Куряка

               


 
       Грудным младенцем привезла меня мама в деревню, в которой она родилась и выросла. Жители деревни неоднозначно отнеслись к ее возвращению с ребенком на руках. Деревня жестока, у нее своя мораль, испокон веков одинокой женщине: «не положено» рожать. Поэтому ребенка, т.е. меня, она сразу «наградила» достойным званием: «крапивник». Но опять же, издревле на Руси прозвище зачастую заменяло настоящее имя и обижатся на него не следует. Любое прозвище в деревне, как родимое пятно для человека, даже после смерти человека больше помнят по прозвищу. Кстати прозвища зачастую бывают очень меткими, как говорится: «не в бровь, а в глаз». Я никогда не обращал на этот свой титул ни какого внимания, на мою судьбу он не повлиял, так и остался в деревне.
Напомню, родился я сразу после окончания второй мировой войны, на третий день. Но в моей жизни вторая мировая не главное событие, куда главнее, что я ровесник Победы. Победы в Великой Отечественной войне. В моей стране истории второй мировой войны уделялось мало внимания, ее как бы и не было.  Это не трудно понять, ибо  вторая мировая для моего народа ограничивалась только войной на фронтах Великой Отечественной. Какой ценой она далась нашему народу, мы до сих пор не знаем до конца. Историки  открывают все новые страницы, той страшной эпохи, когда вся страна жила лишь одной заботой: устоять, выжить. Мы, поколение второй половины сороковых, не застали тягот военной эпохи, но трудная послевоенная пора, нищета и голод, большинству из нас знакома не понаслышке. Терпеливость нашего народа безгранична, это общеизвестно, но  что пришлось выдержать нашим родителям, работавшим в тылу, и в годы войны, и после победы, не поддается описанию. Я видел лишь малую часть страданий, но и то, что видел и запомнил, поражает. Как можно выдержать такие лишения, каким пером их описать? Как передать вам, ныне живущим, вкус лебеды, сваренной с крахмалом от прошлогодней, перегнившей в огороде картошки и приправленной горсткой отрубей? Невозможно это. Конечно, можно предложить это блюдо  на пробу любителям острых ощущений, как экстрим – меню. Да вот проблема: где шеф-повара найти на такой изыск? Отошли эти мастера в мир иной.
В деревне люди были брошены на произвол судьбы, выживали, кто как мог. От них требовался лишь труд до полного изнеможения. Но люди, все – таки, держались. Как сейчас, помню, мама неустанно повторяла: « Лишь бы не было войны!»  Слова эти, эта фраза служили оправданием трудностей, подтверждали готовность людей пережить любые невзгоды. «Лишь бы не было войны!» Она, эта фраза, звучала в устах людей как набат, как эхо прошедшей войны, как заклинание от повторения  проклятого лихолетья.  Эта фраза, этот голос будет сопровождать и нас, наше поколение всю жизнь, как пример стойкости и несгибаемости нашего народа.
      Конечно, все эти трудности брали на себя наши родители, до нас, детворы они доходили слабо. Да, многим из нас было хорошо знакомо чувство голода, но истины мы не знали, поэтому легче переживали, считая, что это в порядке вещей. Конечно, ни о каких сладостях и всяких прочих сникерсах не могло быть и речи. Наши родители и моя мама, в том числе, как могли всячески ограждали нас от суровой действительности. Поэтому дошкольная пора для меня прошла без особых невзгод. Обычное деревенское, босоногое детство с соплями до пупа. В семь лет, как и положено, пошел в деревенскую начальную школу. Учился хорошо и легко, исправно переходя из класса в класс. Событие, о котором хочу рассказать, относится к лету 1954 года, когда я перешел  в третий класс. За два прошедших года учебы в школе я много  узнал. Естественно, научился читать, писать и считать. Узнал также, что живу в великой стране и моя родина, самая лучшая страна в мире, гордо называется: Советский Союз. А в прошлом году произошло что то страшное, горе было великое: умер наш родной отец, И.В.Сталин. На станции  очень долго гудели все паровозы, а все взрослые плакали. На мавзолее в Москве теперь две надписи: ЛЕНИН и СТАЛИН. А весной этого года мы сами правили историю: в наших учебниках по чтению, в  конце книги, были помещены портреты и  биографии руководителей партии и правительства и  мы тогда, по указанию учительницы, выкололи глаза, кому надо и перечеркнули тексты с их биографиями,  выполнив, тем самым свой гражданский долг. Нам сказали, что это нехорошие дяди, они вредили нашему будущему счастью. Жизнь  после этих событий, может быть, и стала у кого-то слаще и сытнее, но нас это не коснулось, да и не интересно нам все это было. Скоро каникулы, впереди вольная деревенская жизнь. На нашей речке Секерке закончилось половодье, по ее берегам мы сожгли уже всю прошлогоднюю траву. Девчонки в школьном дворе расчертили мелом на высохшей земле свои клеточки и вовсю играли стеклянными заигрышками в классики. Мы с ребятами опробовали наше футбольное поле за околицей. В лесу нарезали и очистили от коры орешниковые прутья для удочек. Конечно, изготовили и новые рогатки, главное наше оружие. К каникулам мы были готовы, ждали их с нетерпением и во всеоружии. Наконец, заканчивается май и ура, мы на свободе, у нас каникулы.
       Моя мама тогда работала на железной дороге, поденно, то есть с оплатой по фактически отработанным дням, без зачисления в штат. Они там, бабьим кагалом, под команды дядьки - инвалида, ломами и веревками дружно передвигали и устанавливали на место рельсы и шпалы.  Вечером она, усталая, приходила домой и на столе появлялся пеклеванный, удивительно вкусный хлеб, а иногда сахар и, даже сливочное масло. Коза, наша кормилица, которую мы держали, вдоволь давала молока. А на дворе лето, солнце и каникулы. Что еще надо, для мальчишеского счастья? Да, ничего! Лишь бы это длилось вечно.
Деревня наша небольшая, около сотни домов, расположена на берегу небольшой речки. В двух километрах день и ночь лязгал вагонами маневровый паровоз. Там круглосуточно шумела товарными и курьерскими поездами железнодорожная станция. На другой стороне, в полукилометре примерно, был настоящий лес. Окаймляла всю эту округу наша Волга. Ее протоки и разливы были нашей вотчиной. Ну, чем не рай!? Учитывая, что мама работала с утра до вечера, свобода была полная. Наш дом превратился в наш ребячий штаб. По понятным причинам моих  сверстников в деревне не было, война забрала к себе их возможных отцов. Но все же, наша компания  состояла из десятка разновозрастных мальчишек. Самым старшим был я. Остальные на год, два и даже три младше. Наша ватага жила своей жизнью, своим кругом интересов. А интересы были простые: купание в речке до синевы по всему загорелому, запеченному на солнце телу и рыбалка. Волжские разливы, все эти озера и протоки постоянно кормили нас рыбой, которую мы ловили на удочку и даже майками, в высыхающих после разлива небольших водоемах. Для этого нужно было только намутить воду в «ямке» и щурята всплывали на поверхность, а тут мы, босоногие с майкой. И еще одно обязательное занятие: набеги на сады и огороды, как колхозные, так и принадлежащие мирным гражданам, по существу  нашим соседям,  Думаю, излишне говорить, о нашем вооружении: в кармане каждого из нас обязательно имелась рогатка. Бедные птички. Сколько мы их перебили! Теперь, конечно, очень жаль, но детство не вернешь. Что было, то было. Но были у нас и другие игры: в первую очередь – футбол. Каждый день мы пинали кожанный мяч с камерой внутри. В те времена это было очень круто. Осенью, когда вечера становились  темнее - в войну. Оружие, конечно деревянное, но фонарики, это очень серьезно. Самые лучшие, трофейные немецкие Diamond, наши гораздо хуже. Мы экспериментировали с лампочками и батарейками, что бы наши «прожекторы» светили как можно ярче и мощнее. Осенью, пока не выпал снег, часто играли в  некое подобие лапты: шар-мазло по нашему. Любили играть в городки, да всего сейчас уже и не вспомнить. Особняком нужно сказать об игре на деньги. Летом, металлическими монетами играли в стукана, зимой и осенью в орлянку и об стенку. В карты, конечно, дулись, как же без этого. Играли в дурака, буру, очко, как на деньги, так и на щелбаны.
Пример по жизни мы брали, конечно, с взрослых ребят, они были нашими кумирами, ведь нынешних «ниндзя» и «бэтманов» всяких, не было. Мы просто копировали со старших их поведение и манеры. Хотели во всем походить на них. А как этого достичь? Да проще простого, нужно научиться курить, как это делают они, вот и все. И хотя папироса имеет размер, почти сравнимый с твоим ростом, это пустяки. Главное, ты умеешь по взрослому, с особым шиком, сквозь зубы сплевывать далеко от себя на землю, метра, эдак на два, а то и больше. Ты умеешь пускать дым изо рта кольцами, а также и через нос. Находясь в компании друзей, ты вынимаешь папироску из пачки или из дальнего кармана – заначки, заламываешь ее картонный мундштук  особым образом, как это делают все взрослые. А затем, внимание, наступает главное: вставив  ее  в рот, ты не торопясь, прикуриваешь, делаешь глубокую затяжку и, небрежно перекинув  в угол рта, приподняв голову, выпускаешь дым через нос! И не имеет ни какого значения, что стоишь ты босиком, в рваных, залатанных мамой штанах, а не в хромовых сапогах гармошкой и брюках с напуском, как фартовый парень. Неважно, что росточку в тебе метр с кепкой, да и кепка то у тебя на кепку не похожа, а так, картуз, замызганный. Все это ерунда, главное, ты уже причастен к миру взрослых. Вот это жизнь!
     Но курево стоит денег, постоянно стрелять не будешь, да и не больно то постреляешь. У сверстников нет, а взрослые за один чинарик, десяток подзатыльников надают. В нашей компании в ходу были два способа добычи. Первый – игра на деньги, второй – железная дорога. Играли мы, конечно, с большим азартом, но прибыток был невелик. Слишком мал был суммарный капитал всего мальчишеского сообшества в нашей округе. А папиросы: бокс или ракета, к примеру, стоили сорок семь копеек. Для сравнения: стакан семечек на станции - двадцать, стрижка наголо( под ноль), там же, на станции – десять копеек, билет в кино – двадцать, а тут чуть ли не полтинник. Да еще надо суметь, этот полтинник, выиграть. Выручал второй способ: железная дорога. Из проходящих  поездов пассажиры выбрасывали на обочину окурки - бычки, по нашему. Мы регулярно прочесывали километры железнодорожного полотна, собирая это богатство. Затем вынимали оставшийся там табак и курили самокрутки. Таким образом, мы вполне обеспечивали себя зельем.
         Но все имеет начало и конец, даже самое прекрасное лето приходит в осень. Вот и закончились каникулы. Первого сентября, как и положено, мы пришли в нашу, такую уютную, почти домашнюю школу. Ученики всех четырех классов поместились в одном из двух, имеющихся в школе, помещений. Школа в нашей деревне была начальной, поэтому учеников было мало, не более пятнадцати человек всего. В пятый класс нужно было идти на станцию, в железнодорожную школу – десятилетку. Так вот, собрала нас наша учительница Надежда Георгиевна, поздравила с новым учебным годом, похвалила, отметила, что похорошели, выросли и, конечно, хорошо будем учиться, хорошо себя вести. И вот посреди всех этих похвал, поздравлений и  радостных надежд, из уст нашей обожаемой Надежды Георгиевны звучит мое имя и фамилия! Она говорит: «А вот Юра-то Шмелев. Юра, встань, чтобы тебя видела вся школа, встань. Оказывается, дорогие друзья, Юра у нас уже совсем большой стал, он уже курить научился!»
Я не помню, что было дальше. Скорее всего, провалился сквозь землю. А куда мне еще было деваться, от такого стыда?
Жизнь расставила все по своим местам. Стыд,  потихонечку рассосался. Мне уже седьмой  десяток, жизнь практически прожита. Когда меня спрашивают: « А ты, почему не куришь?»  Отвечаю, как на духу: « Да, не получилось, вот и не курю.»
Спасибо и вечная благодарность Вам, Надежда Георгиевна.  Ваш педагогический  прием, гениальный  поступок Ваш, навсегда отрезал меня от курения. Вы, первая и самая лучшая учительница моя, навсегда остаетесь в сердце моем. Вы, настоящий Педагог, Вы, Великий Педагог!