Нечисть звездная

Хороши мои сестры, ночные тени, высокие, гибкие, с окутанными белым туманным шелком станами, пляшут мои сестры на лугах, плещут белыми рукавами, траву не приминают. Хороши мои братья, скрипачи полуночные, озорные да смешливые, каждый собой прекрасен, в глаза смертному глянет – обморочит, зачарует, увлечет на лугу плясать, на травах любиться. Налетят следом сестры, засмеются, закружатся, склонятся телами бледными, обольстят, зацелуют смертного.
Только унеслись мои сестры, улетели братья – что им, танцующим да беспечным, судьба младшего братца, беспутного. Людей губить не желал, на пляски смертных не влек, вот и попался колдуну черному, страшному. Спутал он мне руки тонкие, на коня своего вскинул да умчал в края далекие, где на утесе высоком стоит его замок.
- Боишься меня? – спрашивает негромко колдун.
Молчу я, что сказать, не ведаю. Луна сменилась с тех пор, как унес меня черный конь за леса, за моря. Живу я у колдуна в плену, не томлюсь – отпускает меня чародей ночами на луг у замка плясать, танцуй, нечисть ночная. Только не тянет меня на пляску, горько мне – отчего сестры покинули, отчего братья не заступились?
А колдун собой хорош, красив, статен, глаза небес синее, кудри ночи чернее, на руки меня вскинет, носит, не морщится, силой не обделен, чародейству обучен – заколдовал мне кубок серебряный, чтобы вода родниковая в нем была всегда. Всем колдун хорош, одно неладно – не поцеловал ни разу. Я сперва думал, любиться украл – какое там любиться, раза лишнего в мою сторону не посмотрел, уйдет с утра в свою башню, на вечерней заре вернется, рукой мне махнет да сгинет в свои покои.
А у меня душа криком заходится, чем я ему не хорош, чем я ему не по нраву? Красив я, звездная нечисть, чем колдуну мои косы серебряные не глянутся, чем ему тело мое не прельстится?
Плохо мне в замке – куда ни глянь, как кости гадальные не кинь, все одно… Сестры не помнят, братья не вспоминают, колдуну не нужен.
- Что грустишь, нечисть ночная, звездная?
А я молчу, чем ответить, не ведаю.
Молчит и колдун, только косы мои гладит. Не выдержал я, потянулся, целовать начал. Чародей так и обмер, я осмелел, руками обвил, на постель повлек.
- Что творишь, нечисть звездная?
- Обидно мне, что не смотришь ты на меня. Зачем крал, если тела моего коснуться не хочешь? Зачем с лугов травяных унес, если я тебе не нужен? Отчего взглядом не одаришь, словом не приветишь?
- По лугам ты своим тоскуешь. Мыслимо ли – к себе привязывать нечисть звездную, плясуна ночного? И отпустить невмочь.
Прижимаюсь я к колдуну, целую. Мой ты теперь, глупый, мой навеки. Унес ты с ночной травы серебряную звезду, поселил в замке – так и в сердце сели теперь.
Танцуют мои сестры, тени ночные, пляшут мои братья, озорные смешливые звезды, пусть себе пляшут, а я себе уже и дом сыскал.\