Июнь-3

ИЮНЬ
(Окончание)

Моё хожденье частое в домашний,
Соседний храм мою подвигло веру
Идти по лествице, – и я крестился,
И хоть не здесь, а в деревенском храме,
Но приобщаться к таинствам и службам
Мне всё же в нашей церкви предстояло,
И я с каким-то трепетом и страхом
Готовился к воскресной литургии
И первому причастию...
Признаюсь,
Моя душа сопротивлялась им,
Как наступающей большой работе,
Нет, не большой, а просто беспредельной,
Ведь я читал – в духовном восхожденьи
Пределов нет...
Вот так и ты, святитель,
Наверно, испытал и страх, и трепет,
Когда тебе в числе других собратий
Священником к далёким алеутам
Поехать предложили.
Ни один
Не дал тогда согласия.
Но после,
Когда письмо от Крюкова Ивана,
Духовного сподвижника и чада,
Ты получил из северной Аляски,
Задумался и строки, торопливо
Написанные у коптилки в чуме,
Перечитал не раз.
Иван писал:
«Когда б ты, отче, знал, с какой любовью
Любое наше слово алеуты
В молебном доме слушают! Как тихо,
Внимательно стоят они на службе!
А ведь стоят они на босу ногу.
И смех и грех, как будто наши гуси,
Которые из полыньи выходят
На первый лёд...» –
«Уж этот мне Иван!» –
Подумал ты, святитель, и семейству
Вдруг объявил решительно за чаем,
Чтоб собиралось в дальнюю дорогу,
До самых Алеутских островов...

Конечно же, мои простые сборы
Твоим, Владыка наш, далёким сборам,
Апостольским, вселенским, – не чета.
Но всё же, всё же, всё же...
Я собрался
И храбро на причастие пошёл,
Громадный и нелёгкий начиная
Духовный труд...
Дай сил мне, Иннокентий,
Митрополит Московский, –
сил и воли
С открывшейся дороги не свернуть...

И тут же электронное письмо
Пришло от сына:
«Добрый день родные!
Мне вам приятно сообщить сегодня,
Что нынешний не очень лёгкий год
Чудесным и счастливым оказался
Как для меня, так и для Нади с Катей.
Я убедился в православной вере,
В Христа поверил и в Его ученье.
Меня моё семейство поддержало.
Мы православный храм неподалёку
Нашли, и вот уже четыре раза
Туда сходили всей семьёй на службы.
Катюша наша трижды причастилась
И трижды исповедалась. А мы
Готовимся с женою к испытанью
Со всей серьёзностью. И вас попросим
Нам подсказать, что вы сочтёте нужным...»

Куда как делись все мои тревоги,
Куда-то закатились, растворились;
По образу жены несчастной Лота
В столп соляной я тут же обратился.
Счастливее, желаннее известья
От сына мы еще не получали.
И, прихватив пальто своё и шапку,
Я в храм привычно побежал молиться...

Но вот ведь непокорный грех людской!
На высоте духовной удержаться
Воистину не можем мы, и часто
Куда-нибудь да склонит нас лукавый,
Куда-нибудь с тропинки да собьёт...
В церковные я службы так втянулся,
Что за зиму с холодною весною
Почти что ни одной не пропустил.
И вот уж, право, стало мне казаться,
Что все мои болезни друг за другом
Меня тихонько стали оставлять.
И благодать в душе моей подольше
Уже гостила, свежих сил давая
Для песен и других житейских дел.
И, словно по какому-то закону,
С другой земной округлой половины
Пришли от сына радостные вести,
Что фирмой, где он стал совсем недавно
Ведущим программистом, то есть завом
Опорного отдела стержневого,
Заказ получен важный из соседних
Соединённых Штатов, и все силы
Придётся бросить, чтоб работу к сроку
Назначенному сделать.
Так что, если
Он письма будет нам писать пореже,
Чтоб мы его за это извинили...

Какое же родительское сердце
От новостей подобных не сожмётся
И лучшего всего не пожелает
Наследнику фамилии своей!..
И снова озарённо я отметил,
Что сообщенье сына получил
В июньский день –
чуть раньше дня рожденья
Дениса и дня памяти святого,
Который отмечается совместно
С Собором всех святых сибирских...
Вот же
Еще одно свидетельство немое,
Но превышающее силу грома!

А тут – о чудный миг! – пошли грибы...
Вдоль просеки и в сосняках прогретых,
Недалеко от бывшей нашей дачи,
Вослед за благодатными дождями,
Как будто бы поклёпки золотые,
Усыпанные каплями росы,
Рассыпали свои литые шляпки
Июньские маслята. –
А потом
В осиновых пролесках затаённых
И в светлых, даже хмурым днём ненастным,
Березняках среди лесов сосновых,
И в шёпотных осинниках тенистых
Пошли красноголовики, как будто
Их кто-то выстругал, покрасил шляпки
И в землю врыл старательно. –
А после,
Когда дожди округу промочили
И солнцем всё прогрело, просушило,
В тиши едва приметных хвойных кочек
Пунктирные невидимые тропы
Наметили таинственные грузди.
И, взяв с собой пакетов целлофанных
И малость самую еды дорожной,
Да ножик свой грибной, давно уж верой
И правдой мне служивший, на маршрутке
Я уезжал в берёзовые дали,
Родные и знакомые места.

Какою радостью, какой отрадой
Меня одаривали встречи эти! –
Но службы все, моленья, литургии
Шли в позабытом храме без меня,
И к аналою со святой иконой
У лестницы крутой и деревянной
Другие люди подходили...
Вскоре
И жизнь моя напомнила об этом –
Намёком на минувшие смятенья
Вернулась отступившая болезнь,
И сын прислал письмо –
с американским
Заказчиком дела совсем заглохли,
И он, пожалуй, знает почему –
Всё лето просидел над разработкой
Программы срочной, сделать торопился
И в храм, увы, ни разу не сходил...

Ах, слава Богу, что он это понял.
Но я-то, я, как мог забыть о главном,
Что трижды пропустивший в церкви службу
Уже язычник – не христианин.
И как я мог об этом, самом главном,
В письме родному сыну не напомнить,
По телефону не предупредить?!
Ведь можно было, можно было, можно...
Ведь нужно было, нужно было, нужно...
Да так легко попал я нынче в сети,
На страсти на грибной попутал бес...

И вновь спешу я в церковь.
Ветхой дверью
Вхожу в притвор на первом этаже,
Где на прикрытом тканью аналое
Лежит икона в рамке деревянной,
И на иконе той изображён
Святитель Иннокентий, наш небесный
Строитель церкви сей, митрополит
Московский и Коломенский, апостол
Сибири и Америки.

И снова
Я с трепетом к иконе подхожу,
Крещусь прилежно и оклад целую,
И кланяюсь митрополиту в пояс,
И в глубине души своей и сердца
Молитву сокровенную творю:

«Святитель Иннокентий! Наш Владыка!
Прости меня за все грехи земные,
За старые и новые грехи.
У Бога испроси мне умиленья,
Смирения, терпенья и любви.
За всё ему признание и слава.
Но слава, наш Владыка, и тебе –
За то, что нам в юдоли помогаешь,
За то, что сыну нашему в Канаде
Поддержку и уверенность даёшь.
И уж прости его, что за работой,
За вихрем вдруг нагрянувшей текучки
Не вырвался ни разу в Божий храм.
И я немало тут ему напортил, –
Не устояв перед грибной охотой,
Не подсказал, что можно было сделать,
Ошибки первой не предупредил...
Прости мою забывчивость, Владыка,
Прости и детям нашим легкодумность,
И вместе нам наш тяжкий грех прости...»

Конец - делу венец