Волжский рассказ

                Волжский рассказ

Эта небольшая история произошла со мной в Угличе. Я тогда с отцом отдыхал и жил в пансионате за городом. Здание пансионата стоит на излучине Волги. Из окна открывается живописный вид на саму великую реку,  теплоходы, грузовые баржи,  проходящие и заворачивающие по створам дальше вниз на Ярославль, Нижний Новгород, Кострому, Казань  и так до Астрахани. Каждый день приходил я на высокий обрывистый берег,  чтобы понаблюдать за  проходом судов. Тяжело груженые лесом,  щебнем, грузно и низко сидящие в воде баржи медленно проходят, хрипло и словно простуженно ревя сиренами,  приветствуют   белоснежно голубые пассажирские лайнеры, изящные,  легко идущие по зеркалу воды, с веселой музыкой,  взрывами смеха, раздающихся с ярко освещенных высоких палуб. 
Стоял конец сентября. Зарядили дожди.  Стало сыро в длинных коридорах  полупустого пансионата, гуляли сквозняки.  По ночам хлопали незакрытые форточки,  с оружейным грохотом бухали двери. Утром сонные горничные сметали осколки разбитых стекол вместе с охряно-золотыми листьями берез и кленов в оцинкованные ведра,  на которых выведено криво краской «Коридор», «Холл», «Клуб», и тихо вздыхали — осень... В просторных холлах здания, где обычно отдыхающие проводят время за просмотром телевизора, тихо споря и про себя  недолюбливая друг друга за то,  что телевизор работает слишком громко или тихо, не та программа на мутновато-зеленых экранах советских цветных «Рубинах», «Радугах», «Темпах».
Холодно, безлюдно, гуляет ветер... Осень.
Промерзнув ночью под тонкими казенными шерстяными одеялами, намучившись от сквозняков, проглатывая за завтраком остывшую манную кашу, запивая ее холодным чаем из граненых стаканов в громадной со стеклянной крышей столовой,  мы решили бежать. Оказалось не так-то это просто, нужно было заручиться согласием лечащего врача, разрешением директора пансионата.  Я наскоро сочинил на имя последнего заявление,  что меня срочно по работе вызывают в Москву. Директор подписал,  и мы, наскоро проглотив в последний раз холодноватый завтрак и собрав чемоданы, сели в рейсовый старенький,  пропахший насквозь бензином как-то жалобно на каждые неровности дороги кряхтевший,  серый от пыли ЛИАЗ. С потолка в салоне автобуса капала вода,  пахло резиной, грибами, рыбой,  которую везли на местный рынок жители из соседней небогатой деревни.
В самом Угличе также по-осеннему тихо,  улицы пустынны, лишь иногда проедет автобус по расписанию или, обдав синеватым пахучим дымком, чуть ли не единственное в городе такси, направляясь от центра куда-нибудь в сторону новостроек или часового завода, подвозя заплутавшего командировочного. В городе мы никого не знали, где и как оставить свои вещи. Пошли на железнодорожную станцию за билетами на Москву. Билетов на ближайшие дни не было.
Через дорогу за набережной Волги возвышалось небольшое здание местной гостиницы. Мы вошли в нее: за столом с табличкой «Администратор» сидела миловидная полноватая женщина с модным тогда в провинции высоким   начесом белокурых волос. Поставив вещи,  я поздоровался с ней и объяснил,  что нам нужно в Москву,  а билетов на поезд в ближайшие дни в кассе вокзала не будет. Жить нам негде! Вздохнув и кивнув головой, немного нараспев приятным голосом женщина пообещала оставить недорогой номер и даже разрешила оставить чемоданы у нее,  пока мы будем ходить по городу. Оставалась еще маленькая надежда купить билеты на проходившие и иногда останавливающиеся в Угличе теплоходы, но тур сезон уже заканчивался, и судов не было видно.
За гостиницей ближе к пристани находилась маленькая пивная.  Ее здесь знали многие любители. Я выпил кружку очень вкусного янтарного пивка ярославского пивзавода с душистой волжской вяленой воблой. Настроение поднялось,  приключения начинались...
Спустившись на набережную и налюбовавшись сказочно красивой рекой и ее берегами в багрянце и золоте осенних деревьев,  мы зашли по узкому деревянному мостику на дебаркадер,  пришвартованный к берегу,  на котором стояла касса. В ней иногда можно было купить билеты. Из будки кассы раздавался громкий женский смех. Нагнувшись и заглянув в маленькое оконце,  увидел женщину лет сорока пяти, о чем-то весело разговаривавшей с человеком в черной речной форме с золотыми пуговицами  с якорями. Кассирша сказала,  что вот стоит грузопассажирский пароход «Достоевский»,  идущий как раз на Москву. Если я договорюсь с капитаном, то он, возможно, возьмет нас на борт. «А где разыскать капитана?», -  спросил я. «Да вот же он!», -  кивнула она на золотые пуговицы. Совсем уже согнувшись и почти просунув голову в окошко,  я с жалобным видом посмотрел на капитана,  вдруг осипнув от волнения и заикаясь,  тоненько,  комариным фальцетом пропищал нашу историю. В окне еще,  кроме пуговиц на тужурке, в полумраке ярким золотом блеснули нашивки на рукавах, золотое шитье фуражки и ослепительно белая рубашка. Лица не было видно. Капитан пропел густым басом  и согласился взять нас в свободную каюту второго класса, но предупредил,  что «Достоевский»  идет медленно, со всеми заходами к причалам,  и путь по воде займет трое суток. Мы на все были согласны и сразу заплатили стоимость проезда.
Погода испортилась окончательно, задул сильный ветер,  заморосил мелкий дождь.  В гостинице поблагодарив администратора-волжанку, решили перекусить на углу почти на самой площади в кафе-мороженом,  которое поблескивало под дождем своими окнами. В кафе было пусто. Пахло холодным кофе,  ванилью.  Все столики были свободны,  кроме одного.  У окна сидела черноволосая девушка в бежевом плаще. Из вазочки она медленно ела мороженое. Оглянувшись равнодушно на нас,  мельком   взглянула на меня. Ее огромные,  как спелые вишни, глаза были грустны и полны слез. Отец,  кивнув в сторону девушки,  произнес: «Ну вот,  какая красивая и грустная. Может,  познакомишься с ней». «Неловко как-то», - подумал я, но обернувшись,  поздоровался. Она кивнула. Разговорились, девушку звали Ольгой.  Работает на Угличском часовом заводе,  в отделе ОТК.  Оля,  Оля Иванова,  так ее звали. Она была замужем,  вместе со своей четырехлетней дочкой жила с мужем в городе. О муже не захотела говорить, только сказала,  что будет разводиться с ним,  потому что бьет ее и обижает дочку Олесю. Я рассказал о себе, о том,  что живу с папой в Москве, работаю в НИИ электриком. Оля через месяц собиралась в отпуск на родину, на Украину. Сама была из шахтерской семьи, из  Донбасса. А проездом будет в Москве у родной тети, жившей в новом районе Лианозово. Адресами не обменялись, телефона у нас тогда еще не было.
Понравилась нам с папой Оля. Красивая,  чуть полноватая,   с тихим голосом и нежной улыбкой на бледном грустном лице. Мы расстались, она спешила на завод во вторую смену. Нам тоже нужно было спешить на пароход. До отхода оставалось полчаса.
Поднявшись в темноте по скользкому от дождя деревянному трапу на тускло освещенное судно, оглянулись — город чернел своими домами. Багровела церковь Димитрия на Крови. Пошел автобус, в освещенных окнах которого вырисовывались силуэты озабоченных угличан,  возвращавшихся домой с работы.
Пройдя по широкой грузовой палубе и поднявшись по трапу,  я увидел написанный маслом в небольшом холле портрет Федора Михайловича Достоевского. Художник довольно точно передал выражение лица писателя. Наша каюта находилась дальше,  в конце длинного коридора. С чемоданами и ключом мы направились к ней.
Каюта на «Достоевском» небольшая,  метра три в длину и примерно метра полтора в ширину,  имела два спальных места: верхние и нижние мягкие диваны, обитые темно-табачного цвета плюшем.  В самом углу у двери,  в стене был вмонтирован крошечный умывальник с блестящим краном над ним. К  потолку каюты намертво, по-морскому был привинчен большой  плафон-полусфера с бело-матовым стеклом в резном латунном ободе. Из него лился мягкий желтоватый свет. В каюте было тепло и уютно. Продрогшие и проголодавшиеся,  мы очень обрадовались такой роскоши. 
В дверь постучали. Это из ресторана пригласили на ужин. Поднявшись на закрытую палубу, через двойные стеклянные двери вошли в ресторан,  который был пуст, лишь одна официантка устало сметала крошки со столов. Присели за столик у окна по ходу судна.  Принесли очень вкусный бефстроганов с картофельным пюре. В серебряных подстаканниках был налит ароматный крепкий чай.  Жизнь показалась прекрасной!
За прямоугольными черными окнами тяжело хлопает по флагштоку мокрое полотно флага. Корабль идет сквозь непогоду по почти невидимой реке,  словно каток по асфальту,  подминая под себя Волгу. Поздний вечер. В длинных коридорах мягко горит в плафонах чуть подрагивающий свет. Почти неслышно вибрирует настил под ногами.  В каюте при свете синего ночника быстро заснул уставший отец. Мне не спалось. В окне ничего не было видно,  лишь  на дальнем берегу тени мачтовых сосен,  словно замерших стражей-великанов, провожают речное судно.
Пароход «Достоевский» серии 737, типа «Иосиф Сталин», грузопассажирский,  средний, дальнего плавания,  построен в Венгрии, спущен на воду в 1956 году и приписан к пассажирскому порту г. Горький.  В семидесятых годах обслуживал транспортную линию. Московская кругосветка.  Но в девяностых перестал эксплуатироваться, как плавсредство, и был списан. Сейчас находится в районе деревни Симоново на реке Малая Пудица.
Что делать? Вышел из каюты и по трапу вверх на первую палубу в носовой салон. В салоне тишина. Глубоко в самом чреве работает паровая машина. Ходят громадные шатуны,  словно неутомимые гигантские руки титанов вращают главный вал,  передающий энергию пара на громадные колеса с плицами, которые с жадностью захватывают бесконечную воду,  с шумом обрушивая ее через себя,  сообщая этим движение пароходу. Пройдя вперед к самым окнам, замер от величия неземной красоты,  словно не было корабля с его фырканьем и шлепаньем колес. Все вдруг пропало,  ушло,  и только гигантский аспидный черный купол,  в который врезался носом пароход. Дождь прошел, небо прояснилось. Почти у линии горизонта показались первые слабо мерцающие голубоватые звезды.  Ветер разгонял тучи.  Передо мной был Космос, ощущение полета,  трепета,  восторга перед Вечностью. Обычными земными словами это трудно передать.
Три дня,  прожитые на «Достоевском»,  пролетели стремительно. Москва встретила мелкой утренней моросью и липкими желтыми листьями на асфальте.
Осень!

PS: А с Ольгой из Углича я встретился уже в Москве через месяц после нашего знакомства в кафе. В один из дней я вдруг почувствовал,  что именно сегодня она приедет. Не зная времени прибытия, номера поезда, вагона,  помчался вдруг на Савеловский вокзал. И увидел ее! Это передать нельзя... Какое-то время с дочерью она жила у своей тети Поли. Я часто звонил ей. Ольга один раз была у меня. Она не решилась передать воспитание ребенка мне и предпочла остаться в Угличе с его родным отцом.
Прошло много времени,  может быть, год.  Как-то в холодный зимний вечер позвонил тете Поле,  спросил о племяннице. Ольга развелась с мужем,  который в это время находился в местах заключения. Так закончилась эта маленькая история.  Моя углическая знакомая навсегда уехала на родину в Донбасс...