Беспомощный ангел

Стоял такой же день, как и все остальные. Золотистые кроны деревьев спокойно шелестели под легким ветерком, шаловливо играющим в воздухе отдельными листьями. На небе ни единой тучки, что было редкостью в обманном октябре. Оно лучилось безмятежностью и умиротворением, разлившись над землей лазурным куполом. А солнце, как и положено ему осенью, не грело, только радовало глаз случайному прохожему. Стоял обычный будничный день.

Она сидела на старой, покосившейся от времени, лавочке, от которой уже успела отвалиться пара темных, только начинающих в нескольких местах покрываться гнилью, досок. Темно–зеленая краска вся облетела и осталась лежать на сырой земле небрежно разбросанным ветром мусором. Лавочка стояла в тени высокого могучего вяза, скрывающего ее от посторонних глаз со стороны бетонной, покрытой миллионами мелких трещин и многочисленными огромными разломами дороги. О ней тоже давно все забыли. Как и старая лавочка, она навсегда осталась одна. Да и не было у нее никого, разве что редкие пробивающиеся к свету сквозь трещины черенки растений скрашивали ее существование.

Но девушку ничего в этот момент не волновало. Она уже который день сидела и печально смотрела на него… Точнее на его фотографию, неровно прибитую новым гвоздем к свежему дубовому кресту. В темных, почти черных, но бесконечно добрых глазах, стояла та живая теплая искра, которая всегда успокаивала и располагала к себе окружающих людей и друзей, а на алых губах покоилась задорная улыбка, видная еще издалека, когда он был еще жив…
В ее памяти все еще витал запах только что срубленного дерева, хотя он уже успел раствориться в холодной осенней ночи. Странно… В такие тяжелые моменты запоминаешь какие-то мало значимые детали. Для чего? Что в них такого важного, что они цепкими острыми коготками впиваются в память, оставляя в ней на долгие годы рубцы. Возможно потому, что это единственные последние воспоминания о любимых людях, ушедших от нас навсегда.

Марина… Молодая девушка, великолепная художница все сидела и сидела перед свежей могилой, не отрывая от нее своих глаз. Слезы отчего-то больше не шли. Лишь на душе стояла бесконечная грусть и усталость. День за днем в памяти девушки пролетала та часть ее жизни, в которой был он, такой единственный и неповторимый, но вдруг три года назад ставший столь далекий и холодный, хотя и все равно родной…


***


Они познакомились в старом городском парке ранней зимой. Два сумасшедших одиноких человека решили прогуляться, посмотреть на работу декабря, когда остальные предпочитали в такую погоду оставаться дома возле теплых батарей и пить горячий чай с медом или вареньем. Он неспешно шел вдоль ряда деревьев, обнесенных ослепительно белым, будто воздушным, снегом. Она стояла перед небольшой сочно-зеленой елью с кисточкой в одной руке и палитрой разноцветных красок в другой. Возле нее стоял с виду старенький, но надежный мольберт с новеньким холстом, на котором уже были видны темный ствол дерева и пару веточек с хлопьями белого снега.

- Не ожидал увидеть здесь кого-нибудь,- удивленно сказал он, неспешной походкой приближаясь к ней.

- Ой!- воскликнула она, резко оборачиваясь. Но, увидев приятного молодого человека, тут же смущенно улыбнулась, прикрыв рот рукой с кисточкой.- Я тоже. Поэтому и немного испугалась. Вы уж извините…

- Ничего, это я виноват, что так незаметно подошел к вам,- теперь и на его алых губах играла веселая улыбка.- Значит, тоже любитель зимней природы?

- Да вот решила немного порисовать,- снова смутилась она, заметив, как он присматривается к ее недописанной картине.- Это, можно сказать, мое хобби.

- Впечатляет. У вас интересная техника рисования… Очень красиво получается!

- Так вы тоже занимаетесь живописью?- ее глаза загорелись голубым огоньком интереса.

- В некотором роде.

- Я Мария,- не долго думая, она протянула руку для знакомства.

С тех пор у них и начался роман. Все было как в сказке. Свидания, цветы поцелуи… А через пол года они решили пожениться, потому что уже просто не представляли свою жизнь друг без друга. Она – работница кредитного отдела в одной из фирм по продаже техники, а по совместительству и художник. Ее картины выставляли на городских выставках, а некоторые жители даже покупали их за немаленькие деньги. Он – менеджер по купле - продажи изделий искусств, в свободнее время играющий в местной рок группе. Может, она и не была знаменитой, но уже успела обзавестись десятком – другим фанатов в городе.

Но в один из солнечных дней все рухнуло. Ее надежды на счастье растворились в одной единственной игле, которая вошла в его вену. Мнимые друзья предложили им попробовать одну очень классную штуку, после которой становился легко и хорошо. Она пыталась остановить его, но все безуспешно. Первый раз для него все-таки состоялся, но, увы, он же не был последним…

Прошло два года, а, может, и три. Для нее они все слились в один кошмарный вечный день. Она даже не вспомнила о своем дне рождения, а, когда позвонили родители, ей пришлось солгать. Сказать, что у них все хорошо, и они ни в чем не нуждаются. Мать с отцом облегченно вздохнули, услышав веселый голос дочери, которая, положив трубку, не стала сдерживать горьких слез.

На работе ей так же приходилось все время лгать. На вопрос, как поживает ее жених, сослуживцы получали фальшивую натянутую улыбку. И никто не замечал воспаленных мешков под глазами, неумело скрытых тональным кремом (до этого Мария не пользовалась никакими кремами, они были ей не нужны), даже самые изысканные модницы их отдела. Благо денег у нее на него еще хватало…

Она боялась, что скоро сойдет с ума, но ничего не могла поделать. С тех пор как он подсел на «новый героин», его было не узнать. Что-то внутри него изменилось, и, быть может, даже в его душе. Он стал скрытым и раздражительным, что прежде для него было вообще не свойственно. Сколько уже раз она с отчаянием спрашивала саму себя, куда делся тот беззаботный и спокойный молодой человек, готовый стать ее женихом... Он стал неопрятно одеваться и все чаще уходить из дома на целый день, а то и два. При этом она не слышала ни слова, где он будет находиться все это время.

И самым страшным звуком с тех пор для нее стал стук закрывающейся двери. Она оставалась в двухкомнатной квартире одна. Свои одинокие вечера ей приходилось начинать с того, что очищать этот родной, а, возможно, уже и чужой, уголок земли от использованных шприцов и оберток наркотиков. Позже она садилась за холст и рисовала. Иногда и сама уходила из дома, ища вдохновения в окружающей природе.

А сколько раз она пыталась серьезно поговорить с ним?! Но все напрасно. Результат был один: или он уходил в холодную зимнюю ночь к своим новым друзьям, о которых она не слышала ни словечка, громко хлопнув входной дверью, или начинал истошно орать, сдирать со стен обои, пинать мебель. В порывах бешенства он мог даже ударить, но сразу же начинал извиняться, целовать дрожащие от усталости и бессилия руки, соленные от как будто не прекращающихся литься слез губы. Он шептал слова утешения, никому, уже и ей ненужные обещания. А она покорно кивала, но отводила свои невинные голубые глаза в сторону, чтобы он не смог прочитать в них: «Не верю…»

И все же самые ужасные были те времена, когда у него начиналась ломка. Поначалу она пугалась до такой степени, что готова была сама потерять сознание. В первые дни его охватывал легкий озноб и угнетающая вялость, сопровождаемые ломотой в костях и бесконечными рвотными позывами. Он становился бледным, как полотно, на лбу проступали капли холодного пота. Когда его рука тянулась к Марии, ища поддержки, девушка видела, как она сильно дрожала, как у пожилого, готового переступить порог смерти человека.
После трех лет принятия «белого китайца» (Мария не раз слышала, что так сами наркоманы называли новый вид героина) ломки усилились. Его крики уже не напоминали вопли человека. Наверное, как она думала, именно так и ревут раненые звери.

Теперь Мария лишь уходила в другую комнату, запиралась и садилась у открытого окна, сквозь слезы глядя на улицу. Звук проезжающих машин хоть как-то заглушал те стоны и завывания, которые раздавались за стенкой.

И так шел день за днем, месяц за месяцем, год за годом, пока Мария все же не сорвалась. Она возвращалась домой с работы под вечер, шеф задержал своих сотрудников, чтобы провести инструктаж перед приездом начальства из Москвы. Уставшая и загнанная, Мария думала, что дома, наверняка, его нет. Опять со своими дружками где-нибудь сидит.
Но ее предположения не оправдались. Он был дома, сидел на кровати и что-то увлеченно пересчитывал. Подойдя поближе, она увидела, что это были деньги.

- Привет,- вымученно улыбнулась Мария, присев на краешек кровати.- Как прошел день?

- О, привет! Вон, смотри, сколько у нас денег!

- Вижу.

- Этого должно хватить на дозы три-четыре, а может и больше.

От одного только упоминания о наркотиках Марию всю передернуло. Но сейчас она все равно была в приподнятом настроении: еще ни разу с тех пор, как его втянули в систему, он не улыбался. А сегодня его глаза просто светились от радости! И пусть, что думал лишь о наркотиках, но он улыбался.

- Это хорошо. А откуда у нас столько денег?- Мария все же решилась на этот вопрос. Где-то в отдаленном уголке ее сознания билась мысль о том, что они могли быть краденными, хотя она гнала это из головы.

- Я продал одну из твоих картин. Помнишь того старикашку, что еще на последней выставке восхищался твоими работами? Так вот он выложил такую сумму за картину, что я просто не мог отказаться!

- Понятно,- с грустью в голосе сказала Мария, подходя к вешалке, что стояла в прихожей, на ходу снимая куртку. Это была уже не первая картина, которую он продавал, но каждый раз она чувствовала непреодолимую тоску, расставаясь со своей работой. Для нее они были чем-то большим, нежели просто хостом с рисунком. Создавая новую работу, она вкладывала в картину часть своей собственной души, часть ее переживаний и совсем крохотную частичку надежды на радостное будущее.- А какую из них ты продал?

- А ту, помнишь, которую ты рисовала, когда мы с тобой познакомились? Ему она так понравилась, что он готов был отвалить за нее сколько угодно денег. Правда же дурак? Она от силы то стоит тысячи четыре, а этот вон сколько заплатил.

Рука с курткой резко остановилась, не дотянувшись до вешалки совсем чуть-чуть. Мария, словно громом пораженная, отрешенно смотрела в одну точку. Это была картина, которой она дорожила больше, чем всеми остальными. Она напоминала ей о тех временах, когда он был еще нормальным, когда жизнь была не такой ужасной.

- Что?- кинула Мария, с курткой в руке возвращаясь в комнату.- Ты продал ее? Продал?! Я же тебя просила… Я умоляла не трогать ее.

Он недоуменно уставился на Марию, тихонько сползая с кровати.

- Дорогая, что с тобой? Ну да, я ее продал. Это же всего лишь картина. А деньги нам нужны больше, чем твои разрисованные холсты… Да что с тобой?

Мария с такой ненавистью смотрела на него, что ее невозможно было узнать. Куда делась та хрупкая, добрая девушка, даже не знающая такого слово, как ненависть? По ее красным от злости щекам скатывались слезы, но она теперь этого не замечала.

- Может, для тебя это и есть всего-навсего ничего не стоящие рисунки,- холодно отрезала она, поспешно натягивая куртку.- А для меня это воспоминания о той жизни, когда ты еще не подсел на эту дрянь. Вы отняли у меня все, а теперь еще забираете и это?!

Мария схватила со стола свою сумку и, бросив напоследок ненавистный взгляд на него, прошла в коридор. Ее нога уже коснулась плитки лестничной клетки дома, когда до нее долетели слабые обессиленные слова:

- Я все еще люблю тебя.

Она замерла, потому что услышала в них отголоски жизни, которые слышала когда-то давно, в другой жизни.

- Если бы ты по-настоящему меня любил бы, то не укололся бы тогда, три года назад,- ответила Мария, даже не обернувшись.- Я буду у Насти. Дня через два вернусь за вещами. Как покончишь с наркотиками, звони, хотя я на это уже мало надеюсь…

- Ну и катись отсюда! Ты мне больше не нужна, дура!

Прошло два дня. Мария все это время прожила у своей лучшей подруги, которая была в курсе всех их проблем и которая всегда помогала, чем могла. Она, как и обещала, вернулась домой за вещами, но что она там увидела…

Он сидел, прислонившись к батарее спиной… и не дышал. Но что она навсегда запомнила, так это взгляд. Он был пустой…


***


Вот что раз за разом прокручивала Мария в голове, тихонько сидя на лавочке и смотря на его могилу. Странно, но она почти ничего не чувствовала, кроме какой-то легкой грусти.

Неизвестно, сколько бы Мария еще просидела на кладбище, рассматривая черты его лица, но только ее взгляд зацепился за двух пожилых людей, под руку идущих по бетонной дорожке. Они были одеты во все черное, волосы женщины перевязаны такого же цвета лентой. Мужчина шел, опираясь на резную трость.

Что-то неуловимо знакомое было в этих людях для Марии. Она их где-то уже видела… и даже общалась. Память услужливо подкинула картину незатейливого чаепития в старой хрущевке с ними и ее покойным женихом.

То были его родители. Боже, как они постарели с момента последней их встречи! Казалось, у Евгении Ивановной прибавилось морщин, а под глазами появились темные круги от бессонных ночей и выплаканных слез. Константин Федорович от чего-то приобрел трость, и теперь его никак нельзя было сравнить с тем веселым пожилым человеком, постоянно отпускающим забавные шутки, каким он был раньше.

Родители погибшего одновременно взглянули на Марию, их глаза на несколько секунд встретились… Они смотрели на нее, как на пустое место, словно и вообще не замечали. Ей стало тотчас не по себе. «Наверно,- подумала Мария,- они меня винят в смерти единственного сына»

Словно в подтверждение ее мыслей, Евгения Ивановна заплакала, уткнувшись в плечо мужа, который успокаивающе обнял женщину.

Они уже подходили к его могиле, и Мария решила уйти, чтобы не раздражать этих пожилых людей. Им и так много досталось от жизни. Она не знала, какого это потерять сына, но примерно представляла, что ничего тяжелее, наверно, и не может быть. Самая сильная опора и надежда рухнула в одночасье, превратившись в пыль.

Мария шла по дороге куда-то вдаль между многочисленными могилами. Некоторые из них уже давно находились здесь, успев порасти посаженными родственниками цветами. У самых старых из них мрамор пошел трещинами, а фотографии почти выцвели. Было здесь и много свежих могил. Они отличались от других тем, что над ними еще витало легкое дыхание жизни, которое не давало им слиться со всеми остальными.

Мария шла и смотрела на те веселые лица, точнее на их фотографии, которые родственники тщательно выбирали из альбомов, сделанных еще при жизни. Странно было видеть улыбки на лицах тех, кто давно уже покоился здесь, на старом кладбище. И молодые дети, почти младенцы, и взрослые люди, и прожившие свою жизнь, кто спокойную, а кто бурную, старики… Они все пристально смотрят на тебя, когда ты идешь по старой кладбищенской дорожке.

Внезапно Мария остановилась. Одна из могил более других привлекла ее внимание. На нее смотрела молоденькая девушка, мило улыбающаяся со старой, сделанной года три назад фотографии. По-детски наивные голубые глаза с любовью взирали на мир, как будто прощая его. В образе этой девушки было что-то от ангелов, летающих высоко среди пестрых нежных облаков. От ангелов, которые несут всю тяжесть людских грехов на своих хрупких плечах… На Марию смотрела она сама.

Забытые воспоминания тут же захлестнули ее с головой.

…Когда увидела его, уже не дышащего, Мария в испуге зажала рот рукой, вжавшись в холодную стену коридора. Ужас овладел ее разумом, в то время как пустой стеклянный взгляд человека, которого она любила не смотря ни на что, приковывал нее. Не понимая, что делает, Мария вылетела из дома, забыв даже закрыть дверь, и побежала, куда глаза глядят. На улице в это время шел настоящий ливень. Деревья гнулись под натиском жестокого ветра, который от чего-то обозлился на этот мир. Ледяные капли били в ее лицо, смешиваясь со слезами и потекшей тушью. Она не знала куда бежит, зачем, но ясно представляла от чего. От его безжизненного взгляда. Мария не заметила, как выбежала на дорогу, и последнее, что память подкинула, был яркий белый свет фар легковой машины, несущейся в ее сторону…

- А здесь покоится наша Мария,- услышала девушка голос Евгении Ивановны позади себя.- Она была настоящим ангелом. Боже, но почему так все жестоко?!

Пожилая женщина не выдержала и снова зарыдала в голос. С удивлением посмотрев на свои руки, Мария заметила, что они становятся прозрачными.

- Ну-ну, Женечка,- ласково заговорил Константин Федорович.- Ты думаешь, ей приятно смотреть свысока на то, как ты льешь по ней слезы?

Мария, уже практически исчезнувшая в октябрьском дне, подошла к женщине и тихо, еле слышно прошептала:

- Я иду к нему. Спасибо, что подарили мне мою любовь…

- Ты слышал?- Евгения Ивановна недоуменно стала оглядываться по сторонам.

- Что?

- Не важно. Мне, наверное, показалось.

А на небе продолжало светить солнце. Все осталось как прежде, разве что ветер чуть усилился, чтобы подхватить желтый сухой лист с могилы Марии. Да, он умел быть заботливым…



13-16 сентября
2008 года