Оранжереи и ленты - гл. 3

                In vitium ducit culpae fuga
                Желание избежать ошибки вовлекает в
                другую (лат.)

2009 год. Отдалённые районы N перепутывались с тайгой, небрежно вплетаясь в неё; заброшенные постройки в один-два этажа и гаражи обрастали лесом, их и видно было разве что с автотрассы. Дни за днями, недели за неделями, а местные власти, по всей видимости, так и не планировали выделить из казённого бюджета небольшую кругленькую сумму на эту многострадальную трассу N – Ачинск. Всё дело в том, что начиналась дорога в N Иркутской области, а заканчивалась в Ачинске Красноярского края. Или наоборот – начиналась в Красноярском крае, а заканчивалась в Иркутской области. Сей вопросец настолько озадачил правительствующую верхушку, что породил великое множество споров, кому же, всё-таки, выделять средства из своей казны. В итоге бюрократы с обеих сторон пришли к выводу, что трасса вообще не представляет никакого интереса и, следовательно, не приносит никакой особой пользы, поэтому вполне реально обойтись тем, что есть.
***
В августе две тысячи девятого ожидались выборы, поэтому лето выдалось на редкость богатым на разборки между пресловутыми «кандидатами». На мэрское кресло претендовали: нынешний «голова»  - вторично; какой-то залётный воришка; один из паханов районного масштаба; престарелая депутатша из иркутского областного Совета; и конечно же, прочно засевший в здешних краях Вадим Ерофеевич Шмелёв. Сначала, как это и полагается в цивилизованных городах, проходили вполне мирные дебаты, где каждый жевал язык настолько усердно, насколько ему позволяла его красноречивость, затем на каждом столбе и заборе появлялись агитплакаты с идиотскими физиономиями первых лиц, на которых каким-то мистическим образом вскоре вырастали рога, свиные пятачки и прочие штучки неизвестного происхождения. Потом начались мероприятия по общению кандидатов с электоратом, поездки по выдающимся местам, задушевные разговоры с народом, массовый завоз китайских медведей и зайцев в детское отделение больнички и тому подобный душераздирающий экшн, рассчитанный на наивного избирателя, в том числе показное покушение на самого отстающего для поднятия рейтинга. Потом полились грязь и чернь друг на друга, стали всплывать со скоростью света неизвестные подробности из биографии каждого кандидата, но всё более искусно придуманные истории давали минимальный эффект. Особенно трудно было подорвать безупречную репутацию Вадима Ерофеевича, подкреплённую немногочисленными, но эффектными пиар-акциями, будто говорящими народу: «Неужто вы не знаете, кто я? Я – Вадим Шмелёв! Я в своё время спас ваш городишко от гибели, обеспечив вас рабочими местами в автосервисе, я поднял вас из пепла, я доказал, что невозможное возможно, я – единственно верный выбор…» и прочую диктаторскую байду. При этом никто не знал, что автосервис, превратившийся со временем в автосалон, занимался не только автомобилями. В мастерски замаскированных под подсобные помещения цехах орудовали бригады иногородних рабочих, насквозь пропахнувших железом, бензином и сумасшедшими гонорарами. Вести крамольные дела и заодно пиариться Шмелёву помогали загадочная блондиночка Юдифь и её подельник Филатов, тоже весьма таинственная личность. Официально они числились как секьюрити своего господина, а оборотной стороны дела не знал никто. Заодно Юдифь, как только могла, придуривалась влюблённой в Стасика, который на двадцатилетие получил от отца в подарок лакомый кусочек – платную стоянку для туристов, рискнувших здоровьем и приехавших сюда осматривать тайгу. Желающих пофоткаться с местными медведями поначалу было хоть отбавляй (во всём виновата всемогущая реклама здешних денежных мешков), но вскоре любители дикой природы смекнули, что медведя тут можно лицезреть разве что только на картинках из частной коллекции «Сибирь» на выставке в городском музее, и стоянка быстро опустела. Но это не мешало Стасу гордо звать её «засекреченным объектом», видимо, из-за естественного желания приобщиться к действительно секретным объектам и деяниям отца. Под личиной напускного всемогущества скрывалась немощная натура папенькиного сыночка, и это делало Стасика притягательным для Юдифи, лелеющей голубую мечту о завладении хотя бы этой вечно пустой стоянкой. Она воровала у него ключи с завидной регулярностью, ставила посреди стоянки свой бордовый автомобиль, будто бы показывая, - вот, мол, кто здесь настоящая хозяйка.
***
Двадцать девятое июля две тысячи девятого года. Автосалон, кабинет генерального директора.
Вадим Шмелёв, Юдифь и Филатов.
Шмелёв: - Ну всё уже надоело, хочется чего-то неизбитого, одна банальщина вокруг.
Юдифь: - Что Вам ещё надо?
Шмелёв: - Мне надо обеспечить себе светлое будущее в тёплом кресле.
Филатов: - Лично мне тоже надоели все эти слезодавильные ролики, как царь-батюшка Вадим Ерофеевич помогает выжить в кризис простому русскому труженику.
Юдифь: - А что вас всех не устраивает?? Это традиционный пиар, всегда срабатывало, прокатит и в нашем случае.
Филатов: - А у меня есть одна идейка.
Шмелёв (заинтересованно): - Ну?
Филатов (постукивая карандашом по столу): - Но Вам это недёшево обойдётся.
Шмелёв:- Ты мне условия вздумал ставить? Обломись, ханжа! Чтоб мне ваши сомнительные штучки  в копеечку выходили – да вот вам! – он скрутил кукиш.
Филатов (вставая со стула и собираясь уйти): - Как знаете. Ищите дурака, который Вас пропиарит за вашу копеечку. – И добавил вполголоса издевательское «Найдёшь – подарю конфетку».
Шмелёв: - Юдифь, объясни мне, что тут происходит!
Юдифь: - Я сама ничего не понимаю.
Шмелёв (махнув рукой): - Ладно, идите оба. На сегодня ваша миссия окончена. А ты, Засулич, в следующий раз подумай, прежде чем со своим кормильцем пререкаться. Да, гонорары свои заберите.
Филатов выдернул из его рук пачку долларов, пересчитал, положил в карман и вышел. Юдифь вышла вслед за ним, аккуратно прикрыв за собой дверь, чтоб не хлопнула. «Чего ты ему всё время про деньги да про деньги?» - прошипела она. «У нас в стране всё за деньги» - ответил Филатов и отмусолил ей чуть больше половины полученной валюты. «Если бы ты поговорил с ним нормально, он бы сам столько лавэ отвалил, хватило бы обоим на всю оставшуюся жизнь!» - «Относись ко всему спокойнее, Юдифь». Они молча прошли через светлый длинный коридор, вышли через потайную дверку во внутренний двор, оттуда – на туристическую стоянку, от заднего въезда которой Юдифь стибрила у Стаса ключи. «Филатов, ты пользуешься моим доверием» - «Я когда-то его не оправдывал?» - Он взял ключи, протянутые ему на холодной ладошке, открыл ворота, сел за руль бордового Audi. – «А до меня докапывается Знак», - объявила вдруг Юдифь. – «Следователь что ли? Переземцев? – Филатов едва сдержал смех. – Будет много на себя брать – отправится за Талером» - «Нет. – Отрезала Юдифь, метнув на него быстрый взгляд, и врубила музыку. – Второй следак подряд – нас точно спалят»
***
А в это время Переземцев развлекал начальника отдела внутренних дел своими нехитрыми домыслами.
- Я думаю, - говорил он, - от всего того, что мы недорасследовали, можно избавиться, так сказать, одним выстрелом. – Он на минуту замолчал, дабы по выражению строгого полковничьего лица понять, как он относится к такой «инициативе» - Найти лишних людей во всей нашей системе и сфабриковать им дельце.
Начальник задумался. Ему явно нравилась такая незамысловатая находка. Если всерьёз раскручивать подобную крамолу, то при удачном раскладе к концу квартала можно успеть сбагрить в прокуратуру парочку «висяков».
- Ну, а кого ты предлагаешь, генератор идей? Лишних товарищей в нашем городке не так-то просто найти.
- Не беспокойтесь, найду.
- И как же искать будешь? Уж будь добр, поделись с начальником. А то ввяжешься в очередную авантюру, а я и знать не буду.
- Да уж и без Вас выкручусь, не впервой.
- И всё-таки?
- По законам естественного отбора любой мелкий делец, а таких у нас полно, рано или поздно переходит в разряд «лишних», когда на его место садятся более предприимчивые люди. Таких примеров миллион. Попавшие в круговорот, в большинстве своём отбросы мелкоуголовного мира, попадают либо на следующую ступень своего развития, то есть пытаются сместить с места обидчика или другого дельца, и вертятся в этой среде, пока снова не настаёт время сильнейших. Либо попадаются к нам, и тоже вертятся, вертятся, изворачиваются, но участь их предрешена – кутузка, предварительное следствие, суд, колония, а там, как дело пойдёт.
- Вертятся, - повторил потусторонним голосом начальник, подперев рукой голову, - но от нас не отвертятся, нам надо раскрываемость повышать… Это ты здорово придумал, Переземцев! Считай, я одобрил; действуй. Но если ты, великий комбинатор, сделаешь хоть шаг не в ту сторону, я за тебя просить не буду, и мою причастность к твоим крамолам никто не докажет. Понял?
- Так точно, понял. Разрешите идти?
- Иди, капитан. Провернёшь всё как надо – майором станешь.
Последняя фраза задела ранимое эго Переземцева. Неужели после многолетней безупречной службы на его погоны упадут-таки новые звёзды?.. А полковник, оставшись один на один со своими мыслями, прибавил: «Станешь-станешь. Как бы не так»
***
Тридцатое июля; автосалон, разговор о дальнейшей судьбе пиар-акции Шмелёва, дубль второй.
Филатов: - Если хотите сесть в мэрское кресло, и при этом остаться живым и более-менее здоровым (на этих словах Шмелёв глянул разъярённым глазом на него, но ничего не сказал), вопрос денег у Вас не возникнет. Если не хотите – поищите в нашей стране место, где за бесплатно что-то хорошо работает. Я всё сказал.
Юдифь: - От себя добавлю: слишком громкий экшн сейчас сыграет против Вас. Советую на время занять стороннюю позицию и заняться реализацией своих проектов, своей прямой работой. А выборы мы берём под свой контроль. У нас есть одна идея для предвыборной недели, тогда и финансовые вопросы решим. Вот всё, к чему мы вчера пришли. Это будет правильно.
Шмелёв: - Значит, пиар мне повредит, а его отсутствие?? Думаете, эти придурки мне не конкуренты? Ошибаетесь! 
Филатов: - Объясню на примере: выборы в Америке. Маккейн и Обама собирали примерно равное количество электората, но Маккейну захотелось большего. Захотелось оторваться от оппонента за три месяца до выборов. Война в Осетии, устроенная во многом с американской подачки, была выиграна русскими, и акция провалилась. Уже в сентябре маккейновские рейтинги упали. А потом республиканцам ещё подгадил обвал фондовых рынков и крушение ипотечных банков. То есть ситуация внутри страны рядовым американцам оказалась ближе каких-то экспортированных проблем. И вот результат – республиканцы пролетели, даром что столько башлей извели на свой экшн. За три месяца до выборов никто ничего не предопределит. Всё, что мы до этого делали – бред. Бред. Если конкретных действий не будет, одно краснобайство, повторите судьбу старика Джона.
Шмелёв: - Говоришь-то ты красиво, а на деле как? Начали акцию – прикрыли акцию, а ты, Юдифь, во всём своему Филатову потакаешь. Что, успел вчера тебе мозги промыть?
Филатов: - Филатов – это бренд! Всё special for you, Вадим Ерофеевич. Пролетаете Вы – значит, пролетим мы, а нам не выгодно. Так что для себя стараемся.
Шмелёв: - Ладно, работайте как знаете. Коней на переправе не меняют. А чтоб пахали по-полной, дам вам стимул. Пойдёмте.
Он выдал им белоснежные халаты, Юдифи самолично повязал косынку, спрятав белокурые локоны, и провёл тайными ходами в один из цехов. Гнетущая обстановка внутри цеха с низкими потолками подкреплялась тусклым светом и густым смрадом металлической пыли. Вокруг гудело и стучало, завывало, грохотало и разрывалось. В дальнем углу двое чернорабочих переливали бензин из бочек в баки, проводили несколько метаморфоз с ним, пробовали каплю на вкус и проверяли её на свет, льющийся из доисторической лампочки, висящей над ними. На гостей они реагировать не привыкли, и только сидящий в другой стороне на драном диване бригадир вскочил, спрятал банку пива под старое советское одеяло и радушно развёл руками, крикнув: «О-о, Вадим Ерофеич, хозяин пожаловал!» Шмелёв что-то сказал ему возле самого его уха, тот вторично развёл руками, подозвал одного из своих рабочих, тот отчитался перед ними, они обменялись ещё несколькими фразами, и Шмелёв представил бригадиру своих экскурсантов. «Это Юдифь, а это, значит, Филатов, я как в мэрское кресло сяду, они всем заправлять будут. Толковые ребята». Филатов не ожидал от своего господина такой милости, но внимательно осмотрелся, что-то сказал Юдифи (она засмеялась, потом издевательски завела глаза и сказала какую-то глупость, в ответ на которую Филатов скупо улыбнулся). Шмелёв о чём-то долго разговаривал с бригадиром, особенно часто слышался мат – ясно было, что разговор идёт о проблемах, а о чём конкретно – неведомо. Наконец бригадир махнул рабочим рукой, крикнул: «Перекур, мужики!» и вместе с гостями вышел на свет Божий. Шмелёв достал из кармана халата пачку сигарет и зажигалку, предложил всем присутствующим закурить, от сигареты отказалась только Юдифь. «Есть одна работёнка не для слабаков, - начал бригадир, - надо бы продукт обкатать, а чужаков привлекать нам не надо. Предлагаю вам подзаработать, - он посмотрел, прищурившись, на Филатова, - Вадим Ерофеевич денежкой не обидит» - «Не обижу» - подтвердил хмурым голосом Шмелёв. Юдифь переглянулась с Филатовым, всем своим видом выражая однозначный протест. Но Филатов, падкий на всякие халтурки, мечтательно затянулся и негромко сказал: «Соглашусь, пожалуй». «Тогда надо посмотреть Ваш Audi, - бригадир велел показать ему дорогу к автомобилю. – Свой конь-то он привычней будет, Вы со мной согласны?» - «Согласен» - кивнул Филатов.
На стоянке, где бригадир осматривал машину, а Юдифь контролировала, ничего ли он из неё не сопрёт, Вадим Ерофеевич заверял Филатова, что в случае победы на выборах передаст ему бразды правленья всеми своими делами. «И крамола моя тебе отойдёт, ты только с мусорами поаккуратнее, близко не подпускай» - «Однако», - ухмыльнулся Филатов, у которого от восторга буквально пропал дар речи, и на радостях окинул оценивающим взглядом торчащие за оградой дымящие трубы. Но ухмылка быстро исчезла с его лица; он отвернулся и, окликнув подельницу, жестом что-то объяснил ей. Юдифь подняла голову и замерла. За всем действом наблюдала одним глазом, в котором сверкало предательски солнце, камера слежения. Филатов поднял с земли булыжник и зашвырнул в объектив.
- Что, - отреагировал Шмелёв неоднозначно, - скрытая камера?
- Плохо скрытая, - добавил Филатов и отряхнул руки. - У кого есть к стоянке прямой доступ?
- Кому я нужен, шпионить за мной, - скептически отозвался Вадим Ерофеевич.
- Не уверена, что за Вами, - выпалила Юдифь. – Доступ только у Стаса, у Вадима Ерофеевича, иногда у меня, меня можете не подозревать.
- Если эту хреновину поставил Стас, - Шмелёв рассвирипел, – он мне не сын!!
***
Небо по каплям рассыпалось над N, ударяясь прозрачными слезами об этот таёжный криминальный городок. Земля расплывалась под ногами, небо уплывало вдаль по седьмому океану, а по нему плыли птицы, рассекая глубь океанических просторов.
***
Тридцать первое июля, ОВД.
- Переземцев, рвётся тут к тебе какой-то оголтелый, флешкой в лицо тычет, поди глянь.
Переземцев недовольно поднял глаза от журнала «Playboy», изъятого накануне у какого-то мелкого мошенника из гаража при обыске, оторвал зад от стула, вполне внятно выругался, пнул дверь ногой и обалдел, увидев на пороге тут же подскочившего к нему Стаса.
- Ну что у тебя? – рявкнул Переземцев.
«Чёртов Знак, - подумалось Стасу, - я ему такую вещь принёс, а он ещё вякает, сука мусорская»
- У меня к Вам дельце, - залебезил он.
- Дельце, - передразнил Переземцев, - а стоит твоё дельце моего драгоценного времени, а? Или так, безделица?
- Ей-богу, не безделица. Дельце, - повторил Стас, нацепив привычную вороватую улыбочку, – сделка, сотрудничество, выгода – пополам.
- Чего ещё?! – вскипел Переземцев. – С отцовскими сявками будешь о башлях толковать. Я честный мент! И мне ни к чему всякие грязные деньги! – Это он сказал особенно чётко и громко, заставив собеседника непроизвольно оглянуться.
- Может, всё-таки потолкуем? – умоляюще шепнул Стас и аж скорчил довольно умильную мордаху от нетерпения.
- Ладно, заходи, - буркнул следователь и добавил вполголоса, – дверь закрой.
***
- Что мы имеем? – рассуждал Филатов, прохаживаясь по кабинету генерального директора из угла в угол. – Вы пока лидер чартов, успешный бизнесмен, скупой отец, у Вас были недомолвки с легавой козой-нострой, к тому же Вы обмолвились о проблемах на производстве, я слышал, а ваша зазноба Илона из «Золотого Зигфрида» траванулась передозой белой леди1(на послед.стр.). Любой из этих фактов может быть направлен как против Вас, так и против нас с Юдифью. Так как мы тоже лица заинтересованные.
Юдифь, всё это время крутившаяся на компьютерном кресле посреди кабинета, мгновенно подхватила мысль:
- Вероятно, собирают компромат, медленно, но верно. Я уверена, что эта злосчастная камера – не единственное средство разведки.
- Вы хотите сказать, - опомнился Шмелёв, - меня хотят упечь за решётку? Да? Собственный сын?
- Да, – спокойно ответил Филатов.
- Или не Вас, - стала гнуть свою линию Юдифь. – Меня, к примеру. На этой треклятой стоянке я появляюсь чаще вас всех вместе взятых, значит, девяносто девять процентов, что нужна именно я. И один процент, что нужны вы с Филатовым или какие-то третьи лица. Я кому-то мешаю, как всегда. Глупо, конечно, на стоянку камеру ставить… Да и под меня копать не особо удобно, но блин… меня ментам сдать проще, потому что нет у меня сильного покровителя, - она укоризненно глянула на Шмелёва, - а ещё ВСЕ (тут она особенно остро впилась глазами в начальника, но тот продолжал делать вид, что ему пофиг) забыли, что я девушка умная, корпорацию вашу могу прибрать к рукам быстрее некоторых официальных претендентов…
- Ага, ты, - Филатов отвернулся, чтобы не заржать от одного вида «обиженной» Юды.
Она театрально вздохнула, не получив больше никаких комментариев, помолчала и равнодушно вернулась к предыдущей мысли:
 - Реалити-шоу «Стоянка». Вот и всё. Схема проста, как веник.
- Неплохая тактика, - ехидно встрял Филатов, - а главное, стрелочников хрен найдёшь. Стас, по ходу, исполнитель, сам он тупой как местный валенок, его сто процентов таскает за шкирятник какая-то шишка. Осталось этого заказчика вычислить. А теперь поговорим о наших врагах. Давайте с вами, Вадим Ерофеевич, разберёмся, на случай, если камера эта по вашу душу. Враги у вас есть?
  ***
- Юрий Юрьевич, - заговорил Стас трепещущим голосом, - отец занимается незаконной деятельностью прямо в стенах автосалона, и я знаю, кто ему пособничает.
«Ну-ну, Павлик Морозов, народный герой, продолжай, ради благого-то дела» - усмехнулся про себя Переземцев.
- Я тут Вам принёс видеозапись, где отец обещает в случае своей победы передать всю крамольщину этому пособничку, вот посмотрите.
- Давай, - Переземцев вставил в разъём системного блока компьютера флешку, подсунутую ему Стасом, и нечётко услышал после недолгого просмотра: «И крамола моя тебе отойдёт, ты только с мусорами поаккуратнее, близко не подпускай». – Да, интересно, - заключил он. – А кто этот «пособничек», не знаешь? Что он рожу свою прячет, ЦРУшник, что ли? И девка какая-то… Что за девка? Далеко стоит, не разглядишь.
- Так эта, Юдифь, змеюка. Использует меня, гадина, ключи ворует, вон её Audi стоит, не видите, что ли?
- Юдифь, говоришь?.. Вижу, да, знакомая тачка. А кто она есть?
- Да я толком не знаю, вроде отцова телохранительница. А так ей что-то от меня, честного человека, надо, прикидывается…
- Да плевать мне, чем она прикидывается. А этот? Который в машине копается?
- Первый раз вижу, - отрапортовал Стас.
- Ладно, хрен с тобой, разберусь. Ты от меня что конкретно хочешь?
- Чтоб Ваши, Юрий Юрьевич, люди, шмон на предприятии навели. Там внутри нелегальные пристройки, непорядок, так сказать.
- В голове у тебя непорядок! Ты хоть понимаешь, олигархический сынок, что шмон без причин у такого человека, это, мягко говоря, не по понятиям?
- Вы подумайте, мозгами пораскиньте, - осмелел Стас, поняв, что Знак противится, – если мы их кодлу накроем, из отца можно выбить завещание на наше с вами имя.
- Ишь ты, деловой, как заговорил. Завещание! Пришить отца?
- Мне больше не к кому обратиться, кроме Вас, – снова затрепетал он.
- Мать твою, идиот… - Переземцев достал сигареты, щёлкнул зажигалкой и закурил. – Я понимаю, ты хочешь отцову корпорацию к рукам своим загребущим прибрать, но не таким же способом. Ещё и милицию вовлекаешь.
- Это не корпорация…
- Это дела не меняет. Ведь хочешь, хочешь, на лбу написано, что спишь и видишь. А мне к чему такой риск? Нехорошо получается.
- Корпорация пополам, - вставил Стас.
- Ясен пень, у меня хоть мозги и связи, а сам ты только для интерьера.
- Что, простите?
- Что слышал. Иди отсюда! Я подумаю над твоим предложением, особенно если ты мне найдёшь досье на Юдифь и её подельничка. Ты только не пались, о нашем разговоре никто не должен знать. Я доступно излагаю? 
- Доступно излагаете. Я пошёл.
- Да иди уже, иди.
  ***
Стас вертелся перед зеркалом в подаренной отцом однокомнатной квартире в самом центре N и пытался разглядеть в отражении крутого управленца. Сейчас он работал в небольшой строительной компании (куда его пристроил отец), болтаясь в самом низу своей карьерной лестницы; и о дальнейшем продвижении вверх не давали мечтать ни неполное среднее образование, ни статус многочисленных начальников. «Что, Юдифь и подельничек, обломилась вам ваша перспектива?» - думал он и непременно добавлял в конце крепкое мужское словцо. Внезапно в его квартире раздался телефонный звонок. Он молча поднял трубку, не отрываясь от зеркала. С ним говорил приятный дамский голос, по которому он с трудом узнал секретаршу отца.
- Станислав Вадимович, Вадим Ерофеевич просил передать Вам, что ждёт Вас сегодня в двадцать часов в автосалон… - на мгновение она замолчала. – У главного въезда.
- Это ещё зачем? – вырвалось у него невольно. Он хотел сказать «Да-да, подъеду непременно».
- Господин генеральный директор хочет с Вами побеседовать, - ответила она немного растерянно после недолгой паузы.
- Ладно, приеду, – вякнул он недовольно и, бросив трубку, устремил в зеркало более придирчивый взор. В разговоре с отцовской секретаршей ему почудилось, что за ней кто-то стоит и надиктовывает, что сказать. Но это обстоятельство ничуть не сбило его с привычного занятия – он ухмыльнулся собственному отражению. «Зачем я понадобился отцу? – вдруг засомневался он. – Надо предупредить Знака». И, хватаясь за телефонную трубку с намерением позвонить Переземцеву, снова сказал что-то гаденькое о Юдифи и её подельнике Филатове, фамилии которого он, впрочем, не знал. На том конце его приветствовали короткими гудками; Стас посмотрел на часы – было уже семь вечера. Из зазеркалья на него с испугом глядел всё тот же Стасик, мелкий хамоватый пакостник с неотъемлемым ярлыком «сын олигарха», облачённый в светло-бежевый костюм от Armani.
К главному въезду Стас приехал на такси с опозданием на двадцать минут. Его ждала у ворот отцова секретарша; тут же он был обыскан двумя грозными охранниками на предмет оружия и лишён перочинного ножика, за что наградил их нелестным эпитетом; после чего вслед за секретаршей он проследовал в кабинет генерального директора, где его уже ждали. Едва он показался в дверях, на него устремились два десятка присутствующих глаз. Он узнал только восседающего во главе стола отца и сидящих по обе стороны от него Юдифь и её подельника, который по-прежнему старался не поднимать лица, а если и поднимал, то с явным неудовольствием.
- Это владелец гостевой стоянки, Станислав Вадимович, - негромко объявил Шмелёв-старший, и с долей пренебрежения в голосе добавил, - по совместительству, мой сын.
Присутствующие понимающе закивали головами, Филатов хмыкнул, Юдифь сочувственно вздохнула. Стас занял место в конце стола, откуда хорошо обозревалась вся картина происходящего, и оценивающим взглядом окинул сидящих. Кто-то показался ему на первый взгляд слишком глупым, кто-то чересчур надменным, кто-то – непредставительным, одну молодую женщину он вообще принял было за проститутку, с которой ему довелось развлекаться пару недель назад. Впрочем, он ошибался. Ошибался во всём. Ему представлялось, что среди всех этих людей он единственный достоин возглавлять автосалон вместе со всеми сопутствующими делишками, и то лишь потому, что на данный момент место генерального директора занимает ни кто-то, а родной отец. А ещё ему безумно хотелось денег, больших денег, которые можно было тратить не задумываясь о разорении, потому что при отцовских капиталах разорение не грозило даже самому отпетому транжире; ему хотелось власти над людьми, неограниченной власти, пусть даже не позволяло образование. Знание дела он не находил главным критерием в управлении сей огромной «корпорацией», напротив – самым обязательным качеством руководителя ему представлялась амбициозность; и только наткнувшись на стальной взгляд Филатова, Стас кашлянул и оставил свои сокровенные мыслишки.
Вадим Ерофеевич говорил о каких-то приземлённых повседневных проблемах: о том, как скачут цены на нефть, и, как следствие, на бензин; о том, как повздорил с ачинскими коммерсантами, предложившими его автосалону заключение абсолютно грабительского договора о покупке сомнительного оборудования; о том, как ближайшие автосервисы разорились или обеднели в условиях господина Мирового Финансового Кризиса, а он – олигарх-гигант, расширился до уровня автосалона и этого пресловутого кризиса не почувствовал, и всё благодаря работающим с ним профессионалам. Тут же был на словах отвешен буквально земной поклон всем сидящим по обе стороны стола, кроме Стаса. Сын был обижен такой немилостью. Он хоть и был полным дураком, но иногда, особенно будучи крайне обиженным, мог сморозить что-либо дельное, поставив тем самым в тупик обидчика. Недолго собираясь с мыслями (он заранее посоветовался с Переземцевым, и тот, предвидя намерение Стаса публично опозорить отца, придумал беспроигрышные заготовки), он с привычной наглецой поинтересовался:
- Вадим Ерофеевич, а вы ведь с ачинцами не договорились, потому что тогда у вас как раз разворачивался пиар-сейшен, и деньги вернее было в пиарщиков вкладывать, а не в выгодные сделки для родного предприятия.
- Я готов с Вами поспорить, - ничуть не замешкавшись, Вадим Ерофеевич закопался в приготовленных бумагах, точно зная, что ищет. – Если Вы настроены на конструктивный диалог, конечно.
Юдифь взглядом контролировала реакцию Филатова, он едва заметно кивнул Вадиму Ерофеевичу, это было паролем, по которому стало понятно: всё в порядке, нужные бумаги на месте. Несмотря на то, что с ачинцами не поладили именно по причине нехватки лишних денег; вернее, всё «лишнее» в зелёной валюте намедни Шмелёв-старший отдал за хорошую работу своим подельничкам по крамоле: Юдифи, Филатову и бригадиру.
- Вот, Станислав Вадимович… Господа, передайте ему, пусть изучает.
Стас выдернул худую папку из рук пожилого осунувшегося менеджера, открыл, вытащил несколько листов, внимательно прочёл сводки, в которых ничего не понимал. Отсутствие специального образования прослеживалось по выражению его лица, но чтоб не прослыть среди «будущих подчинённых» идиотом с «неполным средним», коим он, по сути, и являлся, дочитал всё до последней строчки, отняв у присутствующих добрых двадцать минут.
- Ещё вопросы будут? – спросил с издевательской интонацией Вадим Ерофеевич, на что Стас молча небрежно запихал документацию обратно в папку и швырнул её на стол. – Тогда всем спасибо, господа, и до встречи. Все свободны. Кроме вас, - он кивнул Юдифи и Филатову, - и вас, Станислав Вадимович.
- А вас я попрошу остаться, - тихо хихикнула Юдифь, вооружилась ручкой, забытой ушедшим экономистом, пересела поближе к Филатову и начала рисовать на листке бумаги миленьких чёртиков. Она была не в меру дерзкой, и при случае могла запросто обласкать какого-нибудь гаденького типа очевидно меткими, но жёсткими фразочками, поэтому, чтобы не позволить себе сейчас сорваться на Стасика, который ей был противен до глубины души, и, как оказалось в связи с открывшимися перспективами, бесполезен, она отводила душу за художествами. Кстати, дьяволята у неё всегда получались похожими на обоих Шмелёвых.
- Стас, - голос отца звучал твёрдо и грубо, - ты знаешь прекрасно, что победа моя не за горами, это факт, а занимать две должности одновременно нельзя. Законом запрещено, понимаешь? Хотя, Боже, кому я о законах говорю… Поэтому, я должен буду передать управление салоном достойному. Надеюсь, тебе не надо объяснять, что ты этим достойным не станешь никогда!! Так что можешь губу не раскатывать и козни отцу родному не строить!
- И ты для этого меня сюда позвал?
- Нет, - вдруг снова сменил тон Вадим Ерофеевич, - Чтоб спросить, как у тебя, сынок, дела!
- Дела тебе Знак сошьёт, - в сердцах сболтнул Стас и тут же смутился.
- А-а, теперь всё ясно, – радостно заключил Филатов.
- Да что тебе ясно, - всполошился Стас, - я ни на кого не работаю, козней никому не строю! – он подскочил на стуле и замахал указательным пальцем. – А вот ты кто такой? А?
Отец разозлился, ударил обоими кулаками по столу так, что затряслись и стол, и Стас.
- Он – исполняющий обязанности генерального директора, Алексей Алексеевич Филатов!!!!!!
Юдифь дёрнула Вадима Ерофеевича за рукав, не отрываясь от своей чертовщинки, но он ничего не замечал и продолжал:
- …И скоро приступает к исполнению своих обязанностей!! (Филатов схватился за голову. На его глазах начальник разбалтывал одну за другой корпоративные тайны). А вот ты кто такой?? Не знаешь?!! Я отвечу – ты НИКТО! Халявщик! Переземцевский хвост! Иуда!!!
Юдифь, проникнувшаяся бунтарским настроением, вытащила из кармана ключи от стоянки, до сих пор пребывавшие у неё на хранении и швырнула их в Стаса с таким вдохновением, что они пролетели в считанных сантиметрах от его лица, и то только потому, что он успел вовремя увернуться.
- Подлецъ, - проговорила она с чувством глубокой неприязни, - заберите ваши ржавые железки! – и принялась снова выводить аккуратных чертей.
Стас зажал брелок в кулаке, скривился в мерзкой улыбочке, встал, обошёл стол и, тыча Филатову в плечо самым длинным ключом, процедил:
- Ворюга!
Филатов резко вскочил:
- Ты на поворотах осторожнее!
Стас отпрянул, едва удержался на ногах, рявкнул очередную гадость. Филатову жутко захотелось вдарить Стасу в его бандитскую рожу, но он сдержался. Вряд ли этот поступок по достоинству оценит Вадим Ерофеевич, без интереса наблюдающий за ними. А ведь репутация будущего генерального директора – штука хрупкая, как богемское стекло: созидать долго, а разбить на раз можно…
- А ты вообще… - Стас рванулся к Юдифи, подобрал подходящее слово из переземцевского завета и гордо выпалил, - олюра!
Она вспылила:
- Хайло своё заткни! – и заново принялась за чертовские рисунки.
Филатов не выдержал и схватил его за воротник:
- Ещё одно слово, сука, башку оторву и скажу, что так и было!
- Ну хватит уже, хватит, - подал голос Вадим Ерофеевич. Его будто бы никто не услышал, только Юдифь вяло махнула рукой, не отрываясь от рисования.
- Руки прочь от Armani! – Стас явно провоцировал оппонента на применение грубой силы. – Юдифь твоя ведёт себя как алтайская девственница, а на самой уж и пробы клеймить негде!
Не говоря ни слова, Филатов врезал со всей дури ему в челюсть, и Стас упал без сознания. Юдифь, всё это время занятая чертовщиной, отодвинула рисование, сложила губы бантиком, завела глаза, громко вздохнула, пытливым взглядом уставилась на Филатова:
- По ходу, ты немного не рассчитал.
- Да, не рассчитал, - без зазрения совести ответил Филатов. – Бывает.
- Ну что ты наделал! – стараясь не привлекать внимания секретарши, замахал руками Вадим Ерофеевич и даже замахнулся на Филатова. – А если б ты его убил?
За стеной сидела секретарша и лузгала семечки. Она ждала, когда кабинет освободится, и поглядывала разочарованно на часы: опять она уйдёт домой в десять вечера. И тут ей послышался голос начальника: «Пошёл вон отсюда!». Она сняла туфли, чтобы не греметь каблуками, подкралась к двери и заглянула в замочную скважину, настроившись на интересное зрелище. Стас стоял недалеко от двери, из его уст вылетело что-то типа «За правду убить готовы!», начальник нервно выкуривал одну за другой американские сигареты и орал: «Иуда! Вон пошёл!». Дверь распахнулась, секретарша отлетела, ударившись о собственный стол, и потирая ушибленные места, окликнула вышедшего, вернее, буквально выкинутого Стаса. Он только ядовито улыбнулся ей и для нагнетания обстановки сплюнул кровь в мусорное ведро. Секретарша мигом забыла, что у неё болит что-то, схватилась за сердце и испуганно залепетала: «Матерь Божия! Что с Вами? Кто ж Вас так?». Он оглянулся на захлопнувшуюся дверь, вытер ладонью окровавленный рот и нарочно громко ответил: «Ничего особенного. Упал. Случайность. Прощайте, Верочка».
- Ты что из себя возомнил, Филатов? – отчитывал его выведенный из себя начальник. – Устроил мне! Неравный спарринг! И надо же, место какое подходящее выискал!
- Вы бы поступили так же, оказавшись на моём месте.
- Поступил бы! – он вновь закурил. В его пепельнице валялось уже семь окурков. – Поэтому со мной работаешь именно ты, моё, так сказать, второе Я. Но иногда надо держать себя в руках! Ты, без пяти минут генеральный директор, что ж ты позоришься? Он ведь небось уже донёс в ментуру, обрадовал Переземцева, настучал, хвост ментовский. …Да, Филатов, неважно карьера твоя начинается.
Филатов немного подумал, помолчал, прошёлся из угла в угол, засунув руки в карманы брюк, закурил шмелёвскую сигарету.
- Н-да, дело – дрянь, - заключил, наконец, он, стряхивая пепел. - Да и вы, Вадим Ерофеевич, хороши. Ни к чему пока Стасу знать, кто я и что я.
- Ничего, прорвёмся, – вмешалась в их диалог Юдифь, – они со Знаком на пару захотели нашим делом завладеть, а вот хрен им. План такой: сына вашего объявляем персоной нон-грата, ментов на километр к салону не подпускаем. Ну… Это, может, слишком, пусть приезжают, но никаких неофициальных визитов!
Филатов хмыкнул:
- Кто к нам с законом придёт, тот от него и погибнет.
- Вот-вот. Будем бить Переземцева его же оружием. Закон – штука гибкая, сам же всегда говорил.
Филатов через силу улыбнулся ей.
     ***
Весь вечер Стас напрасно пытался дозвониться до Переземцева, чтоб назначить встречу и похвастать перед ним своей кислой миной с каплей крови в уголке рта. Но на том конце на его звонки отвечали одно и то же: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». На следующий день он, нарочно не умываясь, дабы не смыть ненароком компромат, потащился в ОВД строчить заяву на Филатова, не подозревая, что Знак, увидевший с утра двадцать девять пропущенных вызовов, помянул и его, и всем известную русскую мать, и даже нечистую силу. К тому же Переземцеву пришлось вести несколько ночных допросов; он не спал уже больше суток, и к утру был злющий, хлестал кофе без перерыва и раздражался на любое сказанное поперёк слово. В таком неприветливом расположении духа его застал прискакавший в отделение к девяти утра Стас.
- Пиши, значит, заявление, - выслушав «потерпевшего», потребовал Переземцев.
- А как писать?
- Как было, так и пиши! Оскорбил девушку шлюхой…
- Не шлюхой, а олюрой, - заметил Стас, расписывая ручку, - Ваше, между прочим, слово.
- Не отвлекайся. Оскорбил, значит, олюрой, то бишь девушкой лёгкого поведения и воровской подругой, за что и получил телесные повреждения в рожу. Сдачи дать не смог, и потому фактически
пострадал один. А обидчика моего прошу наказать по всей строгости закона. Пиши-пиши.
- Вы издеваетесь надо мной, Юрий Юрьевич? – выговорил Стас в замешательстве, уже начав конспектировать под диктовку.
- Не морочь мне голову, идиот! Мало того, что ты, клеветник проклятый, наговорил отцу, будто бы я ему, блин, дело шью (!), и я не знаю теперь, как оправдать перед ним своё честное имя…
- Я всё отцу объясню, - промямлил Стас, - всё объясню…
- …Так ещё маляву катаешь на первого отцовского прихлебателя, чтоб меня последних звёзд лишили!!! Чтоб погнали меня как поганую шавку из органов из-за тебя, мерзота!!! – он склонился над столом; его лицо оказалось рядом с лицом младшего Шмелёва, тот отодвинулся подальше. – Захотел под моим покрывательством захапать корпорацию? – и вдруг совсем рядом прорычал устрашающим голосом, - Не обольщайся!
Стас прижал к себе листок с заявлением и с кривой улыбочкой разъяснил свою позицию:
- Филатов меня ударил, а это статья. А «олюра» – это вообще Ваше слово.
- Не умеешь правильно лабать блатным словцом – молчи, сойдёшь за умного, – он перевёл дух, выдернул у Стаса бумажку, на которой тот нацарапал: «Заявление на гражданина Филатова», разорвал его дрожащими руками, – запомни, идиот, если тебя бьют в рожу, значит рожа твоя – кривая, а не кулак не в ту сторону машет. Бьют, - повторил он для особо одарённых, - значит за дело. И я сейчас сделаю то же самое!
Стас выскочил как ошпаренный, чуть не сбив с ног столпившихся под дверью любопытных оперативников; вдогонку ему полетела ручка, но ударилась о закрывающуюся дверь.
Переждав несколько минут, к Переземцеву постучалась молоденькая оперативница с чашкой в руках:
- Вы кофе просили, я принесла.
- Поставь на стол, - бросил он и зафигачил в ведро порванный лист, - да, вот возьми у меня дело об ограблении торгаша Швейко и подумайте там с мужиками, как дальше быть. Мне в голову уже не лезет этот прохиндей и его копеечные цацки.
- Хорошо, Юрий Юрьевич. – Она подхватила папку с делом.
- Не «хорошо», а «так точно»!
- Разрешите идти?
- Да иди, блин, надоела! Если ко мне кто униженного или оскорблённого чёрт притащит – меня нет.
Он отпил два горячих глотка опротивевшего кофе, отставил чашку. Со стены на него смотрел Талер в золотистой рамке; Переземцев устало погрозил ему пальцем и склонил голову, неохотно подпирая её слабеющей рукой.
- Рита! – крикнул он, и вошла та же девушка в голубой милицейской рубашке. – Если оперативка какая – разбуди меня…
Она положительно кивнула и тихо вышла, мягко прикрыв дверь. Переземцева неумолимо клонило в сон, слова и образы в сознании путались, переплетались, он увязал в них как в паутине, голова его становилась тяжёлой, и он уснул, в последний момент подложив под голову уголовный кодекс.
Ему снилась его ачинская квартира на последнем этаже девятиэтажного дома, которую он продал какому-то вечно пьяному лоху. И вот он, Переземцев, в чёрном костюме, идёт по коридору в комнату, подходит к окну, открывает балконную дверь и нетвёрдо ступает на захламлённую лоджию. Перед ним встаёт необычный городской пейзаж, солнечный и ясный, каким он запомнил Ачинск, покидая его несколько лет назад после окончания Современной Гуманитарной Академии. Ачинские картинки перемежаются одна с другой, и практически все умещаются в этом пейзаже, но взгляд его приковывает соседний высотный дом, на первых этажах которого разбита шикарная оранжерея. Он стоит на балконе, в его лицо бьёт прохладный ветер, и он не понимает, почему спустя шесть лет после его отъезда в квартире осталось всё по-прежнему, а вид за окном изменился. Он слышит сзади чьи-то тяжёлые шаги, принимает приближающегося человека за нынешнего жильца. …Его покупатель наяву был порядочным выпивохой, в чём-то даже неадекватным тридцатилетним мужиком. Сделку оформляли без посредников, быстро, потому что одной стороне срочно требовалась квартира, а другой – деньги… Переземцев оглядывается – пронзительным взглядом на него в упор смотрит не жилец, а покойный Талер с фотографии. В руках он держит милицейскую форму Переземцева. «Меня убили, - говорит Талер и встряхивает форму - с погон летят звёзды, - а ты отправил дело о моём убийстве в архив! Меня убила Юдифь!» - «Не правда» - отрезает Переземцев. «Меня убила Юдифь! Ты заплатишь за своё неверие, ты дорого заплатишь! Дорого заплатишь!» - настойчиво повторяет он, и чем громче он повторяет эту фразу, тем сильнее Переземцева охватывалет какое-то болезненное состояние, он в отчаянии хватается за рукава, за погоны, за руки Талера, но всё, к чему он прикасается, тает и растворяется у него в ладонях… В полусне он подсунул под голову уголовно-исполнительный кодекс и снова перенёсся в ачинскую квартиру. Он уже бежит вниз по лестнице, выскакивает на улицу, где его окружают девушки лёгкого поведения; но его внимание опять занимает шикарная оранжерея, и неведомое чувство ведёт к ней. Он настежь распахивает стеклянную дверь, ведущую внутрь, но чем дальше он проходит вглубь оранжереи, тем с большими усилиями его соблазняют, оттаскивая обратно, его распутные спутницы, а одна из них повисает у него на шее и вымаливает : «Ну давай прямо здесь! Пусть это будет главная ошибка моей жизни… Юра, я люблю тебя!»; он с силой отталкивает её; девицы, смеясь и переглядываясь, расступаются. Между растениями показывается его обманутый покупатель, как обычно навеселе, и, выдернув из земли невысокое деревце,
протягивает его Переземцеву дрожащими руками со словами: «Вот тебе денежное дерево, ты мне должен пять штук» - «Окстись (пьянчужка перекрещивается по старообрядческому обычаю двумя пальцами), какие штуки! – огрызается Переземцев. – Я мент, с меня взятки гладки» - «Взятки, может, гладки, а мне пять штук вынь да положь» - выговаривает заплетающимся языком покупатель. «Сказал же тебе, попрошайка, я мент!!» - «Будем ценить!» - серьёзно отвечает пьяница и исчезает в чаще оранжереи. Откуда-то издалека слышится противный голос Стаса Шмелёва, напевающий: «Живёт моя Олюра в высоком терему, а в терем тот с ментами нет входа никому». Переземцев бросается в кусты, не разбирая дороги. Его преследуют неразборчивые голоса знакомых и незнакомых людей, и все кричат: «Ты обманул меня! Ты не отдал мне долг! Ты меня развёл на бабки! Ты не помог мне! Ты предал меня! Ты недорасследовал моё дело! Ты посадил меня ни за что! Ты виновен в моей гибели! Ты виновен! Ты виновен! Ты! Ты! Ты!!». Наконец он падает без сил на траву, в голове звенят голоса, в ушах скандирует грохот бегущих за ним обиженных, воздух становится тяжёлым, он лежит, задыхаясь, и ему кажется – вот-вот он сойдёт с ума… Но в один момент все замолкают, ослепительно вспыхивает свет и, едва приподняв голову, Переземцев видит нечёткий контур тонкой девичьей фигурки с развевающимися бело-желтоватыми волосами. Её стройный стан обвит несколько раз широкой красной лентой, в руках у неё тоже лежит длинная алая ленточка. «Она убила меня!» - раздался голос Талера в толпе обиженных. Девушка выставила вперёд изящную ладошку, и Талер замолчал. Толпа ахнула. «Выслушай меня, Переземцев, - громом разразился её голос, - я выведу тебя отсюда, но у меня два условия» - «Я готов, готов», - со слезами на глазах подскочил Переземцев и бросился к ней. Она остановила его. «Подожди. Выслушай меня. Первое: ты прекращаешь сотрудничать со Стасом Шмелёвым» - «Я перестану, я сделаю всё! - взмолился он. – Только выведи меня!» - «Ещё раз перебьёшь, не увидишь меня никогда! – воскликнула она, и позади неё ударила молния. – Второе условие. Ты никогда не тронешь ни меня, ни Филатова. Это условие обязательно» - «Согласен! На всё согласен! Выведи меня! Выведи!» - «Иди, - она бросила ему ленту, он поймал её, - Иди назад, и не оглядывайся. Если ты нарушишь любое условие, тебя ждёт…»
 Его разбудила оперативница Рита, так и не дав дослушать, что его ждёт.
- Что, оперативка? – неохотно опомнился он.
- Да нет…
- Да или нет?!
- Нет, просто начальник Вас к себе вызывает…
- А-а, этот… - всё ещё находясь под влиянием Морфея, пробормотал Переземцев, вытащил из-под головы кодексы. – Корпорация… - вдруг негромко сказал он, припоминая, что Юдифь в его сне ничего не говорила об автосалоне. – Так не достанешься ты никому, проклятая корпорация… - он встал и медленно вышел.
Оперативница вышла за ним, и когда он скрылся за дверью начальника, вполголоса поинтересовалась у коллег:
- Что с нашим следователем происходит?
- Что? – толстый мент поднял глаза от дела об ограблении Швейко.
- Говорил о какой-то корпорации…
- Вот сволочь! – толстяк всплеснул руками. – Пока мы за него паримся, он корпорацией завладел!
- Не знаю. – Пожала плечами Рита. – Он сказал: «Так не достанешься ты никому, проклятая»
- Вот поди разбери этих следаков. – Он завязал папку с делом. – Отнеси ему, скажи, чтоб думал над своими кражами сам.
- Вообще-то, он велел нам.
- Да мало ли, что он велел.
- Он старше по званию, его приказы не обсуждаются… - возразила молоденькая оперативница.
- Да щас, сегодня он капитан, завтра никто. А я сегодня - старлей, завтра - капитан. Чувствуешь разницу?
- Я Вас не понимаю!
- Ну и не надо. Иди, отнеси ему дело обратно.
Она недоуменно хлопала глазами. А в это время толстяк уже вернул дело в Переземцевский кабинет. «Учись, как работать надо! Мне на уши не присядешь»
  ***
- Возьми ключи от моей машины, - начальник отдела внутренних дел тщательно пережёвывал пирожок с мясом, поэтому разобрать, что он имеет в виду, было под силу только привыкшему Переземцеву, – съезди в сервис к олигарху, помой мою ласточку. И смотри не загадь на обратном пути.
- Сейчас? – на лице Переземцева вырисовывался испуг.
- А когда, интересно? Сейчас и съезди. Ключи и деньги на тумбочке лежат.
- Хорошо, - подавленным голосом согласился Переземцев.
- А как твоя идея по поводу лишних людей? Подыскиваешь кандидата?
- Так точно, подыскиваю, - без былого энтузиазма отозвался он.
- Ускори процесс, - с набитым ртом недовольно поторопил его полковник, - работай, за что тебе зарплату платят? 
- Есть ускорить процесс. Разрешите идти?
- Разрешаю.
Холодными, мокрыми от волнения пальцами Переземцев взял деньги и ключи.
- Хорошо поработаешь, - напутствовал его начальник вдогонку теме о «лишних в системе», - дадут звёзды.
Переземцев, не отвечая, вышел. После этих слов в нём что-то перевернулось, и он был сердит отчего-то на самого себя.
- Дадут-дадут, - усмехнулся полковник и положил в рот последний огрызок, - мне дадут… А тебя догонят и ещё дадут…
     ***
- Я вот что подумал вчера, - тяжело вздохнул Вадим Ерофеевич и приобнял Юдифь, пока в кабинете не было Филатова, - надо бы тебе с Филатовым наведаться к одному моему человеку и привезти его сюда…
- К какому ещё человеку? – недоверчиво прищурилась Юдифь и заглянула ему в глаза. Он глаза отвёл.
  - К моему хорошему приятелю. Он адвокат, москвич…
- В Москву?! – её передёрнуло.
- А что такое? – Шмелёв перешёл на доверительный тон. – Вы ведь оба столицы не видели, посмотрите город.
- Что-то темните Вы, Вадим Ерофеевич. Поговорите с Алексеем, я без него такие вопросы не решаю!
- Я знаю, - снова тяжело вздохнул Шмелёв, его взгляд затуманился. – Но ты пойми, чем раньше вы примете положительное решение, тем лучше.
- Поговорите с Алексеем. Как он решит, так и будет.
«Почему именно мы с Филатовым? – она мысленно пыталась докопаться до истины шмелёвских намерений. – Что, кроме нас некому съездить за этим сомнительным адвокатишкой? Филатов вообще со дня на день должен пересесть в его кресло, зачем шеф оттягивает? Может, передумал с назначением? Да не может этого быть… И почему за адвокатом нужно ехать именно в Москву??? За несколько тысяч километров от N??? Что, нет хороших адвокатов в Иркутске или Красноярске? И потом, если ему нужна квалифицированная юридическая помощь, чем его не устраивает первоклассный юрист Филатов???»
***
«Неужели Талера действительно убила Юдифь?! – вертелось в голове Переземцева, когда он сидел за рулём полковничьего «Мерседеса» в мягком кресле. От этой мысли ему становилось не по себе. – Этого не может быть… Она тогда была совсем девчонкой… Наверняка её подставили… А как же показания того торговца огнестрелом? Продал Юдифи (или не Юдифи?) ствол именно тогда, когда убили Талера!.. Она запросто могла воспользоваться его услугами… Тогда она ещё не работала в охране Шмелёва-отца, значит, личного оружия у неё не было, вот и купила… Всё это слова, слова, слова и ни одного прямого доказательства!..»
- Урод, я тебя прикончу! – посторонний голос, громыхнувший на тротуаре, вернул его на землю, но вскоре Переземцев снова забылся.
Эта отвратительная мрачная блондинка занимала теперь все его мысли…