Untitled 1

Close your eyes and listen to music...music of endless autumn rain.


  Промозглый осенний день. Лужи на дорогах, в которых мокнут опавшие кленовые листья – когда-то, как яркие солнышки, желтые и теплые, сейчас они умирают в холоде и одиночестве. Мелкие крупинки дождя, зацепающиеся за лицо и заставляющие зябко поеживаться, покрывающие своими крупинками поверхность зонтов и кожаных ветровок.
Сырой асфальт, брызги из-под колес бесконечного потока машин, бесконечный поток спешащих укрыться от дождя людей… Осень как осень. День как день. Ничего нового, и Depeche Mode в наушниках вполне соответствуют общему настрою… Никакому настрою, если честно.
  Смотрю на перепачканные промокшие кроссовки, чувствую, как горло начинает предательски забаливать, часы отстукивают вечно убегающее куда-то время, и мне нужно писать конспект, а так хочется сейчас просто напиться горячего чая и заснуть, завернувшись в теплый клетчатый плед… Под саундтрек добрых и светлых Keane, скажем.
  По телу словно прошелся электрический разряд, ясно приказывающий немедленно воплотить прекрасную картинку в жизнь.
  Сощурив глаза, всматриваюсь в табло прихода автобусов, вечно врущее, но тем не менее, зачем-то сейчас очень нужное. Итак, мой автобус придет через десять минут…
  Подъехавшая маршрутка призывно обрызгивает мои джинсы водой из ближайшей лужи, я возмущенно пялюсь на ее белый зад, циферка на стекле которого указывает на маршрут, что мне доводилось объездить вдоль и поперек, до той поры, пока наша семья не сменила место жительства. Ехала она в совершенно противоположную сторону от моего нынешнего дома, и…
  Домысливаю я уже в салоне. Чудесные виды по пути к моему старому пристанищу. И я не хочу писать конспект. Я же ненавижу экономику. А чай, плед и Keane подождут. Впрочем, последние могут и сейчас понадрываться в моем плеере.
  Если бы мама увидела сейчас мою маленькую революцию, она назвала бы меня несносным ребенком. А я оправдываю себя тем, что это всего лишь restless heart syndrome.
  Keane сменяются Green Day. Нехилый у меня сегодня переход от ангста к позитиву…
  Поудобнее устраиваюсь в абсолютно неудобном кресле, сквозь потеки дождя на окне всматриваюсь в мокрый город, на сердце заметно теплеет от мажорных звуков, и окружающее уже не кажется таким холодным и безнадежным. Что ж, можно ехать так и дальше, сквозь до конечной, слушая музыку и думая о каких-то приятных глупостях… Сегодня можно, ибо реферат был успешно защищен, а до первых контрольных еще целая неделя… А конспект на фиг, на фиг.
  В результате, выхожу задолго до конечной, около парка. Точно restless heart… Или неусидчивая… ну, сами поняли что.
  Скача через лужи под заводные гриновские песни, направляюсь ко входу в парк – зеленый, дышащий, живой. Все же, интуиция меня не подвела, знала, куда ехать. Встречайте, умытые дорожки, свежий воздух и мокрые скамейки… Мы с лучшей музыкой на свете, что собрана сейчас в черной чудо-коробочке, несемся к вам на крыльях любви, взращенных семью простыми нотами…
  Народа в парке не оказалось совсем – ну еще бы, в такую погоду. Хотя, здесь, словно в каком-то волшебном месте, даже не пасмурно, и дождь кажется светлым, почти летним… Невыносимо хочется танцевать, вот просто здесь и сейчас, кружиться и прыгать, улыбаться, смеяться, летать… Что ж ты делаешь со мной, любимая моя музыка…
  Внезапно я останавливаюсь как вкопанная, подставляю лицо под капли дождя и, улыбаясь, потихоньку подпеваю под выпавшую на этот момент песню. Еще чуть-чуть, и из глаз покатятся слезы, смешиваясь с холодными потоками дождя, образуя ни с чем не сравнимый контраст… Так чудесно, наверное, еще никогда в жизни не было – и чувствуешь себя героиней какого-то прекрасного и неземного фильма… Фильма без начала и конца, без сюжета и героев – просто одна ты. Ты и твоя музыка.
  Дождь стихает, небо чуть проясняется. Мокрые волосы приклеились к куртке – зонтики не наш принцип! – кроссовки вымокли насквозь и горло разболелось не на шутку… Но светло и прекрасно на душе. Настолько, что этой радостью необходимо с кем-то поделиться, иначе сердце взорвется от такого ее количества…
  …И только, когда плеер листнул на прекрасную и безысходно грустную «Untitled 1», я заметила чью-то фигурку, ссутулившуюся на дальней скамейке парка. Вот глупая, считала, что я здесь совсем одна – и вела себя, словно бы находилась в своем собственном доме… Тут же возникло два противоречивых желания – убежать куда подальше и разузнать, что же обо мне подумала пресловутая фигурка. Угадайте, какое победило?
  …Угнездиться рядышком, не выключая музыки в плеере и игнорируя приличное количество свободных скамеек было очень даже в моем стиле. Он даже не посмотрел на меня, продолжая смотреть куда-то прямо перед собой невидящим взглядом. А я смотрела на него. Просто и бесстыдно пялилась, верите? И я не настолько сумасшедшая и беспринципная, это со мной впервые…
– Что? – бесцветный вопрос. Не повернув ко мне головы, не скосив даже взгляда.
– Ничего. – Немного обидно, но это совсем глупости. – Что-то случилось? Я могу чем-то помочь?
  Пронзительно синие глаза соизволили одарить меня своим взглядом, чуть удивленным и чуть раздраженным. Ненадолго.
– Нет.
– Это ответ на первый или второй вопрос? – мои губы растянулись в легкой улыбке.
  Чуть задумался.
– На второй. Хотя, чтобы не думалось – лучше на оба. – Мне показалось, или он отодвинулся от меня на пару сантиметров?
– Вот уж не лучше. – Я тоже призадумалась на чуток. – Как думаешь, этот дождь может длиться веками?
  Усмешка.
– Нет. Он не летний, и даже не английский.
  Я тоже усмехнулась. В точку.
– Вот именно. Так что все будет хорошо.
– Все не так просто. It’s not so easily , если хочешь.
  Да мы слушаем одно и то же, вот это да. Тогда игру можно продолжать без опасения встретить непонимание.
– Непросто. Никогда не бывает просто, по крайней мере для того, у кого случается это «непросто». Но ведь your soul will be okay в один прекрасный день?
– Боюсь, этот прекрасный день настанет нескоро. – Совершенно неожиданно он тоже улыбнулся, абсолютно доброй и искренней улыбкой. – Но спасибо за участие.
  Моя улыбка в этот же момент увяла, а взгляд не отрывался от незнакомого синеглазого взгляда, преисполненного такой безысходной грустью, что… нет, моей всеобъемлющей радости, которой так необходимо было поделиться, здесь будет явно недостаточно.
  Он тоже смотрел на меня, не отрываясь. Наверняка не понимая, что вообще мне от него нужно и откуда я, такая вся из себя сумасшедшая, на его голову взялась.
  А знаете, я всегда верила в судьбу.
– Ты чай любишь?
  Снова улыбка.
– Люблю.
– А Keane?
– И их тоже.
  Я усмехнулась. Про плед я упоминать не буду – вот уж ни к чему это.

…

– Я бы на твоем месте побоялся вот так просто приводить в дом незнакомого человека…
– Мы с тобой познакомились по дороге, – сообщила я, разрезая большой и сочный лимон.
– Железная логика, – почти сердито.
  Я бросила на него мимолетный взгляд и рассмеялась, посчитав нужным не комментировать последнюю фразу.
– Ну а если я – маньяк?
– В зеркало на себя посмотри, маньяк. – запустив лимонную дольку в большой прозрачный бокал, разрисованный сердечками, я тихо проскользила к дивану, присев и протянув его моему новоявленному другу.
– Что, я настолько страшный, что не претендую даже на звание маньяка? – усмешка.
– Ты не страшный, – хихикнула я, – Совсем не страшный! Я не боюсь тебя, серый волк!
  Изобразив на лице что-то укоризненно-умильное, он вздохнул и взял бокал из моих рук.
– Спасибо. Не бойся меня, Красная Шапочка. Я не баба Яга – не извращенствую, в печах не жгу и в банях не парю. Всего-то зубами ррраз…
– Это, однако, весьма успокаивает. – кивнула я.
  Пару секунд мы смотрели друг на друга, после чего расхохотались, глупо и по-идиотски. А ведь именно обоюдное сумасхождение и сближает, как известно.
  Подцепив свою кружку, я с ногами забралась на диван, укутавшись в свой клетчатый плед – начинающаяся простуда давала о себе знать внезапным ознобом.
– Ты расскажи, чего у тебя стряслось. Правда, легче станет.
– Полин, это долго и сложно… – во взгляде синих-синих, как вечернее зимнее небо, глаз, проскользнуло легкое недоверие, – И легче не станет от этого, ни мне, ни уж точно тебе.
  Да уж и впрямь, по тебе незаметно, что у тебя случилось.
– It’s that disease of the age, – наблюдая, как кружатся чаинки на дне моего бокала, процитировала я, – It’s that disease that we crave…
  Он не ответил. Все, что я почувствовала – лишь долгий, пристальный, словно изучающий взгляд. Потом вздох, тяжелый, обреченный даже.
– Возможно.
– Я не умею читать мысли. Все, что у меня сейчас в голове – это сотня догадок. Я выбрала одну, попала в точку, но и она разветвляется на еще одну сотню. Расскажи?
– Ты ведь не терпишь банальщины, правда?
– Я? – я улыбнулась, попробовала на вкус свой чай, но он все еще был слишком горячим. – Да я сама – еще какая банальщина. И состою из совершенно банальных вещей. Да весь этот мир обычен до невообразия, а мы, все как один, пытаемся быть оригинальными, изобретая очередной велосипед.
  Чаинки продолжали кружиться в загадочном танце. На стене натужно тикали огромные часы с некогда работающей кукушкой, на улице стремительно темнело, а дождь продолжал колотиться в окна, словно и впрямь собирался продолжаться целую вечность. Холодный, осенний, ни разу не английский дождь…
– Тогда… Наверное, нет смысла искать особенные фразы и разбавлять глупый рассказ чьими-то красивыми словами.
– Совсем нет. Я не буду подсчитывать количество слов и измерять красивость оборотов. Мне даже на стройность повествования наплевать, если честно. И да, я уже слушаю.

…

  Маленькая фигурная стрелка доползла до одиннадцати часов. Со вздохом, я закрыла тетрадку с изображением большеглазой готичной куклы, захлопнула учебник по экономике и щелкнула ручкой. Конспект накорябать с горем пополам удалось, понять из него что-то оказалось делом трудновыполнимым. Что ж, не столь важно. Важно сейчас несколько другое.
…150 песен на ночь, литр выпитого горького черного кофе, сотня съеденных печенок, крошки на кровати и большой рисунок лаконичным и подкожно-искренним карандашом, в альтернативу толстой книге с жизненными сказками. Сонные глаза утром, взбодренные ледяной водой и кисточкой от туши, те же песни, но совсем другие мысли, надежды и ожидания. И откровения, совсем чуть-чуть.
  Но это потом, а сейчас… Закушенный провод от наушников и летающий по бумаге карандаш.
  Ты самое странное создание, что я когда-либо встречала в своей жизни. Ты самое чудесное создание в этом непостоянном мире. Ты самое светлое и самое доброе чудо, и каким же нужно быть мерзавцем последним, чтобы ранить тебя в самое сердце, столь подлейшим образом.
  Ты был прав, сказав, что легче тебе не станет, и мне не станет тоже. Мне не стало легче, мое сердце разорвалось на тысячи ноющих кусочков, как, наверно, и твое когда-то. Но это лишь отголосок твоей боли, я знаю. Всего лишь проекция твоей трагедии на мою жизнь. Я ведь всего лишь сочувствующая сторона, не более того, но если эту убивающую агонию можно назвать сочувствием, то я назову мою симпатию любовью, и буду бесспорно права.
  Из наушников лилась нежная мелодия, карандаш выводил штрих за штрихом, очерчивая четкими линиями совершенные контуры, а небрежными набросками придавая рисунку реалистичность.
  Если бы жизнь была бы так красива и совершенна, как музыка…
  Новые и новые штрихи, и по рисунку становится совершенно различимо, кто явился его вдохновителем…
  Кажется, сто пятьдесят песен отменяются, всю ночь будет играть одна, единственная. Неповторимая, светлая, чистая ода любви, той, которая навсегда.
  Не выдержав, приступаю к самой чудной части моей карандашной мазни. Хотя вряд ли мне удастся передать всю глубину и пронзительность этого удивительного взгляда…
  Love is forever…  Какая-то здесь ошибка. Какая-то здесь трагическая ошибка, в этой чистосердечной надежде, в этом светлом порыве, в этих искренних словах. Оказывается, не у всех, не всегда. У кого-то – вечность, у кого-то – незначительный эпизод, наверняка такой же незначительной жизни. А то, что ты оставляешь свое некогда второе я, самое близкое и самое родное на свете, загибаться в любовных конвульсиях – это ведь совсем ничего, правда?
  Не хочу я, чтобы в твоих глазах была эта боль. Можно, я нарисую в них счастье и свет? Ну и пусть, что сейчас оно не так. Это же мой рисунок, и я имею право сделать его таким, как мне хочется.
  The world is broken, halos fail to glisten, You try to make a difference, but no one wants to listen…
  Этот мир и впрямь сломлен до основания. Но все поправимо… Все поправимо, слышишь? Просто нужно остановиться и выстроить его вновь, with worn-out tools… Проиграть и начать сначала, и никогда не выдохнуть ни слова о своей потере!..
  Я позволяю плееру перелистнуть на новый трек. Рисунок закончен, хоть и не вышел чем-то совершенным. У меня еще будет время довести его до ума, в какой-нибудь следующий раз.
  …По потолку, стене, кровати скользит лунный свет, в кружке остывает недопитый кофе, время под утро, и нужно засыпать. Не хочу. Не буду засыпать, чтобы не развеять очарование. Горькое и тяжелое, больное очарование, но уж какое есть.
  Мы еще встретимся, мое дорогое раненое сердце. И ты увидишь, что все может измениться. Даже если твоя любовь – навсегда.
  In your room, where souls disappear, only you exist here…  Уже в дымке сна, что-то сказало мне, что эта песня выпала не к добру. Если не к добру, значит не судьба…
  Не судьба?
  На этой мысли сон завладел моим сознанием, увлекая за собой в сказочную страну небытия, где все нереальное – реально, и все неисправимое – исправимо. Но вряд ли кто хотел бы остаться там навсегда, знаете ли.


not to be continued.

май, 2010