Глава вторая Бег

Бег.

"Я хочу попасть в ад, а не в рай. Там я смогу наслаждаться обществом пап, королей и герцогов, тогда как рай населен одними нищими, монахами и апостолами. "


Если бы я знал, на что иду, выбирая такую профессию, непременно стал бы плотником. Они всегда востребованы, уважаемы в народе. Не то, что я. Ну, а где любят музыкантов?В детстве, когда в нашем захолустном Колдегарде каким-то образом очутилась труппа столичных циркачей, я был просто сражён тем, какие звуки извлекал из своей дудки их музыкант. Пока все мальчишки смотрели показательные бои фехтовальщиков, наблюдали за укротителем, верещали от восторга, когда очередной клоун доставал монетку у них из-за уха, я не мог оторвать взгляд от музыканта, который выводил чудесную мелодию с помощью своей дудки. Музыка очаровывала меня, открывала во мне такие глубины души, о которых я и не подозревал. Позже я узнал, что это была не дудка, а флейта. Ещё позже я сам научился играть на ней. Моё решение стать музыкантом было принято плохо принято моими родителями. По их словам они хотели сделать из меня достойного члена общества, а не пополнить мною ряды отбросов. Ну и пусть!Я был слишком горд, и самоуверен. Что там, мне не было ещё и двух десятков лет, я верил, что могу покорить весь мир. Тогда же я сказал себе, что очень скоро вся Империя узнает имя Сильвио, имя величайшего музыканта в мире. Как же я ошибся. . .

После очередной перебранки с родителями, я ушёл из дома. Без денег, без планов, я был движим только мечтой. Знакомый моих родителей согласился отвезти меня в Столицу, и я уже предвкушал всю сладость того момента, когда начну выступать. За мечтами прошла неделя пути. Однако, приехав в Стольный град, я понял, что это будет не так просто. Здесь паренёк по имени Сильвио был никому не нужен, и никому не знаком. Город шумел, как гигантский улей, враждебно настроенный по отношению к провинциалу. Все норовили толкнуть, пихнуть, да ещё и нахамить при этом. Каким-то удом мне удалось найти здание местного цирка. Полный энтузиазма, я вошёл внутрь. . . и поразился тому, насколько внутри было грязно. Неудивительно, что труппа проводит большую часть времени в разъездах. Побродив среди странного народа, наполнявшего этот дом, я наконец увидел того флейтиста. Моё сердце радостно забилось. Вот оно, исполнение мечты!Я подошёл к нему, представился, и честно рассказал, что я твёрдо решил быть музыкантом, но мне нужен учитель, который сможет научить меня играть. Он внимательно меня выслушал, после чего сухо сказал "нет".

В первый миг мне показалось, что весь мир рухнул. Все мои мечты, все мои планы. . . всё. Опустошённый, я вышел из цирка, и пошёл бродить по городу. Никому не нужный. Я не мог вернуться домой, это было бы ещё большим позором. Но и здесь мне делать было нечего. Хотя. . . Как оказалось, найти в этом городе чёрную, малооплачиваемую работу очень легко. Уже на следующий день мне удалось стать мальчиком на побегушках в местной таверне. Я убирал конюшни, таскал поклажу постояльцев, отмывал кровь с пола в трапезной. . . в общем, я делал всё то, от чего остальные отказывались. За свою работу от хозяина таверны я получал несколько грошей, похлёбку и разрешение спать на сеновале. Так прошло около месяца. Несмотря на всё, мне удалось скопить небольшую сумму денег, которой вполне хватило для покупки у бродяги старой флейты. Белая, тёплая, с причудливым узором. Как уверял бродяга, эта штука была сделана из кости диковинного зверя. Правда этот же бродяга уверял, что инструмент проклят, и всех его хозяев уже давно закопали в сыру землю. . . но кто будет верить бродягам?Наверняка он украл флейту, и так пытается обьяснить низкую запрашиваемую цену. В любом случае моей радости не было предела.

Через неделю оказалось, что предел был. Научиться самому играть никак не выходило. Вытащить нормальный звук тоже. Скрепя сердце, я вновь пошёл в цирк. Флейтист вновь отказалс меня учить, заявив, что он музыкой зарабатывает себе на пропитание, но я был готов к такому повороту, и предложил ему пМихаель(а именно так, как оказалось звали музыканта)был вынужден согласиться. Шло время. Всю зарплату я отдавал за учёбу, и вскоре научился плохонько, но играть. Тогда в моей жизни произошло ещё одно важное событие. Мне безумно нравилась девушка, работавшая официанткой в той же таверне, что и я. Не зная, как к ней подойти, я решил спеть для неё серенаду. Сколько времени ушло на то, чтобы идеально выучить мелодию, сколько дыхания я потратил, пытаясь извлечь из этого проклятого куска кости нужные мне звуки. . . И вот, наконец, я выбрал удобный момент, попросил её остаться чуток после работы, и спел. Вернее излил всё то, что накопилось. Вероятно это была одна из самых страстных, и одна из самых лучших моих песен. Перемежая пение с игрой на флейте, я смог донести до Фальоры всё, что думал. И мне удалось её тронуть. Она попросила сыграть как-нибудь для неё ещё. Постепенно мы сблизились, начали гулять вместе по городу, сидеть вечерами на крыльце таверны. Я был счастлив. Дни в таверне, вечера неистовой учёбы и Михаеля, и периодические свидания с Фальорой. . . Ах, если бы всё продолжалось также вечно. . .

В тот день мне удалось освободиться пораньше. На сэкономленные с большим трудом деньги я купил огромный букет цветов для Фальоры, и направился в сторону её дома. Я твёрдо решил признаться ей в любви. Я продумал всё. Как я вручу ей цветы. Как я открою ей своё сердце. Как мы поженимся и будем жить долго и счастливо. . . Вот только я никак не мог продумать того, что встречу её на улице с широкоплечим парнем, ведущим её под руку. Потеряв дар речи, я молча наблюдал, как она проходит мимо, с таким видом, будто не знает меня. Букет цветов упал в грязь. Вместе со всеми надеждами, мечтами, вместе с моим сердцем. На следующий день она пришла ко мне, и начала обьяснять, что это её единственный способ выбиться в люди, что он-начинающий кузнец, а значит вскоре станет достаточно обеспеченным человеком, что я, в отличие от него, всего лишь жалкое отрёбье, обречённое вечно убирать дерьмо за лошадьми, и что она не может связать свою судьбу со мной. Я молча слушал, а внутри была такая горечь, что хотелось просто скончаться на месте. В тот день впервые напился. Причём весьма удачно. Напился до такого состояния, что начал орать песни, и надо же было такому случиться, что в таверну нагрянул клирик, возжелавший отобедать с простым людом, как раз в тот момент, когда я подходил к самому пикантному месту в похабной песне о похождениях трёх озорных монашек. Взбешённый святоша приказал меня мзгнать из города, что и было тотчас же сделано его охраной. Лёжа плашмя на сырой земле, смог заметить, что небо, как и мою жизнь заволокли гигантские грозовые тучи. . .

Из столицы шло много дорог. Я не знал, по какой из них идти, а потому решил, что отправлюсь в путь с первой же компанией, которая мне попадётся. Мне попались вояки, везущие провизию в форт Песчаный Грифон. Узнав, что я музыкант, они согласились взять меня с собой, если я буду их развлекать. Я же, вспомнив, что этот форт находится не так далеко от моего родного города, сразу согласился. Прошло десять дней, и мы прибыли в форт. Я успел достаточно сдружиться с бравыми вояками, охранявшими провизию, и те предложили мне пару дней поночевать у них в бараках, а там, глядишь, и местным бардом устроюсь. Отказываться не было смысла. Когда мы приехали в форт, меня провели через караул, как своего, выделили собственную койку в бараке, и велели на следующий день представиться начальнику форта, генералу Конраду. Я слишком устал с дороги, и сразу же провалился в сон.

На следующий день я проснулся около полудня, и обнаружил, что я единственный человек в бараке. Потянувшись, я сладко зевнул, и вышел во двор. Все суетились, готовились к чему-то. В Колдегард частенько заезжали служаки из этого форта, и, судя по их рассказам, я мог предположить, что форт готовится к отражению очередного набега гоблинов. Чтобы не мешать солдатам делать их работу, я ушёл на задний двор. Представляться сейчас генералу не было никакого желания. Поэтому я достал из-за пазухи флейту, и начал музицировать, платить за уроки.

Я так увлёкся, что не заметил, как началась оборона. Из этого состояния меня вывел оглушительный грохот, раздавшийся со стороны главный врат. Будто небеса упали на землю. Оценив ситуацию, я понял, что так и есть. С небес на форт падали гигантские раскалённые камни. Я рванул к конюшне с чётким намерением добыть коня и свалить из форта, как вдруг один из камней рухнул прямо туда. Здание разнесло вдребезги, а один из отлетевших осколков влетел мне прямо в лоб. Всё замерло. Звуки битвы исчезли, все вокруг двигались, словно во сне, как-то вяло, дёрганно, но что было ещё хуже, так это звон, заглушавший каждый звук. Не знаю, может я кричал, может нет. . . я не слышал. А может просто не соображал. Шатась, я побрёл куда-то. Кажется гоблины уже прорвались. . . Какого-то раненого солдата тащили к повозке. Сюда по жестам тащившего солдата, он просил помочь погрузить этого человека. Бездумно я взял солдата за руки, и потащил к телеге. Загрузив его, я забрался в телегу сам. Солдат замешкался, и получил топор в спину. Возница был расторопней, и сразу рванул с места. Кто-то успел открыть чёрный ход для нашей повозки. Оставляя хаос позади, мы уносились из форта. . .

Я потерял слух. Надеюсь, что временно, но в голову закрадывались мысли о худшем. Видимо меня слишком сильно приложило тогда. На лбу красовался "рог". Голова жутко болела. Я ничего не соображал. Потеря слуха означала бы для меня полный крах всех надежд. Зря я не выучился на плотника. Я же теперь ничего не умею, кроме как играть на флейте, а для этого нужен слух. Не в силах осознать и принять произошедшее, я сидел, покачиваясь в такт движению телеги, и уставившись на солдата, лежащего рядом. Однажды он пришёл в себя, и похоже что-то сказал мне, но я всё ещё ничего не слышал. Впрочем, он скоро снова уснул. Удивительно, что этот человек ещё жив, с такими травмами. Возница оказал ему первую помощь, когда мы отъехали на некоторое расстояние от форта, а мне помочь не смог.

Вокруг пустыня. . . над головой чернота. Глухой в компании калеки, и мрачный возница. Нет, мне определённо нравится эта компания!Вдобавок ко всему, я узнал дорогу. . . мы возвращались в Колдегард!
Видимо тот бродяга не соврал, и флейта и правда была проклята.
Телега мерно покачивалась, пока мы въезжали в город. . .