Рики Барнс. У всего есть начало

Ее отец был военным. Он носил форму, красивую фуражку, и от него всегда вкусно и терпко пахло душистым табаком и порохом. А еще ружейным маслом и немного бензином. Рики с визгом выбегала ему навстречу и, прыгая на отца, обхватывая его руками и ногами, повисала, словно маленькая обезьянка. Ей было девять лет, и отец звал ее Рикки-Тикки-Тави. А она хохотала и брыкалась, когда он делал вид, что смертельно напуган, вызывал подкрепление по несуществующей рации и пытался «самостоятельно расправиться с напавшим на него чудовищем».
Ей было десять, когда ее привезли в приют для детей сирот. Три дня она ничего не ела, неделю не разговаривала и почти не вставала с места. А потом увидела, как мальчишки во дворе играют в мяч. Она очень любила играть в мяч. Редко с отцом. Чаще с детьми, которые жили на ее улице. И в школе на занятиях по спорту. У них дома был красивый красный мяч. Гладкий и блестящий. Его было видно издалека и очень удобно оказывалось бить по нему рукой или ногой. Это был замечательный мяч. Он остался в прошлом. Рики его больше никогда не видела.
Здешний приютский мяч был небольшой, серовато-зеленый и довольно грязный. Но прыгал он отлично. И Рики сама не заметила, как стала наблюдать за игрой. Мальчишки играли в вышибалы. Вообще-то Рики не очень хотелось играть. Но она помнила слова священника, который сказал ей: «Твой папа очень хотел, чтобы ты не грустила долго. Ему было бы приятно видеть с небес, что ты живешь как раньше – весело и радостно. Твой папа в лучшем мире, и он бы не хотел, чтобы ты перестала быть самой собой. Учись, играй, улыбайся… Всё будет хорошо, Рики». Поэтому она поднялась с низкой деревянной лавочки и пошла на площадку. Она шла играть для отца.
Рики прекрасно знала, что ей придется вынести, чтобы мальчишки приняли ее в команду. В школе и во дворе она уже поела песка, подралась с каждым из мальчишек по нескольку раз, победила их в игре в битки и салки, чем доказала свое право быть среди них. На равных. К тому же Рики была так похожа на мальчишку со своими короткими волосами, длинными шортами и клетчатой рубашонкой, что никто среди ее сверстников и друзей уже не обращал внимания на то, что она девчонка.
В тот день ей поставили огромный синяк под глазом, оторвали воротник рубашки и наступили на руку. Но она не сдалась. И так зарядила в челюсть одному из них, что ей показалось, что рука ее разбилась вдребезги. Мальчишка пошатнулся и сел на землю. Остальные молча глядели на Рики. Это и был самый важный момент. Она знала, что сейчас она балансирует на тонкой границе между признанием и вечной враждой. И она не стала плакать или вызывать всех на бой. Она просто сказала:
- Я хочу играть с вами.
Старшего из ребят, здоровенного рыжего мальчишку лет тринадцати звали Стэн. Он был высоким и носил на рукаве повязку старшего по группе. Он хмыкнул, глядя на растерзанную рубашку Рики, на расплывающийся кровоподтек на ее лице... И кинул ей мяч.

Через три дня синяк на лице стал бледно-фиолетовым, и местами начал желтеть. За порванную в тот день рубашку и драку мисс Симонс, конечно, лишила Рики ужина и положила спать без подушки и одеяла, но девочка улыбалась в темный потолок, лежа на спине и думая о завтрашнем дне. И дни потекли один за другим. Она медленно вливалась в жизнь приюта, и за три дня уже успела узнать по именам многих ребят, не стараясь понравиться кому-то, но и не избегая общения.
Больше никто не гнал ее с площадки. А оторванный воротник рубашки она пришила. Сама.

В тот день Рики было очень хорошо. Она сыграла в битки наравне со Стэном, чем вызвала одобрительное ворчание команды и очередную снисходительную ухмылку самого Стэна. И потому теперь она шла в комнату в таком восторженном настроении, что казалось, еще один вздох – и ее ноги оторвутся от пола, и сама она полетит прямо по воздуху. В кармане, зажатый в кулаке, грелся мутный стеклянный шарик, гладкий и скользкий – это выигрыш. Рики не знала, откуда взялся этот шарик, и как он попал сюда. Но это было не важно. Потому что это было самое настоящее мальчишеское сокровище. То, с чем никому из них не хотелось бы расстаться. Шарики, бронзовая ручка от шкафа, кусочки мела, цветные шнурки, гильзы от патронов, железные пуговицы – это все было твердой и ходовой валютой среди мальчишек приюта. И сегодня Рики заработала свой первый капитал. Стеклянные и алебастровые шарики ценились дорого.
И вот, когда девочка повернула за угол, в конце коридора она увидела двух ребят. Без усилий и напряжения они почти волоком тащили за собой третьего. Рики помнила его. Худой и болезненный, этот мальчик поступил в приют несколько дней назад. Примерно в то же время, что и Рики. Было похоже, что он очень сильно болел. Потому что сколько Рики его видела, этот мальчик постоянно был бледен и часто и тяжело дышал, словно собака в жаркий полдень. Рики не успела еще познакомиться с ним, да и не похоже было, что он хочет с кем-то знакомиться.
Но теперь вот ему явно придется сойтись кое-с-кем поближе. И Рики даже не задумалась о том, чтобы не открыть эту дверь и не встать на пороге.
- Эй, парни, - голос Рики, звонкий и наглый, наполнил комнату до краев. – А ну, отвалите от него.
Взъерошенные волосы, темнеющее пятно здоровенного синяка во всю скулу, криво пришитый воротник рубашки, испачканные на коленях шорты и большие ботинки – самый настоящий мальчишка. Хулиган, не дурак подраться и очень уж наглый – а значит сильный. Рики шагнула в комнату, не прикрывая за собой дверь, и уперла руки в бока. Она ненавидела, когда сильные обижали слабых.