Квадрига

               



          1956 год в истории Советского Союза ознаменован не только моим переходом в пятый класс и началом учебы в большой школе-десятилетке. В Москве в том же году произошло еще одно важное событие: двадцатый съезд КПСС. Честно говоря мне был  «до лампочки» этот съезд, но страна на первое место поставила именно этот коммунистический форум, но не мои успехи в учебе. Да и не только страна, эхо съезда разлетелось по всему миру. А мое усердие в учебе никто и не заметил, кроме мамы да друзей. Но я не в обиде и согласен с мнением большинства. Распространятся о роли этого форума, в жизни моей Родины я считаю без надобности, об этом много писали и еще будут писать другие, более искушенные в этих делах люди. Говорю об этом  лишь для того, что бы напомнить о переменах, происходивших в стране. Наступала, так называемая хрущевская оттепель, гражданам дали шанс ощутить себя людьми, они получили возможность избавится от постоянного чувства страха. И хотя согласно линии партии, моя страна все еще жила в окружении врагов, в мире появились новые веяния. Постепенно оформлялся лагерь социализма, росло и ширилось освободительное движение в колониях. В 1957 году даже произошло невиданное событие, разрешили провести в Москве Всемирный Фестиваль молодежи и студентов. Что творилось в фестивальной Москве, мы в нашей деревенской глухомани не знали. Но я отчетливо помню, как некоторые умельцы развешивали длинные провода, служившие антеннами для примитивных радиоприемников, чтобы можно было «ловить Америку». И лишь спустя годы и в наших краях появились стиляги, музыка на костях и многое другое, что является одним из признаков происходивших в стране перемен. К тому времени я уже стал взрослым парнем. А пока наша провинция жила по-прежнему скромно и бедно.
      Но даже и в этой бедности можно было увидеть ростки нового отношения к людям, к жизни. Прошедшая война, а особенно противостояние в набирающей силу холодной войне, видимо, чему то  научили наших партийных бонз. Они, похоже, поняли роль серьезного образования, значение технического прогресса, роль грамотных специалистов. А он, технический прогресс, нужен был, как воздух. Правда генетика все еще оставалась продажной девкой капитализма, но ядерная физика уже выведена из опалы, выпущен на свободу и успешно работает ракетчик С.П.Королев. Партийная верхушка не хотела проигрывать холодную войну, объявленную в Фултоне, они собиралась править вечно. Поэтому нужно было догонять загнивающий капитализм. На одной идеологии, да лозунгах, далеко не уедешь. Образованных людей в стране было явно недостаточно, а в сельской местности тем более. Мама моя имела три класса образования, а многие в деревне и того меньше. Низкое образование большинства сельского населения тормозило технический прогресс в деревне, неизбежно обрекало людей на тяжелый, близкий к каторжному, физический труд. Отсутствие техники, прогрессивных технологий, элементарных дорог и подавление инициативы у колхозников, в корне подрывало деревенское благополучие. Мальчишкой я в каникулы подрабатывал в колхозе, на уборке люцерны, возил в поле копны верхом на лошади. И хорошо помню рабочую обстановку на этом сенокосе. Колхоз засеивал люцерной большое поле и в середине лета наступала пора скашивать зеленый урожай. Основную работу: косить, сушить, сгребать и скирдовать выполняли люди и лошади. Техническое оснащение достойное уровня девятнадцатого века. Правда на уборке хлеба в те же годы начали использовать комбайны, но что это была за техника? Комбайнер с помощником  на голом «командирском мостике» и мальчишкой в бункере с зерном, вот экипаж машины боевой. Не зря уборочную страду называли битвой за урожай. При этом половина урожая оставалась в поле, комбайны были такими же дырявыми, как и вся советская власть.
       Поэтому учебу в школе моя мама воспринимала не как способ приобрести знания, а как надежду избавить меня впредь, от тяжелого физического труда. Отсюда и ее отношение к моей учебе: чему и как тебя сынок учат, я не понимаю, главное переходи из класса в класс, постарайся закончить, хотя бы семилетку, лишь бы не чертоломить, как я, всю жизнь. И прилагала все усилия к этому. Совершенно не нагружала меня какими либо поручениями по дому, не ругала за беспорядок, который неизбежно мы с друзьями создавали в нашем доме, ведь это был наш ребячий штаб. Но она и в школу не ходила, не интересовалась, как учусь. Жалоб от учителей нет, ну и хорошо. Эта полная свобода и самостоятельность постепенно выработала привычку надеяться на себя, учится не из под палки, а из интереса. Удивительно, но видимо мой интерес к учебе совпал по времени со стремлением и в обществе к хорошему, полноценному образованию. Строго говоря, это был тот редкий случай, когда совпали интересы мальчишки и государства. Стране нужны были грамотные, квалифицированные кадры и в промышленности, и в науке, и в армии, и даже, в сельском хозяйстве. Думаю, именно поэтому мы учились в новой, прекрасной школе с высококвалифицированным педагогическим коллективом.
      Я ни как не могу понять нынешних ревнителей советских времен с их причитаниями о счастливой жизни при социализме. Не собираюсь хулить советское прошлое, тем более это и мое прошлое, так же, как и у этих «страдальцев», замученных нынешней жизнью. Просто хочу, чтобы мои потомки знали, нашу, сермяжную правду жизни, а не раскрашенный лубок, пропагандируемый нынешними Зюгановыми. «Народ и Партия, едины!» - вот лозунг, который упорно вдалбливали нашему народу. Народ в ответ, как всегда безмолвствовал, правда, добавляя тихим голосом: «Раздельны, только магазины». Вот истинная оценка единства партии и народа. Самое грустное в том, что даже там где эти интересы действительно совпадали, настоящего сотрудничества не было. Система управления народным хозяйством была громоздкой и неповоротливой. В итоге бал правили чиновники из партийных органов. Например, государство было заинтересовано в повышении уровня образованности  населения, потому что, этого требовал научно-технический прогресс. Но интерес государства и интересы его чиновников, разные вещи, соединению не поддаются. Государственный  интерес, показной энтузиазм чиновников рассеивался и остывал где-то наверху, в начале длинного пути к школе. Настоящее  государство, до живого человека в школе, ученика или учителя не доходило. Наши преподаватели, в большинстве своем, очень милые, добрые люди, а главное, профессионалы и прекрасные педагоги жили, как и все бедно, а зачастую просто в нищете, на съемных квартирах, угловыми жильцами. Во что они одевались? Смело могу сказать: одеты были всегда чисто и опрятно, это точно. Но не помню, чтобы мы, школьники, говоря о наших учителях, могли употреблять слова: модно, шикарно, богато. Таких слов, таких определений в нашем лексиконе не было. А ведь после войны прошло уже более десяти лет и эти люди растили, можно сказать, живое золото, самый ценный капитал страны: грамотное молодое поколение. Буржуазный мир, и их главная страна порока, разврата и гниения, где человек человеку волк и враг, возила своих юных граждан в ихнюю, буржуазную школу  на специальных школьных автобусах, если ученик жил далеко. Нам же, каждый день. зимой и летом, шагающим километры по чистому полю, в нашу советскую школу, было даже невдомек, что такое  возможно. На танках в школу возить немыслимо, а другого транспорта, видимо, не было. Еще один штрих в картину. Я уже говорил, что мы жили с мамой вдвоем, жили в стареньком доме, мама работала на железной дороге поденно, то есть не в штате, соответственно с самой низкой оплатой труда. Правда, мы держали козу - кормилицу, в этом и было все наше богатство.  Не хочу бога гневить, понапрасну жаловаться, мы не голодали, нам хватало. Но вот с  одеженкой был напряг: все что я носил , было перешито и перелицовано из старой, ношеной одежды. В подобного рода искусстве пошива, моя мама имела высокую квалификацию. Но, как говорится, против лома не попрешь. В школе стали вводить единую форму одежды. Купить ее мама не могла, не по карману была. И тут во весь рост, в мою защиту, встало мое Государство. За его счет мне справили обновку, но вот казус: денег хватило только на брюки и гимнастерку, а ремень и фуражку мне поносить не довелось, сдулась государственная казна, кончились денежки. Разорил я, свое родное государство. Правда, должен сразу сказать, на моей успеваемости это обстоятельство никак не отразилось. Учился я, по-прежнему, хорошо.
       Четыре года, с пятого по восьмой класс, отучился я в этой милой школе, на железнодорожной станции Свияжск. Теперь по прошествии многих лет я хорошо понимаю, какими важными были для меня эти годы. Именно здесь были заложены основы моего мировоззрения, фундамент образования, начала формироваться система ценностей, которые стали мне ориентиром в жизни. Это был процесс создания личности,  и сейчас, я с благодарностью вспоминаю эти годы, считая, что они во многом способствовали воспитанию во мне положительных черт характера. Другой вопрос, как я распорядился, в последствии, этим капиталом. Но школа здесь, уже не при чем. И, кроме слов благодарности учителям и всему коллективу школы, за их нелегкий труд, у меня ничего нет.  Учеба в школе меня не напрягала, учился легко, а начиная с шестого класса на занятия ходил вообще без портфеля, имея при себе лишь дневник и тетради, которые засовывал под брюки и сверху закрывал моднячей курткой. Это была, так называемая вельветка.  Дальние родственники отдали маме после своего сына, выросшего из нее. И она была просто супер, почти новая, без заплаток, закрывалась на медную молнию и, самое главное, такие же молнии на двух нагрудных карманах. Я ей очень дорожил.
     Уроки не пропускал, любимые предметы: физика, математика, литература, трудно воспринимал химию, в общем, был обычным  подростком, школьником. Особо близких друзей в школе не имел, был, сам по себе. Из учителей запомнились немногие, буквально единицы, время все таки прошло. Яркое впечатление оставила Валентина Николаевна Морозова, преподавательница литературы, она как - то особенно интересно вела уроки. Правда, именно по литературе, у меня частенько были проблемы. С литературой было не все гладко, в моем дневнике попеременно были пятерки и колы. Именно так, колы (т.е. единицы), а не двойки. Ох, и доставал, видимо я, любезнейшую Валентину Николаевну, прости меня, Господи. Математику у нас вел замечательнейший. очень интересный препод. На вид простецкий, деревенский мужичок, с вечно спадающими брюками, которые он, стоя у доски, с мелом в руках, смешно поддергивал двумя руками вверх. Звали мы его: титясь, примерно так он выговаривал слово: сейчас. Но какой это был преподаватель! Бог зажег в нем не искру, а целый костер распалил. К сожалению ни имени, ни фамилии его не помню, а только «титясь» и сползающие штаны.
     Школа, безусловно, является очень важным инструментом воспитания подрастающего поколения, но не меньшее, а может и большее значение имеет и семья. Недаром, даже коммунисты признавали, что семья, это основная ячейка общества. Моя семья состояла из двух человек: я и мама моя. Она, как могла холила и лелеяла меня, ее любовь ко мне не имела предела: для нее я был смыслом жизни, по моему даже более, если только такое возможно. Она, как говорится, души во мне не чаяла. Однако большая часть жизни для меня была сосредоточена на улице, в моей милой деревне, в обществе деревенской детворы. Именно здесь я начал взрослеть, а не в окружении школьных друзей, как это часто бывает у  живущих в городе ребят. Напомню, заканчивались пятидесятые годы, страна вставала с колен, начиналась оттепель, моим сверстникам  в крупных городах и столицах открывался мир, а в нашей деревне лишь вчера провели электричество и, наконец - то, загорелась лампочка Ильича. Помните? Дедушка Ленин давно обещал и вот, поди ж ты, выполнил.
     И все равно, деревня варилась в собственном соку, жила своей патриархальной жизнью. Взрослая молодежь, почти все работали в колхозе, они не имели возможности уехать в город, потому что были крепостными крестьянами в своих колхозах. Они не имели паспортов, как и положено рабам, а значит и возможности передвижения в своей  стране. Вырваться из этого рабства могли ребята только после службы в армии, завербовавшись по оргнабору или по комсомольской путевке на всесоюзные стройки. И там уже получали паспорта, становясь, тем самым, нормальными гражданами своего государства, свободными людьми. Были еще и другие способы бегства из колхоза: выйти замуж за городского, поступить в институт, наконец. Но это, скорее из области фантазии, чем из реальной жизни.
     Благодаря такой заботе государства о сынах своих, в деревнях, опустошенных вой- ной, молодежь все таки была.  Хорошо помню, как взрослые ребята и девушки, по вече- рам собравшись в круг под двумя громадными тополями, около нашей деревенской школы, задорно, с  частушками и припевками, лихо плясали  барыню и сербирьянку, которые наяривал гармонист. После танцев, они, взявшись под руки, широким веером шли по улицам деревни и пели песни под аккомпанемент все той же гармони. Теперь я знаю, это  было последнее деревенское поколение молодежи, которая еще знала и соблюдала традиции старинного жизненного уклада деревни. Наше поколение, следующее за ними, хотя мы и жили  вместе со своей деревней и видели все это своими глазами, тем не менее, уже не соблюдало эти традиции У нас  формировался другой, свой мир, свои дела и увлечения. Пришедшее к нам электричество, принесло с собой новую жизнь. В некоторых домах появились радиоприемники и радиолы, заменившие трофейные патефоны, привезенные уцелевшими солдатами, с войны. Из открытых окон зазвучала новая музыка, передаваемая по радио, записанная на миньонах,  не бьющихся грампластинках в 33 оборота. Гармошка и патефон получили отставку. Несколько позже, но довольно быстро, появился и главный монстр: телевизор. От былой патриархальности в нашей деревни не осталось и следа. Конечно, все это произошло не в одно мгновение, потребовалось какое то время, но процесс был запущен. Наши интересы существенно отличались от интересов предыдущего поколения. Внешне все так же, как и прежде: летом купались и рыбачили, осенью играли в войну, зимой, естественно, коньки и лыжи. Но изменилось главное, мы перестали вариться в собственном соку. Наша деревня стала частью огромной страны, которая приняла нас в свои объятия, пригласила и познакомила нас со своей многонациональной культурой, в которую мы охотно погрузились. Конечно, мы не стали в одночасье городскими, а лишь почувствовали свою деревенскую ущербность. Но, когда полетел первый спутник мы, как и большинство советских людей, вечерами искали в небе движущуюся звездочку. И все таки нужно признать: городские сверстники сильно отличались от нас, «деревенщины». Они были более разбитными, шустрее и наглее нас. Но не только это, они больше знали о жизни и о мире. Говоря современным языком: они были более продвинутыми и информированными. Из города к нам в деревню на летние каникулы приезжали ребята, сыновья уехавших в свое время односельчан. Они рассказывали нам о городской жизни много интересного. От них я впервые услышал, еще не зная, что это такое, новые слова: стиляга, рок-н-ролл. Они отдыхали в пионерских лагерях, а из наших, деревенских, ни кто даже и не знал, что это такое. Не помню точно, но мне кажется, примерно в те времена партия провозгласила лозунг о сближении города и деревни. Но, как всегда, эти лозунги были пустой болтовней и несмотря на относительный технический прогресс, наша деревня так и оставалась деревней.
       Зимой она погружалась в дрему. Жизнь шла по накатанному сценарию: дом, школа, улица. О существовании катков с чистым льдом мы даже не догадывались,  катались по раскатанной санями дороге,  цепляясь металлическими крючками за проезжающие мимо редкие автомашины и конные кошевки. Здесь хочу пояснить: кошевками у нас звали легкие зимние повозки, запряженные одной или двумя лошадьми, в которых ездили деревенские начальники по своим делам. А чистый лед мы ловили лишь в начале зимы, когда водная гладь покрывалась замерзающим льдом. Но период этот был недолог, лед быстро заносило снегом. На лыжах катались с горок, устраиваемых нами, на склонах нашей речушки. С наступлением зимы, моими заботами становились проблемы с приобретением, так сказать, спортинвентаря. С коньками было просто, это ведь были не коньки, как мы их знаем сейчас, а всего лишь лезвия, которые  ремнями привязывались к валенкам. Ремни были сыромятные, из свиной кожи. Они были очень удобны для этой цели и мы, с помощью специальных, коротеньких палочек закручивали ремешки и намертво крепили ими эти лезвия.
       С лыжами все сложнее, хотя они были также без ботинок, на, так называемом, полумягком креплении и одевались на валенки, но стоили слишком дорого. Наш семейный бюджет такой нагрузки позволить не мог. Правда на рынке продавались самодельные, березовые и дубовые лыжи, и мы катались на них. Стоили они недорого, ремонтировались легко. Но моей мечтой были лыжи фабричные. Они  такие красивые: легкие, узкие, длинные, крашеные, да еще и с надписью: ЗАРЯ. Вот это лыжи! Но цена? Аж, пятьдесят рублей. (Для сравнения любопытствующим: поллитровая бутылка водки стоила 21 руб. 20 коп.) Таких деньжищ, мама дать мне не могла. Она предложила их заработать. Сделать это было достаточно просто. Мы с мамой около дома имели огород размером в шесть соток. Естественно сажали картошку. Ох, как я не любил копать этот огород, сажать и собирать урожай картошки для меня было сущей каторгой. Но делать это, все таки, приходилось. И вот картошка пригодилась мне для обретения мечты. На рынке, в городе, она стоила шестнадцать, восемнадцать рулей за пуд. Достаточно продать три пуда и вот они лыжи. Сказано, сделано. Мне выделяется соответствующее количество товара, пустой мешок с двумя завязками и вперед. Полтора пуда, то есть двадцать четыре килограмма, сущий пустяк, если ты сыт, ухожен, находишься в фитнесклубе или тренажерном зале. И, совсем другое дело, если ты доходяга, шкет тринадцати лет и нести эти килограммы надо в мешке, на перевес через плечо, два с половиной километра на пригородный поезд, затем еще километр в городе до рынка. Небо становится с овчинку, очень хорошо помню. Несмотря ни на что, осилил я этот бизнес и купил лыжи. Радости и гордости не было предела, в нашей компании таких лыж не было ни у кого, даже большие ребята одобрительно похлопывали по плечу. Но счастье скоротечно, через пару недель сломал одну лыжу. Конечно, отремонтировал, но это было уже не то, Не помню в деталях, как развивались дальше события, в памяти остались лишь дни, когда я рассекал на новеньких, таких, незабываемо, красивых, лыжах. До сих пор это для меня, та детская мечта, которая сбылась.
     А вот другая мечта из детства, увы, так и осталась неосуществленной. Велосипед, моя несбывшаяся мечта. Не очень представляю, о чем мечтают современные подростки, но в те времена велосипед для мальчишки был главнее всего, все меркло перед ним. О приобретении его, маму я даже и не просил, знал цену вопроса. Самое интересное, что, став взрослым человеком, при первой возможности, купил автомобиль, сменив их, с тех пор, довольно много, а вот велосипед купить, до сих пор не удосужился. Как часто, в суете жизни, мы забываем не только детские мечты, как таковые, но, мне кажется, забываем и само детство. А зря. Что может быть прекраснее нашего детства, пусть даже было оно трудным, с материальной точки зрения? Особенно дороги моей памяти, именно эти четыре года, о которых  веду рассказ. И дороги они, прежде всего тем, что окружающий мир и люди, главное люди, конечно, щедро делились со мной всем что имели. Время было такое доброе и существенно добрее были сами люди. Спасибо судьбе, что сумел впитать, хоть и не в полной мере, конечно, эту человеческую доброту. 
     Рассказ об этих годах будет не полным, если не поведаю об интимном. Думаю все прошли через нечто подобное. Но уверен, у каждого это было по своему, поэтому рискну о себе. Началось все весной в шестом классе. У наших девочек из класса, под платьем на груди, начали выделяться бугорки, девчонки все больше становились похожими на взрослых девушек и, это обстоятельство, не могло оставаться незамеченным. Начавшиеся каникулы, отвлекли меня от девочек из нашего класса, окунули с головой в деревенскую жизнь. К моему удивлению, подобные изменения я обнаружил и у наших деревенских девочек. Началось лето и наши игры стали совсем другие, мы теперь все чаще играли вместе с девчонками, хотя прошлым летом нам и в голову подобное не могло прийти. Теперь после подвижных игр мы  расходились по домам, что бы перехватить на бегу ужин, одеть что-нибудь потеплее и вновь собирались вместе. Рассевшись тесной стайкой на бревнах, около одного из домов, с заходом солнца начинали наши ежевечерние посиделки.  До первых петухов не расходились, вначале играли в разные считалочки и другие игры, затем начинались рассказы. Рассказывали сказки и страшные волшебные истории, чем страшнее, тем лучше. И вот, на этих- то посиделках я, можно сказать, впервые познал женщину. Нет, ни о какой вульгарной физической близости речь даже не может идти. Это были всего лишь первые прикосновения к девичьему телу, которые буквально обжигают и сладкая дрожь молнией пронзает все тело. Это были первые, невинные попытки обнять девочку и если девочка тебя не отталкивала, сердце твое, буквально вырывалось из груди. Разве такое можно забыть. Господи, даже сейчас, через пятьдесят лет, давление поднялось и голова закружилась.
Вспоминая сейчас об этих, первых прикосновениях, понимаю, что при всей их невинности и целомудрии, именно они заложили первый, самый ценный опыт общения с женщиной, который сопровождал и охранял меня во взрослой жизни. Именно он, этот
опыт, заложил в мою душу тот божественный трепет, перед созданием по имени женщина,  который до сих пор, иногда еще, к счастью, посещает меня.
Четыре года, как колесница с четверкой лошадей, вихрем пронесли меня по подростковому периоду жизни и мне, как настоящему римскому воину, оставалось лишь пожинать результаты. Жизнь показала, на трудности детского периода обижаться грех, трудности и лишения пошли на пользу, в сердце осталась глубокая благодарность людям, с которыми свела меня тогда судьба. В четырнадцать с половиной лет, окончив восемь классов, я был уже юношей, настоящим патриотом своей Родины. Я сознавал, что нужен ей,  готов был бороться за счастье людей во всем мире и служить ей до конца, до последней капли крови.