и спросил:
— А что ж ты закуску не прихватил?
— А ты разве заикнулся об этом? — растерялся я.
— Вот так всегда, — вмешался в разговор Береговой. — Ну, ничего. Я тут везу, на су-вениры, нашу космическую пищу. Придется кому-то недодать. Ее-то мы и употребим.
С этими словами Георгий Тимофеевич достал из глубокого кожаного портфеля две белые тубы, как оказалось — с обезвоженным творогом.
Так я впервые, при в общем обычных земных обстоятельствах, закусывая водку, по-пробовал космическую пищу, выдавливая из тубы порошкообразный обезвоженный творог, который — по крайней мере в качестве закуски — показался мне тогда довольно отврати-тельным.
В дальнейшем мне не раз доводилось принимать участие в застольях с космонавтами. От них я узнал, что самый богатый во все времена года витаминами овощ — это зелень пет-рушки, являющаяся непременным компонентом их питания, но обожают они зеленый моло-дой чеснок, к которому я быстро пристрастился с их подачи.
…Молодой чеснок появляется на одесских рынках где-то в середине апреля — в на-чале с мелкими, как у младенца, «молочными» зубчиками, еще почти не вычленяемыми из крохотной головки; потом, постепенно матерея, округляется плотно стиснутым белым ку-лачком и, дразня обоняние, заполняет базарные прилавки аж до середины июня. Особенно он хорош в конце мая — вместе с дымящимся, посыпанным мелко нарубленным укропчиком молодым картофелем, в котором обморочно истаивает кусок сливочного масла, — вдобавок к закопченному подчеревку и запекшейся кровяной колбасе. Такими вот одесскими делика-тесами и угощал обычно космонавтов Филя Елькин. Он был не только организатором, но и душой этих живописных застолий, приправляя их для пущей остроты еще и одесскими анек-дотами. Космонавты, ребята знающие и эрудированные, повидавшие мир не лишь через ил-люминатор космического корабля, изредка также вставляли слово, но больше, с улыбками на довольных лицах, слушали, налегая на снедь, доставленную с «Привоза», и не рискуя состя-заться в остроумии с закоренелым одесситом.
После одной из таких «посиделок» мы шумно вывалились из ЦКБ на Полицейскую, чтоб проводить космонавтов в гостиницу. Лучи заходящего майского солнца преломлялись в гранях их Золотых Звезд, рассеивая вокруг, как цветочную пыльцу, мягкое теплое сияние…
Золотые звезды… Помню, с каким достоинством носил свою награду капитан I-го ранга Павел Иванович Державин, участник обороны и освобождения Одессы, много лет от-крывавший со знаменем города в руках шествие первомайских демонстраций…
Знаю и другого Героя — за 300 долларов продавшего Звезду, не имея средств на по-купку необходимых лекарств. Или нашего земляка — профессора, участника Великой Оте-чественной, с лацкана пиджака которого Звезду Героя сорвали какие-то мелкие негодяи. Бог нам всем за это судья.
Но самое практичное отношение к своей награде было, пожалуй, у моего давнего зна-комого — Героя Социалистического труда Виктора Коренного, бывшего боцмана, получив-шего Звезду в далеком 1962-м — за перевозку на сухогрузе «Юрий Гагарин» ракет с ядер-ными боеголовками на Кубу во время Карибского кризиса. В годы нашего знакомства он ра-ботал помощником начальника Черноморского морского пароходства, был общительным и веселым человеком, любил компании, где неизменно появлялся в кителе с блиставшей на нем «медалью Серп и Молот» — как официально именовался трудовой аналог геройского знака. Когда становилось жарко от выпитого, или начинались танцы, он снимал китель и ве-шал его на спинку стула.
— Витя, — как-то не удержался я, — а ты не боишься, что кто-то пристроит твоей звезде ноги? Как-никак золота в ней червонного более двадцати граммов.
— Это у Героев Союза звезды тянут 21,5 грамма, а наши полегче будут: 15,25 — да и то не червонного, а золота 585-й пробы, — поправил меня Виктор Иванович. — И вообще, за кого ты меня имеешь? Оригинал дома отдыхает, а это — латунный дубликат. К слову ска-зать, шестой или седьмой по счету — охотников до звезд у нас достаточно…
…Звезды на груди у космонавтов горели золотом натуральным, соблюдая ценностный эквивалент их подвига.
Возможно, поддаваясь именно их притяжению, в пространстве которого пребывали и мы, земные и грешные, неосознанно следуя навстречу своей судьбе, появилось грациозное, уверенное в своей зрелой красоте создание, цокая — словно серебряными молоточками — по асфальту точеными ножками на шпильках, приковывая взгляды всей нашей компании. Мы непроизвольно вытянулись в шеренгу вдоль тротуара.
Первым вышел из оцепенения Деркач.
— Девушка, — с просительной интонацией воскликнул он, — давайте я познакомлю вас с космонавтами.
Она остановилась, окинула быстрым соизмеряющим взглядом и, подойдя к Берегово-му, который был старше всех нас, подала ему руку:
— Зося.
— Жора, — в тон ей, с улыбкой ответил Береговой.
— Будьте так добры, — суетился, теряя самообладание, Деркач, — украсьте компа-нию! Пойдемте с нами.
Однако у Зоси, видимо, были свои представления о добродетели.
— Спасибо, но до свиданья, — не предполагавшим возражений тоном ответила она и, высвободив свой локоть из руки Деркача, зацокала своими прелестными каблучками восвоя-си.
— Скажите хотя бы, где вас найти! — в отчаяньи прокричал ей вдогонку Деркач.
Зося обернулась и, глядя на него одного, бросила:
— Захотите — найдете, я работаю в магазине на Пушкинской.
…Некоторое время спустя после вышеописанного, сидя в облюбованном нами «Крас-ном», мы рассуждали о превратностях судьбы.
— Не дает мне покоя эта Зося. Помните? — заговорил Деркач. — Бьюсь об заклад, незамужняя. Но как ее найдешь? «В магазине на Пушкинской»! Сколько ж их тут…
— Да не так и много, если разобраться, — заметил Филя. — Было бы желание. Жен-щина она заметная, координаты тоже есть, хотя и приблизительные, но ведь не иголку в сто-ге сена искать.
Тут же, на «малом военном совете» было решено начать розыск немедля, продвигаясь от «Красного» в сторону железнодорожного вокзала.
Зосю мы нашли неожиданно, совсем уж было разуверившись в своих попытках оты-скать ее, перетряся почти всю сеть торговых предприятий, расположенных по обе стороны Пушкинской.
Зайдя в магазин, за которым оставался бы один Центральный универмаг, удручающий своей огромностью, Деркач, уже по обыкновению, спросил, не работает ли здесь некая Зося — такая видная из себя.
Девушка отрицательно покачала головой и мы в унынии уж было направились к вы-ходу, когда она вдруг окликнула нас:
— Одну минуточку, подождите! А может, вам нужна Юзефа Ивановна?
Зося, она же Юзефа Ивановна, оказалась директором этого магазина.
…История эта имела счастливое завершение. Деркач оставил Белокаменную и пере-брался в полюбившуюся ему Одессу, где он давно уже чувствовал себя своим человеком. С Зосей они поженились и свидетелем на их свадьбе был конечно же Филя Елькин.
Вот, собственно, и все, о чем мне хотелось рассказать.
Остается только добавить, что звезды, о которых шла речь, не обесценились, несмот-ря на то, что нацепливали их без меры и выжившему из ума Леониду Ильичу и раскатавшему губу Ясиру Арафату — это дубликатная политическая латунь, или «бронза» — как называли необеспеченные векселя старые банкиры. Не утратили они своей весомости несмотря и на то, что «изменилась ситуация» и государственные награды в новых, независимых республи-ках переучредили. Суть остается прежней: от века в системе человеческих ценностей есть и всегда будут такие понятия как героизм, подвиг, талант или труд — неподъемный с точки зрения скучающего обывателя, а следовательно — и совершающие деяния люди, герои — титаны, которые «держат небо на каменных руках», не глядя на награды, отбрасывая сияние своей исключительности на окружающих, — и сами на вес золота.