Авария или В ожидании чуда. 4 часть

Часть 4

Храмов узнал, что всю ее жизнь изменила всего лишь одна фраза. Совершенно случайно, в сердцах оброненная, она сломала все то, что еще оставалось целым в их отношениях, в их семье, если то, что было, можно было назвать семьей. Настал момент, когда она поняла, что, обладая такими возможностями, как у Горского, можно легко менять мир по своему разумению. Вот только каждый это делает согласно своему воспитанию и интеллекту. В прежние времена большинство сильных мира сего следовали веками устоявшимся правилам. Но эти правила, составленные воротилами мирового порядка в незапамятные времена, в настоящее время, мягко говоря, стали не актуальны. Малая толика человечества, в лице спаянной одним интересом группы лиц, с каждым годом все с большим маниакальным упорством обменивает жизнь колоссального количества других людей, на золотые гвозди, которые неизбежно вобьют в их же собственные гробы.

Когда китайская Народно-освободительная армия вторглась в пределы страны, Рита еще ничего не подозревала, но когда правительство начало возню с договором долгосрочной аренды, в памяти моментально всплыли подробности подслушанного ею разговора Горского с деятелями из правительства. Вспомнила она и материалы, которые попались ей на глаза в Тихой Роще. Поддавшись эмоциям, Рита тут же высказала все супругу, пообещав выставить его в дурном свете перед друзьями ее покойного отца, тем самым разрушив все то, чего он так долго добивался. За что Горский, как говорится, не отходя от кассы, ее и обезвредил.

История с подкупленным работником клиники была правдой. По приказу Горского Риту действительно задушили и приготовились сжечь в крематории местного кладбища. Но пока возились, «останки» очнулись и незаметно покинули здание, да так, что ее губители, наверное, даже не заметили пропажи.

Ужасные подробности, не смущаясь, Рита рассказывала в присутствии дочери: Ольга ходила за ней хвостом, боясь отойти на шаг. В ненормальность матери она никогда не верила, поначалу рвалась ее навестить, пока отец не показал ей запись, где констатировалось, что Рита в клинике вытворяла очень уж неприличные вещи. С того момента девочка ощутила себя одной на всем белом свете и, обвинив в этом отца, отгородилась от него стеной безразличия.

Когда, не помня себя от страха, Рита набрала странный непривычно короткий телефонный номер, который дал ей отец, предчувствуя свой скорый уход, и который она, по его просьбе, хорошенько запомнила, все проблемы мгновенно улетучились. Не прошло и полутора часов, как ее вытащили из лесочка на выезде из Сиреневых Ручьев и увезли в Тройку, тогда еще заурядное село на границе с недавно образовавшейся полосой. В те времена дом, в котором ее поселили, стоял на окраине, выходя окнами на реку, теперь это был практически центр города, застроенный трех и пятиэтажными бетонными коробками. Как получилось, что её, медика, устроили в школу, Рита расспрашивать не стала. Она была довольна и такой занятостью.

Неподалеку от школы проходила неширокая улица, сплошь состоящая из харчевен, ресторанов, кафе и рюмочных, не конфликтующих между собой только лишь потому, что они, в своем большинстве, принадлежали одному хозяину, китайцу Вэю, перебежавшему из полосы в самом начале её существования. Постепенно, с ростом своего благосостояния, Вэй перетащил в Тройку всех своих родственников, и родственников их родственников, и даже знакомых, которые и составили большинство китайского населения.

Рита пригласила Виктора и Марину к себе, но по дороге завела их в один из кабачков, где повар китаец шустро приготовил им изумительно вкусную свинину с рисом и яйцами.
– Я дома почти не готовлю, даже собаке поесть приношу, – сказала Рита.
– А надписи на китайском для кого? – спросила Марина, – тут что, так много китайцев? Или они вообразили, что Тройка тоже в полосе?
– Китайцев тут полно, чуть ли не половина населения. Прячутся, – иронично заметила Рита, – но иероглифы вывешивают. Зачем? Кто их поймет, может быть, ностальгия у них по родине.
– А что было потом? – спросила Ольга у матери, – ну, после того, как ты тут оказалась?
- Да, ничего особенного, – продолжила рассказ Рита, – живу тихо и не высовываюсь, как рекомендовали ребята, которые меня сюда привезли. Учительствую, вот, но знаете, иногда у меня складывается впечатление, что меня испытывают. Как будто следят за мной. Что я буду делать и как.
– Маргарита Сергеевна, а потом они появлялись? – спросила Марина.
– Один раз. Приехал парень, привез денег и спросил, нужна ли помощь. Я в то время пыталась устроиться в местную поликлинику, но поняла, что мои профессиональные навыки и знания безнадежно устарели, и бросила эту затею. Вот и все, больше ни разу не появлялись, а что?
– Мы недавно вас из плена вызволяли, – объясняла Марина, – ребята совершили набег на Сиреневые Ручьи, но безрезультатно. Мы хотели предложить вам занять место Горского.
– Что!? – изумилась Рита, – каким образом, Мариночка? О чем ты говоришь?
Зазвонил телефон и Рита, извинившись, взяла трубку.
– Здравствуйте, – ответила она, насторожившись, – да, могу. Я… я с дочерью, и… с друзьями. Да… а вы откуда… – она несколько секунд слушала собеседника, покусывая губу, – нет… ладно, да… сейчас будем.

Рита посмотрела на Виктора и недоуменно пожала плечами.
– Ну вот, только что вспоминали… Это они звонили. Ждут нас всех у меня дома, – Рита недоуменно пожала плечами, – интересно, как их Директор впустил?
– Директор? – удивленно спросил Храмов.
– Это пса так зовут, – Директор.

Виктор уже не знал, как быть в сложившейся ситуации. Он чувствовал себя неловко, то засовывал руки в карманы, то теребил  край скатерти. Рита улыбнулась ему и сделала неопределенный жест, так, как обычно она его делала в минуту нерешительности. И вдруг больше всего Храмову сейчас захотелось остаться одному и… напиться до чертиков. Почему-то всплыло ощущение тоски, какой-то опасности, которая еще далеко, но неминуема.

Не зря люди говорят про телепатию. Ставший самым близким Храмову человеком, Палыч, действительно попал в трудную ситуацию…


* * *
Проведя два дня у приятеля в деревне, в сотне километров от Равска, такой маленькой, что новая власть в лице трех парней на броневике, лишь раз удостоила ее своим вниманием, Палыч поспешил домой. Его никто ни разу не остановил, и он до такой степени расслабился, что решил проехать на электричке прямо в Калинино. На небольшой станции, куда он доехал на попутном грузовичке, народу было немного. Он сел на разогретый весенним солнцем парапет и стал ждать поезда. Через час подошла электричка. Открылись двери, и мимо изготовившегося к посадке Палыча из вагона прошел рыжий парень с большим синим рюкзаком за спиной.
– Хэй, ти! – послышалось от здания станции, откуда вышел патруль, – сиуда! Бистро!

Обвешанный как новогодняя елка, весь в шнурах, в каске и броне, патрульный сделал пару шагов в направлении открытых дверей тамбура. Рыжий парень вздрогнул и со всех ног побежал вдоль состава.
- Хэй, – крикнул патрульный еще раз, – стой!

Солдат обернулся на старшего и, видимо получив одобрение, прицелился и выпустил две пули вдогонку рыжему. Парень мгновенно рухнул на гравий между путями и затих, и патрульные вразвалку двинулись к нему. Электричка тронулась. Упавший парень лежал на боку, вместо лица была большая развороченная рана, наверное, пуля попала в затылок.

А несколько минут спустя и самого Палыча настигла беда. Как только он вошел в
вагон, ему навстречу сразу же встали двое полицейских, из оккупантов, в желтой форме с шевронами-звездочками на рукавах. Они подскочили и вцепились в него, стараясь завалить на пол. Была ли это случайность, или они на самом деле искали именно его, Тарасов разбираться не стал, резким движением стряхнул с себя одного, ударом в горло обездвижил второго, и рванул. Вдогонку прогремел выстрел, но Палыч был уже в тамбуре. От мелькавших лиц, пролетавших мимо скамеек и дверей рябило в глазах. Палыч несся по проходу очередного вагона электрички, сбивая с ног всех, кто не вовремя уступал ему дорогу. В следующий вагон он ворвался слишком резво, и в нем, как назло, тоже оказались полицейские, тут же взявшие его на мушку. Выстрелить они не успели. Отбросив в сторону бездыханные тела, срывая ногти, Палыч попытался открыть двери очередного тамбура. Это ему, в конце концов, удалось, но резкий порыв ветра и сопровождающий его характерный звук заставили его отшатнуться от открывшегося проема, железные клепаные балки моста с шумом замелькали мимо, открывая блестевшую далеко внизу гладь реки.

Вот я и вступил в партизаны, – подумал Тарасов, выпрыгивая из последнего вагона на насыпь, едва поезд миновал мост. Что есть силы, оттолкнувшись от шаркнувшего под ногами гравия своей единственной родной ногой, он кубарем покатился под откос к бурно разросшимся у берега кустам ивняка.

Уже миновав приключения, случившиеся с ним на железной дороге, Палыч проанализировал ситуацию и понял, что войдя в вагон, именно своей зверской рожей и привлек к себе внимание полицейских. Но кто знает, может быть, он поступил единственно правильно в данной ситуации. Сдайся он им, в лучшем случае сидел бы сейчас в каталажке, как пить дать.

Прыжок с поезда вышел удачным, за исключением измазанной в грязи одежды. Палыч шел быстро, как только мог, пытаясь как можно скорее выйти к небольшому поселку, уступами расположившемуся на крутом берегу реки. Вскоре из-за деревьев показался невысокий заборчик, за ним несколько одноэтажных, преимущественно кирпичных домов, неровной вереницей расположившихся вдоль спускающейся к реке улицы. Улица была пуста, Палыч прошел ее вдоль до самого конца, где она заворачивала и переходила в дорогу, ведущую на север и не встретил ни одного человека. Как только перспектива пешей прогулки забрезжила перед остановившимся в нерешительности Тарасовым, так сразу же тупой пульсацией напомнила о себе давно потерянная нога. Покрутив головой, Палыч все же решил поискать другого пути и перемахнул ближайший заборчик. Хозяев нигде не наблюдалось. Постучав в двери и окна, он прошел к сараю, к стене которого был прислонен видавший виды велосипед. Оглядевшись, Палыч решительно взялся за руль, стараясь не шуметь, вывел добычу на дорогу, взгромоздился сверху и, вспоминая давно забытые навыки, закрутил педали, прочь от поселка.
– Отдай! – вдруг услышал он крик сзади, – отдай, это мой!
Палыч обернулся и увидел за заборчиком девочку, вырывающуюся из рук дамы в старом, огромного размера, наброшенном на плечи полушубке, которая пыталась затащить ее обратно в дом. Но девочка все же вырвалась и побежала к остановившемуся Палычу, за ней подбежала и мать.

Палыч слез с велосипеда и отдал его в руки девочке, тут же вцепившейся в руль и зло посмотревшей на него.
– Простите, – проговорила подбежавшая женщина, заслоняя дочь, – она еще маленькая, простите ее.
Палыч поправил шапку, а женщина отшатнулась и присела,  заслонилась от него рукой.
– Да что же это тут творится? – возмутился Тарасов, –  вы что шарахаетесь от меня, что я вам могу сделать? И за что  –  «простите»? За то, что я спер велосипед? За это?
– Нет, простите нас! возьмите… – дама попыталась оторвать дочь от велосипеда, но это ей не удалось, и она заплакала.
Ее каштановые волосы растрепались, а в спешке накинутый старенький полушубок, сполз на одно плечо.
– Знаете, я в жизни ничего не крал, но мне надо быстро уехать как можно дальше отсюда, за мной гонятся, а у меня вот, – Палыч вытащил штанину из сапога и постучал по мягкому пластику протеза.

Недоверчиво взглянув на ногу, дама шмыгнула носом и спросила, – Кто гонится?
– Кто за партизанами гоняется?
– За какими еще партизанами? – удивленно уставилась на него дама.
– За такими. Ладно, вы уж извините меня, – Тарасов опустил голову, повернулся и побрел прочь.
– Постойте! – немного погодя, крикнула дама ему вдогонку, – да погодите же вы!
Вскоре Палыч, как и задумал, крутил педали, благодарный той женщине и девочке, которая, увидев его протез, сама отдала ему велосипед. Выйдя, наконец, из передряги, он невольно вспомнил о своих друзьях: как они там?


* * *
А там, возле крыльца, выходящего в небольшой крытый дворик, беспокойно подергиваясь, спал Директор.  Почуяв хозяйку, он, не открывая глаз, поднял голову, но сонный дурман снова придавил ее к земле.
– Не волнуйтесь, все с ним в порядке, – донесся из-под навеса с поленницей мужской голос, – проспится и будет как огурец, проходите, там вас ждут. - Двое мужчин средне-неприметной наружности восседали на аккуратном штабеле, прислонившись к стенке сарайчика. Растерянно озираясь, Рита, а за ней и остальные, взобрались по ступеням и вошли в дом.
– Ну вот, Маргарита Сергеевна, мы снова с вами увиделись, – сказал, стоя посреди гостиной, немолодой мужчина в кургузом пиджаке, и развел руками, – здравствуйте! Вон сколько у вас гостей образовалось. И Марина тут, ага, а вы умница, нам почти ничего не пришлось делать, чтобы вас не сцапали, всех скопом. Вот только в Равске был перебор.

Мужчина шагнул в сторону, давая гостям пройти.
– Но, как оказалось, все к лучшему, – продолжил он, – если бы не случай, мы бы и не узнали о вас. Прошу, садитесь.

Подождав, пока все усядутся, он продолжил.
– Меня зовут Давид Олегович, может быть, хозяйка дома обмолвилась вам обо мне, я буду краток. Вам, Маргарита Сергеевна, вместе с Ольгой мы предлагаем сегодня же вылететь домой, а завтра возглавить заседание исполнительного совета.
– Кто меня там ждет? – возразила Рита после недолгой паузы, – это хозяйство Горского и его дружков-подельников.
– Во-первых, юридически, хозяйство теперь ваше, – возразил ей гость, – во-вторых, вам, по большому счету, надо лишь там появиться, чтобы зафиксировать факт своего существования. Службу контроля, после того, как некоторые, – он посмотрел в сторону Храмова, ¬– повеселились в горно-лесистой местности, теперь возглавляет очень хороший человек, за свою безопасность можете быть спокойны.
– По какому поводу заседание? – поинтересовалась Рита, сосредоточенно глядя на визитера.

Она преображалась на глазах, моментально изменился голос, жесты и даже осанка. Из провинциальной учительницы Рита превратилась во властную и неприступную королеву, привыкшую повелевать одним движением брови.
– Повод? Они думают, что вас давно нет на свете, а Ольга погибла, власть делить собираются, и имущество. Остальные проблемы их сейчас абсолютно не занимают. Я не собираюсь как-то влиять на ваши решения, Маргарита Сергеевна, но позволю себе дать вам совет. Укрепляйте свое положение, дайте понять, что вы пришли всерьез, пусть примут это как должное. Мы дадим вам помощника, умный парень, он будет в курсе всех дел.
– Я хотела бы знать, что у меня за спиной, – сказала Рита.
– За свою безопасность можете не опасаться. Марат Борисыч! – позвал он.

В комнату вошел лысоватый горбоносый мужчина, лет сорока пяти, и поздоровался с присутствующими.
– Прошу любить и жаловать, это новый глава службы контроля, Маргарита Сергеевна, познакомьтесь.
– Здравствуйте, – недоверчиво посмотрела не него Рита.
– Ну вот, можете больше ни за что не волноваться, Маргарита Сергеевна, это наш человек.
– Командир?! – подался вперед Виктор, – не узнаешь?
Горбоносый прищурил глаза, посмотрел на Виктора и, опустив голову, смущенно помотал головой.
– А вот так? – спросил Храмов и закатал рукав, показывая вытатуированных на предплечье двух змей.
– Так это, – запнулся горбоносый, – Храмов? Ты?!

Они обнялись. Даже не как друзья, а как истинные родные, на их лицах было написано, что они безумно рады встрече, и все вокруг, сочувствуя им, заулыбались.
– А я-то думаю, фамилия знакомая, так ты же… ты это, в смысле, того… Ты же погиб?
– Живой я, – ответил Храмов, расплываясь в счастливой улыбке.
Пока Рита разбиралась с нюансами и вникала в суть дела, Виктор со своим бывшим командиром Маратом вышли во двор, где продолжал лениво дремать пес.
– И давно ты в этой конторе? – спросил Храмов.
– Лет пятнадцать уже, с тех пор как уволился, да чего там я, ты-то как, дружище? Рассказывай! Что с лицом, я ведь даже не подумал, что это можешь быть ты.
– Лицо… лицо собрали по кускам, спасибо матери, деньги тогда нашла на операции, а в части меня послали подальше. Был там тогда капитан один, юрист что ли, короче, помощник какой-то. Так вот он и послал, популярно так, чтобы не возвращался.
– Так ты бы это, кого из наших нашел! – возмутился Марат, – меня-то не было уже, наверное, я ж уехал тогда сразу на учебу, а потом с семьей нелады… в общем, уволился.
– Да, не нашел я никого из наших. В штабе только пехота одна шарахалась, боевые получали, да братки с цепями на шеях их поджидали там же, представляешь? И всем по барабану, как будто все так и должно быть. Наверное, отстегивали кому-то из начальства или запугали. Пасли в коридоре - от строевой до кассы, а потом обували по полной программе.
– Да… – опустив голову, сказал Марат, мне рассказывали, дерьмо, одним словом.
– Слушай, а что это у вас за организация? Ну, которая Рите помогала, от которой тот парень, Давид, и… ты, насколько я понял, тоже? – поинтересовался Виктор.
– Организация? – удивился Марат.
– Ну, да, или как это назвать?
– Зачем тебе? – Марат, улыбнулся и, прищурившись, посмотрел на Виктора, – «Гатар», название древнее, как и организация, но это не важно, просто ребята свои, правильные. Лет, наверное, десять назад, в восьмом или в десятом, что ли, году, пришел я как-то, это, к приятелю, а там у него человек сидит, слово за слово, ну и, это, познакомились. Он говорит: «там у вас парень, мол, хороший работает, присмотри». Ну, я и присмотрел. Потом некоторые пакости, которые служба контроля творила, направлял в нужное русло. Многое мне тот человек подсказывал, так и пошло. А теперь я уже многих знаю, на каждого положиться можно, как на себя, не за выгоду ратуют, а за правду. Я тебе больше скажу, если бы не «Гатар», мы бы давно страны лишились, причем, это, совсем. Если возьмем к себе, не пропадешь. Если не забоишься, не сделаешь шаг в сторону в момент, когда будешь нужен. Вот такие, брат, пироги. Ну а ты что? Где все это время обитал, что делал? Рассказывай, братишка.

Виктор вкратце поведал Марату свою невеселую судьбу, и спросил насчет Соловья, не слышал ли он чего-нибудь, раз уж он был причастен к конторе Горского.
– А как же, знаю, – ответил Марат, – в Равске они, насколько я припоминаю, сбежали. Но служба контроля больше ими не занимается. Слушай, так ведь он же, это, с тобой вместе в школе учился, так?

Виктор кивнул головой.
– Видишь, я про тебя все знаю, а что это именно ты, тот самый Храмов, и не догадывался. Да и как тут догадаешься, лицо совсем другое. Так, ладно, – вернулся к теме Марат, – Соловей…  Знаешь, найти его будет не так просто. Там сейчас коалиция. Но я попытаюсь.

Храмов кивнул и улыбнулся командиру. Он был поистине счастлив, что встретил его, через столько лет, и Марат был одним из немногих, кому можно было и стоило доверять. Никакие правила и условия жизни не могут провести таких твёрдых связей между людьми, как на войне.
– Вас мама зовет, – сказала выглянувшая из-за дверей Ольга, с хитроватым выражением на румяном лице, – всех.