Украинское лето

Украинское лето

Украина,
июль-август 1967 г.
Железнодорожная станция Бахмач, поселок Батурин. Небольшой городок Бахмач с привокзальной площадью  и рынком запомнился зноем, запахом яблок,  криками малороссийских торговок,  пыльными тихими улицами,  по которым чуть ли не чаще,  чем автомобили, ходил гужевой транспорт. По кое-где заасфальтированным дорогам уверенно шагали упитанные лохматые тяжеловозы,  перемещая большую часть городских грузов на громадных ломовых телегах.
Цель прибытия в Бахмач был,  собственно, не город,  а крупное село недалеко от него — Батурино. Город-крепость Батурин основан в 1575 году польским королем Стефаном Баторием,  как северный форпост запорожских казаков для защиты северо-восточных границ государства. С 1960 года по 2008 год —  поселок. Сюда с мамой и папой  приехал провести часть летних каникул и я. Еще с нами была тетя Клава с дочкой лет пяти-шести, озорной и непослушной девчонкой. Эта тетя Клава уговорила мою маму составить ей компанию на отдыхе,  расписав здешние места,  как настоящий рай.
Ну вот,  мы и выгрузились на перроне небольшой привокзальной площади. Тетя Клава уверенно шагала впереди,  в одной руке чемодан,  за другую держалась ее дочка,  в зубах у тети Клавы дымилась сигарета.  Я не стану описывать,  как мы почти двое суток тряслись в страшной духоте. Казалось,  что солнце  нарочно раскаляло поезд,  чтобы люди,  ехавшие  в нем, испытали все адские муки передвижения по советским железным дорогам.  Да еще поезд шел с частыми остановками, на бесконечных полустанках выбегали пассажиры,  чтобы наскоро купить в привокзальном буфете сладкий липучий лимонад «Буратино», какие-то вафли местного изготовления в обертке,  пропитанной жиром, и такое же невкусное печенье.  Мы,  москвичи,  почти никогда не выезжавшие дальше ну,  может быть, Рязанской области,  с удивлением узнавали,  что печенье может быть не только фабрики «Большевик»,  а конфеты, казалось, сделаны на свином сале. «Это не Москва тебе», -  говорила мама. Оля, дочка тети Клавы, девочка с белокурыми кудряшками и злым личиком, ох,  и намучились мы с ней. Она то пищала, что хочет пить;  то через минуту скакала по спальным полкам купе маленькой цепкой обезьянкой,  прыгая на мне; то ей нужно было срочно куда-то бежать,  отменив первоначальное решение. Ее отлавливали,  разыскивая по всему вагону. Мой отец, будучи человеком нервным, широко открывал глаза и тихонько ворчал: «Вот вляпались,  черт какой-то,  а не ребенок...».
Приехали. Довез нас на стареньком четырехсотом «Москвиче»  совсем недорого по столичным ценам местный житель. Узнав, где мы будем жить и у кого, он загадочно и хитро,  как мне тогда показалось, ухмыльнулся. Прокатившись в тесноте по пыльным и душным улицам городка, затряслись еще по более жутким буграм,  громадным лужам  и ямам.
Чтобы точно описать поселок, достаточно лишь вспомнить повесть,  а еще лучше старый фильм по Н.В. Гоголю «Как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». Кажется, что время в этом довольно большом селе замерло,  и стрелки остановились без пяти минут девятнадцатого века. Наш автомобиль остановился,  проехав почти большую часть села.  Был жаркий полдень. У крепких высоких глухих ворот тетя Клава постучала большим кованым кольцом по крепко сбитой без единой щелки калитке. Раздался собачий лай.  Через какое-то время калитка открылась. На пороге стояла «Солоха», женщина, будто из гоголевской сказки. Очень шумно и весело поприветствовав нас, она пошла вперед по тропинке из бетона,  показывая по пути замечательный сад,  полный грушевых,  яблоневых,  сливовых,  черешневых деревьев.
Дом из белого кирпича с высоким крыльцом,  на котором, закрывая широкий дверной проем,  стоял хозяин, широкоплечий, коренастый с бритой блестящей загорелой головой,  в руках держащий соломенную шляпу. Настоящий по виду «Тарас Бульба», мужчина лет шестидесяти пяти.  Нас провели в комнаты. Несмотря на жару, в доме было прохладно.  Посреди большой комнаты красовалась громадная печь,  две боковые стенки которой выходили в другие комнаты. На полке печи стояли какие-то бутыли с темноватой жидкостью.  На веревках сушились пучки пахучих трав. Позднее я узнал, что хозяин дома, здешний знахарь, этими травами лечил своих односельчан.
Комната,  в которой я жил,  была последней в доме.  В раскрытом окне на расстоянии вытянутой руки висели большие яблоки сорта «Белый налив». И потихоньку от хозяев эти чудесные яблочки я срывал. Из мебели в комнате, кроме железной кровати, стояли комод и шкаф для одежды, да два стула. 
После отдыха я пошел осматривать сад. Сад был большой: сливы, груши,  яблони, вишня,  черешня. Их ветви на подпорках прогибались до самой земли.  Урожай в лето 1967 года был неимоверно изобильный. Итак, пройдя по тропинке между деревьями,  с левой стороны я услышал кряканье уток.  Откуда им здесь быть? За кустами смородины виднелся широкий таз,  врытый в землю. В нем плавали утки,  крякая от удовольствия. Чуть дальше находился небольшой флигель из того же кирпича,  что и дом. Войдя в настежь открытую дверь,  увидел,  как на двух керогазах в ведрах булькало какое-то варево,  издавая отвратительный запах,  то ли рыбы,  то ли еще чего-то. В большой корзине,  стоявшей рядом,  грудой лежали раскрытые раковины речных мидий. На табурете напротив окна сидел хозяин дома. Он раскрывал раковины, а их содержимое, ловко поддевая толстым указательным пальцем,  бросал в ведро. Это был корм для уток.
Мы познакомились.  Фамилия этого старика — Чухно. Так,  между собой, мы его и называли — дед Чухно. О нем стоит рассказать подробнее.  Морской офицер,  командир катера водолазов и сам водолаз с большим стажем службы.  Попав по срочной на черноморский флот матросом,  окончил школу водолазов. Много раз погружался под воду. Сырость, пронизывающий холод,  тьма,  работа почти на ощупь —  вот,  что такое работа на глубине. За отличную службу был направлен на повышение. Окончив офицерские курсы, сдал экзамены и получил звание «младший лейтенант флота». Недолго довелось носить  ему  эти золотые погоны. Сырость, холод сделали свое дело. Астма,  ревматизм  -  профессиональные болезни водолаза. Уволившись с любимой службы и приехав домой, поначалу тосковал:  снилось Черное море,  корабли, база черноморского флота.  Но жизнь бежит дальше.  Выбрали председателем колхоза. Вот и дом отгрохал из кирпича под редкой тогда железной оцинкованной крышей (на председательские-то денежки!) Но болезнь окончательно «списала» водолаза-моряка. Теперь дед Чухно занят садом,  разводит домашнюю живность. Индюки ходят по двору важно, зло и свысока поглядывая на всякую птичью мелочь. В сарайчике,  примкнувшего к дальней стене флигеля, хрюкает пара бодрых и веселых поросят.
Его сестра, приветливо встретившая нас «Солоха», помогала Чухно вести такое большое хозяйство.  Ее отменные борщи,  жареная картошка на сале нравились не только деду. Эти малороссийские яства и у нас,  «москалей», вызывали аппетит и зависть. Украинский борщ — сложное произведение кулинарного искусства. Он готовится на курином бульоне с дальнейшим добавлением поджарки овощей на свежем свином сале. Огненное блюдо с красным стручковым перцем с удовольствием съедалось братом Чухно,  который перед обедом обязательно выпивал полстакана самогона, с хрустом закусывая репчатым луком и салом,  после чего шел на прохладную веранду и в громадных кирзовых сапожищах заваливался спать.
Прослышав,  что в хозмагах пропали малярные кисти,  он стал их делать сам,  искусно вырезая ручки кистей лишь одним ножом,  после отшлифовывая их кусочком стекла и наждачной бумагой. В качестве щетины шел натуральный конский волос. Бывая на колхозной конюшне,  тайком подрезал хвосты  лошадям припасенными здоровенными ножницами или, дав бутыль крепчайшего первача конюху, открыто укорачивал хвосты сивкам-буркам. Уже вернувшись в Москву,  получили от него посылку. Большой ящик, набитый кистями, сушеными яблоками и семечками. В письме просил моего отца продать кисти на пробу. Но то ли низкое качество их, то ли достаточное  наличие кисточек в московских магазинах, не поспособствовало реализации. Еще он просил прислать ему московской водки,  качество которой оценил,  когда мой папа привез для знакомства несколько бутылок «Столичной». Дружба по переписке не заладилась,  отец был трезвенник и не поддержал водочного общения по переписке.
Интересен был сам поселок. Он имел одну вытянутую в длину улицу, довольно оживленную,  с обеих сторон которой стояли дома. Их сады просто утопали в черешнях,  вишнях,  сладчайших и нежнейших грушах. В одну сторону поселок упирался в площадь,  по краям которой стояли лавки-магазины. Чего в них только не было! В одном таком магазинчике можно было найти целое сокровище для такого восьмилетнего мальчика, как я. По порядку, целое богатство в магазине: ламповые телевизоры,  радиоприемники соседствовали с игрушками. Машинки так пахли краской и резиной от шин и так блестели,  что взгляд оторвать было невозможно. Особенно запомнились стоявшие на полке музыканты — ярко раскрашенные фигурки в комичных позах со своими инструментами,  которые составляли настоящий оркестр. Они заворожили меня. Очень хотелось их заполучить. Но стоили довольно дорого. Каждый музыкант  - один рубль. По тем советским временам неслыханные цены за забаву. Я уговорил моего доброго папу хоть по одному музыканту покупать мне.  К концу отпуска родителей, таким образом, у меня набралось этих фигурок на целый джаз-банд.   Какой замечательный запах стоял в этих сельпо! Аромат земляничного мыла,  дешевых духов, пудры, ситца и сатина соседствовал с запахом краски, резины громадных и очень взрослых,  как тогда казалось, с красными и белыми шинами велосипедов харьковского завода. Велосипеды назывались «Украина». И еще в этих магазинчиках всегда вкусно,  как-то по-технически пахло керосином и чуть машинным маслом.  С отцом мы часто любили заходить в такие места.  Ему это напоминало его военное детство в Сокольниках. А я был просто счастлив рядом с папой, просунув свою ладошку в его крепкую,  казалось,  всегда пахнущую металлом руку. Отец был слесарь-инструментальщик высочайшей квалификации. Это было счастье! На память об этой поездке родители привезли чудесные чайно-кофейные чашечки с блюдечками с украинским орнаментом. Они до сих пор хранятся у меня.
Левая сторона Батурина спускается вниз  к оврагу и примыкает к селу Тиница с имением Василия Кочубея, гетмана Украины,  соратника Петра I. Князь Виктор Павлович Кочубей родился в Малороссии. Имел высокий чин канцлера,  министра иностранных дел.

                «Богат и славен Кочубей:
                Его луга необозримы;
                Там табуны его коней
                Пасутся вольны, не хранимы...
                Но Кочубей богат и горд
                Не долгогривыми конями,
                Не златом, данью крымских орд,
                Не родовыми хуторами -
                Прекрасной дочерь своей
                Гордится старый Кочубей...»

«Полтава» А.С. Пушкин.

Как рассказывают жители села Тиница, до сих пор ходит призрак генерального писаря Василия Леонтьевича Кочубея, старого вельможи, по своему дому в окровавленной рубахе, словно, охраняя клад,  по преданию спрятанный в доме от Мазепы. Мазепа не пощадил своего кума - казнил князя за то,  что он донес на него русскому царю, но в народе говорят, не «политическое» это убийство, а страшная месть за отцовскую любовь к красавице-дочери Мотре.
Как-то, уже в начале двадцатых годов XX века поселилась в доме Кочубея веселая компания -  сельскохозяйственная школа. Озорные ребята тоже начали искать клад. И вроде бы нашли. Но один студент будто бы на следующий день пропал вместе с сокровищами.
В подвалах этих таинственных руин искали клад и мы с отцом, освещая себе путь карманным фонариком,  купленным в сельском магазине в Батурине. Из толстенных стен были выворочены ломами и кирками кирпичи местным людом, также искавшим сокровища. Нам показалось тогда, что в полузасыпанном подвале в сумерках от окна к окну проплывает  полупрозрачное облако. Я не знал чего бояться,  а папа застыл на месте.  Придя в себя,  с трудом, ловя воздух,  тихо прохрипел: «Серега, бежим отсюда». Больше  туда мы не совались.
С XVIII века сохранилась старинная плотина из дубовых бревен, через которую подавали воду на громадное колесо водяной мельницы. За прудом в глубине заброшенного парка виднеется дом в руинах. Это квадратное каменное здание,  построенное в стиле романтизма, имеет два этажа, два входа. Второй вход со стороны южного фасада. Здесь же вход в подвальное помещение. Недалеко от дома в густых зарослях спряталась сокровищница. Поговаривают,  что там хранилась и окровавленная рубаха казненного Кочубея. Но недолго праздновал победу Мазепа. Петр I рассчитался с  ним впоследствии сполна.
Иногда мы все вместе с тетей Клавой и Олей ходили загорать на берег красивой,  текущей по равнине реки под названием Сейм. На противоположном высоком берегу находится дворец графа Кирилла Григорьевича Разумовского.  Часто, лежа после купания на белом горячем песке, я воображал себе,  как дворец будто оживает, к нему подъезжают кареты,  по берегу гуляют дамы в пышных платьях, доносится смех, звуки прекрасной живой музыки...
Алексей Розум старший брат Кирилла получил лишь начальное образование, от природы имел острый ум и привлекательную внешность. Благодаря прекрасному голосу его зачислили в придворную капеллу императрицы Анны Иоанновны.   В двадцать два года Алеша увидел столицу Российской Империи, где его заметила цесаревна Елизавета и сделала своим фаворитом.
Гетман Разумовский никогда не забывал о своем казацком происхождении,  во  дворце даже есть «родительская комната», где хранится кобеняк (верхняя одежда пастуха) и свирель. Рассказывают,  что эти две вещи он носил всегда с собой. Дворец был простроен в классическом стиле.  Проект дворца создал Чарльз Камерон,  италийский архитектор. Для строительства дворца было выбрано наилучшее место,  которое можно было отыскать в Батурине, на горе и над  Сеймом. Несмотря на более чем столетнее запустение, дворец эффектно возвышается над крутым склоном широкой реки  и восхищает своим величавым видом. Постройка так и не была завершена, Разумовский не пожил в свое дворце...
И после, в Москве долго еще длинными зимними вечерами за круглым столом под оранжевым абажуром я с родителями вспоминал то памятное украинское лето,  какой-то уютный поселок Батурин, старинный княжеский  парк, темные дубовые,  еловые,  кленовые аллеи с шорохами и нашими страхами. И было громадное желание побывать там еще раз. Но мечты не всегда сбываются.
Москва,
осень 2011 года