Из ночного окна

Все тот же персонаж, которого не случилось в ее жизни, ни разу, даже издалека, даже отдаленно – все тот же герой, ею придуманный – она его выдумала, словно выдула – как стеклодув, словно вынула из какого-то потайного кармана – такого. Как надо. И вот он, призрачный и прозрачный, которого она даже не видит почти  - чувствует лишь (особенно когда стоит у ночного окна, глядя на эти огни) его приближение, и он даже почти отражается в темном стекле, которому амальгама – глубокая ночь. Вот он для  нее – давно реальнее уже, чем муж.

Чем настоящий, живой, всегдашний, громкий муж.

С моментально отрастающей щетиной, с сильными руками и пальцами (когда ухаживал – пятаки гнул, показательно, для ее восхищения), такой всегда конкретный, как столб у дороги – и вот этот муж превратился для нее в героя нелепого сериала. Про семью. Что вот есть такая семья, а там такой вот муж, и вот приходит он с работы, ест, разговаривает и смеется. А потом они с женой идут в спальню и выключают свет.

Скучный сериал.

Тот, который появляется, когда она стоит у ночного окна, он не таков. У него ясные глаза и  мягкий рот,  и сердце у него нежное-нежное, и целыми днями только ею занятое. Только ею. И  он ревнует, когда она отвлекается от него, отходит от окна, поворачивается спиной к ночным огням,  лицом к яркой комнате с ковром, диваном и мужем, и смотрит  ей вслед печально. А когда дверь в спальню закрывается, он плачет и отворачивается.

Но не говорит ничего, ничего, печальный.

А она…что она может сделать, когда муж на ней лежит грузным телом как феодал на крестьянке – ни дернуться,  ни вырваться, терпи только и считай  толчки – на сорок втором  он зарычит и обмякнет, и перекатится на соседнюю подушку, и заснет.

Разве скажешь ему, что нельзя, нельзя, что вот – плачет человек, видеть этого не может. Разве ему объяснишь…

А тот, который лишь смотрит, он ведь другой – когда муж засыпает – он тихо подходит, и целует ее в закрытые глаза, в  мокрые от слез ресницы, и гладит, так нежно гладит нежнейший шелк ее кожи в самых  нежнейших местах, так безжалостно натертых этим варваром, и так ей хорошо и от ласк его, и от нежного дыхания, и от вязи нежнейших слов, что жаль одного лишь – что он робкий такой.

И ей кажется, что если он такой робкий, и сердце если у него такое нежное, то, значит,  ей нужно это сделать,  ей нужно принести им освобождение – потому что нельзя , просто  нельзя больше видеть ей, как наливаются  слезами его глаза, а ей невозможно терпеть то, что за закрытыми дверями в супружеской спальни.

Что нужно делать – она уже знала.  Ей поможет ночное окно, и эти огни, и черное-черное небо с полной огромной луной..

 

 

 

 

 

- Гражданка Серова, вы подтверждаете, что сами вытолкнули в окно своего мужа, Серова Анатолия Николаевича? – В квартире полно народу, все ходят по коврам не  снимая обуви, кто-то щелкает  фотоаппаратом со вспышкой, и свет включен, свет включен, и ему не прийти – ведь он может прийти только когда выключен свет!

- Выключите, выключите свет! Тогда он придет!

- Кто придет?  Кто должен прийти?

- Жених, - стыдливо опустив глаза она отвечает, красивая и испуганная.

- У вас есть жених? Он вам помогал? Кто он?

- Он – тот кто приходит  из ночного окна, - говорит она тихо и страдальчески морщась