Из творческой корзины 90 - х

               


                Дрожжин В.В.




                Из творческой корзины 90 – х.


                «Хит - парад с Останками».
                (Ты не поверишь).

     Честно вам скажу. Я музыкант со стажем, правда бывший, но профессиональный.
     Много лет работал на сцене, в солидных и не в очень солидных оркестрах.
     Играл всякие там скерцо, адажио, интродукции, увертюры с симфониями, инвенции и прочие морденты. Не брезговал и хорошим, вкусным классическим джазом.
     Но, сценические годы отсвистелись, отфунькались как пули у виска, а я остался.
     И не то, чтобы потерял квалификацию, а просто сделал свой выбор. Или, или. Или семья, или искусство. И если искусство требует жертв, то в жертву, я принёс искусство, став на сторону семьи. А, поскольку ничего иного, кроме как исполнять музыкальные произведения, я не умел, то и пришлось мне осваивать ещё и другие профессии, коих сегодня у меня превеликое множество.
    Только, только жизнь налаживаться стала, материальный достаток в дом пришёл, только я уже собрался было легковушку, типа «жигулей» присматривать, как грянула «перестройка», по - русски говоря «перетряска», будь она неладна.
   Поначалу она вроде бы ничего. Вроде одни разговоры вокруг да около, безопасные и безмятежные манипуляции ладошками на телеэкране, как будто хворь заговаривает. И, вдруг бац.
   В один, не для меня прекрасный день, все мои вклады в Сбербанке растаяли, как с белых яблонь дым.
   Ну, что тут поделаешь? Не кричать же, «ограбили». Значит, им так надо было. Горюй,  не горюй, а потерянного не вернёшь.
   Буду начинать всё с самого начала, решил я и с превеликим рвением заново взялся за работу. Благо, самый большой начальник успокоил. Зарабатывай, говорит, и получай, сколько хочешь, и можешь.
   Эх, и дурак же, я был, что поверил.
   Работал как вол. Не считался с выходными и праздниками. А когда время пришло зарплату получать, ринулся я в заводскую кассу за деньжищами, а за одним и мешок с собой прихватил.
   А, в кассе мне в окошечко и говорят: - Денег нет, и не ждите в ближайшие пять лет.
   И разъясняют мне, в ентом ихнем деле малограмотному, что работать я обязан, продукцию не покладая, рук производить для них обязан. А вот будут ли, нет ли, платить они мне зарплату, про то я голову свою ломать не должон. Про то самое высокое начальство своей головой страдать будет.
   Не поверил я, но продолжал честно и добросовестно трудиться и так же честно и добросовестно дожидаться, когда мне соизволят выплатить, мною заработанное.
   Несколько лет доверчиво ждал, верил в справедливость начальников, а когда понял, что «справедливость» понятие недоступное сознанию «хозяина – каина», решил вернуться к своей прежней профессии музыканта.
    А натолкнул меня на эту идею, мой телевизор, который остался мне и моей семье, от прежних  благословенных времён, единственной утехой.
     Смотрим мы его почти беспрерывно. Всё подряд и без разбору.
     Интересного, правда, мало, что показывают, всё чушь какая то собачья. Разве вот хит – парады в Останкино.
     А они идут почти беспрерывно. Один, за одним, один, за одним. Одно да по тому, одно да по тому.   
     Но, смотрим. Семья, из музыкальных привязанностей, а я чисто из профессионального интереса.
     Смотрю я эдак то, однажды очередной хит, размышляю о своей неудавшейся, жизненной карьере, и вдруг неожиданно приходит мне в голову интересная мысля.
     Ха, думаю, а чем я не «хитовый» мужик.
     Нотную грамоту не забыл. Хоть сейчас за пюпитр. С листа до сих  пор читаю вполне прилично. А, что до слуха, так медведь мне ухо не топтал ни в жисть. Хоть и в тайге живу.
    Стало быть, всё моё, до сих пор при мне, и, значит пришла пора возвращаться в большое искусство.
    Мало ли, что меня там никто не ждёт. Но мне ли сомневаться?
Если на музыкальном «Олимпе» хватает места всяким сивучам, «голубым» и прочим козлетонам, то кто сказал, что на ней нет места мне, нормальному человеку с отличными музыкальными данными и богатым профессиональным опытом.
    Однако, едва я попробовал сунуться в музыкальный шоу – бизнес, как некоторые очень грамотные берберы дали понять, что даже в окологолубом вагоне все места давно распределились согласно прихватизированным билетам.
    Удручённый столь козлячьим обстоятельством, я не стал ломиться в плотно закрытую дверь, а призадумался над тем, как и каким образом, я сумею вернуться на родную мне сцену, но при этом с большим триумфом.
    Прежде всего, я решил выяснить, каким таким образом эти «сипуны» с вокальным диапазоном от соль первой октавы, до соль первой октавы сумели так бетонно угнездиться на музыкальном поприще.
    И вот, что оказалось.
    Для того, чтобы поиметь авторитет у себя в Отчизне, прежде необходимо отметиться в иных землях. Конечно же, в русскоязычных трактиришках. При этом не важно, обратят ли на тебя внимание там, или и не посмотрят в твою сторону, но зато при возвращении в Отечество достаточно будет произнести сакраментальную фразу типа – Я был на хит - параде в Гарлеме. И при этом слегка напеть несколько известных фрагментиков из гарлемского блюза, как отбою от отечественных хит – парадов, не будет.
   Но, при этом, всякий раз необходимо неустанно напоминать всем и вся о том, что: – Вот когда я был в Америке и там участвовал в хит – параде «Гарлем – 96», а мой хит …, и так далее, и тому подобное.
   Но, за море то, надо ехать с чем - то. А что у меня было помимо желания заняться своей прежней профессией?  Ничего, кроме саксофона – тенора фирмы «Сельмер».
   Фирма солидная, уважаемая в среде музыкантов – инструменталистов. И не только потому, что французская. Просто, музыкальные инструменты производимые этой фирмой отличны по своему звучанию, строю и технической оснащённости.
   Но, дело не в хлебе. Надо было найти своё лицо. И прежде всего группу единомышленников, с которой и удалось бы осуществить задуманное.
   А когда я такую группу, казалось, обнаружил, то продал свой саксофон «Сельмер», на вырученные деньги аудиомузыкальный центр купил, микшер – пульт, десяток специфических микрофонов, ну и также тучу чистых аудиокассет с хромванадиумным магнитоносителем.
   Дело осталось за малым. Назваться музыкальным продюссером, пригласить эту крутую группу хрипунов – матерщинников и записать их на все аудиокассеты, какие у меня есть.
   Поначалу, дело долго не ладилось. Я, одну за другой прослушивал известные, малоизвестные и вовсе неизвестные группы и никак не мог остановиться ни на одной из них.
    Одни хрипели не достаточно смачно. Другие не могли в нужное время и в нужном месте изобразить матерно – музыкальную фразу типа «Эх …………… мать».
 И когда, я было совсем впал в отчаяние и лёжа дома на диване, иступлённо представлял себе как ложу голову на рельсы, вслед уходящему поезду, или нажимаю на курок пистолета 16 калибра, или … в общем изобретаю способы членовредительства, вдруг неожиданно для себя я и услышал то, что почти мгновенно изменило мою судьбу. Я услышал группу, которую искал не умом, но подсознанием.
    Она, моя!!! – восторженно завопил я, и  … записал её.
    Эти свои записи, я и отправил на предварительно - отборочное прослушивание.
    В ответ получил телеграмму, требующую немедленно бросить все российские дела и в мгновение ока прибыть на Бродвей, по адресу «Карнеги – холл палас». Что я и сделал.
    По прибытии на место, ихние менеджеры, тут же не отходя от кассы предложили сгонять партию в теннис на корте с «золотой» ракеткой мира. Не помню, как зовут его.
     Я не стал кочевряжиться, навтыкал столько, что мало ему не показалось, и предложил проигравшему никогда впредь не браться за ракетку, когда в супротивниках у него, кто – нибудь из России.
    Он охотно с этим согласился и на моих глазах в клочки изнахратил свой шанцевый инструмент, как тузик грелку.
    В это время в Карнеги - палас – холле, всё было готово к церемонии вручения мне главной музыкальной премии «Греми – 96».
    По залу шастали ихние и не ихние расфуфыренные бабы, лощёные мужики и бездомные собаки с видеокамерами. На сцене сверкали огнями убойные декорации, микрофонные стойки и две изящные трибуны. За одной находилась красавица с папкой в руках, за другой красавец, но в галстуке бабочкой.
    Они долго о чём - то говорили, обращаясь в зал и указывая в мою сторону рукой.
    Из всего их разговора, мне перевели только те фразы, в которых
говорилось о том, что все мои хиты заняли самые высшие места. За что и вручаются мне семь платиновых дисков и двенадцать видеоголовок с алмазным покрытием.
   Едва я сгрёб в кучу это добро, как ринулись на меня все окрестные журналисты, пообвесили меня микрофонами, словно медицинскими банками, и ну давай пытать:  - Расскажи да покажи.
     Рассказывать им, естественно, я ничего не стал сославшись на то, что это коммерческая тайна. А когда они ещё более настойчиво подступили ко мне с расспросами, я просто - напросто включил карманный радиоглушитель, отчего в наушниках у них засвистело, зашкворчало, завыло, заскрежетало и всякая запись стала просто невозможной.
    От неожиданности все они принялись энергично лупить себя по ушам, срывать с себя наушники, бросать репортёрские магнитофоны и видеокамеры. Так у них никакого со мной интервью и не состоялось.
    Я же сложил в кейс все свои награды и насвистывая мелодию гарлемского блюза вышел на высокое гранитное крыльцо «Карнеги – холла».
   У самой последней нижней ступеньки крыльца стоял «Кадиллак – империал», длинною от задних колёс и до передних и шириною от багажника до радиатора.
   Оглянувшись на сопровождающих меня устроителей номинаций «Греми», я увидел их ухмыляющиеся физиомордии. Переводчик тут же сообщил мне, что этот «Кадиллак», который с «империалом» мне презентует гильдия американских музыкальных менеджеров, в знак особого восхищения моими успехами.
    Я, конечно, от такого подарка и не подумал отказываться, поблагодарив кивком головы всех этих добродеев. Но прежде чем сесть, открыв дверцу, пропустил вперёд себя какую то приблудившуюся кошку. Та быстро впорхнула на переднее сиденье, положила свою изящную лапку на ключ зажигания и легко повернула его. Раздался мощнейший взрыв, вспыхнуло пламя, громыхнул гром.
   Когда дым рассеялся, я глянул и увидел, что от моей кисаньки остались одни ушки.
   Разгневанный донельзя, я закрыл дверцу машины и обернувшись к провожающим с укоризной заметил: - Ещё мне ваши «империалы» не брякали. Разъезжайте на них сами, а я лучше вернусь домой самолётом «Аэрофлота».
   Сами понимаете, после такой психологической встряски, я решил день – два отлежаться в «Хилтон – отеле», пятнадцатизвёздочной гостинице.
    Мои номера разместились на седьмом этаже с названием «Седьмое небо»
     Самолёт из аэропорта Кеннеди, улетал в Россию каждые пятнадцать минут и прилетал обратно с таким же интервалом. Так что, билет я купил заранее за два дня. О чём вскоре очень пожалел, поскольку в эти два дня подвергся неоднократным нападениям рэкетиров нанятых конкурентами и завистниками.
     Особенно досаждали ниньдзя, прибывающие с Йокосуки каждые
пятнадцать минут. Но и от них я успешно отбивался как дихлофосом в баллончиках, так и китайскими карандашиками с названием «Кунг фу».
    Я прекрасно понимал, что завистливые американцы нанимают киллеров не столько затем, чтобы спихнуть меня с музыкального Олимпа, сколько для того, чтобы стибрить те самые платиновые диски и алмазные подвески, тьфу ты, видеоголовки. Как никак, а всё таки алмазы. Эт тебе не хухры – мухры типа «Спиморол», или «Орбит» без сахара. Это всё - таки, какие никакие, а каменья драгоценные.
   В общем, за два дня проживания в гостинице «Хилтон», все эти мафиози так мне надоели, что в аэропорт, я ехал как на праздник. Но проклятый мафиози – таксист не доезжая до места, остановил машину под предлогом, что ему надо протереть свечу зажигания. А когда я сунул свой нос под капот, чтобы глянуть, чем это он там занимается, проклятый  мафиози приставил к моей ноздре «Беретту» 38 калибра и потребовал показать авиабилет. А не то, он влепит мне в гайморовы пазухи все 38 калибров сразу.
   Требование его, я конечно же выполнил, и он взяв мой билет сверил его номер, серию, дату вылета и номер рейса, с теми данными, что был внесены в его калькулятор.
    Убедившись, что все показания в точности совпадают, он усадил меня в такси и привёз в аэропорт.
    Из – за этого клятого мафиози, я опоздал на регистрацию пассажиров.
    Подойдя к кассе, где регистрируют авиабилеты, я показал контролёрше свой. Та взяла билет, вставила его в щель компостера, набрала несколько цифр на клавиатуре и нажала главную кнопку. Аппарат не сработал. Она нажала ещё раз, аппарат молчал. Тогда она стукнула кулаком по его стальной башке кулаком. Так это, слегка. Железяка молчала. Она стукнула ещё раз, в ответ молчок.
    Видя мои тревожные глаза человека опаздывающего на рейс, она принялась молотить по машине, чем ни попадя. Результаты нулевые.
   Прибежали ихние электронщики, принесли с собой и на себе контрольные весы, тестеры, мегометры, отвёртки, пассатижи, ключи, ломы и кувалды.
    В самолёте уже закрыли все двери, задраили все кингстоны и включили двигатели для разогрева.
    Кассирша попросила главного пилота подождать меня, на что он дал своё согласие.
    Но эти недоучившиеся электронщики возились так долго, топором то ведь негде развернуться в той кассовой машине, что мои родные российские пилоты не дождались.
     В это время в аппарате, что – то щёлкнуло и все его лампочки засияли загадочно перемигиваясь.
     Уф – ф … сказала кассирша, нажала заветную кнопочку, повернула ключик и одновременно с выскочившим из кассового аппарата моим авиабилетом, на взлётной полосе раздался такой взрыв, что нахлынувшей волной повышибло все стёкла здания аэропорта.
   Я глянул на взлётную полосу. Там, где был мой самолёт, стояли от него лишь шасси на колёсах, вокруг которых валялась куча алюминиевых ошмётков.
   Кабину самолёта и пассажирский салон, катапультировало почти на окраину взлётного поля. Они мягко приземлились на пышный газон усеянный розами и из неё выпрыгнули целыми и невредимыми все пилоты и пассажиры. И без единой царапины. Правда, самолёт этот должен был везти груз и только. Кроме меня и пилотов в самолёте никого не должно было быть. Но зайцы. Знаете ли. Они вездесущи. Слава богу, никто не пострадал.
    Видя такое, американские сотрудники компании «Боинг», предложили подбросить меня до Москвы бесплатно. Но я отказался, сильно опасаясь того, что конкуренты заминировали все средства воздушного и железнодорожного передвижения, вылетающие из аэропорта «Кеннеди».
     Когда я вышел на крыльцо аэровокзала и оглянулся, я неожиданно встретился с глазами того мафиози – таксиста, что вёз меня сюда.
    Увидев меня целым и невредимым, он вынул из бардачка своего такси «Беретту», передёрнул затвор, приставил пистолет к своему виску и нажал на курок. Мир его праху. Земля ему пухом.
     Вернувшись в номер гостиницы, я распаковал чемоданы, достал сигареты «Прима» и закурил глубоко задумавшись. Триумфальное возвращение в Россию, явно затягивалось. Надежды на традиционные средства передвижения, таяли как туман. Оставался лишь теплоход «Элизабетта куин».
   И в тот самый момент, когда я решил было протянуть руку к телефонной трубке, чтобы позвонить в пароходную компанию «Река – море – океан» занимающуюся речными, морскими и океанскими пассажирскими перевозками, раздался телефонный звонок.
   Я взял телефонную трубку. Приятный и милый русскому сердцу голосок с вологодским акцентом, за несколько минут изложил мне ситуацию, из которой явствовало, что владелица голоса большая меломанка, что она не пропускает ни одного хит – парада, и что ей безумно понравились мои хиты.
   В знак глубокой благодарности, она хочет сообщить мне по секрету о заговоре, готовящемся против меня.
   Вкратце объяснив, что теплоход «Куин Россия», единственное судно, в ближайшее время  отплывающее в избранном мной направлении, и что сейчас в него динамиту понапихано больше чем пассажиров. Что, дескать на палубе ногой негде ступить от ящиков с тринатритолуолом, в простонародии называемом толом. И что она, в знак глубокой благодарности, как автору бессмертных хитов, советует мне отказаться от намерения плыть домой этим теплоходом.
   Понимая, что мне очень хочется попасть домой, как можно скорей, чтоб пожать лавры своего американского успеха, целым и невредимым, она готова встретиться со мной в укромном месте, дабы изложить план моей секретной переброски в Россию.
  Я дал на это своё согласие и на следующий день, мы с ней, встретились на берегу Гудзонова залива.
   Я узнал её по трейлеру, который был одиноко припаркован почти к самой кромке воды.
   Когда я подошёл к её машине, сцеплённой с трейлером, задняя дверь трейлера распахнулась, и из него выскользнула и шлёпнулась на воду «Казанка» с двумя работающими «вихрями», на задней корме.
   Я прыгнул в «Казанку» со всеми своими хитами, платиновыми дисками и алмазными подвесками, тьфу ты, видеоголовками, а моя спасительница впорхнула в «Бентли – Ролс ройс» и рванула с места. Успев лишь крикнуть на прощание: - Передай Родине моё последнее «прости». Я передам, я обязательно передам, во что бы то ни стало – благодарно, подумал я, смахнув со щеки скупую мужскую слезу.             Её автомонстр рванул на юг, а я направил свою «Казанку» строго на Северный полюс.
   Благополучно прошмыгнув незамеченным для американских, канадских и российских радаров, между Канадой и Гренландией, я вырвался на просторы Северного Ледовитого Океана и только тут вздохнул свободно полной грудью.
  Ещё раз, сверив свой компас с астролябией, я направил свою бригантину к устью Енисея. Там была моя родина. Там меня ждали почёт, бешенная слава и крутые гонорары.
   Северный полюс, я видимо проскочил незаметно для себя, поскольку вскоре мне повстречался Фёдор Конюхов, шедший на «камусе» именно на Северный полюс с очень важной миссией.
   Привет Федяй: - воскликнул я радостно, - как там поживает моя дорогая Россия.
  - А, что ей сделается? Всё, как и прежде. На другое и не надейся. Не дождёшься. –
  - И то ладно, - согласился я, решив, что многоопытный путешественник много лучше меня знает последние новости.
 Фёдор объяснил мне, что нахожусь я на нашей половине Заполярья и могу не опасаться встреч с ихними спецслужбами и мафиози.
   Из чувства глубокой благодарности, и в знак восхищения его человеческим и гражданским подвигом, я покурил с ним несколько минут, отдал ему остатки припасённой еды и предупредил, что там, откуда я прибыл очень свирепствуют ихние ГАИшники. Поэтому он, Фёдор, пусть будет очень внимателен и настороже, а то, как бы чего не вышло.
   На прощание расцеловавшись троекратно по русски, мы расстались, слегка всплакнув. Несколько выкатившихся при этом слезинок тут же замёрзли у меня на переносице. А у него на заполярной бороде.
   Мои замёрзшие слезинки, растаяли только в порту Диксон, куда я прибыл по следам Фёдора Конюхова оставленным им в глубоком таёжном снегу. Его слезинки поморозили ему переносицу, но существенного увечья ему не нанесли.
   Войдя в диксонский порт, я вновь всплакнул. Ведь я был уже дома. Я находился в русле Енисея. Слёзы счастья от встречи с Отчизной текли ручьём по моим загорелым щекам, стекая в Енисей и смешиваясь с его могучими водами.
   Слёзы застилали мне глаза всю дорогу от Диксона до Дудинки и иссякли лишь в тот самый момент, когда я почувствовал неимоверный голод, выйдя на прибрежную гальку дудинского речного порта.
    Еды у меня не было. Она осталась с Федей где – то на подходе к полюсу.
    Денег тоже не было, и я принял единственно верное решение.
    Снюхавшись с местными шоу – бизнесменами, я обменял у них свои платиновые хит – диски, на их тайменей, стерлядку, нельму, туруханского омуля. Вся эта рыбная снедь полностью завалила мою каравеллу, мне же пришлось угнездиться на «вихрях».
   Так и шёл я против течения по Енисею, до самого Енисейска, где на самом подходе к городу прихватил меня рыбнадзор.
   Естественно, за каждый рыбий хвост был я нещадно бит, и к тому же уплатил солидный штраф.
   И всё бы ничего, да попалось в этой куче рыбы несколько десятков стерлядок – двухвосток. Отчего и штраф мой многажды увеличился, разросшись до неимоверной суммы.
   Денег у меня естественно не было, поскольку доллары я закопал на макушке планеты до лучших времён. И в отместку за это рыбнадзор тут же конфисковал всю рыбу, лодку, оба «Вихря», а также все сорок семь лазерных подвесок, сиречь видеоголовок с алмазными линзами. Которые они в местных ларьках и загнали, кому ни попадя.
  Выделив мне деньжат на пару килограмм ельчиков и на автобусный билет от Енисейска до Лесосибирска, рыбохотники понадзирали за мной до того самого момента, пока я не сел в автобус, а автобус не удалился за пределы славного златокипящего Енисейска.
    Тут и оставили меня, мои преследователи и вернулись править службу дальше.
    Я же через полчаса уже был дома и лёжа на диване размышлял, что делать дальше.
   Те двенадцать боеголовок, тьфу ты пропасть, те двенадцать видеоголовок с алмазным покрытием, которые я зашил в носки, ещё будучи в американском отеле, остались при мне.
   Носки я ни разу не стирал, оттого и рыбнадзор не стал их обнюхивать. Ну а раз не нюхнули, то и не нашли, не обнаружили.
   Так вот. Эти самые, двенадцать видеоголовок, я решил сбагрить местному муниципальному телевидению, получив взамен, как эквивалент, тучу новых аудиокассет.
   Ведь группа, которую я записал, и не думала распадаться. Она по прежнему плодотворно и вовсеуслышание работала. А, значит, ждали меня новые хиты и новые почести с наградами.
   Теперь, засветившись на музыкальном Олимпе, я уже знал заранее, что все мои хиты это андеграунд, это большой андеграунд, это суперандеграунд. И я теперь знаю, как их правильно делать и с кем делать. Но я никогда, и ни при каких обстоятельствах не скажу ни кому в чём секрет моей фирмы. И пусть меня тормошат тысячи репортёров с журналистами. Я даже под пытками не разболтаю им, что вот уже пятый год подряд, в подвале моего многоквартирного дома, мужики с отбойными молотками в руках, чего то там делают, наговаривая при этом самый настоящий «живой» рэпертекст.
   Я даже под пыткой не расскажу о том, что под окнами моей квартиры, вот уже пятый год подряд безостановочно и без устали тарахтит компрессор, подающий сжатый воздух в те самые  отбойные молотки, коими в подвале моего многоквартирного дома, мужики чего - то там делают.
   Я даже под пыткой не расскажу всем репортёрам и журналистам мира, что для  предприимчивого продюсера не составит особого труда рассовать нужные микрофоны, в нужные места и с интервалами в несколько секунд, целый день записывать трёхминутные хиты, звучащие из подвала.
   Андеграунд, он и есть андеграунд. И поймёт меня только тот, кто всю жизнь, во что бы то ни стало, стремится участвовать в хит – парадах, где бы они не проходили.
  Поэтому я вновь принимаюсь за творческую работу, чтобы вновь принять участие в самом грандиозном хит – параде.
    С коммерческим приветом от компрессора и молотка отбойного. Обещаю хиты «убойные».

                Новоенисейск.
                9 февраля 1996 года.