Происхождение и развязка или Бог был милосерден

История о страданиях человека
во имя великих человеческих страданий...

Рассказ основан на реальных событиях.

– Все в норме, – говорил доктор. –  Просто ложитесь и расслабляйтесь.
Ей казалось, этот голос доносился  откуда-то издалека, будто в милях отсюда он кричал на нее.
– У вас мальчик.
– Что?
– У вас здоровый сынишка. Вы понимаете это? Здоровый сын. Вы слышите, как он плачет?
– С ним все в порядке, доктор?
– Конечно, он в порядке.
– Пожалуйста, дайте мне взглянуть на него.
– Сейчас, еще мгновение.
– Вы уверены, что с ним все хорошо?
– Я уверен вполне.
– Он все еще плачет?
– Постарайтесь расслабиться. Вам не о чем беспокоиться.
– Почему он перестал плакать, доктор? Что-то случилось?
– Не изводите себя, прошу вас. Все хорошо.
– Я хочу посмотреть на него. Дайте мне взглянуть на него.
– Дорогая, – сказал доктор, поглаживая ей руку, – у вас хороший сильный и здоровый ребенок. Вы разве не верите моим словам?
– А что эта женщина делает рядом с ним?
– Мы наводим красоту для вашего малыша, – сказал доктор. – Мы немножко его обмоем, вот и все. Потерпите еще несколько мгновений.
– Вы клянетесь, что с ним все в порядке?
– Я клянусь вам. Теперь откиньтесь назад и отдыхайте. Закрывайте глаза… Давайте, давайте. Закрывайте глаза. Вот так. Вот это уже лучше. Хорошая девочка…
– Я молилась, я столько молилась, чтобы он выжил, доктор.
– Ну конечно, он будет жить. О чем вы говорите?
– Но другие – нет.
– Что?
– Никто из остальных не выжил, доктор.
Доктор стоял перед кроватью и всматривался в бледное, истощенное лицо молодой женщины. Он никогда не встречал ее до сегодняшнего дня. Они с мужем были новыми людьми в этом городке. Жена владельца постоялого двора помогала им по приезду. Она же рассказала, что муж этой женщины работал в местной таможне на границе, и что переехали они внезапно, около трех месяцев назад, и всего то с двумя чемоданами: один чуть больше другого. Она также говорила, будто бы мужчина был мелким пьяницей, а кроме того – человеком высокомерным, властным и надменным. Но молодая женщина – напротив – была интеллигентной и очень религиозной. Она никогда не улыбалась. За несколько недель, проведенных приезжей семьей в городке, никто не встречал ее улыбающейся. Пронесся слух, что для мужа это был третий брак, что первая жена его умерла, а с другой он развелся по причинам, о которых стоит умолчать. Но это был лишь слух.
Доктор наклонился над кроватью и подтянул простынь чуть выше, чтобы она закрыла грудь пациентки.
 – У вас нет причин для беспокойства, – произнес он мягко. – Это совершенно здоровый малыш.
 – Также мне говорили и об остальных. Но я потеряла их всех, доктор… В последние полтора года я потеряла всех троих детей, так что вы не должны упрекать меня в беспокойстве.
 – Их было трое?..
 – Это мой четвертый… за четыре года.
Доктор пошатнулся и с трудом переступил на голый пол.
 – Я не думаю, доктор, что вы знаете, каково это – потерять всех, всех троих детей, медленно и мучительно, одного за другим. Но они до сих пор в моем воображении. Я могу представить лицо Густава так четко, как если бы он лежал сейчас здесь, рядом со мной. Густав был красивым мальчиком, доктор. Но он часто болел. Это так ужасно, когда дети часто болеют, а ты не в силах им помочь.
 – Я знаю.
Женщина открыла глаза и остановила пристальный взгляд на докторе. Через несколько секунд  снова закрыла их.
 – Мою девочку звали Ида. Она умерла за несколько дней до Рождества. А это было всего четыре месяца назад. Я бы хотела, чтобы вы увидели Иду, доктор.
 – У вас теперь другой ребенок.
 – Но Ида была так прекрасна.
 – Да, – ответил доктор, – я знаю.
 – Откуда вы можете знать? – она заплакала.
 – Я уверен, что она была замечательным ребенком. Но теперь у вас есть сын, и он ничем не хуже. Доктор повернулся и, сделав несколько шагов, остановился у окна. Оттуда на него смотрел сырой и мрачный апрельский полдень. Взгляд доктора застыл на некоторое время: он наблюдал, как через улицу огромные капли дождя разбивались о красную черепицу домов.
 – Иде было всего два года, доктор… и она была так красива, что с утра, когда  я одевала ее, и до самой ночи, когда она уже лежала невредимая в своей постельке, я не могла оторвать от нее глаз. Тогда я жила в глубоком ужасе даже от самой мысли, что с этим ребенком что-то может случиться. Густав уже ушел, и мой маленький Отто тоже покинул меня, и она была все, что у меня осталось. Иногда я вставала посреди ночи, подползала к ее колыбели, чтобы приникнуть ухом к ее ротику. Я просто хотела убедиться, что она дышит.
 – Постарайтесь отдохнуть, – сказал доктор, возвращаясь к ее кровати. – Пожалуйста, постарайтесь немного отдохнуть.
Лицо женщины было бледным и обескровленным. Легкое сине-серое пятно виднелось вокруг ее ноздрей и рта, и несколько прядей влажных волос свисали на лоб, прилипая к коже.
 – Когда она умерла… Я уже была беременна снова, доктор. Я была на четвертом месяце, когда умерла Ида. «Я не хочу этого!» – кричала я после похорон. «Я больше не хочу этого! Я похоронила достаточно детей!» А мой муж… он прогуливался среди гостей с большой кружкой пива в руке… он быстро обернулся и сказал: «У меня есть новости для тебя, Клара, хорошие новости». Можете ли вы себе такое представить, доктор? Мы только что похоронили нашего третьего ребенка, и он стоит передо мной с кружкой пива  и рассказывает, что у него хорошие новости. «Сегодня меня направили на должность в Браунау, – он говорит, – так что можешь уже начинать паковать вещи. Это будет для тебя новым стартом, Клара». И продолжает: «Это будет новое место, у тебя будет новый доктор…»
 – Пожалуйста, не нужно больше разговоров.
 – Доктор, ведь вы новый доктор?
 – Выходит, так.
 – И мы сейчас в Браунау.
 – Да, верно.
 – Я так испугана, доктор...
 – Постарайтесь успокоиться. Не нужно бояться.
 – Какие шансы у этого ребенка?
 – Вы должны прекратить думать так.
 – Я не могу. Ведь есть, наверное, что-то наследственное, что каким-то образом является причиной смерти моих детей. Ведь должно же быть что-то.
 – Это полная чушь.
 – Вы знаете, что сказал мне мой муж, когда Отто родился? Он зашел в комнату, заглянул в колыбель, где лежал Отто и сказал: «Почему все мои дети должны быть такими маленькими и слабыми?»
 – Я уверен, он так не говорил.
 – Он так опустил свою голову в колыбель Отто, как будто изучал какую мелкую букашку и сказал: «Все, что я говорю это – почему они не могут быть лучшими экземплярами? Вот, это все, что я могу сказать». А три дня спустя, Отто был мертв. Мы крестили его второпях, на третий день, и в тот же вечер он умер. А за ним умер Густав. Потом умерла и Ида. Они все умерли, доктор… и вдруг наш дом так опустел…»
 – Не думайте об этом сейчас.
 – А этот тоже очень мал?
 – Нет, этот нормальный ребенок.
 – Но маленький?
 – Может быть, он слегка маловат. Но те детишки, что поменьше частенько бывают намного крепче тех, что побольше. Вы только представьте, госпожа Гитлер, через год он будет уже учиться ходить. Ведь это прекрасная мысль?
Она промолчала.
 – А через два годика он уже будет болтать без умолку, и будет сводить вас с ума своей болтавней. Вы уже решили, как назовете сынишку?
 – Какое будет имя?
 – Да.
 – Я не знаю. Я не уверена. Но мой муж говорил, что если родится мальчик, то мы назовем его Адольфус.
 – Значит, его будут звать Адольфом.
 – Да. Мой муж любит это имя, потому что созвучно с Алоиз. Моего мужа зовут Алоиз.
 – Прекрасно.
 – О, нет! – вдруг закричала она, приподнимаясь с подушки. – Мне задавали такой же вопрос, когда Отто родился! Значит и этот умрет! Вы сразу и окрестить его хотите!
 – Сейчас, сейчас, – вылетело у доктора. Он нежно взял ее за плечи и продолжил, – вы ошибаетесь. Я вам это обещаю. Я просто побыл любопытным стариком, вот и все. Я вообще люблю разговаривать об именах… Я думаю, что Адольфус – это великолепное имя. Оно особенное. Это даже одно из моих любимых. А, смотрите, кто идет.
Жена владельца постоялого двора, подняв ребенка высоко на свою огромную грудь, лебединой походкой пересекая комнату, подошла к кровати. «Вот наша маленькая прелесть!» – вскрикнула она, сияя от радости. «Не хочешь подержать его, моя дорогая? Может, положить его рядом?»
 – Он хорошо завернут? – спросил доктор. – Здесь крайне холодно.
 – Ну конечно.
Грудничок был плотно завернут в белую шерстяную шаль, и только его розовое личико выглядывало оттуда. Жена владельца постоялого двора аккуратно положила его на кровать рядом с матерью. «Вот так», – сказала она. «Теперь ты можешь лежать здесь и всласть любоваться своим чудом».
 – Я думаю, он вам понравится, – произнес доктор, улыбаясь. – Он хороший малыш.
 – У него такие милые ручки, – восклицала жена владельца постоялого двора. – И такие утонченные пальчики!
Мать не двигалась. Она даже не повернула голову.
 – Ну давай! – прикрикнула жена владельца постоялого двора. – Он ведь не укусит!
 – Я боюсь смотреть. Не могу поверить, что у меня есть ребенок, и с ним все в порядке.
 – Не будь такой глупышкой.
Мать медленно повернула голову и посмотрела на маленькое и невероятно ясное личико человека, лежащего рядом с ней.
 – Это мой малыш?
 – Конечно, ваш.
 – Ох… О…он так прекрасен.
Доктор повернулся, подошел к столу и начал складывать свои вещи. Мать лежала на кровати, рассматривая свое чадо, улыбаясь, прикасаясь к нему, и издавая звуки тихого восторга и крайнего удовольствия. «Здравствуй, Адольфус», – она шептала. «Здравствуй, мой маленький Адольф…»
 – Ш-ш-ш! – прошипела жена владельца постоялого двора. – Слушайте! Кажется, твой муж идет.
Доктор подошел к двери, открыл ее и выглянул в коридор.
 – Господин Гитлер!
 – Да.
 – Пожалуйста, проходите.
Невысокий человек в темно-зеленой военной форме осторожно ступил в комнату и огляделся.
 – Мои поздравления, – сказал доктор, – у вас родился сын.
У вошедшего мужчины были огромные усы, тщательно ухоженные на манер императора Франца-Иосифа, и от него сильно пахло пивом.
 – Сын?
 – Да.
 – Как он?
 – Он в порядке. И ваша жена тоже.
 – Хорошо.
Отец повернулся и с любопытством подскочил к кровати, на которой лежала его жена. «Ну, Клара», – начал он, улыбаясь сквозь усы. «Как все прошло?» Он нагнулся, чтобы посмотреть на ребеночка. Затем он нагнулся еще ниже. Быстрыми, но отрывистыми движениями он нагибался до тех пор, пока не оказался в 12 дюймах от головы грудничка. Его жена лежала боком на подушке и умоляла мужа взглядом.
 – У него самые чудесные легкие, – объявила жена владельца постоялого двора. – Вам надо было слышать его крики, когда он пришел в этот мир.
 – Боже мой, Клара…
 – Что такое, дорогой?
 – Он еще меньше, чем Отто был!
Доктор сделал пару поспешных шагов вперед.
 – У этого ребенка нет дефектов, – настоял он.
Уязвленный, муж медленно выпрямился, повернулся и посмотрел на доктора. Казалось, он был поражен и совершенно сбит с толку.
 – Врать нехорошо, – он произнес. – Я понимаю, что это значит. Это значит, что с этим будет то же, что и с другими.
 – А теперь послушайте меня, – перебил доктор.
 – Да знаете ли вы, что случилось с остальными?
 – Вы должны забыть об остальных, господин Гитлер. Дайте этому ребенку шанс!
 – Но такому маленькому и слабому!
 – Мой дорогой сэр, он едва успел родиться.
 – Даже так…
 – Да что ж вы делаете то? – закричала жена владельца постоялого двора. – Младенца хоронить! Заживо!
 – Хватит! – отрезал доктор.
Все это время мать горько плакала. Сильные всхлипывания сотрясали ее тело.
Доктор подошел к мужу и положил руку ему на плечо.
 – Обращайтесь с ней по-хорошему, – он шепнул. – Прошу вас. Это очень важно.
Затем доктор сжал его плечо и начал незаметно подталкивать мужа к краю кровати. Тот колебался. Тогда доктор нажал сильнее и начал подгонять его пальцами. Наконец, муж неохотно наклонился и едва прикоснулся губами к щеке своей жены.
 – Все хорошо, Клара, – сказал он. – Не плачь.
 – Я так молилась, чтобы он выжил, Алоиз.
 – Да.
 – Каждый божий день я ходила в церковь и умоляла на коленях, чтобы этому ребенку было позволено жить.
 – Да, Клара, я знаю.
 – Три мертвых ребенка – это все, что я могу выдержать, понимаешь ты это?
 – Конечно.
 – Он должен жить, Алоиз. Он должен, он должен… О Господи, будь же к нему милосерден…

"Genesis and catastrophe" by Roald Dahl.