Дневник IV-5 Сон о маме. Алла Баянова, Б. Талесник

Дневник IV-5 Встреча с А.Н. Баяновой

Я не могу найти свою религию, свой путь к Богу, свои способы, чтобы постичь Его — мой вожделенный берег, мою Родину.

29 марта 1997 г. Записывали с Олей Высоцкой её музыку в моём исполнении. Денег за разучивание пьес я с неё не взяла, другим она платит много.

30 марта. С Асей Мамоновой и Виталием мы выступали в Доме Культуры «Московские окна», читали Мандельштама. Пианистка Марина В. играла Моцарта, Шопена, Скрябина, техника у неё хорошая, выразительности и тонкости исполнения мало.

1 апреля. Была у Зинаиды Николаевны и Людаши, пришли студийцы. Очень тёплая атмосфера была. Читали стихи. С большим юмором читала прозу Зинаида Николаевна.

2 апреля. Занималась на Алексеевской гимнастике. Начитывала на магнитофон у Лины стихи Лены Гоголевой, на обратную сторону кассеты — свои стихи.

3 апреля. Певчие в церковном хоре не только строптивы, но и поют без опоры, не берут уроки вокала.

4 апреля. Люди прощают себе всё, мне — ничего, устраивают скандалы, доводят меня до болезни сердца, во время не отдают деньги, взятые в долг. Одна распущенность и нечестность.

5 апреля. С Наташей К. мы были у Бори Талесника в больнице три часа. Наташа очень умна, но не снисходительна к людям. В каждом человеке она прежде всего видит его отрицательные свойства. «Я люблю вас», - сказал нам Боря, прощаясь.

6 апреля. Приснилась мама. Я у неё в больнице, там чисто и светло. Мама подходит ко мне и с нежностью приникает к моему сердцу, она ниже меня ростом — её чистая пушистая голова находится у меня почти под подбородком, я не смею отстранить её, но помню во сне, что у неё рак — как бы мне не заразиться...

7 апреля. После телефонного разговора с Наташей К. я заболела. Но я высказала ей всё, что накопилось у меня за последние годы. «Ты всех ненавидишь, обо всех говоришь плохо, в юности ты была кроткой и доброй. Ты обманула меня, грубила мне ни с того, ни с сего...».

В Тане К. я встретила только равнодушие и тупость, которые я нередко в ней наблюдаю.

8 апреля. Ухаживала в больнице за Борей Талесником. Он не адекватен, но паралич правой стороны исчезает помаленьку. Он сказал мне: «Может быть, мне уйти?» (на тот свет) Я ответила: «Всё решают ТАМ. Молись, чтобы ты не был калекой». Боря: «Я молюсь». Я убирала дикую грязь в палате, два раза мыла пол. Сосед Бори пожирает продукты сотоварищей, беря их из холодильника.

10 апреля. Устраивалась на работу концертмейстером в Театральное училище имени Щепкина. Играла два часа с листа, кое что транспонировала в другие тональности,  но меня не взяли. Так как я молилась о воле Божией перед работой, то я особенно и не расстроилась.

На Алексеевской гимнастике пианист Г.М. всё время мне тыкал, я попросила этого не делать, он так мне нахамил, что я оделась и ушла, оставшись без занятий.

Ужасно страдаю от Тани К-н., которая две недели нагличает в моём доме. Три недели назад она позвонила мне и сказала: «Я к тебе еду». Я не могла ей отказать, зная, что она не успела снять комнату. Доведя меня грубостями, матюганьем и сквернословием до боли в сердце, она ласково говорит: «Галечка, иди отдохни, я заняла твою кровать». Она сдаёт свою квартиру. Я сплю на раскладушке. Ночью я слышу дикий храп, уснуть не могу. Я вынуждена идти спать на кухню. Она сняла с себя все свои личины.

Из 300 $, полученных ею от жильца, она дала мне 11 $. Посоветовавшись с подругой, я услышала: «Выгоняй её!» Слава Богу она уехала. Подруга поздравила меня с великим событием в моей жизни и просила меня забыть эту женщину. Совесть моя не обвиняет меня. Она сломала вещи в квартире, постоянно изводила меня грубостями.

12 апреля. Из-за моей искренности и откровенности я теряю людей. Ибо они любят условности и фальшь.

13 апреля. Я пела после лекции Эммы. Потом мы скромно пировали у неё дома, ели фасолевый суп и салат.

Я хочу любить, значит я хочу потерять свободу и покой (Пушкин — покой и воля).

14 апреля. Вечер в Доме журналистов. Инна Лиснянская приехала с поэтом Евгением Рейном, он был у неё в гостях. Пели дети из школы имени Цветаевой (Строгино).  Певица Ирина Б. кокетничала, кривлялась, играла роли, в ней не замечалось цельности характера, полноты душевной, органичности, чувства собственного достоинства, подлинности. Она некогда предала меня. Я помогала ей, бесплатно ей аккомпанировала. Как только она поссорилась с Таней К., она тотчас бросила меня.

Инна Львовна Лиснянская помахала огромными кистями рук, прочла три своих стихотворения, она всегда читает одни и те же стихи.

Евгений Рейн гневно произнёс речь, он сказал, что не понимает,  что здесь происходит, что не надо было человека с такой тяжёлой судьбой тащить сюда. «Я прочту одно стихотворение», - сказал он и прочёл огромное стихотворение про коммуналку, где он был единственным евреем.

Поэт Юрий Кублановский мелькнул и исчез, на сцене он не появлялся. Я не подошла к Ирине. Я не хотела ей лгать, а правда моя могла быть для неё болезненной.

Таня К. направилась домой к Алле Николаевне Баяновой, я поехала её провожать, у подъезда мы встретили Римму, которая помогает Баяновой вести хозяйство. «Идите, идите!», - приветливо сказала она нам. Мы отправились к великой артистке.

Когда я появилась на кухне, Таня К. сказала обо мне Баяновой: «Она Вас обожает». Я промолчала. Я интересуюсь жизнью, наблюдаю людей, но до обожания далеко. Я обожала W., теперь я никого не обожаю.

Алла Николаевна была в платье необыкновенно благородного зелёного цвета и полу меховой кацавейке. Она была очень красива, прекрасны её глаза. Слева от неё находилась критик-театровед Татьяна, которая собирается писать об актёре Василие Лановом. (Театр Вахтангова). У неё было типичное советское лицо, дорогие украшения, плебейский голос. Позже мы вместе шли к метро, она прочла абсолютно графоманские свои стихи. Может быть, её проза более занимательна?

Таня К. сейчас пишет книгу о Баяновой, она показала фотографии для текста книги. Речь шла о книге, о взятках, о Людмиле Лядовой. «А моя жизнь не удалась», - грустно сказала Алла Баянова. Тогда что говорить о наших жизнях?

Она предложила мне чай, её помощница дала мне хлеб с сыром и пирожные. Алла Николаевна протянула мне батон полу копчённой колбасы со словами: «Вкусная». Я поблагодарила и отдала её Тане К., сказав, что я не ем мяса и сейчас пост. «Мы тоже постимся, вот ветчину с петрушкой едим», - сказала Алла Николаевна.

По просьбе Тани я в спальне, где стоит пианино, спела три своих песни. Обе помощницы во время моего пения болтали. «Своеобразная музыка», - сказала Алла Николаевна.

Я чувствовала себя легко в доме Баяновой, в ней не было высокомерия, она была проста, порой грустна. Мне казалось, что она тяготится постоянным присутствием народа в квартире своей, но жить одна не может.

Прощаясь с Аллой Николаевной, я пожала ей руку, послала ей воздушный поцелуй.

15 апреля. Таня К-н. явилась за своими вещами, лихорадочно их укладывала. Она,  как оборотень.

В Музее Островского пел Витя Соломенцев. Я появилась и услышала от Храбровицкой Галины Ивановны фразу, обращённую ко мне: «Сейчас Витя споёт для Вас последнюю песню». На сцене в этот момент играл маленький ансамбль музыку Георгия Свиридова.

В белой рубашке вышел на сцену Витя. Он спел три песни. Он пел, как все, он утратил свою ангельскую индивидуальность, его пение было страстным, он подыгрывал толпе, её эмоциям. Аплодировали ему бурно. Мне хотелось бы перекинуться с ним парой фраз, но он после концерта исчез.

Страшная тоска овладела мной. Я написала сумбурное стихотворение, изливая свою печаль.

16 апреля. Таня К-н. продолжает терзать меня и по телефону, она буквально когтила меня. Безжалостный вамп.

17 апреля. Гений Бродского снова коснулся меня. В Политехническом Музее актёр Михаил Казаков читал стихи Иосифа. На сцене сидели Евгений Рейн и Юрий Кублановский.

Бродский считал своим учителем Рейна. Кто же в таком случае мой поэтический учитель? Пушкин, Ахматова, Цветаева, Блок, Лермонтов, Тарковский...

Вчера Саша Тимофеевский сказал мне о моих стихах: «Ты делаешь успехи».

Алик Мирзоян спел две песни на стихи Бродского. Затем был фильм «Штрихи к портрету» Стефановича. Можно было бы более глубоко осветить эту великую личность.

С напряжённым вниманием я смотрела и слушала всё, что происходило на экране. В начале и в конце была какая-то гениальная душераздирающая музыка, напоминающая Реквием. Сейчас после фильма у меня такое ощущение, что я была долго в храме,  ушедший поэт Иосиф Бродский наполнил меня жизнью.

На гимнастике Алексеевской я читала свои стихи и пела. С Ниной А. мы шли до метро. Она сказала: «Когда Вы читаете свои стихи, я погружаюсь в какие-то бездны». Я ответила, что стихи мои космические.

18 апреля. Я зашла к кришнаитам, хорошо поговорили с Сашей. «Ясновидящие могут узнать о посмертии Вашей мамы», - сказал он мне.

Боря Талесник поправляется. Он ничего не помнит о своей болезни, о больнице.

Рисунок мой.