Из Турции с любовью

Искать можно всё: вчерашний день, ключи, негра в тёмной комнате, иголку в стоге сена, искать возможность, счастье...  Искать себя, свою половинку - находить, убеждаться, что она чужая... и снова искать. Искать истину, возможно даже в вине, выискивать по магазинам шорты и новый купальник для поездки в отпуск, искать и не находить  тему для рассказа, краску для последнего мазка на холсте почти законченной картины, мучиться этим поиском и продолжать искать.

 Искать нужно всегда, даже тогда, когда всё летит в тартарары и мысль о том, что жизнь не удалась, всё чаще сверлит мозг. Когда работа приносит столь же мало удовлетворения, сколько и денег, личной жизни нет никакой, а сын окончательно отбивается от рук. И  когда уже, кажется, что кто-то там, наверху напрочь забыл о твоем существовании, вот она, скромная улыбка фортуны!

 Меня и мою подругу Ляльку зовут работать в танцевальное шоу, и не в варьете нашего провинциального городка (это мы с ней уже проходили), а в ночном клубе Турции «Мега шоу» с контрактом на полгода. Вообще то мы с Лялькой не просто танцующие, хореография - наша основная работа, только мы всё больше по преподавательской части. Жаль, профессия преподавателя у нас далеко не денежная... И вдруг Турция! Я и за границей то ещё нигде не была! А тут работа в настоящем шоу, в шикарных костюмах! Но главное, неплохие деньги, во всяком случае, нам это обещали.

Были, правда, два минуса, о которых, думать не очень  хотелось. Первый – наш возраст, мне – 38, Ляльке – 32, остальные наши девчонки моложе тридцати. Второй, и более, как нам казалось, существенный минус, это консумация, хотя на тот момент мы имели о ней весьма размытое представление. Знали только, что консумировать, значит, раскручивать клиентов клуба на дорогие заказы.

               
Период подготовки программы пролетел быстро, и вот мы уже сидим в автобусе, который везёт нас в  Шереметьево. Спать ещё не хочется, разговаривать уже надоело, просто созерцаю всё вокруг: меняющуюся картинку за окном, девчонок, так же, как и я, едущих в неизвестность.

О чём-то увлечённо болтают Вера с Маринкой. Они такие разные. Вера - высокая, красивая, почти не танцующая, не по годам серьёзная. Маринка – "шалтай-болтай" женского рода, сумасшедшая поклонница Наоми Кэмпбелл. Мечтает на заработанные деньги одеться в стиле популярной манекенщицы и думает, что напялив на себя её образ, как новую кофточку, будет совершенно счастлива.

 Рядом со мной Лялька, уткнулась в книгу. Пытается отвлечься от мыслей о дочке. Конечно, непросто оставить десятилетнего ребёнка на подругу, никогда не имевшую детей, но родители Ляльки не так давно умерли, а значит больше не на кого.

Что касается лично меня, то, несмотря на зрелый возраст, я наивно полагала, что вся моя жизнь отныне будет делиться  на два периода: до Турции и после неё, причём второй, вне всяких сомнений, должен быть, в отличие от первого, со знаком плюс. Была закомплексованной  -  стану уверенной, была бедной – заработаю кучу денег, была одинокой – найду любовь, короче, была золушкой – стану принцессой.
 
                ***


Мы уже восьмой день в Турции. Пока оформляли рабочую карту, репетировали, понемногу учили турецкий язык, и, наконец, сегодня, первый раз  отработали шоу программу в клубе. Привели себя в порядок, сели в зале за столики и через некоторое время имели  почти полное представление о том, что такое  консумация. Пожилой турок, завсегдатай клуба,  тщательно осмотрев нашу прибывшую группу, пригласил за свой  столик Веру. Конечно, кого же ещё, она красавица и  грудь, как у голливудских див.

Консумация в клубе безалкогольная, но пиво разрешается. Турок угощал Веру пивом, выставляя на столе батарею из пивных  бутылок, как признак собственной финансовой состоятельности, потому что бутылка пива, купленная для девушки в клубе, стоит, примерно, как хороший коньяк в магазине. Иногда он щипал глупо улыбающуюся Веру за голые ноги и заглядывал  в глаза, пытаясь угадать, довольна ли она.

С одной стороны, конечно довольна, ей ведь процент с консумации идёт. Однако "накачалась" Вера за ночь изрядно, утром в автобус зашла на автопилоте, пробурчала что-то типа: « Я так за полгода сопьюсь»... - упала на сиденье и отключилась. Кто-то из девчонок попытался сострить: "Вера в хорошее не просто пошатнулась, она буквально упала в наших глазах"... Ну, уж, кто-кто, а Вера точно не сопьётся, она у нас правильная.
 
               
Сегодня Ляльку пригласил за столик турок лет 30, довольно симпатичный. Заказал Ляльке стакан сока, это самый дешёвый заказ, за стакан сока  с турком нужно общаться всего двадцать минут, но для Ляльки и этого много. Всё дело в том, что Лялька пребывает в состоянии влюблённости, объект её любви сейчас в России и всё, что ей остаётся, это почти ежедневные телефонные звонки, на которые уходит уйма денег, и мечты о приближающейся встрече.

Лялька еле отсиживает своё время и возвращается ко мне – «Представляешь, этот смазливый мне секс предлагал, щас ему все тридцать три удовольствия, дЭбил»... Лялька всегда произносит это слово с буквой Э, что для меня лично  усиливает его смысл. Кажется, что, если дебила вылечить ещё можно, то уж дЭбила точно никогда.
Кстати, иметь секс с посетителями нам запрещено. Казаться доступными. но не быть ими - вот наша задача.
                                Маринка, та, что обожает Кэмпбелл, купила себе ботильоны, как у Наоми, и дефилирует между столиками, обращая на себя внимание всех мужчин в клубе. Консумирует она много, прямо  нарасхват, и её первоначальное желание поймать «большую, жирную рыбу», желательно европейского происхождения, вполне могло бы осуществиться. Но судьба просто посмеялась над ней, обратив все её чувства на  низкорослого, худенького гарсона с мелодичным именем Юксель. Он тоже влюблён в неё.

И, когда «Наоми» садится за столик, чтобы общаться с турками,  Юкселю кажется, что у него крадут самое дорогое и в его глазах загорается маленькая искорка ревности, грозящая превратиться в огненную стихию.  "Наоми" всё понимает, поэтому периодически бросает на  любимого такие нежные взгляды, что пламя из искры так и не успевает возгореться.  Сегодня, расхаживая в новых ботильонах и привлекая всех мужчин подряд, она по-настоящему хочет нравиться только одному - маленькому, неприметному гарсону.

Ловлю на себе взгляд пронзительных, карих глаз.  Хоть бы за столик пригласил  что ли,  мы с Лялькой  так мало консумируем, что хозяин клуба уже косо на нас посматривает, того и гляди отправит в Россию и плевать ему на то, что мы в программе на первых ролях, ему капитал приумножать надо.

Подошёл гарсон, кивнул, послушно иду за ним, сажусь, вижу эти карие глаза напротив и понимаю, что пропала. Пытаюсь как-то отвечать на вопросы, скорее всего невпопад, потому как разглядываю мужчину. Красивый, волосы с проседью, моложе меня лет на семь – восемь, по-русски  ни слова. Зато его друг, немец, немного понимает и довольно сносно говорит. Пообщались немного...
 «А он симпатичный – воодушевилась  Лялька, когда я вернулась за столик - как зовут»? «Тимур», – ответила я и улыбнулась.

Мы с Лялькой живём в разных одноместных номерах, но находятся они рядом, и практически всё время мы проводим или в её или в моём номере, только спим каждая у себя. Сегодня, как и всегда ранним утром после работы, сидим и трапезничаем у меня. На завтрак у нас аппетитная курица-гриль с овощами и специями. Проголодавшись за ночь, с удовольствием набрасываемся на еду. "Как думаешь, почему мне Кота второй день не звонит»? – спрашивает Лялька, облизывая жирные пальцы.

Кота – это её любимый, она называет его разными кошачьими именами – Кота, Котяра, Котёнок, в зависимости от своего отношения к нему в эту минуту, и в каждой ювелирной лавке покупает серебряные украшения с изображением кошек, вернее, как считает Лялька, котов... 

«А вдруг мой Кота с кем-нибудь познакомился? Меня уже несколько месяцев нет рядом, а он без женщины не может, Котяра мартовский», - Лялька замолчала, видимо испугавшись материализации своих мыслей. "Брось, где твой Кота ещё такую дуру как ты найдёт"? - уверила я Ляльку.

Дело в том, что Лялькин Кота не очень любит работать и периодически сидит на её шее, а его основное занятие в эти периоды, цитируя Ляльку – «лежать  на диване и гонять мысли по позвоночнику». В номере Ляльки с предусмотрительно открытой дверью зазвонил телефон, Лялька сорвалась с места, как бегун после стартового сигнала, так что мои последние слова её уже не застали. Я слышала счастливый Лялькин голос и думала о том, что все бабы - дуры.

                ***

Сегодня Тимур снова пригласил меня за столик. И после нескольких ничего не значащих общих фраз, рассказал самое главное. Его друг, немец, старательно переводил и, хотя в его русский иногда вплетались турецкие и  немецкие слова, суть я поняла. Прошло уже два года, как жена Тимура Айтач погибла в автокатастрофе. И вот однажды, зайдя в клуб, он увидел меня - живое воплощение его жены, разве что, немного постарше. Тимур пригласил меня за столик и был ещё больше поражён моим с Айтач сходством...  Сейчас у Тимура есть девушка, он её любит.

Тимур замолчал, подумав о чём-то, а затем продолжил. Может быть, он любит её не так сильно, как любил Айтач, но нельзя жить прошлым. Нужно строить новые отношения, любить, создавать семью. Больше Тимур в клуб не придёт, общение со мной вызывает в нём ностальгические чувства, которые мешают его отношениям с другой девушкой. И, тем не менее, он очень благодарен мне за то, что на какое-то время я вернула ему Айтач. Сказав последние слова, Тимур протянул мне маленькую коробочку, в которой лежало золотое колечко с сиреневым камешком. Наверное, это был подарок просто за то, что я есть.

               
                                Мы как обычно работали программу и забежали в гримёрку, чтобы переодеться к следующему номеру. Вдруг неожиданно погас свет и, через несколько секунд, когда глаза немного привыкли к темноте, стало очевидным, что вокруг происходит что-то странное. Дверной проём, казалось, перемещался то в одну, то в другую сторону.

Стулья свободно скользили по гримёрке, как будто движимые усилием чьей-то воли, словно мы присутствовали на грандиозном сеансе телекинеза. Началась  паника. Девчонки слабо завизжали и подались к двери. В коридоре уже толпились другие, выбежавшие из своих гримёрок.

 Тревожная масса заполнила коридор и потекла по направлению к выходу. Но, стоявшие здесь охранники никого не выпускали. В этой  бестолковой суете возникло вдруг слово  "землетрясение". Мы толпились на лестнице, беспомощно ожидая хоть какой-нибудь развязки...

Перспектива быть погребёнными под обломками турецкого ночного клуба и ещё восьми следующих этажей, казалась нам абсолютно дикой. Но, видно не такую судьбу уготовил нам господь... Мы вернулись на своё рабочее место. 

В клубе ещё оставались посетители, и было непонятно, они фаталисты или просто перебрали с алкоголем. На каждом столике горели свечи. Электричества, а значит и музыки, не было. "The Show Must Go On" не получилось, шоу закончилось. Тишина лишь усиливала общее напряжение.

И как бы пафосно это не выглядело, всё дальнейшее происходило  именно так. В турецком ночном клубе, в зале, где сидели  румынские, украинские, молдавские девчонки, объединённые тревогой за себя и  своих близких, возникла песня. «Ой, цветёт калина в поле у ручья, парня молодого полюбила я»…. Потом другая  «Вот кто-то с горочки спустился, наверно милый мой идёт»... Потом ещё и ещё... Мы пели и эти песни давали нам силу.
                Страшное землетрясение в Стамбуле, докатившееся до нас отголосками в четыре, пять баллов, положило конец нашей поездке. В связи с трауром по всей Турции, ночной клуб был закрыт на неопределённое время, а мы отправлены домой.

Россия встретила нас пасмурным, дождливым днём, как и полагается, встречать тех, кто,покинув «край родной», тщетно искал что-то «в краю далёком». Сбросив в одно место свои неподъёмные сумки и баулы, набитые, не столько собственными вещами, сколько подарками для родных и друзей, мы пошли искать автобус, присланный  менеджером. Искали долго и  когда, наконец, увидели, ужаснулись. Это был... катафалк.

Да! Именно катафалк, в котором кроме боковой двери, сзади находилась ещё одна дверь, для внесения  гробов. Через эту дверь мы загрузили весь свой багаж и, так как автобус был небольшой, а сумок много, пришлось укладывать их рядами почти доверху.

Когда автобус лихо подпрыгивал на очередной колдобине, наши сумки тоже подпрыгивали и норовили ударить побольнее. Мы дико визжали и матерились. К тому же, от второго водителя несло перегаром и со своей пионерской готовностью в любой момент сесть за руль, он был сродни террористу-смертнику...

Шансы вернуться домой живыми, таяли прямо на глазах. Кто-то, явно шутя, но очень трагичным голосом произнёс: "Погибнем мы здесь все"... Последняя капля в переполненной чаше. Что же это получается? Бедность била - не убила, любовь била - не убила, стихия нагнала страху, но ведь не убила же! А этот маленький, задрипанный автобус возьмёт, да и угробит всех разом, оправдывая своё истинное предназначение. Ну, уж нет! Лялька первая не выдержала: «Стоп, приехали»!

Мы выгрузились прямо на шоссе и через некоторое время, остановив более-менее нормальный автобус, добрались до Белорусского вокзала, а оттуда и домой. Как же права была та двадцатилетняя девочка из Курска, которую не отпустили в Россию на похороны отца, сказав эту, теперь уже  заезженную фразу: «Что нас не убьёт, то сделает сильней». И в этом смысле я благодарна Турции.