Стало быть, это фильм...
никто, кроме меня самого, не находит это интересным, стало быть, это фильм»
И. Бергман
Мед институт. Второй курс. Ранняя весна. Ночи еще морозные. Солнце по утрам низкое. Сейчас бы по морю пройтись, но у нашей группы первая пара, первое... вскрытие.
Никогда еще так близко не соприкасалась с потусторонним, и сегодня, в такую погоду особенно не хочется. Откуда я знаю, что там? Окна в секционной - нараспашку. С моря несет морозной прохладой, и сквозь этот мороз в комнату бьют солнечные лучи. На столе тело – голое, грузное. Вокруг стола скривившие мордочки второкурсницы и не теряющие самообладания второкурсники. Парочка-тройка ничего не выражающих лиц. Среди них – мое. Пренебрежение неуместно так же как драматизм.
Немного цинизма, и знания усвоятся глубже. Мы же медики!
Патологоанатом аккуратно выполняет свою работу. Он считается с присутствием новичков, подробно объясняет суть процесса и деликатно, не знаю, насколько данное слово уместно в подобной ситуации, демонстрирует обнаруженные морфологические признаки патологии. Будущие светила медицины уже не так напуганы, не так трагичны, не так безразличны. Облепили стол с «раскрытым» телом. Стою в сторонке, отгорожена несколькими студентами. Как сейчас помню, один заслоняет торс, другой – то, что ниже живота. В зазоре между белыми накрахмаленными халатами зияет хорошо знакомая по учебникам и анатомическим атласам вскрытая брюшная полость.
Руки в белых перчатках неторопливо погружаются в теплые еще блестящие ткани...
Это копошение заставляет бедные органы отдавать утреннему морозному
воздуху, наполнившему комнату, остатки тепла. От сияющих на солнце тканей
поднимается пар, легкий, едва зримый, и я вижу плывущее вверх легкое
радужное свечение! Сияющее, переливающееся облачко! Это зрелище красиво. Оно беспечально, если не сказать – радостно, вопреки обстоятельствам. Облачко продолжает перетекать из тела наружу, стремится вверх. Иллюзии быть не может - не привиделось. Никакими видами психотропных препаратов не балуюсь. Смотрю на окружающих – все спокойны, глядят туда, куда и положено. Очевидно, это сияние не заметно вблизи, может быть, оно вообще не видимо с другой точки, и заметно только отсюда, где стою я. Конечно, мое замешательство длится не долго. Я понимаю, что мистика тут ни при чем. Просто совпали ракурс, погода и время суток: идущее от тела тепло, еще несколько часов назад называвшееся человеческим, вовлекает и тянет вверх облачко пылинок, и те попадают в солнечные лучи, а угол моего зрения предполагает возможность увидеть процесс преломления этих самых лучей в этих самых пылинках,... и позволяет узреть в этом процессе красивую веселую пляску микроскопических солнечных зайчиков. Они отогрелись и веселятся. И им нет дела до того, в каком ракурсе их застала я. У них своя игра. Я могла бы увидеть что угодно еще, находящееся в этой комнате. Или закрыть глаза и приложить к носу надушенный платок или вообще уйти гулять по набережной. Возможно, в другой раз при другой погоде, в другое время года и в другой час я так и поступлю. А сейчас
я мысленно прикладываю к этой картине руки, сложив их рамкой киноэкрана. И мне жаль, что не с кем поделиться удивительным впечатлением - о том, что такая невеселая процедура показала мне совершенно неожиданное и совсем не безобразное, как принято думать, лицо «потустороннего».
Шахри Даниялова
2004г.
Свидетельство о публикации №211092000064