Художественно-документальная повесть.
Коллектив авторов: Инна Метельская, Михаил Кравченко, Алексей Семенов, Андрей Шереметьев, Александр Фетисов
От Инны Метельской:
Уважаемый читатель!
Я с удовольствием представляю вам документально-художественный очерк из истории одного удивительного путешествия, которое предприняли мои друзья в 2005-2006 годах.
На момент описываемых событий территория Ириан Джаи (индонезийского штата острова Новая Гвинея) нашими соотечественниками практически не посещалась и не изучалась. Так что герои книги являются, в известном смысле слова, первопроходцами. Все факты, события и люди, упомянутые в повести – подлинные. Я лишь взяла на себя смелость слегка «домыслить» образы главных действующих лиц. И на то была веская причина. Диктофонных записей во время экспедиции не велось, в моем распоряжении оказался лишь документальный дневник Алексея Семенова, архив уникальных фото и видеоматериалов, привезенных из Новой Гвинеи и устные рассказы моих друзей, которые я с любопытством выслушивала долгими зимними вечерами. Именно эти рассказы я и рискнула изложить с определенной долей художественного вымысла, чтобы донести до читателей весь тот эмоциональный накал, все те нюансы впечатлений и переживаний, которые присутствовали в наших беседах.
Книга выстроена в виде рассказов отдельных участников экспедиции и с учетом их интересов. Так, в частности, Андрей и Александр, занимались фото и видеосъемкой тех мест и племен, о которых пойдет речь в книге, и фиксировали основные события, места и даты маршрута.. Алексей в большей степени исследовал быт, обряды, изучал нравы и ритуалы первобытных племен. Михаила интересовали точные исторические, географические и этнографические факты. Поэтому в книге читатель увидит и хронологию событий, изложенную в главах и целый ряд так называемых «оступлений», которые сделают картинку экспедиции более выпуклой, объемной и насытят ее документальными фактами.
Приятного вам путешествия в Исчезающий Мир Ириан Джаи!
Преамбула.
С тех пор, как мир стал вмещаться в монитор ноутбука, а турагентства, словно сговорившись, пообещали в любое время года обеспечить нам гарантированные метры пляжного пятизвездочного рая, жить стало совсем скучно.
Стоит лишь войти в глобальную паутину, как перед нами мгновенно открывается такой беспредел возможностей, о котором Кук, Магеллан и Миклухо-Маклай и мечтать не могли. Жажда открытий, упоительные мечты о неизведанных странах потихонечку тускнеют и покрываются пылью на полках многих осовремененных душ, намертво придавленные любезно-протокольным «Чего изволите?» от ведущего туроператора.
Сегодня можно легко заказать купание в проруби с белым медведем, погружение к «Титанику», подъем без страховки на Эмпайер Стейт Билдинг и охоту с лассо на черного африканского баффоло – доступно все. Но упрямые мозги отрицают весь этот приторный аттракционный суррогат, как отрицают они гамбургеры из модифицированной сои и не прокисающее по полгода молоко. Мы-то еще помним то щенячье чувство неподдельного восторга, с которым вслушивались в голоса любимых телеведущих, рассказывающих с экранов черно-белых телевизоров о неразгаданных тайнах планеты Земля. Сенкевич. Дроздов. Песков. А книги Даррелла? А фильмы Кусто? А зачитанный до дыр Брем? Мы помним время, когда сбегали из своих вузов и аудиторий на этнографические семинары Бромлея в МГУ и Пучкова в УДН. И поверить сегодня, что на Земле не осталось ни одного белого пятна, не облагороженного» рекламой «Кока-Колы» - это как забыть или предать свое детство.
Нет. Ни о какой романтике речь не идет. Ибо, повзрослев, поумнев и обзаведясь собственными детьми и вполне успешным бизнесом, каждый из нас вполне в состоянии организовать себе и друзьям романтику «по высшему разряду», но хочется ведь чего-то настоящего, мужского, не попсового…
Мы – это четверо зрелых и, хотелось бы верить, мудрых мужчин, совокупный возраст которых слегка перевалил за 180 лет, а сфера деятельности затрагивает и коммерцию, и мебельное производство, и издательский бизнес. Есть у нас в компании даже один известный телеоператор. Так сложилось, что вот уже несколько лет все свое свободное время мы занимаемся исследованиями малоизученных племен и территорий нашей планеты. Очень часто наши маршруты совпадают с экспедициями профессора Дроздова и его программы «В мире животных». Еще чаще мы путешествуем самостоятельно. Мы не рискнули бы вписать в свои трудовые книжки профессию «путешественник», как и не сделали наше хобби бизнесом (и, слава Богу). Но, объездив уже довольно много стран, сочли возможным опубликовать малую толику наших впечатлений, которые, возможно и пригодятся некоторым коллегам по цеху - любителям приключений и авантюристам всех мастей.
Глава первая.
ВПЕРЕД, В ПАМПАСЫ!
Рассказывает Андрей.
Правильно поставленная задача – это уже полдела. Итак. Место дислокации нашей предпоследней экспедиции – штат Ириан Джая государства Индонезия. Это западная часть острова Новая Гвинея, где нам удалось побывать в прошлом году и куда мы решили возвратиться непременно. Оснований для этого было много. Прошлогодний маршрут мы посчитали, что называется, обычным сбором разведданных и поводом внимательно изучить литературу, попытаться найти недостающие в знаниях пазлы в недрах Интернета и подготовиться, так сказать, теоретически. Конечно, речь не шла о том, чтобы выучить пару-тройку папуасских наречий или хотя бы внимательно изучить интереснейшие труды выдающегося знатока этих мест профессора-этнографа Павла Николаевича Пучкова. Мы ставили задачу скромней и практичней. Ведь, как ни крути, а временем для экспедиции мы были ограничены и сильно. Поэтому разыскивали в научных и околонаучных трудах самое интересное. В частности, мы хотели убедиться, что реликтовые голубые носороги в заповедниках Уджонг-Кулона еще встречаются, что племя легендарных троглодитов, чьи останки найдены на острове Флорес – не мифотворчество журналистов. И, конечно же, мы надеялись еще раз побывать в затерянных лесах Ирианджаи, чтобы своими глазами вновь увидеть аборигенов острова, живущих до сих пор в каменном веке. Естественно, эта последняя, ириан-джайская часть маршрута занимала нас больше всего. Из немногих исторических источников нам удалось узнать, что с 1 мая 1963 года Западный Ириан (Индонезийское название Новой Гвинеи) входит в состав Индонезийской республики в качестве освобожденной территории. Площадь Западного Ириана составляет 412781 квадратный километр, а население — 700 тысяч человек. В состав Западного Ириана включены несколько островов, расположенных близ юго-западного побережья. К числу крупнейших из них принадлежат: Мапия, Япен, Биак, Миссол, Вайгео и Салавати. Из всех перечисленных только остров Биак хоть как-то знаком российским туристам и путешественникам: оттуда пару раз в году отправляются круизы дайверов.
Столица Западного Ириана - Джаяпура – известна россиянам куда меньше. Небольшой провинциальный городок (по нашим меркам что-то вроде подмосковного Подольска) прежде носил название Холландия, затем Катабару, еще позже он был переименован в Сукарнпуру. До 1963 года Западный Ириан был Голландской колонией и назывался Голландской Новой Гвинеей. Поэтому и столь разнообразные названия столицы – элементарная дань уважения периодически меняющимся «хозяевам».
Однако Джаяпура сегодня – это вполне цивильный портовый город, где прекрасно чувствуют себя не столько коренные жители, сколько разнообразные индонезийские чиновники. Впрочем, в большинстве своем это милые и учтивые люди, которые исповедуют обычную для Азии философию: меньше торопишься - имеешь меньше проблем. Для самостоятельного путешественника, добравшегося из Джакарты, скажем, в Джаяпуру, проблем для дальнейших передвижений вглубь острова практически нет. Особый пропуск во внутренние территории оформляется либо самостоятельно в полицейском участке, либо посредством аэропортовских гидов-волонтеров, которые встречают рейсы и за совсем небольшие деньги вызываются помочь. «Небольшие деньги» - это 2-5 долларов, но для многих джаяпурских семей они составляют чуть ли не недельный, а то и месячный заработок.
Прежде, чем углубиться в джунгли Ирианджаи, я бы хотел ненадолго задержать вас в столице штата, чтобы вы могли лучше ощутить колорит Новой Гвинеи, вдоволь налюбоваться закатами красивейшего острова Сентани и побывать на небольшом необитаемом островке, куда нас с удовольствием и удивлением отвезли местные рыбаки. Объясню последнюю фразу: местное население не слишком избаловано вниманием туристов и поэтому любая просьба, даже такая обычная, как просьба показать окрестности, вызывает у них энтузиазм и восторг.
Столичный статус обязывает 150 000 жителей городка иметь не только несколько фабрик, заводов, гостиниц и ресторанов, но даже собственный университет. Еще одним трогательным отличием Джаяпуры можно назвать количество домовых церквей на душу населения и тотальное увлечение джаяпурцев шахматами. И если последнее нельзя объяснить никак (вряд ли они читали о наших Васюках и мечтали сделать свой город по примеру Остапа Бендера мировой шахматной столицей), то домовые церкви, скорее всего, результат деятельности многочисленных миссионеров. Мы встречали и католические церковки (даже не знаем, как их правильно назвать), и буддийские храмики, и мусульманские мечети. Выглядят они все примерно одинаково – маленькое сооружение из досок, пальмовых листьев, картона и шифера, богато украшенное рисунками религиозной тематики, расположенное непосредственно во дворе дома. Перед этим сооружением находятся тщательно ухоженные цветники и скульптуры тех или иных богов, рядом – динамики от магнитофона, которые громкой музыкой оповещают окрестных жителей и туристов, что храм открыт. Тут же, недалеко стоит и специальный ящик для пожертвований. Вот так: вошел в храм, помолился, послушал музыку, оставил денежку – ушел. Вероятно, миссионеры так и не смогли объяснить доверчивым и по-детски непосредственным местным жителям, что Религия – это не способ зарабатывания денег, а нечто иное. Но, как бы то ни было, в миссионерских отчетах с каждым прошлым десятилетием уверенно повышалось число организованных приходов и обращенного в веру населения, а джаяпурцы стали воспринимать новые храмы как некую данность – есть, радует – и хорошо. Впрочем, нам это их отношение к жизни и Богу (богам) гораздо симпатичнее оголтелого фанатизма иных концессий.
К востоку от Джаяпуры, на берегу бухты Йос-Судар-Со, находится природный заповедник Йотефа с множеством прекрасных пляжей, где можно видеть остовы нескольких судов, когда-то потопленных в ходе военных действий на море. Восточнее, вдоль берега бухты, расположилось поселение племени сепик, известного примитивистской росписью древесной коры и изготовлением резных родовых фигур. Кстати, рыбаки именно этого племени и показали нам один из немногих, не тронутых цивилизацией островков. Правда, при этом не обошлось и без курьеза. Дело в том, что мы, здорово испорченные в прошлом навязчивым и привычным туристическим сервисом как-то начисто забыли о таких простых вещах, как запас провизии. Ведь согласитесь: обычное дело в «организованны» экскурсиях, если поездка затевается на полдня, то вот вам незатейливый ланчбокс с рисом, яйцом и жареной курицей. Вспомнили? Вот и мы на этот нехитрый сервис рассчитывали… Здесь же, местные рыбаки, увидев, что мы подходим к лодкам с пустыми руками, серьезно испугались. «Как, Вы не купили еды? Но на острове ничего нет. Совсем ничего. И время для рыбалки уже неподходящее…» Наш беспечный ответ, что, дескать, не помрем и как-нибудь продержимся без пищи часов десять, вызвал легкое замешательство. Для мужчин племени сепик такое легкомыслие, в принципе недопустимо. Не удивительно поэтому, что все те часы, которые мы в лени и неге провели на острове, наши спутники занимались тем, что пытались поймать хоть что-нибудь. И то, что наш оператор неотступно следовал за рыбаками с камерой, хоть как-то извинило нас в их глазах. Тем более, что ни рыбы, ни даже морской змеи или краба ни мы, ни они не поймали, зато получили истинное удовольствие от купания в прозрачных водах теплого океана. Как оказалось впоследствии, это были последние минуты такого вот вселенского расслабления перед довольно трудным и очень не простым маршрутом в джунгли.
На обратном пути мы заехали в университет Ченд-равасих с его великолепным Антропологическим музеем. Правда, в нашу задачу входило не столько посмотреть экспозиции музея, сколько попробовать приобрести топографические карты места нашей экспедиционной дислокации и побеседовать с кем-нибудь из сотрудников. К огромному огорчению из задуманного практически ничего не удалось. Зато мы вволю налюбовались коллекцией предметов материальной культуры племени асмат, приобретенной благодаря субсидии Фонда Джона Д. Рокфеллера III. Представленные здесь фигуры и оружие работы мастеров этого племени высоко оцениваются знатоками примитивистского искусства. Хотя племя асмат живет на южном побережье Новой Гвинеи, в Джаяпуре есть специализированный магазин асматских ремесленных изделий.
Отступление первое.
Как остаться друзьями. Рассказывает Алексей.
Любое серьезное путешествие – это не только отдых, но и довольно тяжелая работа. В буднях городской жизни мы привыкаем к определенному ритму, нагрузкам, даже стрессам. В джунглях, пустыне, саванне, тундре – все иначе. Другой ритм, другие стрессы, а нагрузки меняют приставку и становятся перегрузками. В этой связи очень важным становится тот микроклимат, который сложится в команде. Как у Высоцкого: «Если друг оказался вдруг…» Дальше вы знаете сами.
На мой взгляд, в нашей вечно скачущей по глухим закоулкам квадриге нет пристяжных и коренных. Может быть, это и хорошо. У нас нет лидера, как нет и тех, кто бы просто тянулся в связке ненужным балластом. Умение мирно сосуществовать и слаженно взаимодействовать – тот главный навык, которому мы научились за годы путешествий. Это не преувеличение и не пустые слова. Любому, кто отправится в серьезное путешествие будет полезно помнить о том, что впечатления от поездки, так сказать «послевкусие» будет во многом зависеть от микроклимата коллектива.
Нас четверо. И все мы разные. Михаил среди нас – самый азартный, самый искренний и… самый контактный, если можно так сказать. Это его умение и готовность «идти на контакт» крайне важное качество. Ведь те представители коренного населения, с которыми нам придется встречаться, должны сразу четко понять, что мы к ним настроены дружелюбно, что вреда не причиним и, более того, что мы воспринимаем их на равных. Отстраненность праздного туриста, которому за деньги будут показывать «самого настоящего дикаря» во многих случаях может закончиться печально. У Миши этого распространенного «цивилизационного снобизма» нет совсем. Благодаря цельному характеру и врожденному чувству собственного достоинства, он полностью открыт, приветлив и благожелателен.
Андрей, по моему глубокому убеждению, очень часто подает всем нам пример терпеливого, сдержанного, очень мужского отношения к жизни. Он редко суетится (пожалуй, лишь в тех случаях, когда кому-то нужно быстро оказать помощь, а как это сделать неизвестно). Он никогда не жалуется. И хотя Андрей улыбается мало, аборигены как-то сразу начинают ему доверять и внимательно следят за его реакцией – дескать, доволен ли он? В нашей команде именно Андрею, как правило, принадлежит последнее слово. Хотя он на нем никогда и не настаивает.
Я, как мне кажется, Мишу и Андрея в чем-то дополняю. Стараюсь быть внимательным и спокойным и не быть обузой. Иногда нужно кому-то первому честно сказать, что устал, что кончились силы, заметить это в себе, чтобы освободить от лишнего геройствования своих друзей. Это трудная задача, но кто-то же должен произносить слова: «Стоп! Привал!». Кстати, подобные навыки у меня сформировались не сразу. Помню, в самый первый наш маршрут я сильно опасался джунглей. Мне почему-то казалось, что я рафинированный московский интеллигент, не способный на решительные поступки и самопреодоление. Кончилось все печально. Я до такой степени хотел выглядеть как все, так сказать, соответствовать, что прозевал воспаление раны на ноге. Хорошо, что болезнь началась уже на обратном пути в Вамену, а то представляю, как бы намучились мои друзья в джунглях с таким «мужественным» потерпевшим: высокая температура, слабость, сильнейший отек. Моя «игра в молчанку» закончилась бы тем, что выносить меня из папуасской деревни им бы пришлось на руках. И неизвестно, кому бы в этой ситуации было тяжелее – мне или им.
Кстати, в эту последнюю поездку, о которой пойдет речь в данных записках, я не должен был ехать с ребятами. Так случилось, что работа, московские проблемы, да еще и надвигающийся новый год сделали мое участие в экспедиции практически невозможным. Но, как говорят, охота пуще неволи, хоть я и боролся с собой до последнего… Когда я приехал в аэропорт Шереметьево, чтобы проводить ребят, то вдруг понял, что не могу их бросить, что несу за них полную ответственность. Необъяснимое, иррациональное чувство. Какая ответственность? Вроде все взрослые люди. Меня у ворот ждет водитель. Дома жена готовит ужин, а у дочки нужно проверить сочинение, да и тренировка по футболу на завтра назначена…
Но когда я услышал фразу Миши, сказанную невзначай, дескать, ты, брат, не волнуйся, мы в этот раз экипировались как положено, так что ничего страшного с нами не случится, - во мне просто пионер-герой какой-то проснулся. Как же так? Все время вместе, а теперь я тут, на московских харчах буду ждать их возвращения?...
В общем, билет мы купили быстро. Перешерстили рюкзаки, подобрали мне брюки, ботинки, ветровку и прочую амуницию. Жене позвонил буквально перед самым вылетом, уже сидя в кресле самолета…. Спасибо ей, что поняла, благословила и воздержалась от скандала. Я смотрел в иллюминатор и испытывал двойственные чувства. Было и жутко и до невозможности тепло на душе. Почему-то вспомнилась идиотская реклама про «все правильно сделал» и песня про неразрывную дружбу мужскую. Такие вот вышли проводы.
Четвертый член нашей команды – Александр. Очень ответственный человек, высочайшего профессионализма телеоператор. На него в экспедициях приходится и самая большая нагрузка (в прямом смысле). Он вынужден, не расставаясь с тяжелым оборудованием, выкладываться на маршруте как все, но при этом еще и регулярно снимать самое интересное (то есть, снимать всегда). У Саши много незаменимых для обычной «цивилизованной» жизни качеств: аккуратность, щепетильность, привычка к порядку, пунктуальность… Но в мире дикой природы, где на первое место часто выходит интуиция, или умение принимать мгновенные, казалось бы, нелогичные решения, слишком рассудочному и ответственному человеку вдвойне тяжело. К чести Александра хочу сказать, что он блестяще справляется со всеми трудностями, а тому мужеству, с которыми он преодолевает все нестандартные ситуации, многие могли бы позавидовать.
Собственно говоря, к чему я все это рассказал? Ответ довольно простой - на всякий случай! В дикой природе нужно быть готовым ко всему…
О влажных джунглях, с их мрачным величием, коварной и перенасыщенной испарениями атмосферой написано очень много. Джунгли могут сломать любого. Самое нейтральное слово – они удручают. Особенно в первые дни и часы пребывания. Огромные деревья, закрывающие небо, постоянно журчащая под ногами (где больше, где меньше) и текущая в разных направлениях вода – дезориентирует. Когда за твоей спиной смыкаются первые ветви и привычный пейзаж (деревня ли, река ли) пропадают из виду, когда уже через несколько шагов затрудняется дыхание, а пот начинает напоминать летний дождь, подкрадывается один из самых мерзких симптомов «тропической болезни» - паника. Сначала она только щекочет нервы. Это даже не страх, а ожидание страха, схожее с ожиданием экзамена, к которому не очень готов. Через пару часов накатывает усталость и постоянным призраком маячит желание напиться чистой воды. Вы еще не хотите пить, но… уже хотите (в мыслях). Затем эта идея становится навязчивой, и вы пытаетесь заменить ее другими переживаниями: далеко ли до стоянки, туда ли мы идем, не забыли ли рюкзак со съестными припасами, можно ли доверять проводникам…Вы пытаетесь себя успокоить, а от этого лишь больше нервничаете. Сердце стучит все громче, жажда становится невыносимой, а мозг выдает недопустимое: «какого черта я все это делаю?». До реальной паники, до истерики всего один шаг. Именно в этой ситуации спасением и является хорошая команда. Смотришь, впереди тебя Миша что-то увлеченно фотографирует, словно он на обычной экскурсии в зоологическом музее. Андрей спокойно протирает линзы объектива, разложив на широком бревне какие-то неуместные в джунглях кисточки, тряпочки и флакончики с химикалиями. Саша, которому (видно же), как и мне, безумно хочется пить, предлагает поискать родник и, что самое удивительное, его находит. Кто-то спокоен, кто-то суетится, но все, как один, живут абсолютно будничной жизнью. Проводники даже насвистывают какую-то песню. Паника исчезает мгновенно. Остается только свинцовая усталость. И пить, конечно, охота до жути. Но с этим, сами понимаете, жить можно…
Отступление второе.
Как остаться живым и здоровым. Рассказывает Михаил.
Джунгли – это особый мир, который прекрасен ровно настолько, насколько опасен. Поэтому просто доброй воли и желания испытать себя в подобном экстремальном путешествии явно недостаточно. Мы выработали для себя несколько несложных правил, соблюдение которых, конечно же, не гарантирует стопроцентного избавления от неприятностей, но подстраховать может. Пока вы еще только планируете свои будущие маршруты, изучаете карты, ищите путеводители и согласовываете время, выкроите всего один час, чтобы заехать в московскую поликлинику №14 (на Неглинной) и сделать прививку от желтой лихорадки. Один укол – и 10 лет безоблачных странствий. И, как минимум, первое свидетельство серьезности ваших намерений. Насколько нам удалось выяснить, эпидемиологическая обстановка в большинстве хоженых нами мест планеты на протяжении последних пяти лет достаточно стабильна, но береженого бог бережет. А благодаря прививке будет беречь и дальше. Тем более, как знать? Вдруг вы, как и мы, войдете во вкус экстремального туризма и джунгли Новой Гвинеи сменят влажные леса Амазонии, или джунгли Центрально-Африканской республики. А там – не расслабишься. Благодаря сотрудничеству с Николаем Николаевичем Дроздовым мы для себя эти простые, азбучные истины выучили хорошо.
Еще одним бичом тропиков считается малярия. Вот с этой напастью бороться значительно труднее. Видов у этой тяжелой болезни превеликое множество, равно как и ее возбудителей. То, что малярия передается при укусе кровососущего насекомого - общеизвестно и не объясняет всего ее коварства. Австралийские специалисты выяснили, почему у человека столь трудно вырабатывается иммунитет к этой тропической болезни. Оказалось, что малярийный паразит как бы играет в прятки с иммунной системой человека. Когда он заражает человеческие клетки, то оставляет на поверхности свой белок. Но прежде, чем иммунная система распознает этот белок как чужеродный и начнет вырабатывать антитела, генетический аппарат возбудителя малярии переключается в другой режим, и на поверхности вновь заражаемых клеток остается уже другой белок. В ДНК возбудителя закодированы не менее 50 подобных белков, что позволяет ему длительное время уходить из-под удара иммунной системы. Поэтому сегодня и не существует противомалярийной прививки. А самым испытанным препаратом остаются лариам, мефлохин, доксициклин, примахин, хлорохин и некоторые другие (препараты с достаточно высокой степенью побочных действий и противопоказаний). Некоторые мужчины отделываются употреблением джина. Дескать, хинин, входящий в состав этого напитка, может служить превентивной мерой. Это, безусловно, не самое верное решение, хотя и «приятное». Джин мы брали в поездки, не столько от малярии, сколько в качестве спиртосодержащего раствора (для обработки ран, царапин и т.п.). Так сказать, препарат «два в одном»… Но от малярии мы в первую очередь страховались еще и всевозможными репеллентами, антимоскитными дымными свечами и спиралями, старались использовать противомоскитные сетки.
Кстати, экипировке вашей экспедиции следует уделить повышенное внимание. Перепад температур в джунглях (на разных высотах и в разное время года) может составлять от +35 до +10 градусов по Цельсию. Высокая влажность, которая даже в «сухой» период достигает 90%, потребует от вашей одежды определенных свойств. А специальные трекинговые ботинки будут просто незаменимы. Кроме того, отправляясь в сложный маршрут, особенно туда, куда возможна заброска только по воздуху, силами малой авиации, помните, что весь ваш багаж должен относительно мало весить.
Набив шишек с амуницией в первых наших походах, мы остановились на определенном минимуме экипировки. В рюкзаке у каждого, как правило, лежат две пары походных хлопчатобумажных штанов с большим количеством карманов, две футболки с длинными рукавами, одна майка, одна ветровка, панама и головной платок. Вся одежда – светлого цвета (темные расцветки привлекают комаров). Как оказалось, очень удобная вещь женское парео – из этого большого и тонкого куска ткани получаются и накидки, и подстилки, и даже набедренные повязки. Выбирая высокие ботинки позаботьтесь о том, чтобы они были промокаемыми. Вы не ослышались! В условиях, где вода постоянно будет выше колен, надеяться на то, что обувь не промокнет – бессмысленно. Пусть промокает, но она должна быстро сохнуть, следовательно, иметь у подошвы специальные отверстия для слива воды и вентиляции. Высокий ботинок нужен, в основном, для того, чтобы зафиксировать ногу в щиколотке в то время, когда вы будете пробираться по скользким бревнам. Но и психологически приятно думать, что ваш ботинок защитит от укуса змеи. Мы, во всяком случае, на это рассчитывали. Носки и нижнее белье выбирайте комфортное, лучше в магазинах спортивной одежды, чтобы при длительных пеших переходах избежать потертостей и опрелостей. Обязательной процедурой в тропиках должна стать обработка пальцев ног мирамистином и специальной цинковой присыпкой – высок риск грибковых заболеваний и заражения почвенными паразитами.
Особое внимание уделите подбору медикаментов. Перед поездкой проконсультируйтесь с врачом о том, как правильно подобрать аптечку (исходя из состояния вашего здоровья, непереносимости тех или иных препаратов, возможности оказать экстренную помощь при сердечно-сосудистых заболеваниях, пищевых отравлениях и кишечных инфекциях, травмах и острых респираторных заболеваниях).
Еще один важный момент – подбор провианта на весь маршрут и специальных подарков для туземцев.
Последнее время основной запас провизии мы выбираем в Москве. Безусловно, сухие супы и сублимированные овощи, равно как и каши мгновенного приготовления сегодня можно купить везде. Но мы предпочитаем отечественный продукт отнюдь не из чувства патриотизма. Во-первых, вкус готовой еды будет гарантированно знакомым. В нем не окажется неожиданно много перца, или соли, или сахара. Во-вторых, инструкция на родном языке поможет мужчинам освоить азы кулинарного искусства без риска оставить отряд без обеда, или, как минимум, объяснить проводникам что и в какой очередности готовить. Рассчитывая запас провианта, не забывайте, что ваш московский гороховый суп с удовольствием отведают ваши проводники. Да и аборигены, скорее всего, будут рады неожиданному угощению. Поэтому берите продукты с запасом. Соль, сахар (или сахарозаменитель), кофе, чай, какао и сухое молоко нужны в ограниченном количестве. Просто, чтобы побаловать себя привычными напитками. Соль, кстати, вы, скорее всего, оставите в подарок членам племени. Это для них стратегический продукт. Для этой же цели мы часто берем с собой табак и леденцы. Для самых тяжелых, первых дней маршрута хорошо иметь с собой определенный запас лимонов (они замечательно помогают при обезвоживании и солевом дисбалансе) и питьевой воды. Одно из важных правил, которым мы не пренебрегаем никогда – не пить воду из непроверенных водоемов, даже если ее спокойно пьют местные жители. Если иных вариантов нет – пить следует только кипяченую воду. Поэтому котелок и запас сухого спирта для разжигания костра во влажных джунглях тоже нужны. Полезными будут налобные фонарики, многофункциональный складной нож и гермопакеты, в которые для предохранения от воды вы сложите все ваше имущество. Вот, собственно все, что может пригодиться в джунглях. Палатки, в принципе, достаточно одной на всех. Но практика показывает, что хорошо иметь запасную (на всякий пожарный случай). От спальных мешков мы по прошествии времени отказались, оставив лишь туристические коврики. В качестве подарков лучше выбирать только те предметы, которые порекомендуют местные проводники. Так, в одной из наших предыдущих поездок, оказался совершенно бесполезным дорогущий швейцарский охотничий нож, который мы везли для вождя, зато на «ура» пошел маленький перламутровый ножик-брелок с щипчиками для ногтей и забытый в кармане рюкзака журнал с картинками. Папуасы обрадуются дешевым игрушечным свистулькам (в принципе, любым незатейливым игрушкам, издающим звук), футболкам и воздушным шарикам. А вот дорогим московским сигаретам предпочтут местный, отсыревший табачок. Ну и, безусловно, не стоит дарить аборигенам спиртное. Как всем известно, организм туземцев крайне плохо реагирует на алкоголь и даже самое малое его количество может привести к серьезным отравлениям.
Глава вторая. Вамена.
ТАМ ЖИВУТ ПРЕКРАСНЫЕ ЛЮДИ-ДИКАРИ
Рассказывает Андрей.
Как я уже говорил чуть раньше, проблем для самостоятельного получения полицейского разрешения на посещение закрытых (заповедных) территорий в глубине Ириан Джаи возникнуть не должно. Само разрешение стоит несколько долларов и выдается путешественникам при предъявлении загранпаспорта с индонезийской визой, двух фотографий и заполненной (очень несложной) анкетой. Мы же предпочли воспользоваться помощью местного помощника. Кстати, к посторонней помощи мы прибегали постоянно и отнюдь не из-за собственной нерасторопности. В незнакомой и не «обжитой» турагентствами местности (примерно такой, как долина Балием в Ириан-Джае, или окрестности Банги в ЦАРе, или разливы реки Напо в Эквадоре), при решении множества стоящих перед путешественниками задач, активная помощь местных жителей позволяет существенно ускорить решение многих вопросов , а также обзавестись полезными контактами.
Сравнивая жизнь местного населения с собственной, понимая, в каких лишениях и трудностях она проходит, обычный, не испорченный расовыми или цивилизационными предрассудками человек из нашей, европейской цивилизации должен, как минимум, захотеть хоть чем-то помочь коренным жителям. Конечно, я имею в виду материальную помощь. Это примерно так, как накормить голодного ребенка, или помочь немощному старику. Это реалии нашего мира, наших и их условий существования. Не обвиняя власти, Бога или вселенскую несправедливость – рассуждай просто: можешь чем-то поделиться – поделись. Но, чтобы не приучать аборигенов к попрошайничеству, к выклянчиванию денег за разрешение на фотографию, чтобы не допустить в Ириан-Джае того, что «добренькие» европейцы сделали с аборигенами Австралии, тотально превратив их в маргиналов и пьяниц и сделав попрошайничанье профессией коренного населения, мы всегда просили выполнить для нас какую-нибудь РАБОТУ. Все просто: заработал – получил деньги. И мы много раз замечали, что такие заработанные деньги индонезийцы ценят значительно больше подачек. Впрочем, это уже отступление, а по сценарию отступлениями в этой книге ведают Михаил и Алексей.
Билет до Вамены приобрести тоже не сложно. Теоретически, рейсы в этот городок летают регулярно, однако их регулярность зависит, в первую очередь, от заполняемости самолета. Продана квота в 25 билетов – будет рейс. Нет – придется ждать. Пока будем ожидать самолет, я рискну предложить вам небольшой рассказ о Вамене и долине Балием, «последнем оплоте цивилизации» Ириан Джаи, как любят их называть всяческие туристические путеводители. К сожалению, точно установить, когда началось массовое освоение долины Балием местными племенами – невозможно. Имеется в виду не заселение, а именно освоение, окультуривание и превращение ее в некий центр межплеменного сообщества. Во всяком случае, когда в 1938 году Вамена была обнаружена американскими исследователями, это был уже довольно крупный поселок с развитым земледелием, населенный преимущественно семьями племени дани. Рядом с ними, но уже выше в горах, жили и трудились представители племен яли и лани, изредка спускаясь в Вамену для обмена продуктов на некие ремесленные изделия. Во всяком случае, именно так описывает Вамену журнал «Нэшнл Джеогрэфикс» за 1941 год. Само слово «вамена» переводится с языка аборигенов как «свинья вам». Возможно, охотники ловили диких свиней и приносили их в поселок с целью обменять на возделываемые на полях овощи.
Долина реки Балием расположена на высоте 1600 метров над уровнем моря, простирается в длину на 72 километра, расширяясь и сужаясь от 75 до 15 километров. Визуально, это огромный, неохватный взглядом овраг, скрытый от прочего мира почти отвесными скалами. Потрясающей красоты пейзажи, довольно умеренный климат и наличие зачатков цивилизации, привели к тому, что через 10 лет после первой публикации в журнале, в Вамену пожаловали миссионеры. Это была датская миссия. Понятно, что, привезя с собой металлические орудия труда, нехитрую утварь, одежду и книги, миссионеры первым делом приступили к строительству церквей и школ. В чем и преуспели. Сегодня в Вамене насчитывается около двух десятков церковных приходов и четыре школы. Правда, не все церкви выглядят ухоженными, в некоторых церковный двор наглухо зарос сорной травой, но почти все они пустуют. Точнее, местные жители приходят в храмы, но делают это, скорее потому, что предки их когда-то поступали так же. Совершают ли они таинства крещения, венчания, молятся ли – нам узнать не удалось. Хотя массовый исход миссионеров из Вамены состоялся в 1962 году, некоторые пастыри-волонтеры живут в этом городке и поныне, но о своих успехах рассказывать не спешат. Но это и не главное. Приходские священники делают великое дело. Они, как умеют, учат местных детей, лечат людей и животных, пытаются привить некие нравственные принципы мирного сосуществования различных племен. Кстати, к школе у ваменских жителей отношение прохладно-нейтральное. Детей не принуждают регулярно посещать занятия. Чаще всего стимулом для посещения школы является пример детей кого-нибудь из соседей, которые выбились в люди и теперь зарабатывают денег больше, чем соплеменники. Ни одежда, ни школьные завтраки таким магическим влиянием не обладают. Детвора, в основном, занята выпасом животных, или игрой в футбол, или попрошайничает на городских дорогах, провожая криками «гуля- гуля- гуля- ка-а» («дай конфетку») автомобили с туристами. Хотя мы неоднократно видели и детей, одетых в форменные юбки и брюки, которые в белых рубашках, с книжками двигались вдоль дорог, очевидно, в школу.
Не смотря на то, что в Вамене построено правительством достаточное количество простенького, но вполне цивильного жилья (одноэтажные домики из гипсокартона под шифером), ваменчане, по-прежнему, предпочитают жить в кампунгах – традиционных круглых глинобитных домиках. Вамена, как и любой городок районного масштаба, имеет четко обозначенный центр города, где находятся магазинчики, рынок, парикмахерские, госпиталь, административные здания, полиция и даже одно отделение индонезийского банка. Есть у нее и пригороды, где население редко носит одежду, ведет практически натуральное хозяйство и ходит в «центр» только изредка – в госпиталь, или в школу. Индонезийское правительство прилагает колоссальные усилия, чтобы превратить Ириан в целом и Вамену в частности в цивилизованную область. Периодически доставляет самолетами одежду, обувь и медикаменты, привозит рис, сахар, чай, кофе и прочие нехитрые продукты питания. А так же бдительно следит, чтобы в Вамену не доставлялся алкоголь, поэтому туристам и тем европейцам, которые работают в долине Балием по контракту с правительством, проблематично купить даже пиво.
За год, который прошел с момента нашего первого посещения Вамены, городок сильно изменился. Уже не было в аэропорту большой толпы папуасов, с любопытством разглядывающих любых белых людей, занесенных ветром странствий в их края. Да и на тех, кто все-таки не изменил привычке и пришел в аэропорт, появилось больше одежды. Старенькой, ветхой, но, тем не менее… Лишь один дедушка, запомнившийся нам с предыдущего посещения, все так же радостно махал рукой туристам, стоя посреди площади в своем пышном венке из птичьих перьев и неизменной катэке. В руках у него был полиэтиленовый пакетик с несколькими бумажными купюрами, которые старый воин честно заработал, безропотно фотографируясь с приезжающими. Мы его встретили как родного и старик из племени дани заработал еще несколько бумажных купюр (нет, не за фотографии, а за постоянство и почти армейскую верность своему долгу – встречать гостей на пороге родного города). Дай бог ему еще много лет жизни.
Дорога в отель Балием Валей, где мы решили остановиться как и в предыдущий раз, заняла почти два часа. Но в этот день они пролетели почти незаметно. Во-первых, было любопытно наблюдать изменения, которые претерпела Вамена всего за 12 месяцев, сравнивать наши прошлогодние ощущения с сегодняшними. А, во-вторых, мы с особым нетерпением ждали встречи с нашими добрыми друзьями – Исайей (нашим товарищем по первой вылазке в здешние джунгли), Икой – управляющей отелем и всей дружной папуасской командой отеля, где каждый незаметен, но каждый незаменим и каждый личность.
Исайя, мирно строгавший на пороге отеля какую-то палочку, на подъехавший микроавтобус отреагировал профессионально – приосанился, приподнял бровь, затем, подумав, напустил на лицо свирепое выражение (настоящий дикарь). Но когда Алексей с приветственным возгласом «Исайя, братишка, не ждал?!» - вместе с нами вышел из машины, наш папуасский приятель мгновенно преобразился, прослезился, затем стал прыгать и смеяться как ребенок. Он по очереди обнял всех нас, потряс даже, заглянул каждому в глаза, затем схватил наши рюкзаки, потащил их внутрь веранды, что-то уронил на ходу, тут же наорал за собственную неловкость на кого-то из служащих рангом пониже, организовал кофе, еще раз заботливо ощупал каждого из нас, принес ключи от номеров, решительно отдал их папуасам, безошибочно определив какой из рюкзаков, куда они должны отнести.
Мы уселись пить кофе на открытой веранде, глядя как огромный диск солнца опускается за живописные холмы, покуривая ароматные индонезийские сигаретки и улыбаясь безумолчному щебету ночных балиемских птиц и Исайи, который решил за тридцать минут рассказать нам обо всех событиях минувшего года. Замолчать его заставили только фотографии, которые мы привезли из Москвы, из прошлой поездки. Стало очевидно, что только правила приличия теперь удерживают Исайю рядом с нами, настолько не терпелось ему убежать в деревню и продемонстрировать соплеменникам большие (формата А-3) цветные картинки, где, конечно же, главным героем был наш верный проводник.
Отступление третье. Исайя – дитя джунглей. Рассказывает Алексей.
Нужно сказать, что большинство гидов-проводников, работающих на отрезке Джаяпура-Вамена, равно как и тех людей, которые трудятся в этих городах в отельном бизнесе, вызывают неподдельную симпатию. Это милые и по-своему заботливые люди. Большинство из них - индонезийцы, но есть и папуасы. Они с трогательной наивностью считают туристов своими добрыми друзьями и очень расстраиваются, когда встречают прохладное к себе отношение, сталкиваются со снобизмом и, тем более, хамством. Наш джаяпурский гид – Сиприанус – хороший и дельный парень. Он приехал в Джаяпуру откуда-то с Явы, обзавелся семьей и работой и, как нам показалось, вполне доволен жизнью. Среди местных коллег по бизнесу он пользуется авторитетом. К его мнению прислушиваются, а просьбы выполняют быстро. Сиприанус несколько раз сталкивался с туристами из России, поэтому ему кажется, что он знает о нашей стране все: Москва, Путин, снег… Правда, к огромному сожалению, от наших соотечественников он не в восторге. С присущей ему тактичностью Сиприанус как-то сказал нам, что у русских в Ириане будут большие проблемы, поскольку мы (русские) очень раздражительны, не склонны к щедрости, не любознательны. Мы вроде и хотим увидеть то, чего не видят другие, но при этом мы не хотим за это платить… Правда, когда мы с Сиприанусом расставались в конце экспедиции, мнение нашего гида о России и русских вроде изменилось в лучшую сторону. Надеюсь, что те, кто приедет в этот удивительный край после нас, не заставят индонезийца еще раз переосмыслить «загадочную русскую душу». Хотя и наших соотечественников, вызвавших нарекание гида, можно понять (но не извинить). Действительно, избалованному сервисом европейских, да даже египетских и турецких курортов туристу, многое в Ириан Джае может показаться «из рук вон плохим». Официанты никогда не принесут именно то, что вы заказали. Ваш багаж может оказаться не в том номере, где вы остановились. А в аэропорт вас привезут не к началу регистрации, а раньше на три часа. Но я убежден, что все эти проколы вызваны не желанием схалтурить, а своеобразной ментальностью местного населения. Жизнь в климате, где нет ярко выраженной смены времен года, где минуты и часы воспринимаются одинаково – «время», где есть понятие «еда», но нет понятия «меню» - вместе взятые - приводят к некоторой инфантильности и заторможенности. Если бы ваш ребенок, заботясь о вас, предложил вам вместо чая кофе и при этом с нежностью заглядывал вам в глаза, дескать, понравилось ли, - неужели вы бы рассердились? Вот и здесь то же самое. Ирианджайцы – часто ведут себя как большие дети. И самый главный и любимый ребенок, которого мы обнаружили в этих краях – наш ваменский помощник Исайя.
Исайе сорок лет. У него в Вамене дом, серьезная работа, взрослая дочь, которая вот-вот выйдет замуж. Но при этом сам Исайя – это настоящий Том Сойер, каким его описывал Марк Твен. Выяснить, когда Исайя говорит правду, а когда начинает безудержно фантазировать, а то и откровенно привирать – нет никакой возможности. Он может в одну минуту принять десять противоположных решений. Он может весело насвистывать и лучезарно улыбаться, а еще через мгновение сурово хмурить брови, вздыхать и предаваться отчаянному и безысходному унынию. В первый наш приезд Исайя рассказал, что он сын известного каравайского вождя, которого белые миссионеры забрали с собой в Вамену из джунглей, так как он показался им самым талантливым и способным ребенком. В этот раз наш приятель не претендовал на каравайские корни, но подчеркивал, что люди его племени живут довольно далеко от Вамены. Правда, «далеко» для папуаса и для европейца – это разные понятия, соотнести и соизмерить которые нельзя..
На самом деле мне показалось, что Исайя действительно верит во все, о чем рассказывает в данную конкретную минуту. Так устроен его мир. Если он пребывает в меланхолии, то его рассказы будут носить оттенок мелодрамы, а жители тех деревень, о которых он в эту минуту повествует, обязательно переживут в анамнезе какую-нибудь катастрофу. Если он увидит какую-нибудь симпатичную папуасочку, тут же вспомнит несколько трогательных любовных историй и будет долго рассуждать на темы брачных обычаев аборигенов. Ну а если жители деревни покажутся ему в чем-то несимпатичными, быстро организует небольшую свару с непременным выяснением отношений или даже потасовку. На самом же деле Исайя неутомимый путешественник, достаточно образованный, вполне компетентный и предприимчивый. Я могу с уверенностью сказать, что такого товарища, каким стал для нас Исайя, можно только пожелать всем тем, кто пойдет после нас. Мы к разговору о нем обязательно вернемся, так как наши комбайские приключения в джунглях неразрывно связаны с этим человеком.
Отступление четвертое. Бронежилет в подарок миру. Рассказывает Михаил.
На нашу долю выпало редкое счастье, наблюдать и изучать людей, которые живут в полной изоляции от других народов и цивилизаций, при этом на том уровне общественного развития, когда большинство орудий труда и даже домашняя утварь изготавливаются из кости, камня и дерева. Словом, нам удалось побывать в каменном веке. Ожившие иллюстрации учебника общей истории или этнографии, сохранившиеся девственными родо-племенные отношения, непередаваемый колорит здешних мест – это ли не мечта каждого исследователя и путешественника? При этом я бы не рискнул применять к папуасской цивилизации термин «первобытная», скорее одна из наиболее ранних, известных науке, в том числе и по материалам Н.Н. Миклухо-Маклая. Рассказывать о папуасской культуре можно часами, но пока я хотел бы остановиться всего на одном ее самом ярком элементе – одежде.
По климатическим условиям тропиков одежда, в принципе, не является необходимым атрибутом и может быть предельно минимальной. Совершенно голые дети и взрослые, лишь частично прикрытые нехитрыми нарядами – типичное для Ириан Джаи явление. Нагота у папуасов не вызывает никакого стыда и не является понятием этическим. Почти полное отсутствие одежды вызвано исключительно климатом и образом жизни. Им так комфортнее и удобнее. Более того, наш проводник Исайя как-то рассказал нам, что попытка миссионеров приучить туземцев к одежде в некоторых случаях приводила к заболеваниям от нечистоплотности. Папуасы в своей наготе так же естественны и органичны, как эскимосы в своих тяжелых моржовых шубах.
Новейшее справочное этнографическое издание определяет одежду, как «искусственный покров человеческого тела». Но это очень сухая и академическая формулировка. Знакомство с папуасами заставило меня задуматься о функциональности тех или иных «искусственных покровов». Первый раз это произошло еще в музее Джаяпуры, когда мы заметили в одной из ниш очень специфические предметы. Алексей, почти без колебаний, определил их как «бронежилеты». И действительно, это были первобытное защитное обмундирование, сплетенное из очень тонкой и прочной лозы. Нигде ранее ничего подобного мы не встречали. Чаще всего в племенах охотники обходятся обычными деревянными щитами, которые защищают их от стрел и копий неприятеля. А тут – настоящая кольчуга, хоть и сплетенная из подручных средств. Кстати, в этом же музее мы нашли и «прабабушку» современной авоськи. Только, в отличие от наших женщин, папуаски считают авоську частью одежды, носят ее на голове и используют не только для переноски отдельных предметов, но и как люльку для младенцев. Кстати, каждая женщина или мужчина свою одежду изготавливают самостоятельно. Понятие «ремесла» у них не развито и потому не принято дарить или менять что-либо из того, во что человек наряжается.
Кстати, украшательская или декоративная функция одежды у папуасов развита особенно сильно. На некоторых музейных снимках и даже в некоторых племенах мы встречали пышно «одетых» и даже нарядных папуасов, в роскошных коронах из перьев, в ярких декоративных нарукавних и наколенниках, унизанных несколькими ярусами бус и ожерелий. То, что человек при этом фактически обнажен, бросалось в глаза не сразу. Правда, разные племена имеют в этом вопросе и разные традиции. Разнится, в основном, культура мужской «одежды», так как женские наряды почти поголовно схожи – это передники или юбочки из травы (тапы), отличающиеся в разных племенах исключительно длиной.
Главный элемент мужской одежды – это фаллокрипт, приспособление прикрывающее мужской детородный орган, называемый в племенах Ириан Джаи котэкой. В племени дани котэка изготавливается из твердой оболочки местного огурца, напоминающего по фактуре тыкву светло-желтого цвета. Размер котэки зависит от статуса воина, а так же от того, предназначена она для будничного ношения или для праздников. Как правило, длина варьируется от 21 до 47 сантиметров. На более широком конце имеется специальный вырез и небольшая веревочка для фиксации «наряда» на теле. Котэка может дополнительно фиксироваться веревкой, обернутой вокруг талии, или довольно широким малем – поясом из тапы.
В племенах лани и яли котэки более широкие, выполнены из того же плода, но собранного в более поздний период. Они ничем принципиально (кроме размеров) не отличаются от фаллокриптов дани, но функционально служат для воина не еще и удобной сумкой для переноса небольших предметов, в том числе и популярного табака.
В племенах комбаев и караваев котэки, как таковые, отсутствуют. Мужчины защищают себя небольшим лиственным футлярчиком, свернутым из пальмового листа. Нужно сказать, что передвижение по джунглям совсем без защитного колпачка было бы слишком опасным. Многочисленные колючие растения, необходимость пробираться в густых кустарниках или залезать на шероховатые стволы деревьев неминуемо привели бы к травме. Однако мы заметили, что и короваи и комбаи в некоторых деревнях так же носят пояс - маль. Функционально объяснить его наличие сложно. Скорее всего, это своеобразное мужское украшение, которое является знаком принадлежности к тому или иному роду.
В отличие от мужского, маль женский украшается дополнительно бахромой, иногда доходящей до колен, и выглядит, таким образом, скорее, как юбка. Среди племен долины Балием мы встречали женские мали, выкрашенные природными красителями в красные и желтые цвета. У комбаев и караваев женский маль ничем дополнительно не украшается и имеет естественный цвет сухой травы. Кстати, именно наличие женского маля позволило в свое время Н.Н.Миклухо-Маклаю сделать предположительный вывод о том, что чувство стыдливости у этих племен все-таки существует. Так как функционально подобная юбочка ни от чего не защищает, но является непременным атрибутом женской одежды. Мне кажется более логичным вывод о том, что маль – это обычное обозначение пола. признака. Я сейчас приведу не самый убедительный пример, но, тем, не менее, одевание на младенца в нашей стране голубой или розовой ленты для обозначения мальчика или девочки – это что-то сродни папуасской традиции ношения женского маля. Хотя, справедливости ради, нужно заметить, что у гостеприимных каравайских и комбайских племен, с которыми мы провели довольно много времени, наличие некоторых элементов стыдливости все же присутствовало. В частности, не только женщины, но и мужчины никогда при нас не обнажались полностью, а Исайя дополнительно объяснил нам, что и друг перед другом они этого не делают. Исключение составляют лишь семейные пары, да и то ночью. Кстати, сами комбаи, облаченные в миниатюрные котэки, считают себя вполне прилично одетыми. А вот нас, застигнутых в момент купания в речке нагишом папуасские мужчины высмеяли и, кажется, даже осудили.
Говоря об одежде, не могу не коснуться еще одного важного элемента папуасской культуры, как-то обычая натирать тело глиной, наносить татуировки, прокалывания, надрезы. К сожалению, для осмысления всех этих действий наших знаний было явно недостаточно и я уверен, что точное значение тех или иных украшений и их возможную связь с иррациональным, магическим, ритуальным могли бы проанализировать только специалисты.
Глава третья. Подготовка к старту
«У НАС ЕЩЕ В ЗАПАСЕ 14 МИНУТ!» (слова из песни)
продолжение рассказа Андрея
Прилет в Вамену ознаменовался для нас не только обычными предстартовыми хлопотами (согласование маршрута, закупка провианта, уточнением стоимости и дат полета на миссионерском самолете), но и довольно неприятными событиями. Двое из нашей четверки заболели, причем Михаилу было совсем плохо. Вероятно, сказалась не столько перемена климата, постоянные перепады жары на открытом воздухе и пронзительного холода в кондиционированных помещениях, но и наша, застарелая, еще московская усталость. Все-таки позади остался целый год напряженной работы, да и перед самой поездкой отдохнуть и как-то привести себя в хорошую физическую форму не удалось никому. Александр только-только вернулся со съемок откуда-то из Уссурийской тайги, мы с Михаилом вынуждено ликвидировали в конце года все хвосты по работе и заняты этим были почти по 24 часа в сутки, а Алексей стартовал вообще без подготовки, сорвавшись с нами буквально из-за рабочего стола. Мне кажется, что тем, кто решит повторить наш маршрут, следует более серьезно отнестись именно к этапу российской подготовки, может быть, попить витаминов, походить в спортзал, не знаю… У нас же получилось так, как получилось.
И в результате всего вышесказанного 25 декабря Михаил свалился с подозрением на острый бронхит. Температура зашкаливала за 39 градусов, сил не было совсем, а до старта оставалось каких-то два дня. Мы старались максимально ускорить Мишино выздоровление: прочитали все инструкции к лекарствам, собранным в походную аптечку, проконсультировались с местным доктором, прокололи курс антибиотиков. Вероятно, благодаря нашим хлопотам, искренней заботе всех служащих отеля, неусыпному вниманию Исайи, а так же Мишиному исключительному мужеству и оптимизму болезнь отступила быстро. Когда 27 декабря он, еще шатающийся от слабости, выбрался на веранду бунгало и уселся писать дневник, мы поняли – все получится, ничего не отменится и не сорвется! Правда, для подготовки у нас осталось меньше 28 часов и мы, воспользовавшись отельным микроавтобусом, рванули в Вамену. Саша каждые три минуты связывался с Михаилом по рации, чтобы уточнить самочувствие «пациента», а заодно сообщить ему о нашем маршруте, который благодаря ДжиПиЭсу он безостановочно отслеживал. Нужно сказать, что Миша терпеливо сносил нашу «заботу» и ни разу не попросил оставить его в покое.
На небольшом аэродроме (не очень далеко отстоящим от главного аэропорта Вамены) нам довольно легко удалось нанять самолет. В этот раз, в отличие от прошлого года, борт был семиместный, значительно больший по размеру и вместимости, чем прошлогодний. А это обозначало, что проблема лишнего веса будет стоять не так остро. Так как основную тяжесть нашего багажа составляет разнообразная фото- и телеаппаратура, то вопрос перевеса был отнюдь не праздный. Согласитесь, очень неприятно оказаться в джунглях с минимальным запасом провизии, медикаментов, без сменной одежды, без второго комплекта аккумуляторов и батареек и практически без подарков туземцам. Но, слава Богу, теперь нам это не грозило. Поэтому, полные самых радужных надежд, мы отправились совершать предстартовый ваменский шоппинг. Естественно, Саша тут же сообщил по рации о нашей очередной удаче, а замученный нашими ежеминутными докладами Михаил, мне кажется, очень сильно пожалел о том, что батареек в этих проклятых переговорных устройствах хватит еще часов на десять…
Основную часть покупок составили соль, спички, местный табак (папуасы не признают наших сигарет) и рис. Из Москвы мы привезли разнообразные супы и каши быстрого приготовления, поэтому снисходительно смотрели на то, как Исайя закупает блоками лапшу Ролтон, понимая, что наша гречневая каша и гороховый суп все равно будут вкуснее. Кстати, из России мы привезли и несколько пакетов сублимированных свеклы, капусты, моркови, мяса. Как оказалось – замечательная вещь в условиях походной жизни: места эти продукты занимают минимум, весят сущую ерунду, а разнообразие в рацион привносят существенное. Не были забыты и лимоны. Это, в условиях дефицита воды и при нарушении солевого баланса, – самое верное средство. Немного подумав, решили взять с собой сахар. Тяжело будет тащить, но ведь уходим надолго и велик шанс, что сладкого чая раньше или позже захочется. (Как оказалось, это тоже было верным решением). Для местной папуасской детворы купили карамелек. Те конфеты, которые мы привезли из Москвы, большей частью расплавились от жары и мы экстренным порядком раздали их ваменским детям, пока продукт окончательно не потерял товарного вида. Кстати, мы заметили, что городские мальчишки и девчонки к конфетам проявляют значительно больший интерес, чем дети джунглей. В племенах наши сладкие подарки дети воспринимали спокойно, без энтузиазма и охотно отдавали их родителям.
До вылета оставалось меньше десяти часов. Небо заволокло тучами, пошел сильный дождь, резко похолодало. Мы собрались на веранде Балием Валея на Большой Совет. Разговор не клеился. По спутниковому телефону дозвонились родным. Их голоса в далекой Москве звучали достаточно бодро, наверное, слишком бодро для того, чтобы быть искренними. Москва настраивалась на встречу нового года, а наши жены, матери, дети, сестры готовились к долгим трем неделям ожидания нашего возвращения на большую землю и старались нас уверить в том, что совсем не переживают и верят, что все у нас будет хорошо.
Как ни странно, но после очень коротких переговоров с друзьями и родными, мы как-то окончательно расслабились. Наверное, почувствовали, что мы волнуемся значительно меньше тех, кто остался на родине, а, значит, нужно просто сосредоточиться и настроиться на нормальную работу – уточнить маршрут, подготовить аппаратуру, еще раз проверить и при необходимости переупаковать багаж. В таких немудреных хлопотах прошла большая часть ночи. К этому времени дождь почти совсем стих и над долиной зарозовело небо. Восходы и закаты в этих местах удивительно красивы. Небо напоминает слоистый пирог, где коржи-облака выкрашены в самые причудливые оттенки – от густого чернильного, зеленовато-синего, до брусничного, оранжевого, песочно-розового и перламутрового. Мечта фотографа! Если бы не клубы густого тумана, снимки бы получились просто фантастическими. Мы почему-то не захотели расходиться по отельным номерам. Исайя задремал в кресле, Миша прилег на туристический коврик. Рядом с ним дежурил Саша. Мы с Алексеем долго пили кофе, курили и, наверное, тоже спали урывками, потому что к моменту, когда к нам подошел водитель минибаса и пригласил на посадку, чувствовали себя свежими и отдохнувшими. Зато американский пилот, встретивший нас в аэропорту, как показалось, не выспался совсем. Это был тот же летчик-контрактник, который забрасывал нас в Янируму в прошлом году. Он хмуро рассматривал наши вещи, потом перевел взгляд на нас – в глазах мелькнуло узнавание. Продолжая по инерции бурчать, он начал укладывать вещи. Однако тембр и интонации его бурчания явно сменились. Если перевести это бормотание на русский язык, то оно звучало бы так: «и какого черта они прутся в эти чертовы джунгли» (в начале) и «они улетят, а я за них переживай» (в конце). Леша от души похвалил новый самолет нашего пилота, чем окончательно растопил лед в сердце сурового американского лётчика. Последние минуты перед стартом. Как в песне про Гагарина: «У нас еще в запасе 14 минут!» Садимся. Пристегиваемся. Небольшой разбег. Камеры готовы к съемкам. Все сосредоточены и внимательны. Исайя насвистывает какой-то тревожный мотивчик, и только Миша, единственный из нас, безмятежно спит в своем кресле, уютно укрывшись чьей-то ветровкой. Взлетаем! Вамена остается далеко внизу.
Отступление пятое. Прошлогодний сон. Рассказывает Леша.
Сегодня уже трудно сказать, кому из нас первому пришла мысль заменить прошлогодние ваменские каникулы марш-броском в джунгли. И это после долгих трех недель путешествия по Индонезии, за время которого мы совершили порядка 46 взлетов-посадок, пересекли весь архипелаг с запада на восток, посетили 12 островов и, казалось, впечатлений и ощущений загрузили в себя на пятилетку вперед. Там, где-то в самых дальних уголках памяти, мирно паслись голубые яванские носороги, которых иногда вспугивали выбирающиеся из реки крокодилы. Кровожадные комодские драконы пугали зазевавшихся туристов, а стаи летучих лисиц, притаившиеся в недрах мангровых островов, вспархивали одномоментно, закрывая крыльями небо. Все! Баста! Для новых эмоций места не было. Так нам казалось… Но едва ступив на ваменскую землю, едва увидев первого, злодейского вида папуаса в венке из перьев райской птицы и котэке, пережив театральное шоу-приветствие разукрашенных обнаженных людей, мы поняли – жажда новых впечатлений увеличивается с каждой минутой. Правда, хотелось бы чего-то менее театрального, а более правдивого, спокойного, такого же органичного как та удивительная и величественная природа, которая окружала долину Балием. Нужно сказать, что в то время мы еще не были знакомы с Исайей, совсем не знали местных обычаев и опасностей, которые таят в себе новогвинейские джунгли. И, тем не менее, буквально за считанные часы мы все организовали.
Первым делом мы выяснили в отеле, что самым талантливым проводником и лучшим знатоком изолированных племен является некий Исайя. Невысокий, коренастый туземец довольно сносно (как минимум, понятно) изъяснялся на английском. С его помощью и благодаря содействию администратора отеля мы арендовали самолёт, быстро побросали в рюкзаки минимум вещей и, собрав у остальных членов съемочной группы «В мире животных» запасные аккумуляторы, стартовали. В первом походе с нами не было Александра. Он очень переживал такую вопиющую несправедливость, но трехместный самолетик мог поднять всего 300 килограмм с багажом, а нас и так уже (с летчиком и проводником) получалось пять человек. Забавно было наблюдать в аэропорту процедуру нашего совместного с багажом взвешивания. После того, как на весы встали летчик и Исайя, нам из допустимых килограмм оставалось 170. Совокупный вес Миши, Андрея и меня почти идеально укладывался в эту цифру, но для багажа места не было совсем. Предприимчивый Миша предложил взвешиваться отдельно – каждый со своим рюкзаком. Предварительно из рюкзака выкладывались все вещи, человек с ним вставал на весы, техник фиксировал вес, затем мы отходили в сторону и благополучно укладывали все вещи обратно в рюкзак. Это никого не смущало, у техника все параметры сошлись и, страшно довольные друг другом, мы отправились на посадку. (Но фокусничать подобным образом я бы никому не рекомендовал. В Индонезии довольно часты происшествия с самолётами малой авиации. По статистике основными причинами являются сложные погодные условия, гористая местность и перегруз!!! Поэтому пилоты- иностранцы работающие в Индонезии по контракту, как правило, внимательно следят за соблюдением норм…Наш же летчик чувствовал себя неважно, или просто был не в духе, поэтому он подошел к кабине самолета только после того как мы уже разместились внутри….)
Через полтора часа наш, пыхтящий от натуги миниатюрный лайнер, приземлился на большом футбольном поле, на краю которого сиротливо приютились два хлипких амбара – сам аэропорт Янирумы и «торговый центр». Это было так неожиданно, так здорово – никаких тебе потемкинских деревень, никаких срежиссированных постановок… Просто поле, пальмы и несущаяся со всех ног к самолету местная детвора, одетая кто во что горазд. Чуть поодаль - внушительная толпа взрослых, в столь же колоритных остатках одежды, завезенной в Янируму, вероятно, добрый десяток лет назад. Исайя, даже не дойдя до встречающих, издалека начал вести переговоры с местными мужчинами, громкими криками вербуя самых крепких и выносливых из них к нам в проводники. А мы, с Андреем и Мишей остановились у хибары, с любопытством разглядывая немудреные запасы местного супермаркета. Из ассортимента товаров, представленных в нем, мы четко выделили несколько полок со стиральным порошком, два больших и уже открытых мешка с рисом, штук пять выцветших на солнце и запылившихся футболок и табак. Парадным фронтом стояло несколько банок с кока-колой и лежала упаковка чипсов. Все! Был там еще и небольшой ящик с нарисованным красным крестом, вероятно, местная аптечка. Через тридцать минут вернулся страшно довольный Исайя и четверо носильщиков. «Я договорился выгодно», - гордо доложил он, и наши вещи в тот же момент погрузили на утлые длинноносые лодки. Мы поплыли в джунгли. Через минуту Янирума исчезла, скрытая старыми, полуповаленными пальмами. Извилистая река уносила нас все дальше и дальше к смыкающимся над ней сводам вековых деревьев, плотной ватой окутывала влажная жара, гомон местных жителей сменила оглушительная тишина. «Сейчас будет дождь», - сказал Исайя примерно через два часа пути, и знаком приказал проводникам причаливать. Мы так поняли, что временно дождь лучше будет переждать под кронами деревьев, однако, едва выгрузив нас и наши вещи, лодки отчалили. Путешествие началось. Никогда бы в жизни не поверил, что через 10 минут прогулки по джунглям можно почувствовать себя так паршиво. Атмосфера первичного леса напоминала компот из раскаленного воздуха, отдельных солнечных всполохов, непроглядного сумрака и клубов пара, которые нельзя увидеть, но не возможно не почувствовать. Еще через полчаса закралась первая предательская мысль – а не повернуть ли обратно? Без нужной сноровки мы раза по три умудрились свалиться в какие-то заболоченные ручьи, перепачкаться в жидкой глине, натереть ноги и до крови расчесать места многочисленных комариных укусов. Помню, в какой-то момент я оглянулся – сплошные наши мрачные лица, безмятежные глаза проводников и внимательный взгляд Исайи. Калейдоскоп красно-зеленых пятен, расплывающихся как всполохи рождественского фейерверка, смывался с воспаленных глаз обильным потом, непрерывный треск цикад и жужжание их членистоногих собратьев сливалось в непрерывную навязчивую какофонию. Пить хотелось смертельно, тем более, что вожделенная вода, казалось, была рядом – она аппетитно чавкала шоколадным месивом у нас под ногами. Андрей не выдержал, попросил попить. «Воды нет! - беспечно ответил наш проводник и добавил, - Носильщики с большим рюкзаком ушли далеко вперед». Мне показалось, что у меня сейчас начнется паника. Видимо, что-то подобное испытали и все остальные. Исайя объявил привал, внимательно посмотрел на Андрея и метнулся вглубь джунглей. Я уж, грешным делом, подумал, что проводник решил нас бросить, тем более, что и носильщиков мы давно потеряли из вида, но в этот момент появился наш новый товарищ и, весело насвистывая, протянул каждому по очищенному ананасу. Никогда в жизни и никакой фрукт не казался более вкусным! С каждым куском, с каждым глотком кисло-сладкой влаги в нас по капле возвращалась жизнь. А когда Исайя, между делом, объявил, что примерно в ста метрах находится первая деревня караваев, мы окончательно воспрянули духом. Правда, тогда мы еще не знали, что эта деревня окажется призраком…
Отступление шестое. И живое станет мертвым, а мертвое живым. Рассказывает Миша.
Первых австралийских миссионеров, рискнувших углубиться в джунгли долины Балием, звали Стэн Дейл и Фил Мастерс. Их помыслы были довольно далеки от теософии. Они не пытались донести до папуасов свет учения Иисуса Христа и поведать о сущности святого духа. Они лишь пытались отучить туземцев от фетишизма, рассказать кое-что (наивные) о мужском и женском равноправии, объяснить, что болезни следует лечить не поеданием врага, а медикаментами и соблюдением правил несложной личной гигиены. Они шли безоружными, ведя с собой собственных жен и детей. Их миссию постигла страшная участь – они были убиты и съедены каннибалами племени яли. И это с учетом того, что с момента основания миссии (поселения) в относительно «цивилизованном» месте до их первой вылазки вглубь долины прошло почти 12 лет! Остались записки, которые свидетельствуют о том, что смерть миссионеров была долгой и мучительной, а судьба их 11 детей и верных жен – тяжелой и трагической. Сначала были убиты ближайшие помощники, отправившиеся в джунгли с подарками, затем лагерь Дейла и Мастерса, успевшими продвинуться в первом походе всего на 21 километр, был атакован несколькими отрядами лучников. Превозмогая боль, на ходу залечивая раны от отравленных стрел, австралийские волонтеры вели дневники. «Июнь 1966 года. Надежды нет. Вожди, отведавшие мяса наших товарищей, празднуют победу. Они искренне полагают, что укрепили свой дух и влияние на соплеменников». Однако в тот раз миссионерам чудом удалось спастись бегством и выжить. Через два года экспедицию в сторону Янирумы и деревни Лугват было решено повторить. В этот раз жены и дети остались в Вамене, а Дейл Стэн и Мастерс отправились в смертельно опасное путешествие, чтобы продемонстрировать яли и иным племенам, что они живы, не боятся, что на них не действуют туземные фетиши. Через четыре дня радиосвязь с миссионерами прервалась, а еще через пару дней в Вамену ворвались сотни дикарей, вооруженных луками и копьями. Это были воины ближайших к Вамене племен яли, которым их соплеменники умудрились как-то передать информацию о том, что двое белых людей ушли за гору, чтобы отомстить добрым духам. Дом, где укрывались семьи миссионеров, был окружен и атакован. В окна и двери летели копья и стрелы. Женщины плакали от ужаса, но настойчиво вызывали по рации мужей, чтобы убедиться в том, что хотя бы они живы и в безопасности. Наконец, на восьмой день они услышали слабый голос носильщика экспедиции, молодого человека из племени дани. Различить можно было лишь одно слово «вака-арут». Насколько женщины разбирались в диалекте дани, они знали, что «убит» обозначается другим словом «кангга-арак». Страшная догадка пришла к ним одновременно: «вака-арут» - «съедены». Увы, она оказалась правильной. Кроме одного молодого воина, по имени Йему, спасшегося тем, что он трое суток пролежал в болоте, дыша через тростник, все 14 участников экспедиции были пойманы, убиты, а трое (два австралийца и старший носильщик) съедены дикарями. Однако, видимо именно это обстоятельство и спасло жизнь семьям миссионеров. В какой-то день отряд, окружавший дом миссии в Вамене, издав победный клич, ретировался в сторону аэропорта и скрылся в горах. Описываемые события происходили в октябре 1968 года А еще через месяц, какой-то индонезийский полицейский вызвал в Вамену карательную экспедицию. Эта мера была вызвана тем, что местные жители, уверовав в безнаказанность собственного каннибализма и силу своих духов, начали поговаривать о том, что отныне «всякого, кто стрижет волосы и носит одежду вместо котэки и не мажет лицо почерневшим свиным жиром, ждет смерть!». Даже те, кто только поговорил с туаном (белым человеком) должны быть убиты и съедены. Карательной экспедиции удалось разыскать те племена, которые принимали участие в убийстве Дейла и Мастерса и жестоко расправиться с зачинщиками. Вождь племени по имени Сель был арестован. Обнаружены были так же кости миссионеров, хранящиеся вместе с главным фетишем яли в одном из домов духов.
А еще через месяц, в феврале 1969 года, над деревней, где были убиты миссионеры, потерпел аварию автралийский самолет «Сесна». Пилоту удалось приземлиться на тесной поляне, однако три пассажира самолета, находящиеся на борту, погибли. Еще один пассажир – семилетний племянник Хэнка Уортингтона, пилота, загадочным образом исчез. Хэнк вызвал по рации вертолет и тот забрал его с места аварии. Розыски мальчика в окрестностях места аварии результатов не дали. Расстроенный летчик предположил самое страшное - рассерженные карательной экспедицией яли забрали ребенка в плен, с тем, чтобы предать его ритуальной смерти. Однако, спустя полгода, до Вамены дошли слухи, что в племени яли, недалеко от деревни Силивам, воспитывается маленький туан - белый ребенок. Прихватив с собой богатые подарки, а так же арестованного вождя Селя, экспедиция волонтеров отправилась в джунгли. На подходе к деревне Силивам мужчины встретили толпу воинов и решили выставить вперед Селя, чтобы местные лучники не решились на выстрелы. Впрочем, те вели себя достаточно странно. Воинственных криков не издавали и копьями не потрясали. Когда два белых человека подошли вплотную к воинам, вооруженные яли расступились и Хэнк Уортингтон заметил маленькую фигурку:
- Дядя Хэнк! Дядя Хэнк!
Навстречу ему бросился Поль Ньюмен. Волосы у него были вымазаны жиром, щеки разрисованы красной глиной. Судя по всему, яли позаботились о нем и теперь, видя, как мальчик кинулся в объятия друзей, подбадривали его довольными криками. Мальчик во время аварии был тяжело ранен и подобравшие его туземцы долго боролись за жизнь и здоровье ребенка. К родным он вернулся практически здоровым и веселым.
Я вспомнил эти две истории в тот момент, когда наш вечерний разговор за чаем неожиданно коснулся неоднозначности местных традиций и верований. Что есть зло? Что есть добро? Вопрос, на который можно получать ответ всю жизнь.
Глава четвертая.
«НЕПРАВИЛЬНЫЕ» ТУРИСТЫ
Рассказывает Андрей.
Бессонная ночь сделала свое черное дело. Оглянувшись в какой-то момент, я заметил, что все мои товарищи сладко спят, откинувшись на неудобные кресла самолета. Незаметно для себя я и сам задремал… Поэтому не помню, было ли все дальнейшее сновидениями, или это я просто размышлял про себя, бездумно поглядывая в мутноватое стекло иллюминатора….
- Мади, Мадии-и! Куда запропастился этот человек? – Михаил застыл с биноклем у края веранды. – Эй, кто-нибудь, вы видели начальника Чукотки?
Начальником Чукотки мы между собой называли управляющего отелем Балием Валей малазийца по имени Мади. Он был так же предан своему делу, как герой популярного фильма, так же отчаянно предприимчив, и так же не останавливался ни перед чем, чтобы «правильно» выполнить порученное ему правительством и владельцем отеля дело. В его понимании «правильно» обозначало отработку накатанных туристических маршрутов в окрестностях отеля, доставку к номеру праздного туриста нужного количества сувениров и организацию ежевечерних шоу-программ с танцами местной туземной солистки, разукрашенной акварельными красками и целомудренно одетой в старенький розовый лифчик.
- Мади! Скажи, наконец, с кем и когда мы сможем договориться об аренде самолета? В прошлом году нам помогала твоя предшественница, Ика. Она не кормила нас завтраками и пустыми обещаниями, а организовала все в один момент.
- Вы все-таки полетите в джунгли? – Возникший словно призрак Мади недоверчиво улыбнулся. – Я видел несколько туристов из России, они останавливались не только у меня, но и в Вамене. Я говорил с моими товарищами. Вы всегда просите много, потом долго торгуетесь и, наконец, выбираете то, что вам предлагают с самого начала – «пиг-фестиваль» (праздник закланья свиньи), деревню с мумией, экскурсию к соленому источнику и на рынок. Вы делаете много красивых снимков и потом рассказываете о том, что были в совершенно диких местах. Вам не нужны джунгли. Вы не любите тратить деньги и рисковать.
- Мади, прекрати немедленно говорить ерунду, - охрипший Мишин голос прозвучал непривычно строго. - Во-первых, ты работаешь в Вамене меньше года и еще мало знаешь о том, кто, как и когда поступает. Во вторых, мы тебе уже говорили, что нет «русских», или «немецких», или «американских» туристов. Есть просто люди. Они разные, Мади. Такие же разные, как твои земляки, как папуасы, что работают при отеле. Мы не торгуемся с тобой и не спорим. Мы просто хотим улететь в джунгли.
- С температурой? – лукаво прищурил глаза Мади.
- Температуры уже нет. За это, кстати, тебе огромное спасибо. Ваш местный врач оказался замечательным специалистом.
Мади довольно улыбнулся, а Миша продолжал:
- Завтра ребята поедут в Вамену. Ты должен отпустить с ними Исайю и позвонить в аэропорт, чтобы нам разрешили вылет. Мы верим, что ты сумеешь правильно обо всем договориться, и у нас не возникнет проблем. Что бы ты там не думал на счет русских туристов, а в джунгли мы улетим обязательно. Лучше, если сделаем это с твоей помощью. Тебе же будет спокойней…
Мне показалось, или я успел сделать фотографию, на которой Мади стоял растерянный, задумчиво размахивая рукой над головой вслед взмывшему в небо самолету? Я не уверен, что правильно понял те слова, которые Мади постоянно повторял на довольно хорошем английском, помогая нам взвешивать и укладывать в самолет багаж: «Боже, они все-таки улетают. Эти сумасшедшие, эти удивительные русские… Если мой хозяин решит построить еще один эколодж, но уже не в Папуа и не в Монголии, а в этой непонятной России, я попрошусь к нему управляющим. Я буду ходить по крошкам льда, которые зимой у них сыплются с неба. Я буду носить пальто из меха и есть красный суп из свеклы и капусты. Я выучу их красивые песни и найду большую, мягкую невесту с белыми волосами. Мне уже очень-очень сильно нравится эта непостижимая Руссия»…( Возможно Мади бормотал о чем-то другом, но, как я потом убедился, и с Михаилом и с Алексеем он обсуждал именно эти вопросы: зимы, снега, вкусной еды, красивых людей и, особенно, красивых русских женщин). Мадии действительно забавный парень. Надо же, а ведь он до последнего не верил, что мы улетим. Почему-то он воспринимал все наши слова, как занимательную и очень веселую игру. Мы хвастаемся – он, как бы верит, мы сердимся – он, как бы боится. В общем, все довольны. Но ведь он, в конце концов, помог. И сильно. И даже Исайю с нами отпустил, не смотря на категорический запрет владельца отеля (Исайя самый опытный и колоритный служащий отеля, который приносит хороший доход. Его берегут) Видимо страх потерять свое доходное место у Мади оказался слабее боязни того, что его новые приятели без квалифицированной помощи опытного проводника просто сгинут в бескрайних просторах Новой Гвинеи. То есть, человек в нем победил преданного отельного служащего. А ведь я уже говорил, по-моему, что для местных жителей работа и зарплата обозначает не просто возможность хорошо жить. Это просто возможность… выжить, не умерев с голоду.
Самолет вздрогнул и замер у кромки большого ровного поля. Я открыл глаза, едва успев отойти от короткого сна, в котором мне снились все наши перипетии с организацией маршрута. И вот мы здесь. В Вангамало. Эта деревня, не смотря на то, что находится значительно дальше Янирумы, носит более цивилизованный вид. Хотя, нет, не вид, скорее обличье. Здесь есть фельдшерский пункт, в пыльном шкафчике которого мы нашли несколько упаковок с непонятными лекарствами. Благодаря безыскусным, но очень убедительным картинкам, прикрепленным миссионером над каждой упаковкой, ошибиться трудно. Если нарисован человечек, который со страдальческой физиономией держится за живот – значит это таблетки от желудочных болей. Если прикладывает руку к голове, а со лба у него градом катится пот – это, видимо, жаропонижающее. Не буду описывать, как выглядят картинки над таблетками от отравления и диареи, скажу лишь, что изобретательности нынешнему куратору Вангамало не занимать.
Жители деревни в большинстве случаев одеты. Одежонка ветхая, плохо простиранная, но очевидно привычная. Во всяком случае, у нас не создалось впечатления, что аборигены оделись исключительно ради нашего прилета. За большим сараем мы обнаружили футбольное поле, а чуть в стороне от него просторное сооружение из камня под пальмовой крышей – школу. Занятий не было, как впрочем, не было ни учителя, ни учеников. По земляному полу важно расхаживал петух, периодически поклевывыя пыль вокруг своих лап.
Исайя тут же развил активную деятельность. Для нашего похода нам требовалось примерно четыре проводника-портера (по одному на каждого члена экспедиции, так как рюкзаков у нас было по два у каждого, а передвигаться по джунглям с такой тяжестью не реально). В результате мы стартовали в следующем составе сопровождающих: четверо взрослых мужчин, три женщины и четверо детей. Исходя из того, что дополнительных денег у нас никто не потребовал, женщины и дети отправились в нелегкое путешествие исключительно ради своих мужей, или влекомые иной, неведомой нам силой. Тут очень кстати пришлось бы упоминание о том, что папуасы, в отличие от представителей других рас и племен, «по мелочи» не продаются и не покупаются. Их нельзя соблазнить подарками (правда, если первичное взаимопонимание достигнуто, то подарки могут послужить дополнительной мотивацией). Их нельзя принудить делать что-нибудь угрозами. Тем более, их нельзя совратить нашими привычными соблазнами и сбить с истинного пути. Помните, как сказал Бернард Шоу: «Алкоголь, это та анестезия, которая позволяет белому человеку перенести мучительную операцию по имени жизнь». Так вот, в случае папуасов, алкоголь (равно как и иные способы привычного европейцу совращения) это тоже не аргумент. Алкоголь вызывает у туземцев лишь желудочные колики. Впрочем, об этом позже.
На этот раз, выяснив у Исайи, что все те, кто нас сопровождает, пошли в дорогу исключительно по доброй воле и потому, что «сами так хотят», мы несколько успокоились. Прослушанные когда-то курсы по психологии примитивных сообществ давали нам повод думать, что аргументом для такого многодневного бесплатного похода могло послужить обычное любопытство. Это объяснение (простите за тавтологию) ничего не объясняло, но и не настораживало. И только много дней спустя, я подумал, что в стереотипе наших будней, подгоняя любые события и человеческие поступки под какой-то стандарт, мы разучились думать и находить подлинную подоплеку любого поступка. В данном случае, папуасские женщины поступали не как «интересно», а как «надо». У них нет понятия «чувство долга». Их родоплеменная структура допускает огромное количество вольностей, но они это самое «надо», не записанное нигде и никем, трактуют и пользуют так, как нашим идеологам и не снилось…. Может быть потому они и счастливы?
Накануне выхода в джунгли местные мужчины во главе с Исайей долго обсуждали, каким образом мы будем углубляться в джунгли. Вариантов было два – стартовать по сущее непосредственно от деревни, или сплавиться по реке, отвоевав у новогвинейского леса добрый десяток лишних километров и удалившись от цивилизации на добрую пару сотен лет. А то и тысячелетий. Первый вариант был, естественно, безопасней. В случае любой неприятности мы могли бы за считанные часы – пусть пять, пусть десять, - но без труда вернуться обратно. Если мы выберем путешествие по реке, а потом еще пешком – возвращение будет сопряжено с большими трудностями и растянется на двое-трое суток.
Исайя, зная нас довольно хорошо, но, помня о перенесенных недавно двумя членами команды болезнях, выбрал третий вариант…. Который сам же и изобрел, буквально на месте.
Отступление седьмое. Феномен папуасской «расы».
Рассказывает Михаил.
Как утверждают историки, первые люди появились на территории Ириан Джаи (т.е., в самом сердце Новой Гвинеи) примерно 30 тысяч лет тому назад. Скорее всего, это были бродячие охотники и собиратели прибывшие из соседней Юго-Восточной Азии. Установленным считается тот факт, что всего несколько десятков тысяч лет до нашей эры Новая Гвинея не являлась островом, а была частью Австралии, соединенная с основным «телом» континента небольшим узким перешейком, или мостом. Геологическая структура земли была такова, что расстояние между двумя материками (Азией и Австралией) было совсем небольшим. Поэтому даже неискушенные в мореплавании первобытные путешественники легко преодолевали такие расстояния и активно заселяли свободные территории. После глобального понижения уровня воды в океане Ява, Суматра и Борнео отделились от азиатского материка. Новая Гвинея тоже стала островом. Именно с тех пор жизнь аборигенов Ириан Джаи, равно как и их далеких соплеменников в Австралии была полностью изолирована от внешнего мира и развивалась по своим, очень специфическим законам. Отголоски этих законов, интерпретированные наступающей цивилизацией европейцев, коренные островитяне сохранили и по сей день. Так, в частности, законсервировалась и осталась практически неизменной особая папуасская внешность, которая сформировалась еще тогда, когда происходил процесс тотальной метисации (смешивания различных азиатских племен шедших с востока с индонезийцами и чернокожими меланезийцами). Метисы прижились, адаптировались лучше других и закрепили на генном уровне свои физические признаки. Поэтому чернокожий папуас, с худым скуластым лицом, чуть скошенным назад лбом, широким носом с низкой переносицей и курчавыми волосами – это не изначальный природный феномен, а работа невидимых селекционеров – Времени и Климата.
Кстати, именно они изменили не только физический тип папуасов, но и их родоплеменные привычки. Во влажных, непроходимых джунглях особо не попутешествуешь, не покочуешь. Поэтому папуасские семьи были вынуждены вести относительно оседлый образ жизни, мигрируя по острову на совсем небольшие расстояния, уходя от первоначальных поселений на считанные километры или сотни метров. И хотя в будущем колонизаторы (да и историки) назовут структуру папуасского общества «ацефальной», т.е. никем не управляемой, наши собственные впечатления опровергают прочитанное в книгах. Вождизм довольно развит и по сей день. Каждое племя, каждая деревня очень четко организована. У племен дали, яни и лани это проявляется особенно заметно, у короваев и комбаев вождизм более закамуфлирован и, если можно так сказать, демократичен. Да и глупо рассчитывать на какое-то иное, централизованное и, в нашем понимании, государственное управление островом, где на гигантской территории живет всего 3 миллиона аборигенов, говорящих на 600 различных языках. К тому же, перечитав огромное количество трудов по этнографии и обнаружив в них довольное подробные описания сообществ асматов, дани, танга, ванимо, кевери, киваи, мугил, маилу, лани, яли и других (общим числом свыше 100), мы не нашли практически ни одной работы, которая бы анализировала общества комбаев и караваев. А их племенное устройство нам показалось довольно любопытным и очень похожим. Во всяком случае, похожим настолько, чтобы невольно задуматься о том, что вероятно, изначально, это был один племенной союз, который затем по неизвестным причинам распался, превратив членов единого могущественного племени «людей на деревьях» в кровных врагов. Как бы то ни было, изучать этнографию и историю этих племен удивительно интересно и познавательно. Особенно для нас, европейцев, неоднократно оскорбивших местное население своими псевдонаучными выкладками о «примитивности дикарей» (по Ф. Уильямсу), о том, что все «эти люди ужасные людоеды, а самые ценные из их украшений – человеческие челюсти и другие кости и куски человеческого мяса, свисающие с их рук» (как пишут Р. Ловетт и Д. Чалмерс).
Поэтому, когда мы в дальнейшем будем говорить о наших гостеприимных хозяевах «племя», нам бы хотелось, чтобы читатели восприняли этот термин не только как общность людей, говорящих на одном языке, но так, как это племя увидели мы – некую социальную общность, имеющую свои определенные властные «структуры» и свою территорию. Крошечные деревеньки (где двадцать жителей это уже очень много) объединяются в определенное сообщество. Люди испытывают четко осознанную принадлежность к своему племени, роду. И хотя комбаи и караваи внешне практически ничем не отличаются друг от друга, ведут абсолютно одинаковый образ жизни, строят очень похожие дома – они с гордостью отделяют своих соплеменников от других и от всего мира.
Давайте начнем знакомство с комбаями заочно, еще до того, как мы углубимся в джунгли. Иначе, боюсь, у нас просто не хватит времени, чтобы в суматохе экспедиционных будней выделить несколько часов для спокойного разговора на эту тему. Итак. Наш путь лежит в одну из деревень комбаев. Зная по прошлому году, как выглядят деревни их вечных соперников – караваев – мы уверены, что и в этот раз столкнемся с чем-то похожим. Как появляется деревня? Представим себе большую семью, где проживают старый вождь, одна или несколько его жен, каждая из которых имеет от одного до трех детей. Когда дети вырастают, они обзаводятся собственными семьями (исповедуя принцип патрилинейности), т.е., сыновья остаются жить в деревне родителей, а девушки уходят в семьи мужей в другие деревни. Напомним, что комбаи и караваи живут в трудно проходимых джунглях. Добыть пропитание в них очень не просто. Радиус охоты и собирательства не превышает километра от центра деревни. Основательно подчистив в округе все съедобные запасы, папуасы должны перекочевывать дальше, основывая новую деревню. Однако перебираться с места на место большому количеству людей не просто. Ведь это вызывает необходимость переноса тяжелой и объемной поклажи, строительства не двух-трех, а восьми-десяти домов – по одному на семью. Это, в конечном итоге, приводит к тому, что вновь облюбованное место оскудевает так же быстро, как и предыдущее. Поэтому, чаще всего, в период кочевания большая семья распадается. Отец с женами и старшим сыном уходят в одно место, а младшие сыновья со своими семьями в других местах основывают собственные деревни. Строительство новой деревни начинается с «закладки фундамента» главного дома. Мы уже говорили, что племена комбаев и караваев строят свои дома на деревьях. Исключение составляет общественный, или главный дом. Он прочно стоит на самой земле. Если в округе примерно ста километров давно не велись племенные войны, если семья чувствует себя на своей территории уверенно, то «главных» домов может быть сооружено и два, и три. Кстати, нам исключительно повезло и первой же встреченной на пути деревней, была именно такая «благополучная». На фотографиях, которые мы сделали с высоты птичьего полета (а на самом деле забравшись на один из комбайских домов на деревьях), прекрасно виден весь план деревни.
Однако, вернусь к главному дому. В продольном сечении – это очень вытянутый прямоугольник. По короткой стороне он разделен на три части. Центральная – это такой узкий коридор, идущий вдоль всего строения. Вдоль стен расположены еще два больших рукава. Каждый из них поделен на комнаты. Первые две большие комнаты слева и справа от входа и центрального коридора – это загоны для свиней, которые являются так же рабочим местом для пожилых женщин, где они коротают дни за изготовлением примитивной одежды, посуды, украшений и пр. Остальные комнаты слева и справа предназначены для отдыха семейных пар. Теоретически, в главном доме, каждая из супружеских пар имеет свою комнату. На практике получается, что комнаты эти иного функционального назначения. В левой части дома собираются женщины, в правой – мужчины. Уж что такое они обсуждают между собой и как проводят досуг - мы до конца так и не поняли. Хотя, справедливости ради, нужно сказать, что наблюдали и моменты, когда в комнатах уединялись супруги. Правда, несмолкающий гомон голосов и очень его «бытовые» интонации не оставляли сомнений, что пары уединялись не для романтических отношений, а для обсуждения каких-то насущных семейных проблем.
На строительство главного дома уходит обычно две-три недели. Строят его шесть человек. Сначала в землю вбиваются прочные и высокие колья. Между ними прокладывают поперечные жерди, намечая будущие комнаты. Однако, это не имеет ничего общего с нашими российскими плетнями. Поперечные перекладины действительно нужны папуасским архитекторам для определения контуров будущих помещений. После того, как общий план дома становится понятен и очевиден, стены заплетаются пальмовыми листьями. Широкие и длинные эти листья столь хорошо подогнаны друг к другу, что не пропускают ни малейшего ветерка, поэтому даже в самые сильные ветры в комнатах тихо и несколько душно. Правда, естественным вентиляционным отверстием служат большие продольные пазы между листьями крыши и стенами. Это, кстати, обнаруживает удивительную связь между домами папуасов и аборигенами Латинской Америки – индейцами. Их крыши тоже словно парят в воздухе – мешая обзору, но обеспечивая вентиляцию. В Африке же, в хижинах первобытных племен, пальмовая крыша очень прочно и без зазоров соприкасается со стенами. Рационального объяснения этому я не нахожу, хотя, возможно, я просто пока еще мало над этим задумывался…
Отступление восьмое. Бизнес-ланч по-папуасски.
Рассказывает Алексей.
Иногда мне искренне жаль, что у наших детей нет пионерского детства. Что они не узнают прелести походного супа, сваренного в большом эмалированном ведре на костре, не перепачкаются золой от свежеиспеченной в углях картошки, не глотнут, обжигаясь, ароматного смолистого «тундрового» чая, в который «для духа» добавлены еловые иголки. Шашлыки из кулинарии (а чаще уж и вовсе непонятное «барбекю») – вот удел поколения пепси. Даже собираясь с друзьями на дачу или рыбалку, современные подростки отказываются от незнакомого им удовольствия – приготовить обед на костре. И виноваты в этом, наверное, мы – их родители. Это мы забываем в суете будней поднимать глаза к звездному небу. Это мы охотно даем им деньги на Макдоналдс и разогреваем на ужин в микроволновке пиццу. А ведь этнографам, историкам и социологам давно известно, что для морального уничтожения этноса нужно нивелировать (или ассимилировать) в чужой культуре всего две вещи – язык и кухню.
Но вспомнил я об этом отнюдь не случайно. Пока наши проводники разжигали огонь, а Миша с Андреем устанавливали палатку, мы с Сашей решили обучить Исайю премудростям русской кухни. Конечно не с тем, чтобы ассимилировать его папуасские корни в славянской культуре, а просто, чтобы обеспечить себе сносное существование на весь период экспедиции. Ведь традиционно на маршруте едой заведует старший проводник. Конечно, если бы с нами были наши жены, они исхитрились бы и из топора сварить настоящие щи, тем более, что все необходимые для этого продукты они нам упаковали в сублимированном виде. У нас поварских талантов значительно меньше, поэтому мы для начала решили изобрести нечто среднее между супом и кашей, основательно отполировав походное блюдо ароматным чайком с лимоном. Рецепт блюда был предельно прост, разве что Исайя с подозрением косился на незнакомый ему «черный рис» - гречку. В кипящую в котелке воду мы добавили сушеную морковку, соль, перец, лавровый лист, высыпали пару пакетиков какого-то супа (по-моему картофельного с овощами), а когда ароматный пар поплыл над вечерними джунглями, а суп начал густеть, щедро сыпанули пару горстей риса. От гречки на первый раз решили отказаться, так как видели, что проводники очень хотят есть, а станут ли они есть совсем незнакомый продукт мы не были уверены. Супокаша получилась замечательной. Наполнив ей до краев пластмассовые миски, мы улеглись возле костра. Наши папуасские товарищи унесли свои порции подальше от нас, что поначалу меня даже смутило. Я решил, что они, как тактичные люди, не хотят открыто продемонстрировать недовольство нашей стряпней, поэтому уходят, чтобы выбросить ужин где-то вне пределов видимости. Однако вернувшийся с «раздачи» Исайя радостно нас заверил, что папуасам русская еда понравилась и, если мы не возражаем, он отнесет им котелок с добавкой. Слава Богу! Потому что нет ничего хуже, чем голодный помощник. Он будет злым, раздражительным, медлительным, в конце концов, он может просто развернуться и уйти. А так появлялась надежда, что наши проводники, довольные «хозяевами», не подведут и не бросят.
После сытного ужина, медленно потягивая густой сладкий чай, в который каждый из нас добавил еще чуть ли не по половине лимона, мы, не торопясь, беседовали. Не смотря на трудный день и достаточно сложную адаптацию к джунглям, спать, почему-то, не хотелось совсем. Так как в этот день мы все-таки не познакомились с комбаями, (я надеюсь, Андрей потом объяснит почему) мы решили просто поболтать с Исайей «за жизнь». Понятное дело, после ужина разговор зашел о гурманских предпочтениях папуасов.
Основу кухни «цивилизованных» папуасов, живущих в Вамене, или даже таких больших деревенях как Янирума и Вонгомало составляет рис. Однако я с удивлением узнал, что на Новой Гвинее рис – это чужеродный продукт. Он был завезен индонезийцами всего несколько десятилетий назад и, несмотря на то, что рис папуасам понравился и они его охотно и помногу едят, возделывать этот злак аборигены так и не научились. Кроме риса папуасы Вамены очень любят сладкий картофель. Готовят они его своеобразно. Сначала разводится большой костер, в котором накаляются крупные камни. Затем эти камни укладываются в виде огромной сковородки, слегка прикрываются пальмовыми листьями или специальной душистой травой, а уже на траву выкладывается картофель. Сверху его снова укутывают в перину из травы и засыпают раскаленными булыжниками. Чем больше людей собирается трапезничать, или чем торжественней повод коллективного ужина, тем больше слоев в таком картофельном пироге. Мне довелось в прошлом году в Вамене наблюдать «блюдо», которое занимало круг метров двух в диаметре и высотой примерно метра полтора. Нужно сказать, что понятия «переел» для папуасов не существует. Это, кстати, типичная черта любых примитивных этносов. (Слово «примитивных» я употребил исключительно с точки зрения исторической хронологии). Вероятно, полная зависимость от щедрот природы, нестабильность, отсутствие культуры земледелия заставляет первобытные племена учиться есть впрок. И когда мы с моими друзьями познакомимся ближе с жителями комбайской деревни, мы уже не будем удивляться этому факту. Добывание пищи для них процесс очень трудоемкий. Поэтому любая еда должна быть доедена до конца, даже если человек, в принципе, сыт. Ведь неизвестно, улыбнется ли удача на завтрашней охоте и не помешает ли тропический ливень добыче саго.
К слову сказать, кухня, точнее стряпня, у папуасов отнюдь не женский удел. Мы заметили, что в племенах и комбаев, и караваев, как, впрочем, дани, лани, яли приготовлением пищи с удовольствием занимаются все члены племени. Более того, есть исключительно мужские блюда, к приготовлению которых слабый пол не допускают. Одно из таких блюд – жареная свинина. Добывают, разделывают и готовят диких свиней исключительно мужчины, да и то не все, а самые уважаемые охотники, или (чаще всего) вождь и старшие сыновья вождя. А вот второе «мужское» блюдо – это печеная гугудага (большой продолговатый фрукт с алой мякотью). Почему к приготовлению этого десерта не допускают женщин мы так и не разобрались. Вероятно, гугудага это все-таки деликатес и мужчины опасаются, что их жены что-то напортачат в сложной и длительной процедуре готовки, поэтому занимаются этим сами.
Тем временем совсем стемнело. Костер еще тлел, но начавший накрапывать дождь почти погасил малиновые угли. Странно, мы сначала заметили, как дождевые капли шипят, испаряясь, на углях костра, а лишь затем почувствовали их на себе. Вероятно, дождь был почти такой же по температуре, как и наши взмокшие от жары и влажности тела и пока он не перешел в настоящий ливень мы его не ощущали. Через десять минут ливень припустил в полную силу. Мы срочно ретировались в палатку, предварительно затащив в нее всю нашу фото и киноаппаратуру. Наконец усталость взяла свое, и мы крепко, без сновидений, уснули.
Проснувшись на рассвете, мы обнаружили, что дождь все еще не кончился.
Глава пятая.
СПОКОЙСТВИЕ, ТОЛЬКО СПОКОЙСТВИЕ…
Рассказывает Андрей.
Предприняв все необходимые перед водно-пешим стартом меры (еще раз проверив багаж, герметично упаковав рюкзаки) мы, наконец, начали движение.
-Исайя, почему мы удаляемся от реки? Мы не будем сплавляться?
-Сегодня будем делать так. Не волнуйтесь, нас приведут к тому месту, где очень интересно. Там много комбаев.
-Это далеко?
- Нет. Идти около двух часов. Не волнуйтесь. I’m look after you.
Шут его знает, что обозначает это его выражение? Он присмотрит за нами? Он будет прикрывать нам спины (как трактует эту фразу англо-русский разговорник)? Хорошо бы еще уточнить, совпадают ли обещанные Исайей два часа пути с нашим стандартным пониманием времени. Может выйти и так, что переход займет весь день, а «два часа» будут лишь временем промежуточного привала.
Через двадцать минут передвижения по джунглям, мы вдруг стали отчетливо понимать, что два часа – это много. Это невыносимо много. Катастрофически! Огромные деревья, увитые красочными эпифитами, вызывали не умиление и интерес, а стойкое раздражение. Дерево на пути – препятствие. Его нужно преодолевать. А в жару, да при такой влажности, этот несложный маневр выглядит по-другому – п-ре-е-е-о-до-о-о-ле-е-ев-а-а-ть. Ноги словно налиты свинцом, в легких не хватает воздуха, хотя, казалось бы, он просто висит над нами косматыми комьями – бери и ешь ложкой. Дождя нет, но мы насквозь мокрые.
Я прислоняюсь к пальме и без сил опускаюсь на землю. Мимо меня с диким гиканьем проносится какая-то лесная птица. Проводники, обнаружив, что я присел, тут же с удовольствием сбрасывают с плеч поклажу и устраиваются вокруг соседней пальмы. Ко мне робко подходит один из мальчиков, который пошел в экспедицию вместе со взрослыми, и с любопытством заглядывает в объектив фотоаппарата, который я протираю специальной салфеткой.
-Как тебя зовут?- по-английски спрашиваю мальчишку.
- Эскель.
Ну и как же это запомнить?....
В это время приближается второй ребенок. Вопрос, праздный, но единственный, который сейчас приходит в голову, повторяется. Как тебя зовут?
- Дуэль.
(Я даже не успеваю удивиться, что местные ребятишки знают английский. Уже позже Исайя мне объяснит, что на языке Шекскпира местное население знает всего три фразы, которые им иногда задают мессионеры «Вот из ё нейм?», «Хау олд а у?» и «Хау а ю?»).
Ага! Дуэль! Вот это уже проще. Дуэль, которая унесла жизнь Пушкина. Дуэль, распространенная дворянская привычка, с которой боролись французские короли и российские императоры. Есть шанс, что я не забуду это имя. А первый, Эскель, пусть будет эскейпом, - сие слово знакомо всем тем, кто, так или иначе, связан с компьютером.
- Сколько тебе лет? – Вот на этот вопрос, хотя смысл ребятам понятен, ответить уже сложнее. Эскель задумчиво морщит лоб, потом протягивает растопыренную пятерню и два раза машет ей перед моим носом. Понятно – десять. Обидчиво сопит Дуэль. Понимаю, что по правилам хорошего тона должен задать аналогичный вопрос ему. Задаю. Получаю такой же ответ. От нечего делать решаю уточнить: «Тен? (Десять?)». «Но, сэвэн». Показываю цифру семь на пальцах и повторяю: «Сэвэен?». «Но!» - и опять две вспорхнувшие ладошки перед моим носом. На самом деле я бы и сам затруднился определить возраст мальчишек. Смышленые глаза, чуткие и отточенные реакции, определенная степенность поведения говорят о том, что передо мной подростки. Но крохотные туловища со вздутыми и еще по-детски рахитичными животами свидетельствуют о юном возрасте моих попутчиков. Забегая вперед, скажу, что на самом деле мальчикам окажется восемь и девять лет, они ученики местной школы и на протяжении всего маршрута мы с ними очень подружимся. Первоначальную безликость сменит четкое понимание того, что Дуэль – это очень серьезный, стеснительный и бесконечно ответственный ребенок. А Эскель чуточку позер, безусловно, талантливый артист и ужасный подхалим. Однако, это удивительное для аборигена свойство натуры не мешает ему оставаться нормальным парнем, наделенным всеми теми качествами, которыми природа щедро одаривает детей мужского пола всех рас на всех континентах: любопытством, фантазией, умеренным шалопайством и неумеренной энергией.
- Друзья, мы должны идти! – Голос Исайи звучит хрипловато, но слышен всем
- Исайя, почему такой маленький привал?
- Вы шли всего сорок минут. Надо терпеть. Отдыхать рано.
И мы понуро отправляемся дальше. Примерно через полтора часа догоняем тех проводников, которые шли впереди. Они сидят на земле и оживленно беседуют. При нашем появлении старший провожатый быстро встает и начинает что-то темпераментно втолковывать Исайе. Не зная ни одного слова на местном диалекте я почему-то четко понимаю, что нужная деревня совсем рядом, но идти мы туда не должны, так как…
А вот как, Бог его знает? Может быть, там болеет кто-то? Или они просто не рады нежданным гостям?
Все оказывается значительно проще. Деревня действительно находится в пяти минутах ходьбы. Но проводники предлагают разбить лагерь здесь, с тем, чтобы поесть, попить чаю и уже на сытый желудок отправляться в гости. Они не спешат в деревню. Зачем? Вода – вот она (рядом действительно журчит ручей). Еду не придется делить ни с кем. А ночевать в джунглях безопасней вне стен чужого дома, так как никто не даст гарантии в том, что у хозяев деревни нет в отношении нас дурных мыслей.
- Исайя, объясни носильщикам, чего мы ждем от них. Нам нужны комбаи, - голос Миши пока звучит приветливо, но мы прекрасно понимаем, что и силы и выдержка его на пределе. Пройти добрые полтора десятка километров по непроходимым джунглям, в адскую жару, с тем, чтобы разбить лагерь в пяти минутах от цели? Я старался не смотреть на полное отчаяния лицо Исайи. Он героическим усилием воли заставил себя (к слову, полностью разделявшему позицию проводников) еще раз им все объяснить, и я, уверенный, что дело идет на лад, не торопясь, направился в сторону деревни.
Тем временем солнце опустилось довольно низко. В джунглях не бывает красочных закатов. Просто в одночасье весь окружающий мир начинает выглядеть как фотоснимки, в которые перелили мадженты, резко меняя цвет с яркого сочного зеленого до нежно-розового на белых цветах диких орхидей и угрюмо-фиолетового в кронах пальм. По опыту предыдущих путешествий мы уже знали, что вслед за этим чернильным закатом на джунгли накатит беспроглядная мгла, передвигаться в которой рискнет лишь совсем отчаянный (или отчаявшийся) человек. Поэтому Леша, Миша, Саша, не сговариваясь, пошли туда же, куда минутой раньше направился я. Мы шли к людям. И кто знает, чего в нашем едином порыве было больше – жажды увидеть племя «младое, незнакомое», или элементарного и эгоистического расчета – провести ночь в месте, хотя бы условно жилом, обитаемом.
В племени комбаев никто не спал.
Отступление девятое. Рассказывает Михаил.
Уроки ботаники.
Надеюсь, что не все помнят (а потому воспримут данную информацию с интересом), что слово «джунгли» значительно моложе тех первичных лесов, о которых я хочу рассказать. Этому слову чуть больше ста лет, и подарил его всему миру человек по имени Р.Киплинг, когда в 1894 году опубликовал свою «Книгу Джунглей». История мальчика Маугли, воспитанного в глубине джунглей, так понравилась читателям, что уже следующий суперпопулярный литературный герой Тарзан, тоже оказался воспитанником джунглей, только уже африканских. Мультипликационные и киноверсии жизни этих персонажей очень четко внедрили в наше сознание мысль о том, что джунгли – это огромные пальмы, яркие тропические цветы, лианы, экзотические животные (бегемоты, носороги и крокодилы). К сожалению, должен вас разочаровать. В том смысле, и в том лесу, которое вкладывал Киплинг в слово «джунгли», ни одна из перечисленных «красот» не встречается. Джунглей в Новой Гвинее, в Африке и даже в Амазонии нет и никогда не было. Киплинг писал об Индии (в которой, к слову, родился и природу которой великолепно знал). Те из вас, кто был в Индии, в Таиланде, в других странах Южной и Юго-Восточной Азии (на полуострове Индостан и в Индокитае) прекрасно поймут о чем идет речь, когда местные жители говорят «джангл» ( в нашей транскрипции джунгли). Это непроходимые, древесно-кустарниковые заросли с мелколиственными растениями, плотно перевитые сухими лианами. Такие «острова» непролазной чащи перемежаются с довольно большими участками, покрытыми высокой травой и относительно небольшими бамбуковыми рощицами. Но слово «джунгли» с хинди перекочевало во все языки мира, оказалось столь удобным и красивым, что только специалисты знают, что употребляется оно в 90% случаев неверно. Поэтому, затевая рассказ о растениях острова Новая Гвинея, я тоже буду употреблять слово «джунгли», искренне рассчитывая на снисходительность ученых ботаников и географов.
Леса, мало чем отличавшиеся от современных дождевых лесов (джунглей), появились на нашей планете около 150 млн. лет назад. Правда, тогда в них было гораздо больше хвойных деревьев, многие из которых сейчас исчезли с лица Земли. Несколько тысяч лет назад эти леса покрывали до 12% земной поверхности, сейчас их площадь сократилась до 6%, и она продолжает стремительно уменьшаться. А 50 млн. лет назад такими лесами были покрыты даже Британские острова — их остатки (в первую очередь пыльцу) удалось обнаружить английским ботаникам. Постоянно влажные (экваториальные) леса приурочены к экваториальному климатическому поясу. Экваториальный климат отличается удручающим однообразием. Вот уж где воистину «зимой и летом — одним цветом»! Там круглый год господствуют жаркие и влажные экваториальные воздушные массы, никогда не уступающие места более холодному или сухому воздуху. Средние летние и зимние температуры различаются там не более чем на 2—3 °С, да и суточные колеблются мало. Зато «день без дождя» в экваториальных широтах — явление практически неизвестное. Местные жители совершенно не нуждаются в прогнозах синоптиков: они и так знают, какая завтра будет погода. Круглый год каждое утро небо здесь безоблачно. К середине дня начинают собираться тучи, которые неизменно разражаются печально известными «послеполуденными ливнями». Поднимается сильный ветер, из мощных туч под аккомпанемент оглушительных раскатов грома на землю обрушиваются потоки воды. За «один присест» здесь может выпасть 100—150 мм осадков. Через 2—3 часа ливень заканчивается, и наступает ясная тихая ночь. Ярко светят звезды, воздух становится чуть прохладнее, в низинах скапливается туман. Влажность воздуха тут тоже постоянна — всегда чувствуешь себя так, словно жарким летним днем очутился в парнике. Здоровым такой климат не назовешь. Изобилие лиан — это одна из самых примечательных особенностей дождевых лесов. Лианы обвиваются вокруг деревьев, свешиваются с ветвей, перекидываются с одного ствола на другой, лежат на земле, как огромные змеи. Одни из них напоминают толстые канаты, из которых состоят снасти корабля, другие затейливо извиваются, как плоские или зубчатые ленты. Многие лианы такие гибкие, нежные и гладкие, что их можно завязать узлом, поэтому местные жители используют их вместо веревок при постройке лодок и домов.
Леса эти не зря называют вечнозелеными — здесь не увидишь осенних листопадов и оголенных ветвей! Разумеется, нельзя утверждать, что каждый листок проходит вместе с деревом весь его жизненный путь от юного про- ростка до тысячелетнего «ветерана». Срок жизни отдельного листа невелик — от нескольких месяцев до нескольких лет, но отмирают листья не одновременно, поэтому их смену на дереве и не заметишь.
В темных и влажных лесах у многих деревьев развиваются могучие боковые досковидные корни, поддерживающие ствол. Эти корни могут вздыматься вверх на высоту от 1—3 м до 6—9 м. Иногда они так велики, что, если промежутки между их верхними частями накрыть крышей, получится настоящий дом, в котором может жить целая семья. Не менее удивительны и дыхательные корни — пористые стержневидные выросты, поднимающиеся вертикально вверх над землей. Такие корни развиваются у деревьев, растущих на переувлажненных почвах, из которых растения не могут получить достаточное количество нужных им веществ.
Стоит упомянуть и плодоносящие корни. Самое известное из растений, обладающих этой уникальной особенностью, — всем известный земляной орех-арахис. Плоды арахиса, или малайского фикуса (земляной смоковницы), образуются после цветения, а цветут эти растения под землей!
Как уже упоминалось, под перевитым лианами густым пологом этих лесов царит полутьма, света для развития большинства растений недостаточно, к тому же и с питанием могут возникнуть проблемы — маломощные и не особенно плодородные почвы едва способны обеспечить деревьям достойную «кормежку». Эти особенности дождевых лесов способствуют тому, что корни многочисленных и разнообразных эпифитов свободно свисают вниз, не нуждаясь в земле. К числу эпифитов, как вы уже знаете, относятся многие орхидеи и бромелии, но иногда в качестве эпифитов начинают свою жизнь и некоторые деревья, в том числе и представители уже знакомого вам рода фикус. В таком случае мирное комнатное растение получает грозное название фикус-душитель. Обычно эпифиты-душители спускают свои корни к земле по стволу, но иногда, особенно если они поселились ближе к концу ветки, осуществляют просто цирковые номера. Выпустив вертикально вниз мощный, похожий на канат корень, они направляют боковые корни-отростки горизонтально от него прямо к стволу, как будто способны видеть, где этот ствол находится. Дальнейшая судьба несчастного дерева-опоры весьма незавидна.
Перед тем, как отправиться в джунгли, мы тщательно проштудировали специальную литературу и узнали, что на Новой Гвинее растет 6872 вида растений, 85% из которых эндемики. Более того, в книгах указывалось, что на каждом квадратном акре (примерно 20 на 20 м) невозможно встретить двух одинаковых деревьев.
Надо признаться, что мы подобного разнообразия не заметили. Скорее всего, просто недостаточно внимательно вглядывались. Для нас местные джунгли были обозначены всего несколькими, но очень заметными растениями. Это, в первую очередь, саговые пальмы, заросли дикого сахарного тростника и, чуть реже, араукарии. С одним из этих представителей новогвинейской флоры нам пришлось познакомиться очень близко и убедиться, насколько это растение жизненно важно для наших новых друзей – комбаев.
Отступление десятое. Прошлогодний сон (продолжение) Рассказывает Леша.
Перед тем, как окончательно остаться в мире комбаев (пускай всего на десять дней) я хотел бы еще раз вернуться к прошлогодним караваям.
Напомню, я закончил свой рассказ на том, как мы, вдохновленные сообщением Исайи, что он видит первую деревню, приободрились, приосанились и стали внимательно всматриваться в заросли джунглей.
Увидев наши сосредоточенные лица, Исайя захохотал. Мы, обидевшись на непонятное веселье нашего провожатого, еще старательнее закрутили головами. Однако, ни увидеть деревню (или хотя бы намек на нее), ни понять, по каким признакам Исайя определил приближение жилья нам не удалось. Вволю насмеявшись, Исайя медленно и торжественно поднял лицо к небу и скосил свои угольно-черные глаза куда-то вправо и вверх. Мы помимо воли повторили его взгляд… И чуть не свалились на землю. Потому что там, высоко-высоко над нашими головами, примерно на уровне 9 этажа, высилось хрупкое, раскачивающееся на ветру и явно рукотворное строение. Домик-скворечник, хижина, где, возможно, нас ждали первые караваи.
Безусловно, мы понимали, что «люди на деревьях» должны, теоретически, жить на деревьях. Но, вспомнив перед походом все голливудские блокбастеры, где отважные герои попадают к первобытным племенам, мы нафантазировали себе то, что должны будем увидеть: какие-нибудь домики на сваях, отнесенные от земли максимум метра на три-четыре. Что-то вроде индейских хижин на воде, или рыбацких лачуг на индонезийском острове Флорес. То, что дом для постоянного проживания можно возвести на высоте 50 метров от земли, нам и в голову не приходило. Глядя на наши изумленные лица, Исайя уже не смеялся. Да и мы, честно говоря, вели себя не совсем так, как, по идее, должны вести отважные, бывалые и любознательные путешественники. Мы не говорили «оу, фэнтэстик, гуд!», не поднимали кверху большой палец, мы были в ступоре. Просто стояли и зачарованно разглядывали болтающийся в поднебесье домик. Минут через пять (возможно, даже много больше), руки потянулись к фотоаппаратам и видеокамерам. Мне показалось, что мои друзья, точно так же как и я сам, с явной неохотой взялись за технику. Впервые за много лет у нас сработал главный инстинкт путешественника: впитывать глазами, запоминать, и только потом фиксировать документально. Вот и сегодня мне не нужно отыскивать снимки того первого каравайского дома. Он так и стоит у меня перед глазами – хрупкий, нереальный и какой-то настолько величественный, что мгновенно пропадает охота говорить о «примитивных цивилизациях» и каменном веке. Если этот дом, это общество и было наше общечеловеческое прошлое, то мне, например, в тот момент очень захотелось оправдаться перед ним за общечеловеческое настоящее.
Не сочтите нас впечатлительными кисейными барышнями, просто представьте себе собственную реакцию, если бы вы, к примеру, прогуливая утром в подмосковной рощице любимую собачку, вдруг увидели «чирикающего» на ветвях птеродактиля. Изумление. Ощущение, что ты «внутри» мыльного сериала о Тарзане или Маугли (коих Миша тут, кстати вспоминал). И настойчивое желание процитировать Станиславского: «Не верю!!!».
Я не спрашивал у своих друзей, но уверен, что они поймут мою мысль: в этот момент я вдруг понял, что как-то не так мы представляли себе встречу с караваями. Мы шли, как большие умные белые люди к дикарям (аборигенам, туземцам), несли им в подарки соль и конфеты и невольно представляли наш «физически» трудный маршрут в виде легкого опереточного «водевиля». И только встретившись с этим местом и с этим домом, мы сообразили, что все будет всерьез, взаправду, без дураков…
Перекурив, зачем-то умывшись и оправив одежду, мы отправились в деревню.
– Й-йа-гаа-кут! – закричал Исайя. Но ответа мы не услыхали. Наш папуасский друг в растерянности обернулся к нам и без уверенности в голосе повторил: «Йа гаа кут». «We to you on a visit» («Мы к вам в гости»).
- Да гости мы, гости, из России, - дурачась, но, заметно нервничая, уточнил Миша, пытаясь за Исайей повторить на языке караваев сложную фразу.
Ответом была тишина. Через три минуты мы вышли на поляну. Все стало реальней и понятней. По первозданной, высотой в пояс, траве мы определили, что здесь уже лет пять, как никого не было. Нам повезло встретить деревню-призрак. Это уже потом мы выясним, что подобные «призраки» в глубинах Ирианджаи встречаются повсеместно. Как правило, деревню оставляют, когда умирает вождь. Иногда, правда, могут уйти и раньше, если запасы продовольствия в радиусе мили вокруг деревни иссякли, а отправляться на дальние промыслы караваи считают нецелесообразным.
Нужно признать, что, ступив на землю покинутой деревни, Исайя тут же понял, с чем мы столкнулись и какова причина исхода из деревни караваев, - он приосанился, приободрился и стал рассказывать: «Посмотрите вокруг. Вы увидите вырубленные саговые пальмы, отсутствие сахарного тростника и другие приметы голода. Люди ушли, потому что лес больше не мог давать им еды. Даже кускусы, казуары и другая пища, которую можно поймать в силки, покинула это место. Она это сделала потому, что ей самой нечего есть на пустой поляне». Мы принялись интенсивно щелкать затворами фотоаппаратов. Исайя, воодушевленный нашим пониманием происходящего, продолжал: «Меня, маленького мальчика, 30 лет назад большие белые люди застали как раз в подобный момент. Наша семья, наша деревня, очень могущественная семья караваев, бросила свое место и пошла искать другое. Но дом строить долго. Пальмы для саго рубить долго. Мы строили новый дом и очень хотели кушать. Тогда-то нас и нашли белые люди. Они увидели Исайю и поняли, что он самый лучший ребенок из всех, кого они встречали раньше. Папа-вождь и моя мама разрешили белым забрать Исайю с собой в Вамену, научить его носить одежду и стать, как туаны (белые)».
- Исайя, почему здесь скелет?
Андрей, проигнорировав очередные фантазии нашего проводника, предпочел обследовать брошенную деревню самостоятельно и теперь звал нас с противоположной стороны поляны. Он обнаружил у кромки леса совсем маленькую хижину, скорее собачью будку, высота которой над уровнем земли составляла всего метра три. Ко входу в хижину вела примитивная лестница (столб, с надрубами), на одной из последних «ступенек» которой и стоял наш приятель.
- Значит, караваи ушли потому, что умер вождь. Да! Да! Правильно! Посмотрите, здесь еще много саговых пальм, вон там растет дикий тростник и, судя по всему, по следам – здесь недавно проходил казуар. Ну, точно! Смерть вождя послужила причиной ухода из деревни. А я что говорил?
Нашего проводника совсем не смутило, что еще пять минут назад он аргументировано объяснял пустующую деревню совсем по-другому. Но обижаться на Исайю не хотелось. Мы по очереди влезли вслед за Андреем в маленькую хижину, чтобы посмотреть на скелет. Странно, но фотографировать его никому не захотелось.
Быстро посовещавшись, мы приняли решение «взять штурмом» большой дом, уныло раскачивающийся в полусотне метров от земли. Как всегда первым на опасное дело пошел, точнее, полез Михаил. Мы задержались внизу и, как оказалось, правильно сделали. Буквально в восьми-десяти метрах от земли, хрупкая лестница стала раскачиваться под тяжестью Мишиного веса, колеблясь как маятник метра на полтора-два в стороны. Миша принял решение спуститься. Хуже было бы, если бы первыми поднялись мы с Андреем. Мы весим несколько (или существенно) меньше, поэтому такие колебания столба-опоры пришлись бы примерно на половину пути. А падение с такой высоты уже грозило бы очень серьезными травмами.
- Ерунда! – сказал Исайя. - Если деревня ушла, потому что умер вождь, то это обозначает, что караваи ушли совсем недалеко. Может быть, на соседнюю поляну.
- А в какую сторону? – уточнил Михаил.
Исайя растерянно потер затылок, сделал пару неуверенных шагов в дальнюю сторону поляны и вдруг, вскрикнув, затанцевал на месте:
- А-а-а-а! Я наступил на йолхимо! – А-а-а-а! – взвыл наш товарищ. Конечно, может, он произнес иное слово, но нам послышалось именно так. Мы поспешили к Исайе. Действительно, в его босой и широкой ступне красовалась огромная колючка, глубоко пропоровшая грубую кожу подошвы.
- Это яд! Исайя умирать! – почти рыдал наш эмоциональный проводник.
- Спокойно, парень, не дрейфь!
Миша быстро распаковал свой рюкзак и достал оттуда бутылку джина: «Сейчас промоем рану и вытащим занозу». Нужно сказать, что колючка, впившаяся в ногу Исайи, была странной формы. Она чем-то напоминала веретено. То есть, при первом взгляде казалось, что заноза вошла в ногу толстым концом, и лишь тонкий шип, напоминающий острую иголку, торчит наружу. Ухватить этот игольчатый кончик нашими неловкими мужскими пальцами никак не получалось, а пинцета под рукой не было.
- Ну, брат, держись, - с этими словами Михаил, ухватил ногу стонущего Исайи, предварительно вымытую в джине, и попытался вытащить занозу, зажав ее ножом. Мгновение – и из ранки хлынула кровь. Тогда-то мы и рассмотрели удивительную колючку, которая поранила проводника. Вот уж, поистине дьявольское растение. Она «двусторонне» опасна. Еще через минуту нога была забинтована, спасенный папуас втихую от нас глотнул (для профилактики) джина и, прихрамывая, отправился в джунгли. А еще через десять минут мы действительно подошли к первой обитаемой деревне. И вот тут случилось самое удивительное, надолго поколебавшее в нас убежденность, что в незнакомое племя нужно идти исключительно с добрыми намерениями. Нам навстречу, откуда-то из леса, материализовался пожилой каравай, окруженный двумя женщинами в возрасте, парой молодых воинов и тремя или четырьмя детьми. Мы с готовностью заулыбались навстречу хмурым лицам и стали нащупывать в рюкзаках заведомо приготовленные подарки. Хотелось, чтобы первый контакт состоялся в атмосфере мира и взаимопонимания. Однако в этот момент, изрядно захмелевший Исайя, что-то воинственно выкрикнул и, размахивая над головой руками, направился в сторону вооруженных людей. Наша малочисленная группа замерла, так как молодые воины вскинули луки и направили их в нашу сторону. Исайя, словно не замечая угрозы, приблизился к старику и что-что с жаром стал ему объяснять, периодически тыча пальцем в нашу сторону. Воины опустили луки. Вождь (а это был глава деревни) уныло посмотрел в нашу сторону и, махнув рукой, направился к дому.
- Не стойте, идите сюда! – Исайя хитро улыбался, - Я ему сказал, что за нами прилетят две большие железные птицы и все тут уничтожат к черту, если нас не примут по-человечески.
Что обозначали слова Исайи, мы поняли только тогда, когда через пару дней, путем всяческого сувенирно-культурного взаимодействия, установили с вождем Бахрой почти приятельские отношения. На третий день после того, как мы уже окончательно добились расположения караваев (приняв участие в заготовке саго, где Миша срубил целых две пальмы) и, в буквальном смысле этого слова, «одев» жен, дочерей и сыновей старого вождя в новенькие футболки, мы были допущены в «святая святых» - личный дом вождя. Мне кажется, первым эти рисунки увидел Андрей. На глянцево блестевших пальмовых листьях стены дома мы рассмотрели странные изображения. Больше всего они напоминали рисунки вертолета, или стрекозы, так как их изображают дети: толстенькое «тельце» с брюшком и хвостом и большим крестом сверху. Только вот от этого «насекомого» вниз шли маленькие жесткие чёрточки…
Исайя объяснил, что это те самые железные, карательные «птицы», которые правительство присылает в Ирианджаю в случае, если нужно наказать воюющие племена, наложив, таким образом, «табу» и на межэтнические войны, и на агрессию, направленную против международных миротворческих, религиозных или научных экспедиций. Честно говоря, не будучи сильны в способах урегулирования конфликтов, мы по-человечески пожалели караваев, которым вот так, наглядно, преподносятся уроки высшей гуманитарной цивилизованности.
Ну и, напоследок, несколько слов о том, как бесславно закончилось наше пребывание в этой деревне караваев.
Не успели мы до конца насладиться всеми новыми и неожиданными аспектами общения с людьми из каменного века, как нашей интернациональной дружбе был положен конец. И, увы, все тем же «караваем» Исайей. К тому времени , как мы уже успели по-настоящему (в нашем понимании этого слова) сдружиться с жителями деревни, наступил четвертый день пребывания в племени. Этот новый день с утра не был омрачен никакими дурными предзнаменованиями. Вот разве что Мише пришла в голову идея поинтересоваться у Исайи, насколько реально опасным было наше путешествие. Мы сварили кашу, накормили себя и наших «соплеменников». Андрей ушел на съемки в лес, я пытался приручить и так, в принципе, одомашненного огромного белого попугая, который трогательно повторял за мной слова «СНЕГУВОЧКА» и «ДЕЕ МОРОС» (первое слово мы с попугаем произносили четко, во втором он халтурил), как не замедлил разразиться скандал. Исайя, опять случайно обнаруживший джин, расположившись в самом высоком домике караваев, стал что-то кричать жителям деревни сверху. Буквально за час до этого Михаил интересовался у Исайи, сколько реально белых людей, эскортируемых нашим другом, не вышло из джунглей. По словам Исайи, выходило – семеро. Причем троих потом нашли живыми и здоровыми. О судьбе пропавшей четверки нашему проводнику ничего не было известно. И вот, в тот момент, когда мы, как по заказу, собрались в домике вождя, Исайя, уже изрядно утомившийся от бранного крика, буквально пулей скатился вниз и припустил в сторону леса бегом. Нашей реакции позавидовали бы спринтеры. Достаточно было одного Мишиного предупредительного возгласа, как мы с Андреем кубарем скатились с шаткой лестницы и припустились вслед за Исайей. Громкие крики и несколько пущенных нам вдогонку тяжёлых предметов, только добавили скорости. Палатка, и часть туристического снаряжения, естественно, были брошены в деревне. Никто и никогда не объяснил бы нам, почему мы действовали именно так. Возможно, с самого первого момента, едва войдя в деревню караваев, мы ждали подобной провокации. А может быть, мы продемонстрировали тот самый первобытный, глубоко дремлющий в нас инстинкт самосохранения, когда окружающий мир фиксируют все органы чувств: слух, зрение, обоняние, осязание и т.д. Догнав невозмутимого Исайю примерно через километр, мы задали ему единственный вопрос: «Твои предыдущие экспедиции «потерялись» именно таким образом?» «Но вы-то спаслись», - философски ответил наш проводник. Через два дня мы были в деревеньке Вонгомало и стартовали в сторону Вамены. Я еще не знал, что продираясь через джунгли, сильно растер и инфицировал ногу. Но это уже совсем другая история….
Глава шестая.
Рассказывает Андрей.
Проснувшись на рассвете, я обнаружил, что дождь все еще не кончился. Однако громкий птичий щебет ясно давал понять, что на землю извергаются уже буквально последние капли. Осмелевшие пичуги радостно встряхивали перья, тщательно топорща их навстречу встающему солнцу. Возле палатки о чем-то тихо бубнили наши проводники, но костра пока не разводили. В самой же палатке оставались только я и крепко спящий Миша. Саша, скорее всего, затеял утреннюю съемку, чтобы запечатлеть удивительно красивые капли дождя, запутавшиеся в паутине больших пауков-нефил. Но вот куда делся Алексей? Я уже было собрался поспать еще немного, тем более, что утро пока не совсем «разгулялось». Солнце хоть и светило, но свет его был каким-то робким, молочно-белым, он выхватывал из сумрака нашей поляны только самые маковки пальм, да подсвечивал густые клубы тумана, поднимающегося из низин. Как сказал об этом времени суток Пришвин «и не ночь, и не день».
В это время откуда-то со стороны реки показались Алексей с Исайей. Они уже успели умыться и выглядели отлично.
- Андрей, на реке можно даже искупаться! Вода классная, теплая.. Но без тебя я плавать не стал, - Леша просто излучал бодрость и жизнерадостность.
-Доброе утро всем, - а это уже появился Саша, конечно же, в компании с видеокамерой. – Я тоже видел реку. Метров триста нужно пройти вниз. Просыпайтесь и пойдем мыться.
- Исайя говорит, что после завтрака будем налаживать контакт с комбаями, - Леша подобрал с земли сухой валежник, который благодаря плотному шатру пальмовых листьев мог быть использован для разжигания костра.
Я вылез из палатки и с удовольствием потянулся. Хотя на улице было почти жарко, но, по привычке, в «прохладное» утро хотелось укрыться чем-то теплым. Удивительная вещь - привычка. Если по опыту мы знаем, что утро всегда прохладнее дня, то и в тропиках ощущаем озноб. Однако, в этот раз, я уверен, дело было не в температуре воздуха. Дискомфорт происходил от другого. Почему-то мне показалось, что мы на поляне не одни. Точнее, мы, безусловно, были не одни: рядом с палаткой уже сидели все наши проводники. Но я явственно ощущал и еще чье-то присутствие. Чужое и не очень доброе. Заметив, как я озираюсь по сторонам, Исайя довольно ухмыльнулся:
- Да, ты прав. Комбаи уже давно наблюдают за лагерем. Но пока не подходят.
- Почему?
- Они ждут, когда мы подойдем к ним сами.
Я не успел рассказать, почему накануне мы не стали заходить в деревню. Сделаю это сейчас. Оказывается, ночь для папуасов это особое время. Ночью приходят враги. Ночью нападают стаи диких собак. По ночам комбаи (да и другие племена тоже) предпринимают меры повышенной безопасности. Если есть хотя бы намек на чужое присутствие, если начинают беспокоиться домашние животные, комбаи спешно забираются в свои дома-скворечники. В обычные дни они могут спокойно ночевать в большом доме, стоящем на земле, но вчера, вероятно, мы в достаточной мере их напугали. Правда, потом мы выясним, что мальчик Дуэль, который пришел с нами из Вонгамало, и которого мы приняли за ребенка одного из проводников, окажется жителем этой деревни и успеет сообщить вождю и соплеменникам, о том, кто мы такие и с чем пожаловали. Но сегодняшним утром мы этого еще не знали, поэтому внимательно слушали Исайю, рассказывающем о ритуале знакомства. По его словам выходило, что сначала в деревню должен пойти он сам и принести вождю немного подарков. В беседе с вождем он расскажет о цели нашего визита, вручит сувениры и, если вождь согласится нас принять, вернется в лагерь за нами. Мы, естественно, не стали возражать и стали вытаскивать из рюкзаков те подарки, которые, на наш взгляд, могли понравиться вождю.
- Андрей, - Исайя смущенно кашлянул и знаком поманил меня за палатку.- Андрей, я забыл сказать, что плохо знаю язык комбаев.
- Ну, так в чем проблемы? Возьми того из проводников, который знает местный язык и поговори через переводчика.
- Ты не понял… Кто говорит с вождем – тот главный. Потом вождь будет считать, что главный не я, а наш носильщик, - Исайя был смущен и расстроен.
- Послушай, как ты думаешь, мне, Леше, Саше или Мише тоже придется общаться через переводчика. Так?
- Да.
- Получается, что мы тоже не такие главные, как те, кто знает язык комбаев. Так?
- Да.
- Ну и что тебя смущает? Мы и ты будем НЕглавными, зато мы выполним все те задачи, которые поставили перед собой, когда пришли сюда.
- Я буду как вы?- до Исайи постепенно начало доходить, что он не только не утратит своего авторитета, но и будет восприниматься племенем, как один из нас.
- Абсолютно верно!
- Тогда я буду говорить только через переводчика, - И Исайя решительно направился к носильщикам. По тому, как хитро заблестели его глаза, я понял, что отныне он не произнесет ни одного слова без чужой помощи, чтобы полностью походить на своих русских приятелей и это может здорово осложнить нам жизнь. Ведь наш папуасский друг по-детски азартен, вдруг он решит, что слово «не понимаю» самое важное в нынешней ситуации.
Как впоследствии оказалось, я волновался зря. Исайя просто физически не мог оставаться в стороне от событий. Те отрывочные слова и фразы, которые он понимал из языка комбаев, позволяли ему сочинять самые фантастические и увлекательные истории, которые нам приходилось тщательно фильтровать, чтобы не стать жертвами папуасского сказочника.
Пока мы разводили костер и запаривали в котелке геркулесовую смесь с сухофруктами, а наши носильщики поджаривали на углях бананы, Исайя вместе с одним из носильщиков и Дуэлем ушли в деревню. Мы особо не волновались за исход переговоров, но, тем не менее, постоянно поглядывали в сторону виднеющихся в вышине «птичьих» домиков. Вот уже и завтрак съеден и даже заварен в небольшом термосе кофе. Вот уже и кофе выпит, и посуда вымыта, а наших парламентеров все не видно.
- Давайте, что ли все-таки сходим к реке? – Саша не выдерживает первым. Мы активно соглашаемся, киваем головами и начинаем распаковывать рюкзаки. Но делаем это как-то очень уж медленно, постоянно прерываясь то на перекуры, то на съемку какой-нибудь птахи, продолжая все так же внимательно следить за тем краем поляны, где скрылся Исайя. Когда тянуть дальше уже вроде и некуда, когда истекли назначенные нами же полтора часа ожидания, мы нехотя поднимаемся и направляемся к речке. Однако водные процедуры не превращаются в развлечение, а от стирки вещей мы отказываемся принципиально, правильно рассудив, что в случае провала переговоров нам придется отправляться в дальнейший путь с мокрой одеждой. Через каких-то десять минут мы уже входим обратно в лагерь, а еще через пять возвращаются наши парламентеры. Не дойдя до палатки метров пятьдесят, Исайя останавливается. По его довольной физиономии мы понимаем, что встреча в верхах прошла успешно, но почему он не приближается нам не ясно. Причина выясняется еще через несколько минут, когда вперед Исайи, потрясая луками и копьями выходят несколько воинов. Они что-то гортанно кричат, имитируют стрельбу из лука и воинственно размахивают руками. Признаюсь, нечто подобное мы видели в Вамене, но тогда восприняли этот акт приветствия, как театральный спектакль, разыгранный специально для туристов. На самом же деле оказалось, что папуасы подобным образом встречают всех, в том числе и своих соплеменников и потенциальных друзей, и вероятных врагов. С тем, чтобы сразу расставить все точки над i, папуасские воины демонстрируют гостю всю свою воинскую мощь и будьте уверены, что тетива лука, натурально щелкающая как бич, в случае малейшей опасности мгновенно выплюнет уже вполне настоящую смертоносную стрелу. Однако, мы повели себя правильно. Спокойно просмотрели демонстрацию воинской мощи комбаев, затем, по знаку Исайи, приблизились к передовому отряду и произнесли слова приветствия. Комбаи, которые были ниже на голову самого невысокого из нас, окружили нашу группу плотным кольцом и что-то громко выкрикивая повели в деревню. Кстати, Саша тоже оказался внутри кольца и его отчаянные попытки вырваться наружу, дабы снимать торжественный вход в племя комбаев успехом не увенчались. Поэтому ему пришлось ограничиться только съемкой из-за спин наших провожатых, что, в принципе тоже не плохо. Во всяком случае, когда мы просматриваем эти кадры – видим не себя, а тот мир, ради которого, собственно, экспедиция и предпринималась.
Навстречу нашей группе вышел вождь. Точнее, не так. Вождь уже ожидал нас, стоя в окружении женщин и нескольких зрелых мужчин, как оказалось впоследствии, его братьев. Был вождь пожилым, довольно щуплым и каким-то не осанистым, что ли. По виду ему можно было дать и семьдесят лет, и пятьдесят.
- А комбаи значительно симпатичней караваев, ты не находишь? – зашептал мне на ухо Алексей, внимательно всматриваясь в лица людей, стоящих перед нами. И действительно, не смотря на типично папуасские черты, лица комбаев были как-то благородней, утонченней, чем у их ближайших соседей. Молодых девушек, в принципе, можно было бы назвать даже хорошенькими. А мужчины удивляли своим пропорциональным телосложением. У нас еще были свежи воспоминания о прошлогоднем визите к хмурым караваям, поэтому мы очень удивились, когда увидели на лице вождя приветливую улыбку. Вождь вытянул вперед руку и быстро заговорил:
- Комбай. Япио. Дандарико. Богою. Ниогаи. Сага. Оля сага. Во. Донво. Ру. Ру-ру.
Конечно, мы могли различить лишь какие-то отдельные слова, которые, кстати, потом слышали довольно часто. В целом же приветственная речь сводилась к следующему: «Я, вождь комбаев по имени Япио готов принять вас в нашей деревне».
Япио, не опуская руки, подошел к нам и прикоснулся ей к нашим ладоням. Быстро сориентировавшись, мы обменялись с вождем рукопожатиями (вот уж, поистине, интернациональный ритуал), затем пожали руки и Дандарико с Богоем – братьям вождя.
Женщин нам не представили. Даже прожив в деревне несколько дней, мы так и не смогли узнать их имен. Попытка выяснить имена женщин через носильщиков, или Дуэля, или Исайю не удалась. Мужчины старательно делали вид, что не понимают нашей просьбы (Дуэль, кстати, вел себя так же), а Исайя, видимо, рад был бы помочь, но придумать имена не догадался, а узнать не сумел. Мне кажется, подобное поведение комбаев объясняется довольно просто. Имя человека для них нечто вроде «свидетельства собственности». Если посторонний узнал имя женщины, то, вероятно, он захочет посягнуть на чужую собственность (жену, дочь, сестру), а те, в силу слабости, не смогут противостоять агрессору. Сами же мужчины, воины, за себя спокойны. Они свою личную собственность (имя) без боя не отдадут. Кстати, в Интернете, даже на этнографических и вполне научных сайтах, довольно много рассказов о том, что имя собственное для папуасов священно. И даже описываются случаи, когда перед тем как убить и съесть врага, папуасы под пытками выясняют его имя, чтобы лучшие качества поверженного и уничтоженного противника перешли вместе с именем к победителю. В последствии, после акта каннибализма, этот победитель должен первого же ребенка, родившегося от него назвать именем съеденного врага. В частности, на этом утверждении строится версия, связанная с трагической гибелью Рокфеллера младшего. Якобы, через несколько месяцев после его исчезновения, в одной из асматских деревень был обнаружен младенец, носящий странное для папуасов имя Майкл…
Сразу оговорюсь, ни с чем подобным мы ни сталкивались. И караваи в прошлом году, и комбаи с удовольствием знакомились, не скрывая своих имен и страшно коверкая наши. Вот только на женские имена было наложено табу.
Отступление одиннадцатое. Рассказывает Михаил.
О богах, суевериях и не только.
Безусловно, самым интересным ритуалом папуасов, с которым мы столкнулись, был ритуал восприятия смерти. Многочисленные источники (научные, литературные, полуфантастические, точнее, полуфантазийные, в том числе, почерпнутые из непроверенных интернет-данных) свидетельствуют, что главным для папуасов остается вопрос взаимодействия живых и мертвых. Якобы, по их глубокому убеждению, мир делится на внутренний (где живут они), внешний (где живут похожие на них племена, но не они) и «белый мир» (где живут мертвые). Я могу ошибаться, и третий мир у папуасов может носить иное наименование, но самым главным признаком мертвых является белый цвет моря, из-за которого приходят усопшие родственники и белый (точнее, бледный) цвет кожи, которым они отличаются от живых. Теперь уже трудно проверить, в каком точно году возникли подобные верования, но ученые-этнографы утверждают, что им, этим предрассудкам, не больше семидесяти лет. И зародились они не на почве старинных преданий и сказок, а уже в наше время. Именно в тот момент, когда остров Новая Гвинея стал интенсивно осваиваться колонизаторами. Скорее всего, какие-то изначальные предпосылки для мифотворчества о «белых предках» у папуасов все-таки были. Но именно в тот период, когда европейские миссионеры попытались «облагородить» остров с помощью многочисленных подношений, подарков, гуманитарных грузов, прибывающих на трансатлантических пароходах, у местных племен и сложился миф о боге Карго. Именно это слово - «карго» - они слышали чаще всего в портах и бухтах своего острова, в скором времени научившись соотносить его с баулами и бочками всяких вкусных и полезных вещей, поставляемых им из-за моря. Привозили эти подарки большие белые люди, которых папуасы считали посланниками «царства» или мира мертвых предков. Им, многочисленным племенам дали, яли, лани и т.п., было не совсем понятно, почему взамен этих подарков белые посыльные пытаются заставить папуасов ходить в непонятную «церковь», жить в непонятных и неудобных поселках, мыться, носить одежду и, что самое главное, ежедневно выполнять непонятную же работу. Напомним, что правительства стран-колонизаторов пытались привлекать местное население на сельхозработы, на строительство портов и дорог, разведку и добычу полезных ископаемых. Племена взбунтовались. Они посчитали, что подарки, присылаемые их умершими предками, насильно присваиваются посыльными, и попытались отбить их силой. Папуасы саботировали работу, грабили склады, убивали охранников и убегали с добытыми «дарами» в джунгли. Более того, после того, как колонизаторы признали свое поражение и убрались восвояси, папуасы продолжали ждать даров от бога «Карго» и устраивали настоящие засады на те немногочисленные суда, которые рисковали приставать к берегам Новой Гвинеи. Перевоспитать коренное население у миссионеров не получилось.
Вероятно, со временем, карательные экспедиции, снаряженные возмущенным европейским и американским правительствами, возымели действие и племена папуасов, истребленные на побережье, немногочисленными отрядами ушли в джунгли. Ушли вместе со сказками о «белых предках» - щедрых, могущественных и справедливых. Однако, было в этих предках и нечто такое, что заставляет нынешних папуасов относиться к их милости с некоторой опаской. Так, до сих пор, людей с белым цветом кожи местное население встречает иногда даже чуть враждебно. Возможно, это связано с тем, что племена живут очень разрозненно, а те немногочисленные свидетели пришествия бога Карго, во-первых, мало кому успели передать свои «знания», а во-вторых, уже сами лет как пятьдесят назад отправились в царство мертвых.
К смерти же своих близких папуасы относятся с огромным состраданием и большой скорбью. Женщины некоторых племен острова Новая Гвинея, потеряв своих близких, в знак траура отрубают себе фаланги пальцев на руках и ногах. Помнится, в Вамене нам встретилась старушка, которая сама себе отсекла 14 пальцев (ровно столько родственников ей довелось похоронить). Этот ритуальный жест (отрубание пальцев), видимо, демонстрирует племени, насколько тяжело будет женщине обходиться без близких, как нелегко ей будет справляться с многочисленными домашними делами. Пословица «я без тебя, как без рук» в этом ритуале представлена очень красноречиво. Сам процесс «погребения» тоже своеобразен. В том случае, если из жизни ушел вождь, ритуал растягивается почти на месяц. В это время племя в центре деревни строит особую погребальную хижину, в которой будут находиться останки вождя. Кстати, для менее ценных членов сообщества хижина тоже строится, но она может быть вынесена за пределы деревни и даже находится на значительном расстоянии от поселения (особенно, если деревня новая, территория «необъеденная» и покидать ее племя не собирается). В тех редких случаях, когда старый вождь умирает, не оставив наследников мужского пола (скажем, сыновья погибли раньше отца, или в роду рождались только дочери), умерший вождь будет считаться живым и будет продолжать «править» племенем. Но об этой уникальной ситуации я расскажу несколько позже.
Итак, умершего человека сначала обкладывают ритуальными камнями, в которые должен вселиться дух смерти «вусу». Под этим своеобразным надгробием тело покойного будет пребывать почти месяц. В это время женщины начинают строительство хижины. Нужно сказать, что с момента смерти в племени, как правило, никто не моется. А все жители деревни, включая самых маленьких детей, обмазывают свое тело желтой глиной и раскрашивают черным топленым свиным салом. Это символы траура. Ежедневные дожди, как правило, быстро смывают траурные «одежды», поэтому данный ритуал папуасы повторяют снова и снова, вплоть до дня похорон. Наконец, когда строительство хижины закончено, на камнях «вусу» раскладывается большой костер. Камни раскаляются и усопший кремируется. Папуасы внимательно следят, чтобы кости усопшего остались невредимы, а иная плоть сгорела. Их, останки, соплеменники с большими почестями относят в хижину и обкладывают по контуру камнями из погребального костра. Вероятно, подобные действия (извините за грубые реалии) предпринимаются ими для того, чтобы дикие звери не позарились на любимого родственника и не обгладывали мясо с его костей.
В том случае, о котором я упоминал чуть выше, если ушедший вождь не оставил наследников, его тело не может быть кремировано, - оно мумифицируется. Для этой цели усопшего садят в позу эмбриона, накрепко связывают тростником, пропитанным свиным жиром, обкладывают пальмовыми листьями и садят в непосредственной близости от костра. Ритуальный костер пылает около десяти дней. Все это время женщины племени подкладывают в огонь влажную траву, добиваясь сильного дыма. Опять же, звучит кощунственно, но покойника в буквальном смысле слова «коптят». По завершении процедуры, мумия торжественно переносится в хижину, на голову «вождю» одевают все его прижизненные украшения, в том числе корону из перьев райских птиц, в ноздри вставляют кольца или клыки животных, на руки одевают браслеты, а тело дополнительно декорируют узорами из глины и черного топленого свиного сала. Теперь у племени снова есть защитник и покровитель. Он будет «править» племенем до тех пор, пока не умрет его супруга, и не уйдут из деревни замужние дочери. После этого племя может выбрать нового вождя.
Что же касается иных обычаев и обрядов, то мы никаких особых признаков повышенной религиозности или суеверности не заметили. Если не считать, конечно, пресловутого «табу». Запретов у папуасов не так много, но те, которые есть, соблюдаются четко. Так, в частности, мы столкнулись с негласным, но тщательно соблюдаемым запретом на определенное удаление от деревни. Как они могут с точностью до метра определить, куда ходить можно, а куда уже «табу», мы не знаем. Но однажды, мы сами были свидетелями того, как мальчики Эскель и Дуэль, которые пошли с нами в лес фотографировать птиц и животных, вдруг в один момент сели на землю и категорически отказались идти дальше. На наши вопросы «почему» они только отвечали «ка-а, ка-а» и отказывались продолжать путь. На следующий день история в точности повторилась с Дандарико. Брат вождя пообещал нам показать и поймать змею. Мы фактически пришли на вчерашнее место, после чего пожилой комбай вдруг остановился, поднял голову кверху и произнес загадочное «ка-а, ка-а», после чего решительно направился в деревню. Попытки выяснить у Исайи, что обозначал отказ наших провожатых удалиться вглубь леса, успехом не увенчались. Точнее, он, не особо раздумывая, сказал «потому что нельзя».
Отступление двенадцатое. Рассказывает Алексей.
Несколько слов о папуасской любви.
Безусловно, ни Михаил ни Андрей не захотели касаться этой щепетильной темы, предоставив мне честь рассказать читателям о самой романтической стороне жизни комбаев. Что ж, я подчиняюсь старшим товарищам.
Итак. Любовь.
Насколько нам удалось выяснить, папуасские семейные пары действительно нежно любят друг друга. Во всяком случае, мы могли бы многому у них поучиться, в том числе поразительному умению общаться. Так, семьи Япио, Дандарико, да и других комбаев, которые, судя по возрасту супругов, прожили вместе не один десяток лет, в том случае, если им удавалось уединиться, могли часами разговаривать между собой, тихо и мерно ковыряя палочкой угли костра. Вы только представьте, люди находятся бок о бок неразрывно, каждый день, 24 часа в сутки, а находят время и темы для долгих разговоров. Нам ни разу не довелось услышать беседы на повышенных тонах, брани, или, тем более, семейной ссоры. Правда, мы не были свидетелями и особенных нежностей. Только в самых крайних случаях (каким, например, явились наше появление, а затем уход) безымянная жена вождя Япио подходила к мужу и крепко сжимала его запястье. При этом, у комбая может быть сразу несколько жен. Но ни ревности, ни соперничества, похоже, подобные семейные кланы не испытывают. Жены воспринимают друг друга сестрами, а мужа – не просто мужем, но еще и отцом-покровителем. Правда, в деревеньке, где мы гостили, две жены были только у двух старших сыновей вождя, остальные пары были моногамны.
Девочка считается невестой (по естественным причинам) примерно с одиннадцати -тринадцати лет. С этого момента мать и другие взрослые женщины рассказывают ей о том, что для нее наступила пора выбора мужа. Но здесь срабатывает еще одно табу – нельзя выбирать мужа в своей деревне. Поэтому девушка ждет ежегодного праздника примирения, на котором встречается сразу несколько комбайских и каравайских племен. Сразу оговорюсь, на отношения с враждебным племенем (для комбаев это караваи) тоже накладывается табу. Правда, случаются исключения, но об этом позже. Когда наступает знаменательный праздник, жители нескольких деревень встречаются в заранее оговоренной деревне. Как правило, выбирается самая большая, обустроенная и многонаселенная деревня, скажем, человек в тридцать. На день примирения приходит до трехсот человек, иногда больше или меньше. Но празднике примирения никто не знакомится. Парень может «высмотреть» понравившуюся девушку, а затем, с помощью старших соплеменников выяснить из какой деревни она пришла. А дальше начинается самое интересное. Молодой охотник отправляется к деревне потенциальной невесты. Он подкарауливает свою избранницу, пока она не окажется в джунглях одна. Иногда ждать приходится довольно долго, и тогда претендент начинает искать пальмовых личинок, иной подножный корм, чтобы не умереть от истощения к моменту первого свидания. Напомню, девушка еще не знает о том, кто и почему ее выбрал. Но, наконец, наступает кульминационный момент. Потенциальные супруги встречаются. Парень тихо подходит к «возлюбленной» (хотя, к моменту такого напряженного ожидания я писал бы это слово без кавычек) и прикасается к ее руке. У девушки есть два варианта: разрешить держать себя за руку, или закричать. Во втором случае все понятно – она дала парню от ворот поворот, и на ее призывный крик через несколько минут прибегут соплеменники. Парню остается только отступать ни с чем. Второй вариант случается чаще: девушка оставляет свою руку в руках у жениха и берет его за руку сама. А сразу после этого случается то, что в нашей цивилизации, теоретически, случается в первую брачную ночь. Подобная скоротечность отношений, как мне показалось, вызвана тем, что пара не может рассчитывать на долгий период ухаживаний. Во-первых, живут далеко. Во-вторых, мало ли что случится в диких джунглях, а уже вроде как слово друг другу дали, за руки подержались. Поэтому пара подстраховывает себя интимной близостью. Это на тот случай, чтобы от «греха» все-таки мог родиться ребенок (подобные внебрачные дети не поощряются, но на них и не существует табу). Сразу после акта любви, юноша должен быстро бежать в свою деревню и возвращаться уже со «сватами». В качестве подарков будущим родственника мать жениха готовит свинью (а то и не одну), несет мешок саго, может принести еще что-нибудь по мелочи. Свадьбу играют сразу две деревни. Это именно тот редкий случай, когда всем соплеменникам можно полакомиться свежей свининой, поскольку то количество свиней, которая подарила свекровь дублируется таким же количеством хрюшек со стороны тещи и оба племени едят «от пуза». Убивать домашних свиней в другое, не праздничное время, – табу.
В дальнейшем жених забирает невесту к себе в деревню и, случается, что девушка больше никогда в жизни не встречает никого из родственников. Папуасы кочуют внепланово, маршруты не согласовывают и не оглашают.
Что же произойдет, если юноша, не разобравшись, полюбит девушку из враждебного племени? Увы, такое случается не только в пьесах Шекспира. И мальчик Дуэль, как мы выяснили, яркий тому пример. Насколько нам удалось понять из сбивчивого пересказа Исайи, Дуэль – каравай. Во всяком случае, именно так его дразнили деревенские дети. Может быть, наш проводник подсочинил эту романтическую историю, а может она, действительно, имела место – не знаем. Итак, на одном из праздников примирения, каравай, отец Дуэля, увидел его мать из племени комбаев и… пропал. Он знал, что нарушает правила, но любовь привела его к деревне комбаев (той, где гостили и мы). Его избранница ответила на чувства мужчины пылко и нежно, но на брак между враждующими племенами было наложено строжайшее табу. Поэтому, когда женщине пришла пора родить, она отправилась на сносях в деревню любимого и родила Дуэля буквально на пороге дома несостоявшегося мужа. Увы, долгая дорога, тяжелые роды, не оказанная вовремя медицинская помощь оставили маленького Дуэля сиротой. Мать его отца (бабушка), положив младенца в заплечный мешок, принесла новорожденного в деревню своих извечных врагов и оставила у дома вождя. С той поры Дуэль (такое ему дали имя в племени) стал подкидышем в деревне комбаев. Нам показалось, что взрослое население деревни более милосердно к мальчику, чем его сверстники. Во всяком случае, нам доводилось наблюдать, как Дуэль вместе со взрослыми мужчинами курил табак, тихо пристроившись у их ног, в то время как его ровесники с криками «каравай – каравай» пробегали мимо взрослых. Но и взрослые «пожертвовали» в школу миссионерской деревни Янирума именно Дуэля, видимо, не решившись расстаться ни с кем из своих «кровиночек».
Ну и, наконец, несколько слов о темпераменте папуасов.
Буквально уже на третий день нашего пребывания в деревне мы заметили, что женщины, до этого ласково обращавшиеся со своими домашними собаками, начали на них кричать, бить и наказывать, подвязывая одну переднюю ногу к туловищу собаки. Мы и раньше (с прошлого года) знали, что папуасы именно так наказывают провинившихся домашних животных, заставляя их хромать на трех лапах. Но тут наказание собак приняло тотальный характер. Я поинтересовался у Исайи, с чем связаны такие крутые меры, на что он мне (что скажешь, дитя природы) спокойно и честно ответил, что пока в деревне гости женщины не могут спать со своими мужьями. А местные собаки, у которых наступил период случки, таких запретов не придерживались, за что и были сурово наказаны. Не думаю, что папуасы столь уж темпераменты. Скорее, в ситуации с высокой смертностью детей, для их комбайских женщин любой акт любви может обозначать вожделенное зачатие. А, значит, их род не угаснет и будет кому в старости позаботиться об одряхлевшей матери. Вот от этого и страдали папуасские псы. ( Вы спросите откуда я всё это узнал?. Ну, конечно же, из многочасовых ночных перекрёстных бесед с Исаей и из собственных наблюдений)
Глава седьмая. Рассказывает Андрей.
После торжественного входа в деревню наш небольшой отряд решил заняться обустройством лагеря. Мы разбили три палатки, яркий цвет которых очень понравился папуасским женщинам. Во всяком случае, самые храбрые из них, смущенно посмеиваясь в кулаки, то и дело подбегали к нашим палаткам и быстро щупали ткань, поглаживая ее и потирая ладонями. Затем они так же быстро отбегали назад и с восторгом долго и торопливо рассказывали «о впечатлениях» своим соплеменникам, после чего к палатке направлялась следующая папуаска. У многих женщин на руках, или в заплечном мешке находились грудные дети. Дети постарше тоже не отходили от матерей, цепко держась за край материнского маля (тростниковой юбки).
- Исайя, а почему мы не дарим подарки? – поинтересовался кто-то из наших, - Как-то странно… В прошлом году караваям мы первым делом несли презенты.
- Исайя очень умный! – Наш проводник довольно улыбнулся, - Я подарил чуть-чуть вождю и сказал, что он будет получать каждый день столько же, если с нами все будет хорошо.
Почему-то я не сомневался, что именно так оно и будет. Никакой опасности не чувствовалось. Все эти многочисленные истории, рассказанные европейскими путешественниками о небывалой жестокости комбаев и караваев (приношу извинения их авторам) мне кажутся несколько надуманными. И слухи о каннибализме, как о варварском обычае взаимного истребления, тоже сильно преувеличены. Мне кажется, в Москве каждый из нас рискует больше, чем в этом первозданном лесу. Не стоит забывать, что для человека, смысл жизни которого постоянный поиск пропитания и борьба за наиболее плодородную и богатую пищей территорию, все, что можно съесть - ценно. Поэтому убитый в войне за часть джунглей враг – это полноценная белковая пища. Кстати, опять-таки, возражу некоторым журналистам, редко выезжающим дальше Вамены и азартно ругающих дикарские нравы: белковой пищи в джунглях практически нет! За все время пребывания в племенах, мы ни разу не возвратились с охоты, добыв что-нибудь больше кус-куса. А теперь представьте маленького зверька, размером с крысу, которым предстоит накормить десяток мужчин, столько же женщин и детей. Пользоваться луком и стрелами в условиях плотных джунглей весьма не просто. Густая растительность, как правило, ограничивает стрельбу дистанцией в районе 10-15 метров, поэтому птиц удается убить еще реже. Казуары и дикие свиньи попадают в ловчие ямы тоже не часто (при нас, почти за две недели – ни один не попал).
Я ни в коем случае не оправдываю людоедство, но уверен, что если бы кто-то объяснил комбаям, как мы расцениваем их каннибализм, они бы сильно обиделись. В том смысле, что им и в голову не придет убить человека ради того, чтобы его съесть. Но убитого в стычке, в драке, в войне – съедят обязательно. Правда, по словам наших проводников, последние военные конфликты между племенами происходили примерно лет пять назад. Видимо, уменьшающаяся естественным образом популяция папуасов, настолько разрядила территорию, что вопрос о территориальных войнах снялся сам собой. «The disappearing world» (исчезающий мир) как сказал бы наш проводник-философ.
Между тем палатки были установлены до конца и лагерь приобрел жилой вид. Мы разожгли костер и решили приготовить обед для всего племени, чтобы так сказать, закрепить узы комбайско-российской дружбы. Наши первые часы в деревне пролетели незаметно, а бурчание проводников и носильщиков красноречиво свидетельствовало о том, что пора бы и подкрепиться. Из рюкзака был извлечен запасной котелок и работа закипела. Для торжественного обеда было решено сварить лапшу с тушенкой. Как оказалось, мы угадали правильно. В принципе, нашим хозяевам можно было предлагать все, что угодно – ни риса, ни гречки, ни иных круп, они ни разу не ели и в глаза не видели, - но лапша чем-то отдаленно напоминала их саговые лепешки, поэтому и пришлась по вкусу. Кашевары из Саши и Исайи оказались довольно практичными, их суп-лапша превратился в очень густую кашу, но и это было хорошо! Мы совсем забыли, что комбаи не знают, что такое ложка, поэтому трудно представить как бы они ели традиционный суп. Об этом очень кстати вспомнил Михаил, он же и предложил дождаться того момента, когда каша остынет настолько, чтобы ее можно было есть руками. Носильщики сначала возмутились, видя как белые люди, приготовив еду, отставляют ее в сторону, но после объяснений Исайи, они согласно закивали головами и стали что-то гортанно выкрикивать членам племени. Мне кажется, что после этого малозначительного момента, отношение носильщиков к нам изменилось в лучшую сторону. Нас зауважали.
Комбаи, видимо, тоже поняли объяснение носильщиков. Они радостно загукали, зашептались и стали потихоньку приближаться к нам. Дуэль и Эскель присели на корточки около большего котелка, справедливо рассудив, что именно этот котелок мы отдадим жителям деревни, и стали по очереди прикладывать ладошки к его закопченным бокам. Они дурашливо вскрикивали, дули на обожженные руки, а затем, когда котелок несколько остыл, стали пачкать друг друга сажей. К мальчикам подошел вождь, внимательно осмотрел и обнюхал их ладони и, покачав головой, степенно удалился. Однако своим осмотром остался доволен, так как произнес загадочное слово «авао», вызвавшее радостную бурную реакцию соплеменников. Наконец все приступили к трапезе. Мы разложили содержимое меньшего котелка по мискам, комбаи вывали свою кашу на несколько больших пальмовых листьев. После этого к общей «куче» стали подходить женщины и распределять кашу по «тарелкам» - пальмовым листьям меньшего размера. Нужно сказать, что никто из комбаев не стал «пробовать» незнакомую пищу, как это сделал бы любой из нас. Они доверчивы и наивны. Они просто размазали кашу по листьям и стали с аппетитом слизывать ее. После обеда к нам подошел вождь Япио и торжественно одел мне на шею ожерелье. Из его пафосной и длинной речи мы поняли только то, что вождь благодарит нас за еду и приглашает «разделить с ним следующую трапезу». Все племя согласно закивало головами и заулыбалось. Не зная тонкостей языка, мы так и не догадались, кто же будет готовить эту трапезу – мы или они, но на всякий случай поблагодарили.
Самая смешная реакция была у Исайи. Он тут же подошел ко мне, фамильярно обнял, затем отобрал у меня сигарету и стал курить сам. По тому, какие восторженные взгляды бросали на Исайю местные барышни, я понял, что этот плут своим поведением произвел на комбайских красавиц неизгладимое впечатление. Еще бы, такой видный мужчина, да и с «белым вождем» на короткой ноге…
Да, еще один любопытный момент! Помните, как Дуэль с Эскелем мазали ладошки в саже? Так вот их примеру после окончания обеда последовали все мужчины. Они степенно прикасались руками к саже и тщательно растирали жирную черноту по своим лицам. Зачем они это делали? Не знаем.
Еще через час начал накрапывать дождь. Япио и Дандарико обошли наши палатки, но внутрь заглянуть не рискнули. Затем они отозвали в сторону Дуэля и Исайю и что-то долго им объясняли. Вернувшийся Исайя рассказал удивительную новость. Оказывается, вождь принял решение срочно достроить для нас дом, возведением которого племя занималось последнее время, так как нельзя людям мокнуть под дождем. Объяснениям Исайи, что в наших палатках сухо и тепло – вождь не поверил. Честно говоря, дом и так уже был достроен. Во всяком случае, нам так показалось. Мы вместе с вождем и Исайей вышли к «строительной площадке» и увидели довольно прочно «сколоченный» дом, во внутренний зев которого вело тонкое, с зарубками, бревнышко. Эта лестница, как оказалось, и смущала вождя Япио. Поэтому он принял решение бросить все, свободные от охоты и собирательства силы, на строительство лестницы, достойной его белых друзей. Понятно, что после этих слов вождя мы уже не могли находиться в стороне от стройки.
Я с Михаилом поднялся примерно на уровень третьего или четвертого этажа. Через сорок минут стало понятно, что наша лестница будет напоминать равнобедренный треугольник с очень маленьким основанием и поперечными прутьями-ступенями, позволяющими одновременно подниматься в дом двум, а то и трём путешественникам. Длинный парус, или вытянутую вверх детскую пирамидку, - вот что предстояло нам соорудить. Через мгновенье внизу заухали топоры. Бубухающие звуки пронизывали окрестные джунгли, материализуясь у нашей потенциальной лестницы в виде отдельных длинных и очень прочных жердей от 5 до 10 метров в длину. Еще через минуту по лестнице стали взбираться комбаи. Они, как мы поняли, собирались принимать жерди у женщин, рубящих деревья, и, замотанными вокруг талии рулонами лиан, скреплять пролеты лестницы. Судя по тому, что некоторые мужчины поднимались с двумя «вилками» лиан, часть из этих скрепляющих элементов предназначалась для нас. Мы быстро поняли принцип крепления и включились в работу. С этого момента дело пошло веселее. И если бы не начавшийся дождь, то вполне вероятно, что к вечеру мы бы свою работу закончили. Но дрожащие ноги и руки, неуверенность в надежности скрепленных нами «узлов», сделали свое черное дело. Мы, словно горох, покатились книзу. Твердая земля под ногами воспринималась «по-матросски». Нас пошатывало и штормило. И только бросившийся навстречу Исайя с его радостным напоминанием «I want kushat», привел нас в чувство. Пока мы раскладывали сваренную им «супокашу» по тарелкам, пока выделяли порции для комбаев, наступил вечер. Точнее, на деревню комбаев свалилась беспроглядная мгла. Надвинув на лоб портативные фонарики, мы устало ковырялись ложками в тарелках, как вдруг к нам подошел Дандарико и, улыбаясь, потянул в сторону строящегося дома.
- Во! Конгва- туан- во! – сказал он и протянул руку куда-то вверх. Передо мной предстал треугольник, острым углом устремляющийся вверх, к малюсенькой хижине, раскачивающейся в кроне дерева, и пересеченный сотнями поперечных перекладин. Я понял… Чтобы не обидеть заботливых комбаев, нам сейчас предстояло с друзьями разобрать палатки и забраться на высоту примерно тридцати метров от земли, чтобы занять «гостевой домик», вовремя достроенный заботливыми хозяевами….
Глава восьмая. Рассказывает Андрей.
Так вот, остановился я на том, что нас недвусмысленно пригласили посетить гостевой домик, раскачивающийся высоко над землей. Мы внимательно вгляделись вверх и не ощутили непреодолимого желания взбираться к небесам. Тем более, что Саша не очень уверено чувствует себя на высоте, особенно с тяжелыми телеокамерами за спиной.
Собственно говоря, подобной высоты, точнее, высоты столь неустойчивой, раскачивающейся под куполом пятидесятиметрового дерева, испугался бы практически каждый. Представьте, что вам нужно подняться по хлипкой садовой лесенке примерно на двенадцатый этаж под проливным дождем, высоко задирая ноги (расстояние между жердями примерно сантиметров семьдесят. К тому же, нужно было бы взять с собой в домик вязанку дров, чтобы разжечь огонь, котелок, бутылку с водой, кофе, фонари и фотокамеры. Алексей предложил еще захватить туристические пенки, чтобы не так жестко было спать на жердях. Александра решили оставить внизу.
- Ладно, буду готовиться к завтрашней съемке. Саша скупо пожелал нам «спокойной ночи» и застегнул молнию палатки. А мы, подстегиваемые хорошим воспитанием (ничем иным ночную авантюру со скалолазанием не объяснишь), принялись взбираться в домик. Выдохлись мы уже на уровне пятого этажа. Я замешкался, и в это время Миша зачарованно произнес: «Мужики, а ночь-то какая… Дождь, темень, как в кино…». Видимо, для усиления киношного эффекта от увиденного, где-то высоко над нашими головами вспыхнул довольно яркий свет. Честное слово, мы чуть не попадали с лестницы. Нужно уточнить, что к этому времени полностью стемнело, мы буквально купались в чернильной темноте и потому тусклый свет, вспыхнувший внутри домика высоко над головами, показался ярче всяких софитов, парализовал нашу смелую группу на некоторое время.
-Черт побери! А мы не могли перепутать дом? – первым пришел в себя Алексей.
-Мы с Андреем точно нет. Мне так кажется,…- уточнил Миша.
- Тогда давайте поступим так, - дипломатичности Леши мог бы позавидовать генсек ООН. - Если это все-таки чужой дом, мы скажем, что просто пришли в гости.
Мы согласились, что это самый правильный выход из положения и продолжили подъем. Честно говоря, мы поднимались просто потому, что очень уж неохота была спускаться, искать «нужный» дом, полночи бродя по деревне. Если кто-то думает, что на поляне в джунглях, где все деревья похожи, а все хижины, как одна, претендуют на звание пентхаузов невозможно заблудиться, уверяем вас – вы не правы! Кстати, в этот момент Михаила посетила мысль, стоящая нам еще одного «перекура», теперь уже на уровне десятого этажа.
-Скажи-ка Леша, - обратился Михаил к нашему приятелю, - Как комбаи взбираются в свои дома?
- Как и мы, - недоумевая, ответил Алексей.
- По лестнице? – уточнил Михаил.
-Да нет, вроде, по столбикам…
- Вот и я о том! Мы-то с вами карабкаемся по ступенькам! Значит это, что ни на есть, наш родимый дом! – Миша торжествующе поднял руку кверху, из-за чего у него из-под мышки чуть не вывалилась вязанка с дровами.
- Ну, может быть, где-то еще лестница есть, мы же не всю поляну изучили…
Пока ребята спорили, я успел подняться практически до входного отверстия хижины. Уже приблизившись сантиметров на пятьдесят к виднеющейся над головой дырке, я понял, что «яркий свет» был ярким только на фоне черного неба. На самом деле внутри хижины едва тлели угли костра, лишь периодически выстреливая к потолку снопом ярких, синеватых всполохов. Показавшись в отверстии «двери» наполовину, я рассмотрел у костра два темных силуэта – большой и маленький. Внутри было туманно от дыма костра, и я опасался, что мое появление – бледное лицо в клубах сизого дыма – испугает обитателей домика. Поэтому поспешил поздороваться и представиться. Естественно, на английском языке, так как трудно произносимые папуасские приветствия никак не хотели откладываться в голове. Пожилой комбай степенно кивнул головой. А я изумленно замер, потому что на голове человека из джунглей были надеты…. самые настоящие очки для плавания! Он их смешно сдвинул на лоб, примерно так, как делают наши московские бабушки, когда хотят переключить внимание с газеты или вязания (близкого предмета) на, скажем, телевизор (дальний объект). Рядом со стариком спокойно сидел Эскель, или мальчик очень на него похожий, возможно, родной брат. Но самым удивительным было занятие папуасов. Посреди глухих джунглей, в сотнях километров от океана, на высоте пятидесяти метров от земли старик и мальчик жарили на костре лобстеров! Я протер глаза. Возможно, что от едкого дыма и тусклого света, в какой-нибудь папуасской пичуге или гигантском таракане мне померещился благородный 30-сантиметровый лобстер? Да нет же! Это действительно он – король ресторанов морской кухни, любимый деликатес гурманов, гигантский лобстер!
- Вот это да! Ничего себе – это показалась в дверном проеме голова Миши. – Слушайте, мы случайно Вамену с Ниццей не перепутали?
Моему другу понадобились считанные секунды, чтобы оценить и очки и лобстера. Интересно, сколько нам понадобиться времени, чтобы узнать историю возникновения в хижине этих необычных предметов? Тем более, что ни Исайи, ни переводчиков-носильщиков с нами не было. Тем временем папуас приветливо улыбнулся и жестом пригласил нас к костру. Мы с Михаилом, полностью поглощенные увиденным, даже не заметили, что где-то подзадержался наш третий приятель – Алексей. На углях, помимо лобстеров жарились еще пять или шесть небольших, с ладонь, рыбешек. Комбаи, о чем-то тихо посовещавшись между собой, протянула нам пару рыбин на пальмовом листе. Мы с поклоном поблагодарили. Рыба была обжигающе горячей и чуть горьковатой на вкус, к тому же совсем не соленой. Но законы вежливости требовали, чтобы мы полностью съели угощение. Перепачканным в золе пальцем Миша показал на очки папуаса. Тот с готовностью протянул их нам. При ближайшем рассмотрении очки оказались двумя обточенными стеклянными кругляшками, очень искусно вплетенными в своеобразный «каркас» из какого-то эластичного материала, похожего на резину, но явно природного, растительного происхождения. Скорее всего, очки оставил врач или миссионер или священник (когда-то очень давно, наверное еще в 50-е годы). Со временем резиновые тесемки порвались и сообразительный папуас отремонтировал их с помощью веревочек из гибкой коры. Получилось две стекляшки в изношенной резиновой оправе, скрепленные между собой веревкой
Тем временем лобстеры были практически готовы, но папуас не спешил с угощением. Поняв наш интерес к тому, как он добыл свои трофеи пожилой комбай начал рассказ. Рыбак забавно разводил руками, имитируя ныряние и плавание, затем, одев очки, показал, как он в воде выслеживал рыбу, как метко и точно поражал ее остро заточенной острогой. Мальчишка с восторгом слушал рассказ старшего товарища, вероятно, надеясь, что в будущем он тоже станет знаменитым подводным охотником. Выяснилось, что переводчик, в принципе, нам не нужен. Мы отлично поняли, что лобстеры эти не морские, а речные (оказывается, случается и такое). Что для их ловли нужна невероятная сноровка. Мы даже умудрились договориться, что завтра отправимся на рыбалку вместе.
В этот момент из люка показалась голова Алексея и, практически сразу за ней, наша видеокамера.
- Только не уроните ее вниз! – послышался ворчливый голос Александра. Мы глазам своим не поверили. Вместе с Лешей в хижину взбирался наш оператор.
- Я вот что подумал, - продолжал, тем временем Саша, - Приехать за десять тысяч километров, поменять столько самолетов, пройти по джунглям без воды и не залезть на этот чертов скворечник…Да гори эта техника огнем! Хорошо Леша не успел к вам подняться. Я ему покричал снизу, он меня дождался. Одному бы мне с двумя камерами пришлось тяжеловато. О! А это что тут у вас? Какие-то огромные креветки?
- Лобстеры!
- Лобстеры? А откуда в джунглях лобстеры? Тут что, где-то море недалеко?
- Сань, ну это же у тебя джипиэс, вот ты и определи, где тут море, - явно поддразнивая любителя электронных игрушек, сказал Миша.
Снимать в темной хижине было довольно проблематично. Наши налобные фонарики окрашивали предметы в ирреальные синеватые оттенки, да и все происходящее напоминало какую-то рождественскую фантасмагорию… Ба! Да ведь завтра новый год!
- Ребята, а ведь завтра новый год! – Леша словно прочел мои мысли. – Представьте, в Москве сейчас минус тридцать, наши все, наверное, «Иронию судьбы смотрят».
- Нет! «Иронию» завтра показывать будут, - авторитетно поправил Саша. А сегодня они холодец варят…
От знакомых, понятных, но очень далеких слов «Москва», «телевизор», «мороз», «холодец» все резко погрустнели, и мне даже показалось, что папуас-рыбак как-то почувствовал перемену нашего настроения. Он несколько засуетился, замялся, затем взял самую большую «креветку» за клешню и улыбаясь протянул нам: «Ням-ням».
- Ну, ням-ням так ням-ням, - со смехом сказал Миша. А я вспомнил умные книжки про метаязык, существовавший в доисторические времена. Может такое интернациональное выражение его слабый лингвистический отзвук?
Глава девятая. НЕОБЫКНОВЕННЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ В НОВОГОДНЮЮ НОЧЬ. Рассказывает Андрей.
Наступило 31 декабря.
С позволения читателей, я украду у вас лишних пять минут, чтобы вернуться к одной истории пятилетней давности. И сделаю этой с единственной целью, - чтобы доказать, что русский человек, впитавший в себя не только коммунистические елки, советские телевизионные «Голубые Огоньки», но и мятежный славянский дух многих поколений предков, в сущности своей остается вольным кочевником, вольным землепашцем и, кем там еще, не умеющим подстраиваться под обстоятельства, но всегда самостоятельно и самодеятельно провоцирующий их.
Итак, дело происходило в рубежном 2000 году, в Таиланде. Тогда мы, примерно тем же составом, решили отмечать новый год не под ёлками, а под пальмами, справедливо рассудив, что когда-то же нужно научиться нарушать традиции «семейного праздника». Как большинство наших соотечественников, мы остановились в тайской туристической Мекке – Паттайе. Однако уже примерно за 12 часов до наступления нового года, каждый из нас понял, что сидение за «торжественным столом», в ресторане, пусть даже у тебя над головой шелестят пальмы, ничем не отличается от домашнего «за уходящий» и «за наступающий» на уютном семейном диване.
Было принято спонтанное решение отпраздновать новый год на необитаемом острове, благо их в окрестностях Паттайи несть числа.
А дальше, как в блокбастере про вышколенную американскую разведку. В 13-00 поступает наш заказ. Кому конкретно – не знаем. Просто звоним по объявлениям в русскоязычные турагентства. В одном из них наш заказ принимают. В 16-00 поступает информация, что в семь вечера наш катер будет ждать нас там-то и там-то, при себе иметь еду, воду и всякие излишества (спиртное), которые нужны в праздник.
Ликуем! Примерно в 17-00 отправляемся в гигантский супермаркет, где наши жены (по наитию ли, случайным выбором ли) производят запас стратегически важных новогодних продуктов, включая шампанское, зеленый горошек, свежее мясо и т.д. и т.п., а мы покупаем палатки, котелки, уголь, дрова для растопки и кое-что еще.
В 17-30 садимся в автобус.
Ровно в 19-00, микроавтобус останавливается у какого-то отеля, примерно в семидесяти километрах от Паттайи. Согласно карте, которую мы получили от тайцев, катер будет ждать нас на пирсе этого отеля. Внешний вид у нас, прямо скажем, оставляет желать лучшего. Мы экипированы в одежду, максимально подходящую для экстрима необитаемых островов: штаны-камуфляж, (кое у кого шорты), футболки (какие не жалко). За плечами у каждого по увесистому рюкзаку, в руках ведра, котелки, снасти. Входим в отель, где звучит торжественная новогодняя музыка. Кто слышал тайские музыкальные экзерсисы, поймет, о чем идет речь. Эдакое «пию – пию, тара-дырым, пию-пию» (ударения меняются в каждой музыкальной фразе на противоположные). У входа в отель стоит группка разнаряженных тайских девушек, которые, едва завидев нашу команду, бросаются к нам и начинают вручать подарки – колпаки и бороды Санта Клаусов, гирлянды орхидей, «бомбочки» с серпантином и петардами. Торжественно приняв дары, выходим на патио отеля. Где-то, совсем рядом, плещется океан. Площадь у отеля декорирована по всем законам «новых русских праздников» - множество фонтанов, фигурок изо льда и позолоты. Обязательный белый рояль. За потрясающе красивыми и нарядными столиками с крахмальными скатертями сидят тайцы в вечерних платьях и смокингах. (Вероятно, этот роскошный отель почему-то не пользуется популярностью у европейцев). Смокинги, сигары, бриллианты, открытые спины и откровенные декольте.
Под шквал аплодисментов гостей отеля проходим к пляжу. Черт возьми, все-таки приятно, когда люди твое появление встречают вот так – продолжительными овациями и радостными воплями. По мере нашего удаления аплодисменты стихают и сменяются разочарованными возгласами.
На пляже начинаем понимать, что мы не совсем точно поняли английский перевод тайского слова «пирс». Здесь его нет и в помине. Со стороны отеля к нам направляется группа охранников, одетых по случаю праздника в нарядные, шитые золотом ливреи.
- Почему вы не стали выступать?
- Что делать?
- Разве вы не артисты?
- Конечно, нет! Нас тут катер должен ждать. Мы на остров едем. (И, на всякий случай, добавляем «Happy new year!»).
- Тогда просим вас покинуть территорию виллы! Это частное владение его высочества министра… (из соображений политкорректности не будем указывать, к кому мы забрели в гости).
Наше возвращение в окружение охранников снова вызывает оживление публики. Кто-то начинает радостно смеяться, видимо, в ожидании веселого представления. А мы, помахивая ведрами и удочками и мило улыбаясь, гордо выходим за ворота.
Как выяснилось, промахнулись мы всего на пару километров. И уже через полчаса были на пирсе того отеля, где и должны были оказаться. Сели в катер. Поплыли. Тайцы не подкачали. Остров был необитаем. То есть абсолютно. А единственная вещь, которую мы не предусмотрели в экипировке – фонарики. Поэтому пришлось первым делом разводить костер. Да не один, а несколько: в зоне предполагаемого «праздничного стола», кухни, «спальни» и, так сказать, танцполя, точнее, танцпляжа. Пока мужчины возились с огнем и пытались нанизать мясо на свежесрубленные «шампуры», наши дамы организовали стол с закусками. Самым поразительным на этой безлюдной земле было наше русское оливье, которое, безусловно, походило на знаменитый салат лишь отчасти, но атмосферу создало почти московскую. Словом, новый год был встречен замечательно. Утром, едва забрезжил рассвет, мы отправились вплавь на небольшой камень, торчавший из воды как кулак примерно метрах в пятидесяти от берега. К десяти утра вернулись с отличным уловом и побаловали себя свежей рыбкой, которую тайцы запекли прямо на углях. Да, забыл сказать, шампанское мы пили из морских перламутровых раковин, так как бокалы, естественно, тоже забыли.
Но что-то я отвлекся. Ведь за «отступления» в этой книге отвечают Михаил и Алексей, а я должен лишь четко фиксировать те события, которые происходили с нами у комбаев. Поэтому возвращаюсь к утру 31 декабря 2005 года, в деревню острова Новая Гвинея.
Как видите, опыт встречи нового года не совсем в традиционных условиях у нас уже был. Хотя цивилизованный Таиланд, четко понимающий, что такое «новый год» вряд ли может сравниться с нашей нынешней ситуацией, где не то что комбаям, а даже Исайе мы никак не могли втолковать, какой именно праздник собираемся отмечать этой ночью. Но до ночи еще нужно было дожить. А пока мы лишь успели выбраться из палатки (глубокой ночью было принято решение покинуть гостеприимный многоэтажный дом и вернуться в родную палатку) и с удивлением наблюдали за оживлением, царившим в деревне. Как удалось выяснить, племя собиралось на добычу саго.
Глава десятая. Рассказывает Андрей.
Как раз тогда, когда солнце случайно выглянуло из-за плотных ватных облаков, папуасы принесли два огромных пальмовых листа доверху наполненных личинками пальмового жука и с удовольствием позавтракали сырыми «гусеницами». Мы дождались окончания их трапезы и стали собираться на добычу саго.
Начну с того, что процесс добычи саго начинается с постройки самой настоящей сагоделательной фабрики. Пока мужчины каменными топорами рубят подходящую пальму (а на это уходит часа два-три), женщины заняты на стройке. Сначала они находят корытоподобные куски от поваленных ранее пальм. Такие своеобразные желоба. Самый большой верхний желоб устанавливается между пнями или ветками растений примерно на высоте пояса. Посредине этого желоба закрепляется пальмовая тапа (сетчатая поросль на коре дерева, похожая на наше домотканое рядно). Женщины надрезают края желоба, втыкают «тряпку» и расправляют ее по дну одной из половинок корыта. Внимание – первый в истории человечества фильтр готов. В другую половину желоба, по направлению к земле начинают вкладывать более узкие куски коры. Кто видел, как раскладывается автомобильная телескопическая антенна, поймет принцип. Завершает строительство установка отстойника – большой емкости в которой и будет собираться полученный крахмал.
После того, как фабрика сооружена, а дерево повалено, приступают непосредственно к добыче саго.
Сначала все те же мужчины очищают пальму от коры, умело и быстро орудуя топорами. Труд этот требует больших физических сил, и мы в этом убедились на собственном опыте. Кора пальмы столь прочна и тверда, что кажется непробиваемой. После того, как пальма «раскрывается» (в сторону для просушки откидываются большие куски коры, в следующий раз они пойдут на строительство фабрики) к сердцевине подходят женщины и дети. Нужно сказать, что мужская работа на этом заканчивается, и мужчины усаживаются на длительный перекур. А женщины берутся за каменные тяпки. Выглядит эта тяпка как палка с изогнутым концом, к которому привязывается увесистый и остро заточенный камень. Этим примитивным орудием женщины начинают измочаливать сердцевину пальмы. Ритм и темп задаются высокие. Женщины молотят без малейшей передышки и вот уже через двадцать минут первая партия стружки выгребается на пальмовый лист или в мешок и относится на фабрику. Там сырье принимает самая старая женщина, как правило, жена вождя. Именно ей поручается самая ответственная работа по «прополаскиванию» стружки. Женщина приносит в больших листьях воду из реки (а я забыл сказать, что фабрика обязательно строится на берегу ручья или реки) и заливает водой пальмовый намолот. Далее она тщательно разминает стружку руками в воде и вода, впитавшая в себя саговое «молоко», через фильтр стекает по желобам в отстойник. Вымытый жмых отбрасывается в сторону и заменяется новой партией стружки. Такая монотонная работа продолжается добрых четыре часа. Мы успели поработать молотильщиками, подносчиками воды, мы успели снять все живые и неживые объекты в зоне ста метров от фабрики. Мы даже успели по нескольку раз перекурить с мужчинами, а равномерный стук тяпок и журчание воды все не кончалось. В отстойнике уже собралось приличное количество розоватого «теста», глянцево блестящего под слоем воды. Наконец в верхний желоб положена последняя партия стружки. Наконец и она промыта. Жена вождя счастливо улыбается и разминает затекшую спину.
Как по мановению волшебной палочки оживляется и все племя. Девушки приносят к отстойнику мешки и старая комбайка начинает выкладывать в них саго, похожее на мокрую глину. Мы не могли взвесить мешки (так как прикасаться к ним мужчинам – табу), но на глазок получилось примерно килограмм пятнадцать-двадцать. Выстроившись в длинную цепочку, с песнями возвращаемся в деревню. Кстати, я давно обратил внимание, что папуасские племена очень любят ходить ровным строем. Даже на просторных полянах, где можно идти рядом и, скажем, беседовать, папуасы четко идут след в след, периодически что-то выкрикивая друг другу через спины.
- Комбай идет саго есть, - это Исайя любезно переводит нам комбайскую песню и, вероятно уже от себя, добавляет нараспев – Хорошие белые воины помогали добывать много саго. Они совсем-совсем добрые и не съедят много саго, так как у них есть своя вкусная еда.
Вот же хитрец. Тонко и дипломатично дал нам понять, что на чужой каравай рта не разевай. Да мы как-то и очень рассчитывали.
Вскоре впереди замаячили призраки деревни. Надо же, мы уже научились почти как Исайя точно определять в непроходимых зарослях приближение человеческого жилья. Ноздри чутко уловили запах костра и вытоптанной травы, а уши среагировали на возбужденное повизгивание собак.
Вскоре из деревни, неся на руках маленького щенка, показалась пожилая женщина. В свое время Исайя объяснил нам, что на охоту, рыбалку или на собирание пальмовых личинок могут уходить отдельные группы папуасов. А вот многочасовая добыча саго требует, чтобы из деревни уходило все племя. Вероятно, это делается исключительно в целях безопасности, чтобы потенциальные враги не могли застать в деревне стариков или детей. Но вот встреченная женщина оказалась исключением из правил.
- Исайя, а почему старуха не пошла с нами? – проявил бдительность Александр.
- Она заболела, - тут же нашелся проводник. Правда, через несколько минут любопытство разобрало и самого нашего папуасского приятеля, и он пошел выяснять, как пошутил Алексей «зачем Володька сбрил усы». Уровень комбайского языка у Исайи был такой, что рассчитывать на правильность ответа не приходилось. Тем не менее, рискну предложить версию, озвученную Исайей через несколько минут переговоров с Эскелем.
- Эта старая женщина сестра вождя и вдова. У нее никогда не было детей, поэтому она очень любила своего мужа, - вдохновенно рассказывал проводник, - А теперь ее мужчина умер. Он ушел в джунгли и не вернулся. Никто не знает почему. Сначала комбаи винили караваев, но потом выяснили, что караваи не убивали и не ели старого охотника. Женщине очень грустно. Сразу после того, как пропал ее муж (три месяца назад) у ее собаки родился единственный щенок. Комбайка к нему очень привязалась и практически не отпускает его с рук.
Кстати, в дальнейшем мы убедились, что доля правды в словах Исайи все же присутствовала. Действительно «даму с собачкой» мы встречали регулярно. Она отстраненно сидела в стороне ото всех и играла со щенком. Правда, даже самые забавные выходки любимого питомца не могли вызвать и подобия улыбки на ее суровом лице. Прикасаться к своей собаке женщина тоже никому не разрешала. Она осталась единственной жительницей деревни ни разу не заговорившей с нами и не принявшей ни одного подарка.
Тем временем племя с песнями вошло в деревню. Мы даже не заметили, как стали суетиться и возбужденно расхаживать по деревне вместе со всеми папуасами. То тут то там вспыхивали небольшие костерки, женщины готовились к приготовлению ужина. Задумались о праздничной новогодней трапезе и мы. Пусть вас не удивляет, читатель, что я и мои друзья так часто и подробно останавливаемся на кулинарных темах. Как учил академик Брамлей, изучения любого этноса начинается с пристального всматривания в его быт и его навыки. Поскольку каждый день у папуасов это своего рода подвиг во имя выживания (борьба с голодом, погодой, болезнями), то и мы старались, не мешая, изучать именно то, чем комбаи занимались ежедневно. Мы учились строить дома, охотиться, рыбачить, готовить пищу. Но честно скажу – печь саговые лепешки было проще всего. Поскольку наши лепешки папуасы смело ели, мы посчитали, что этот навык самый главный из приобретенных.
Отступление тринадцатое. Рассказывает Михаил.
Рождественские сказки.
Находясь в деревне комбаев, мы довольно часто наблюдали, как мужчины, утомленные работой или охотой (чаще неудачной, чем сулящей сытный обед), садятся в круг, закуривают трубки и начинают что-то по очереди рассказывать, картинно закатывая глаза, пощелкивая языком и темпераментно размахивая руками. Как правило, после короткого рассказа раздается общий хохот. Для меня, непонимающего ни слова на языке наших «соплеменников», подобный ритуал, тем не менее, был хорошо знаком. Достаточно вспомнить перекуры в студенческих аудиториях, обеденные перерывы на работе, посиделки вокруг костра на рыбалке, чтобы догадаться – люди не просто степенно беседуют. Они, очевидно, или рассказывают какие-то интересные и смешные истории из жизни, или попросту травят анекдоты. Представить, что папуасы рассказывают анекдоты, да к тому же их сочиняют, - такое мне и в голову не могло прийти. Но, тем не менее, факт был налицо: рассказ – смех, рассказ - смех. О забавных «случаях из жизни» тоже как-то не думалось. Ну откуда бы им взяться, если люди каждый день друг у друга на глазах, каждый о каждом знает все досконально с момента рождения, буквально по минутам. Пришлось обратиться за помощью к Исайе. И его ответ действительно меня удивил. Это будет особенно интересно увлекающимся этнографией, но и всем другим, надеюсь, тоже покажется любопытным. Оказывается, папуасы с удовольствием сочиняют и рассказывают друг другу так называемые «смешные сказки». Подобного оригинального литературного жанра мне ранее встречать не доводилось, разве что в самом юном возрасте, в томике сказок о Ходже Насреддине. Со слов Исайи я записал несколько таких папуасских сказок. Правда, гарантировать, что это именно те истории, которые рассказывали друг другу комбаи, я не могу. Возможно, Исайя рассказал истории, услышанные им в других племенах, чей язык он знает лучше, чем комбайский. А, возможно, действительно честно попросил носильщиков перевести ему содержание одной из бесед.
Итак. Сказка первая.
В одной деревне жил мужчина, у которого было две жены. Когда все жители деревни уходили добывать саго, мужчина шел на реку ловить рыбу. (Нужно сказать, что рыбак у комбаев «профессия» более почетная и сложная, чем охотник). А ловил он рыбу следующим образом: вытаскивал свои глаза, клал их на берегу, а сам нырял в реку. Голодные рыбы впивались в его пустые глазницы и мужчина вытаскивал их на берег. Так он делал много раз, а потом на ощупь находил глаза и вставлял обратно. Жители деревни всегда удивлялись, как у него получается ловить столько рыбы. Но мужчина своего секрета не выдавал никому. Он рассказывал, что ловит рыбу в большом болоте, куда остальные папуасы боялись ходить. И вот однажды, когда все племя ушло добывать саго, мужчина, как всегда, пошел ловить рыбу. Только в этот раз, его глаза, лежащие на берегу, увидела птичка клиур, и склевала их. Вышел мужчина из реки, стал искать глаза и не смог их найти. Тогда он испугался и стал звать на помощь. Прибежали две его жены, и рыбаку пришлось рассказать им, в чем дело. Женщины взяли луки и стрелы и начали сбивать всех птиц, которые сидели неподалеку. Наконец они застрелили и клиур. Выпотрошили ее, достали глаза, и мужчина вставил их на место. Муж очень обрадовался, что к нему вернулось зрение, и сказал, что у него самые хорошие жены. — Еще раз так сделаешь, - сказали жены, - мы их искать не станем. Ты обманщик — ведь ты говорил нам, что ловишь рыбу в большом болоте.
Мужчина был очень рад, что глаза нашлись, и он теперь снова видит. А когда они вернулись домой и люди услышали о том, что случилось, все стали смеяться и говорить мужу:
— Напрасно ты вынимаешь свои глаза! А что, если бы они попались дикой свинье, и та бы их съела и убежала в лес — где бы тогда ты их искал? Как ты мог такое придумать?
(вот здесь, в конце, все папуасы громко хохочут).
Сказка вторая.
Прежде собаки и кус-кусы жили вместе, но еды на всех не хватало, и собаки начали думать, как им сделать, чтобы кус-кусы ушли жить в другое место. Наконец собаки придумали, и тогда они сказали кус-кусам:
— Посмотрите, что это там, вон на том дереве?
Кус-кусы повернулись, куда им показали собаки, и стали смотреть, а собаки тем временем загнули себе уши. После этого они сказали кус-кусам:
— А теперь посмотрите на нас.
Кус-кусы повернулись, посмотрели на собак и очень удивились. Они спросили:
— Что с вашими ушами?
— А мы их обрезали,—сказали собаки,—Обрежьте и вы свои.
Кус-кусы обрезали, и едва они это сделали, как собаки начали над ними смеяться.
— Ха-ха-ха, посмотрите, как мы вас одурачили!
И они разогнули свои уши. Кус-кусы, увидев, что собаки их обманули, очень рассердились и сказали:
— Мы уйдем жить на деревья, будем там есть разные плоды, а вы оставайтесь на земле, и пусть за то, что вы так над нами посмеялись, мошкара кусает и жалит вас.
Собаки ответили:
— Вы сказали нам плохое, теперь мы вам скажем плохое. Мы будем жить у людей, и люди будут брать нас с собой на охоту, чтобы мы вас ловили. Раньше мы были друзьями, а теперь мы враги.
Но кус-кусы на это сказали:
— Жить около вас теперь мы не будем, мы будем жить далеко от вас, на высоких деревьях. Редко вы увидите нас на земле, и поймать кого-нибудь из нас вам будет трудно.
С той поры люди с собаками охотятся на кус-кусов, но только охотиться на них очень нелегко. Уходя от собак, кус-кусы сказали:
— Иногда люди будут вас кормить, иногда не будут. Охотиться вы будете зря, все, что вы поймаете, человек будет брать себе. Люди будут бросать вам кости и отбросы, и вы будете их есть, будете есть все, что найдете на земле, а мы будем есть на деревьях вкусные плоды. Иногда люди совсем не будут вас кормить, и тогда вы будете еду воровать — для таких обманщиков, как вы, это самое подходящее занятие.
С тех пор собаки едят все, что дают им люди, и подбирают все отбросы, которые валяются на земле.
(понятно, что тут тоже нужно смеяться).
В племени комбаев, как мне удалось выяснить, существует строгий запрет на исполнение песен и произнесение историй о происхождении мира, сотворении человека, о мире духов, об истории племени. Раскрытие этих тайных преданий перед чужаками, по мнению папуасов неизбежно приводит к несчастьям. Нельзя будить духов и демонов, так как само произнесение древних текстов оживляет описываемые в мифах события и тревожит духов, беспокоит первоосновы бытия. Даже разговор о тайных историях без их изложения происходит сидя, низко наклонившись, тихим шепотом, лицом к лицу, почти на ухо. Папуасы верят в неисчерпаемую силу слова. Каждое из племён комбаев и караваев хранит легенду о тотеме - прародителе. В нашей деревне это была птица тиу, хотя в каждом племенном объединении есть и свои собственные тотемы, звери союзники, у прошлогодних караваев – саговая пальма и собака.
На самом деле, познакомиться с мифологией папуасских племен было бы очень интересно. К сожалению, мы были сильно стеснены жесткими временными рамками, поэтому мало успели выяснить. Но мы обязательно вернемся в Ириан-Джаю, чтобы еще раз послушать папуасские истории и чтобы в книге «Сказки и легенды мира» появился специальный раздел «Сказки острова Новая Гвинея».
Глава одиннадцатая. ПОД БОЙ «КУРАНТОВ». Рассказывает Андрей.
- Новый год настает, помиритесь все, кто в ссоре…, - довольно бодрым звучным баритоном распевает Алексей на всю поляну.
Эх, снежный, вьюжный российский новый год. До тебя так же далеко, как и до наших родных, любимых, оставленных в зимней Москве. Времени только шесть вечера, но уже темно, хоть глаз коли. Правда погода не подвела: впервые за целый месяц на небе ни облачка. А это значит, что в новогоднюю ночь мы сможем посидеть у костра, а не прятаться от дождя в палатках.
«Что такое новый год, атка (дядя)?» - спрашивает через переводчика Дуэль. Он даже произносит «новый год» почти без акцента, чисто и интонационно верно. А действительно, что? Как объяснить папуасу, который не живет «временными» отрезками, не знает ни даты, ни места своего рождения о нашем любимом празднике? Здесь на Новой Гвинее один день как близнец похож на другой, и почему через 365 одинаковых дней нужно устраивать праздник – непонятно. Хотя, стоп! Как-то нам случилось вычитать в одном из этнографических справочников, что у Некоторых папуасских племен, правда, тех, что живут ближе к Австралии, тоже есть праздник нового года. Только празднуют его, чуть ли не один раз в пятнадцать лет. И приурочен он, если мне не изменяет память, к какому-то природному феномену – то ли массовому выбросу морских ежей из океана, а то ли сбору морской же капусты.
Правда, мне кажется, что слухи о папуасских «новых годах» сильно преувеличены. Тем более, что, увы, очень часто этнографы доверяют рассказам «очевидцев», таких же отъявленных искателей приключений, как наша группа. А у группы всегда есть «правдивые» проводники, примерно такие, как наш Исайя. За милую душу, они насочиняют примерно с десяток праздников и с сотню ритуалов, лишь бы войти в анналы мировой этнографической науки. Реально, за две поездки и за много дней жизни среди папуасов мы столкнулись с упоминанием лишь двух «праздничных» событий – свадеб и дней примирения. Как раз они-то логичны и понятны. И оба продиктованы самой насущной необходимостью следовать древнейшему инстинкту – продолжению рода. А Новый Год?.... Нет, уж… Увольте.
Во всяком случае, «наши» папуасы ничегошеньки о «новогодних празднествах» не знали. Зато они прекрасно поняли само слово «праздник». Уж как там его переводил Исайя – не знаем. Знаем лишь, что женщины, слегка повозмущавшись, начали печь дополнительные лепешки из саго, мужчины взялись за приготовление фруктового десерта, а детвора, вкусившая восторг от первых зажженных бенгальских огней, готова была отмечать новый год каждый день, лишь бы было так же шумно и красиво.
Примерно около шести тридцати вечера, мы распаковали наши «праздничные пакеты» и извлекли на свет божий стратегические запасы сувениров, неприкосновенный и неприкасаемый доселе запас виски, джина и задумались о праздничном меню. По нашему консолидированному мнению, самым новогодним блюдом могла бы стать гурьевская манная каша, которую мы и вознамерились изготовить. Для приготовления трапезы из «энзэ» были извлечены три банки сгущенки, пакет кураги и изюма. Котел выбрали чайный – то есть, самый большой. Кашеварить решили сами, без привлечения Исайи и проводников.
- Только, чтоб не пригорела, чтобы не было запаха, - колядовал над кипящим молоком Алексей. Он так старательно заговаривал кашу, что заслужил от нас не только «отвлекающие» подарки в виде внеурочной стопки виски и пары новых сухих носков (кто был в джунглях, тот оценит), но и презентов от папуасов. Комабаи наградили Лешу луком, стрелами и копьем, решив, что наш нервничающий товарищ и есть главный виновник праздника или шаман. Разубеждать их мы не стали.
Наконец, примерно в 19-30, все было готово к началу торжества. Но именно в этот момент мы обнаружили, что наши гостеприимные хозяева уже разошлись по своим хижинам. Бодрствовали только проводники.
- Комбаи спят, - с разочарованием констатировал Исайя. – Будить их – табу. Они могут обидеться.
Что ж придется ограничиться немногочисленным отрядом проводников, тем более, что и Эскель и Дуэль просто уже извертелись в ожидании, пытливо всматриваясь в мешок с подарками. Исайя одевший на голову тюрбан из москитной сетки изображал Снегурочку, а Миша в колпаке из красного гермопакета был Дедом Морозом.
- Здравствуйте, дети, угадайте кто к вам пришел?- торжественно обратился Михаил к группе взрослых папуасов. А дальше произошло совсем неожиданное.
- Новый год! Новый год – дружно грянул папуасский хор. С Александром случилась форменная истерика, он просто не мог снимать. Вероятно, наши маленькие друзья – Эскель и Дуэль – постарались на славу и заставили своих старших товарищей выучить непонятные слова, обозначающие сегодняшний праздник. На «бис» выступил и Алексей, продемонстрировав говорящего попугая с его коронным номером «Снегу-о-о-о-чка».
При виде подарков, которые Снегурочка Исайя доставал из мешка и вручал всем по очереди, папуасы пришли в полный восторг.
Забегая вперед, скажу, что, наигравшись с подарками вволю, примерно на третий день папуасы их бережно спрятали в свои плетеные котомки. Они вообще трепетно относятся к тем вещам, чье функциональное предназначение не понимают. Новогодние сувениры – как раз из их числа.
Но больше всего радовались наши приятели- мальчишки. Им не нужно было объяснять зачем существуют игрушки. Зажав в кулаках наши скромные презенты, дети удалились за палатку и устроили довольно шумную игру.
Пока мы раскладывали угощение, отличился Исайя. Этот плут умудрился угостить папуасов джином. Наливал он им, признаемся по совести, совсем крохотные дозы – в крышку от бутылки. Но и этого оказалось достаточно, чтобы вызвать довольно тяжелое отравление у двух мужчин. Пришлось нам в новогоднюю ночь расчехлять аптечку.
Остальные же проводники, пьяные от джина и обильной еды и до предела веселые, решили отблагодарить нас, как умели. Сначала они затеяли хоровод, который перерос в пляску с прыжками через костер. Затем, посовещавшись, стали приносить нам подарки – многочисленные луки, стрелы, копья, украшения из перьев райских птиц и ожерелья из клыков кабанов и диких собак.
Понятно, что наше бурное веселье было замечено и жителями всей деревни. Потихоньку к костру начали подтягиваться проснувшиеся комбаи.
- Ребята, нужно что-то придумывать с подарками, - задумчиво сказал Миша, заметив, как проводники гордо демонстрируют комбаям наши сувениры.
Мы ненадолго закрылись в палатке, оставив в качестве «заложника» Сашу, чтобы комбаи, не дай Бог, не подумали, что белые гости решили свалить по-тихому, оставив племя без презентов. Из рюкзаков были извлечены все те вещи, которые так или иначе можно было бы подарить. Прикинув примерное количество жителей деревни, включая маленьких детей, мы решили распределить дары по двадцати отдельным кучкам. В «кучках» можно было найти табак, спички, конфеты, таблетки (витамины, естественно), расчески, зажигалки, зубочистки, бинты, майки, футболки, краски, карандаши, - словом, облегчили мы наш багаж существенно. Гостить в деревне папуасов нам оставалось всего несколько дней, поэтому мы «пожертвовали» большинством из того, что брали с собой в джунгли.
Удивительно, но как-то так получилось, что подарков хватило всем до единого комбая. Дело в том, что когда в палатке осталась последняя горка подарков, а в дверь заглянул очередной папуас, мы запаниковали, решили, что придется что-то снимать с себя. Однако наши опасения развеял Исайя, который, страшно довольный, вошел в палатку и заплетающимся языком (он не забывал прикладываться к джину, с которым не расставался) заявил: «Все! Комбаи кончились».
Выйдя на поляну, мы застали вполне новогоднюю картину. Племя живописно разлеглось у костра. Кто-то трапезничал (Сашей экстренно была приготовлена очередная порция угощения), кто-то, морщась, пил кофе и курил наши сигары. Женщины, хихикая, примеряли обновки (фирменные футболки Мишиной фабрики), старики серьезно изучали перочинные ножики и удивительный прибор – компас. Старая вдова впервые скупо улыбнулась, нарядив своего любимого щенка в дешевое стеклярусное ожерелье, которое ей досталось.
Словом, праздник удался.
Досидев до положенных 12-00 и, изобразив нестройным хором бой курантов, мы торжественно провели уходящий год и встретили новый, пока еще не известно что сулящий миру.
Спалось в эту ночь особенно крепко.
Отступление пятнадцатое. Рассказывает Алексей.
Особенности папуасской национальной охоты.
Принято считать, что племена, живущие в непроходимых лесах и традиционно занимающиеся охотой, должны виртуозно владеть охотничьим ремеслом. Наверное, так и есть. Но нам, наблюдавшим все с очень близкого расстояния охотничья удачливость папуасов часто казалась случайной….
Вот собака почувствовала кус-куса и начала рыть землю, и затравленный зверек буквально сам дался в руки подоспевшим комбаям. Вот змея, выползшая на тропу, быстро придавлена рогатиной, с которой не расстается старый вождь. Вот подобрана летучая мышь, повредившая крыло.
А масштабной охоты нет.
Силки и капканы (точнее, ямы-ловушки) папуасы используют редко. Около нашей деревни (ну вот, а уже говорю «нашей») мы нашли только одну яму, вырытую для казуара. Рядом с ямой стоял ветхий конус-шалашик, трогательно замаскированный ветками и листьями, в который периодически приходил дежурить «дневальный». Но ни во время нашего пребывания, ни задолго до нас казуаром комбаям полакомиться не удалось. Не повезло им так же встретить и дикую свинью. А загонную охоту, как я уже говорил, комбаи не практикуют.
Зато значительно более эффективны силки на птиц. И, безусловно, одной из самых распространенных птиц на Новой Гвинее остается райская птица. С вашего позволения, я остановлюсь на этой чудо-птичке чуть подробнее.
Силки для райской птицы – это гнезда-ловушки. Привлеченная запахом определенных любимых ей лакомств, оставленных в силке, птица «ныряет» в силок и, как правило, самостоятельно уже выбраться не может. Мясо папуасы используют традиционно – пекут на углях и едят, а вот оперение райской птицы для многих племен комбаев, караваев, да и других – вещь ценная, являющаяся чуть ли эквивалентом денег. Как минимум, признаком удачливости охотника и его достатка.
Комбаи до сих пор обрабатывают пойманных птиц так же, как это делали их предки. Если охота была удачной и в силки попалось сразу несколько птиц, то первым делом у них ломают крылья и оставляют живыми «впрок». Ту же птицу, которую вознамерились съесть, сначала душат, затем с нее снимают кожу вместе с перьями. Кожано-перьевой чулок обильно посыпают золой изнутри, натягивают на палку и сушат недалеко от огня. Высушенные лапки отрезают и нанизывают в ожерелье. Как это ни странно, именно из-за своих лапок, а вовсе не за прекрасное оперение эти птицы получили название райских. Не находя у препарированных птиц лапок, европейцы стали утверждать, что они летают без устали, никогда не касаясь земли. И яйца якобы райская птица сносит на лету, откладывая их на спину самца, где и выводятся птенцы, питаясь «росой небесной». Безногие, «живущие в раю» птицы получили название райских. Не случайно это семейство по-латыни называется Paradisheldae. Первые райские птицы были доставлены в Европу средневековыми мореплавателями. Но, хотя в Европе со временем появлялось все больше и больше перьев райских птиц, родина их оставалась такой же загадочной, как и прежде. Итальянец Антонио Пигафетта, участник экспедиции Магеллана, оставивший самое подробное описание первого кругосветного путешествия, писал, что в Тидоре, где мореплаватели впервые увидели оперение неизвестных птиц, аборигены называли места, где они водятся, «земным раем».
В поисках «рая» отправились на Новую Гвинею сначала французский естествоиспытатель Лассон, после него Уоллес, а еще позже два итальянца — Беккари и Д'Альбертис. «Птичий рай» изучал и легендарный капитан Блад, один из первых белых, поселившихся в долине реки Вагхи. Этот австралийский летчик оказался на Новой Гвинее в период второй мировой войны. Его сбили японцы, но ему чудом удалось спастись. Перед тем как горящий самолет ударился о деревья, он выпрыгнул. Комбинезон уже горел, но капитан так долго катался по земле, что сумел погасить огонь. После этого, полуголый и босой, он пять недель (бродил по джунглям Северной Гвинеи, пока не наткнулся на папуасскую деревню. Жители приютили капитана Блада, и он несколько месяцев прожил среди них. Природа острова так очаровала его, что, когда война кончилась и бывший летчик мог бы вернуться домой, Блад решил никуда не уезжать и поселился в деревне Нондугл, в долине Вагхи. Отсюда он предпринял несколько поездок, в том числе и в поисках райских птиц. И здесь бывший летчик обнаружил новую разновидность великолепных райских птиц и неизвестный вид орхидеи. До недавнего времени одни орнитологи полагали, что на Новой Гвинее водится около семидесяти, а другие — даже около ста разновидностей этих птиц. Из них мне больше всего понравились красная, королевская, хвостатик черный и удивительная синяя птица Paradisaearudolphi, названная так в честь австрийского Эрцгерцога Рудольфа. Именами кайзера и его супруги были названы также два великолепных вида райских птиц, гнездящихся в окрестностях залива Хьюон, на территории, принадлежавшей когда-то Германии.
У некоторых птиц весьма своеобразная форма перьев. Например, удивительная ошейниковая райская птица названа так из-за двух щитковых воротничков, один из которых украшает верхнюю часть грудки, а другой — шею. На грудке оперение зеленое, на шее — под бронзу. Головка у нее темно-синяя, длинные перья хвоста отливают вороненой сталью. Точно так же как у ошейниковой райской птицы, у других разновидностей перья украшают самые различные части тела, отличаясь не только цветом, но и формой. Самцы, стремясь привлечь внимание самок, сидят нахохлившись и «хвалятся» яркостью окраски своего оперения. Любовная игра райских птиц напоминает парад мод. Самки и самцы встречаются всегда в одних и тех же местах. Австралийские орнитологи, посвятившие много трудов новогвинейским райским птицам, называют эти места «танцплощадками». На полянах среди джунглей самцы демонстрируют свою красоту. В бескровной борьбе за расположение «дам» всегда побеждали те птицы, чье оперение оказывалось ярче. Период спаривания, когда оперение самцов особенно красиво, на большинстве территории Новой Гвинеи приходится на май. Но время любви проходит, и самцы почти полностью теряют свои дивные перья. Поэтому ловят райских птиц главным образом в мае.
Однако, я отвлекся, а хотелось бы продолжить разговор об охоте. Так вот, основной вывод, который я сделал, наблюдая охотящихся папуасов, свидетельствует о том, что они, скорее, собиратели, чем охотники. Именно этим объясняется присутствие в их рационе большого количества пальмовых личинок, как основной белковой пищи. Тем не менее, и собирание личинок тоже называется охотой. Вообще-то мне подобное поведение кажется мудрым. Действительно, бессмысленно проявлять ненужную отвагу, отправляться в дальние загоны и рискованные авантюры, когда жизнь каждого члена племени бесценна. Их слишком мало, чтобы они могли рисковать. И они слишком умны, чтобы ради куска дичи подвергать свою жизнь опасности. Собственное бесстрашие папуасские мужчины демонстрируют в другом. Они могут в мгновение ока оказаться на вершине пятидесятиметровой пальмы, если увидели в кроне пчелиное гнездо. Они могут обоюдоострым ножиком, выточенным из бамбука так разделать птичью тушку, что на косточках не останется ни одного волоконца мяса. (К слову сказать, мы эти ножики и держать-то не могли так, чтобы не порезаться). Они быстрее молнии могут прыгнуть на зазевавшегося грызуна и задушить голыми руками самую большую змею. А что еще нужно, чтобы счастливо прожить отведенные судьбой годы и не умереть с голода?
Отступление пятнадцатое. Рассказывает Михаил.
Памяти Миклухо-Маклая посвящается.
В канун нового года, когда почему-то хочется подвести итоги не только прошедших двенадцати месяцев, но и прожитых ранее лет, а особенно, если волею случая ты вырван из привычного мира и заброшен в каменный век, в голову приходят исключительно серьезные мысли. А тут еще и Андрей с лукавой улыбкой протянул мне новогодний подарок – миниатюрную книжицу с афоризмами древних философов. Самый что ни на есть папуасский и своевременный подарок. Но глаза с удовольствием впитывают каждую печатную строчку и смакуют ее, и растягивают удовольствие на долгие минуты и часы. Именно тогда мне почему-то вспомнился Миклухо-Маклай, наш выдающийся соотечественник, жизнь которого, возможно, в чем-то и подтолкнула нас очутиться там, где мы сейчас находимся.
Миклухо-Маклай родился в 1847 и прожил всего сорок лет. Зато каких! Юношей он воспитывался во второй Санкт-Петербургской гимназии, затем поступил в университет. Продолжать образование молодой зоолог он отправился за границу, где были напечатаны и первые его зоологические работы.
Маклаю исполнилось всего 19 лет, когда он предпринял свою первую поездку на Мадеру, Канapскиe о-ва и в Марокко, а в 1869 году он посетил берега Красного моря и Малой Азии, занимаясь главным образом изучением низших морских животных, губок, полипов и т. д.
Вернувшись в Россию, Николай задумал невиданную до той поры дерзость -
отправиться на почти неизвестную тогда Новую Гвинею. Сейчас, скорее всего, ученые мужи назвали бы желание столь молодого юноши баловством и отфутболили учиться дальше в библиотеки и читальные залы, но Императорское Русское Географическое Общество в 1871 году посчитало иначе и Миклухо-Маклай, на корвете "Витязь", отправился в опасное путешествие. Корвет специально для этой цели зашел в бухту Астролябии на Новой Гвинее.
Всего три человека – сам Маклай, его слуга-швед и приятель-полинезиец высадились на диком берегу. Правда матросы помогли ученому выстроить небольшую хижину, и отважная троица осталась практически в полном одиночестве.
В различных книжках многократно описаны первые встречи Маклая с папуасами. Известно, что сначала дикари разбежались в испуге, но затем, понемногу, освоились с неизвестным пришельцем, прозванным ими "человеком с луны".
Через год, в 1872 г., в бухту зашел клипер "Изумруд" и увез смелого
путешественника, больного лихорадкой, на остров Яву. После непродолжительного лечения, неугомонный странник вновь решил поехать на Новую Гвинею, только теперь на ее юго-западный берег. К сожалению, контакта не получилось. Ученый чудом спасся, его не убили и не съели – просто не успели. Попутешествовав по различным ндонезийским островам и еще раз пройдя курс лечения на Яве, Николай Николаевич решил вернуться на берег Маклая, к своим знакомым папуасам. В 1876 году он привез своим друзьям скот, орудия труда, медикаменты и целых три года занимался тем, что учил, лечил и изучал своеобразную народность. Нужно сказать, что антропологическая и этнографическая коллекции, собранные Маклаем, до сих пор считаются самыми полными и интересными в научном мире. В 1878 году Маклай вернулся в Сингапур, потом переехал в Сидней и занялся, между прочим, устройством биологической станции в Ватсон-бае. В течение этого же года он посетил Новую Каледонию, о-ва Лояльти, Ново-Гебридские,
Адмиралтейства, Соломоновы, а также некоторые о-ва Микронезии. Убедился
в широком распространении захвата людей для продажи в рабство (под
видом законтрактованных кули) и, по возвращении в Австралию, стал сильно
ратовать против данного зла.
В 1882 г. М. Маклай приехал в Петербург, опубликовал часть своих работат, а так же пытался добиться того, чтобы берег Маклая, который пыталась захватить Германия, был занят Россией. Колониализм тогда не считался пороком и Маклай был свято уверен, что именно Россия сможет принести Новой Гвинее цивилизацию и духовность. Но его расчеты не оправдались. Таинственный остров не был интересен Российской Империи. Расстроенный Маклай уехал в Австралию, где решил посвятить себя простым житейским заботам, завести семью и жить жизнью обычного человека. Маклай
женился на дочери сэра Дж. Робертсона, бывшего первого министра Нового
Южного Валлиса. Но австралийского счастья не получилось – Маклая одолела тоска по родине. Семья уехала в Петербург вместе с кругленьким счетам на огромную сумму денег, которую ученый задолжал австралийскому правительству. К чести Географического Общества оно оплатило все счета отважного ученого и путешественника. В Петербурге Маклай стал готовить описание своих путешествий,
издание коего Государь Император Александр III соизволил
принять на свой счет, но расстроенное здоровье скоро изменило
путешественнику и он скончался в том же году. По ходатайству
Географического Общества, вдове его была назначена пенсия в 600 рублей. Труды
Маклая напечатаны в "Известиях" Императорского Русского Географического Общества, в "Verhandlungen der Berliner Gesellschaft der Anthropologie, Ethnologie
und Urgeschichte" и в австрийских журналах. С Новой Гвинеи им была
вывезена богатая коллекция антропологических и этнографических предметов,
переданная им географическому обществу, а последним в Императорскую Академию
наук. После Маклая осталось еще много рисунков и ряд записных
книжек, но составление по ним описания путешествия до сих, увы, не осуществлено
Глава двенадцатая. НИ ХВОСТА, НИ ЧЕШУИ! Рассказывает Андрей.
У какого мужчины, даже мальчишки, не замирает сердце при слове "рыбалка"? Пожалуй, что нет таких.
Вот и мы, узнав, что 7 января племя собирается на рыбалку, тоже начали к ней активно готовиться. Я уже рассказывал о нашей встрече с талантливым местным рыболовом, который "бил" лобстеров в мутной водице практически голыми руками. Он еще и нас обещал научить подобному. Понятно, что мы не хотели ударить в грязь лицом.
- Если обломать иглы у шприцов (все равно ведь не пригодились) и потом их как-нибудь загнуть, то может получиться классный крючок - Алексей проявляет инициативу, - Бамбука тут полно, удилище сделать на раз-два, а леска у нас где-то была, я точно помню.
- Не-а, они так не рыбачат. Я читал, что они рыбу загоняют в какие-то заводи, а потом травят ее специальным ядом из травы. - Это уже реплика Александра.
- И что потом ядовитую едят?
- Да Бог их знает? Может, этот яд для рыбы опасен, а человеку от него хоть бы хны...
Михаил в беседу не вмешивается. По его глазам я вижу, что он уже мысленно примеряет на себя те самые очки - консервные банки, которые нам почти пригрезились в ночном птичьем домике. Что и говорить, ныряет Михаил классно, но еще важнее, что он может, как Ихтиандр, просидеть под водой что-то около трех или четырех минут (точно не помню, как-то на Красном море эксперименты ставили). Поэтому наши друзья-папуасы, если только они сами не обладают подобными феноменальными способностями, должны будут оценить мастерство Миши-рыболова по достоинству. И старому рыбаку приятно будет, что мы не в обузу, а реально в помощь окажемся.
- Исайя!!!- громко кричит Алексей, невольно вспугивая прикорнувшую рядом с ним туземную собачонку, - Исайя, ты нашего рыбака не видел? Может спросить у него, что к завтрашней рыбалке готовить?
Под заливистый лай щенка появляется невозмутимый Исайя, вынырнув из "общего дома" в компании симпатичной комбайки. Мы уже к этому времени четко знаем, что "шашни" с незамужними дамами в племени не приветствуются, точнее, на них наложено строжайшее табу, поэтому, скорее всего наш проводник просто развлекал девушку разговорами, а то и угощался втихую внеплановой лепешкой из саго, но Исайя предпочитает выглядеть в наших глазах героем-любовником:
- Ну, чего вы так кричите? - нарочито возмущается он. - Может быть у меня личное время, или я должен всегда бежать по вашему первому зову, как эта собачка?
Исайя смешно выговаривает "догги", подлаивая и подскуливая так натурально, что голосистый щенок тут же с удивлением замирает.
- Прости брат. Просто завтра рыбалка, и нам бы хотелось с тем рыбаком кое-что обсудить. Сами-то мы его лицо не очень запомнили, поэтому подскажи, к кому из мужчин племени нам обратиться?
Ворча, Исайя отправляется к группе курящих в тенечке комбаев. Он что-то обсуждает с ними минут десять, пятнадцать, полчаса. Наконец, когда наше терпение уже почти лопнуло, Исайя возвращается к нам под громкий смех папуасов.
- Они сказали, что тот рыбак - дадли (то есть комбай, который не живет в одной деревне, а ходит с место на место, оплачивая кратковременный постой рыбой). И он уже два дня как ушел к большой реке. Но научится так рыбачить (Исайя произносит "охотиться") как он, почти невозможно. Это дар Буа.
Ничего не понимаем, но догадываемся, что Буа - это что-то вроде высшей силы. А может Исайя что-то совсем не религиозное имел в виду, кто разберет?
- А почему комбаи смеялись? - подозрительно спрашивает оператор.
- А, это..., - Исайя и сам с удовольствием принимается хохотать, - Вождь сказал, что собирать рыбу - это женское занятие. И очень удивился, когда узнал, что белые мужчины собираются завтра быть как женщины.
В тот момент нам показалось, что Исайя просто оговорился, произнеся фразу о "собирании рыбы" , буквально, с английского - коллекционировании.
- Видите, я правильно предлагал сделать удочки, - опять воодушевляется Алексей - Раз не с острогой, как тот дед, то с удочками самое оно!
- Ну, сначала надо реку посмотреть, где будем рыбачить, - включается в разговор Миша, - И как-то выяснить, какая тут рыба водится. А то изготовим крючки на сомов, а клевать будет плотва.
То, что нам предстоит рыбачить с женщинами, нас нисколько не смутило. Кто их знает, этих комбаев, какие у них порядки. Может, действительно, не принято мужчинам ходить на рыбалку. Но нам-то в самый раз! Тем более, что каждому из нас, в принципе, не хотелось пропускать ни одного значимого события в размеренной жизни комбаев. От которой, честное слово, через неделю мы просто начали сильно "уставать": проснулся, поел, погулял по лесу (хорошо, если что-то поймал), опять поел, покурил и спать... Даже дом мы достроили в первые же дни, а нового строительства не предполагалось. Даже за саго сходили всего один раз и принесли его, как мы поняли, недели на две вперед. А с учетом того, что мы регулярно подкармливали комбаев нашими запасами, - то добытого саго им и еще дольше хватит. Поэтому отказывать себе в удовольствии из-за местных предрассудков? Увольте!
Михаил опять отправил к мужчинам парламентером Исайю, чтобы тот выяснил у местных дислокацию завтрашней рыбной ловли. Через несколько минут Исайя вернулся в компании Эскеля и Дуэля. В принципе, местную речку мы уже хорошо изучили, так как ходили плавать почти каждый день. Но ведь наверняка комбаи знают какие-то "прикормленные" места, где рыба клюет особенно хорошо.
К нашему большому удивлению мальчишки направились в сторону противоположную реке, примерно в ту часть джунглей, где мы совсем недавно добывали саго.
- Может у них еще какая-то речка есть поблизости - выразил общее сомнение Алексей.
Мы недоуменно пожали плечами, но предпочли не отставать от провожатых и не задавать лишних вопросов. И так было понятно, что на любой вопрос получим традиционный ответ: "Атка, ва!" (Дядя, пойдем). Комбаи предпочитают не отвечать словами, а демонстрировать то, о чем их спрашивают. "Атка, ва" - и через полчаса тебе показывают пойманную змею. "Атка, ва" - и жена вождя на твоих глазах начинает плести сложную сеть из пальмового волокна, хотя ты просто хотел узнать, насколько эта сетка прочна. Кстати! А ведь это идея! Нужно было заранее попросить папуасов сплести большую рыболовную сеть и, кто знает, возможно мы бы им преподали новый урок рыбной ловли с силком. Эх, теперь уже не успеем...
Тем временем, мы довольно сильно углубились в джунгли. Почва под ногами стала болотистой. То тут, то там, нам приходилось перепрыгивать через небольшие ручейки, постоянно хватаясь за стволы поваленных и полусгнивших деревьев. Еще через двадцать минут мальчишки остановились и уверенно показали на землю пальцем.
- Тут будет! - озвучил их жест Исайя.
- Что будет? - недоуменно пожал плечами Александр. Он и так сильно переживал от того, что углубляясь в лес, мы теряем свет, солнце, необходимые, как знает каждый оператор, для качественной видеокартинки.
- Тут рыбы будут, - еще раз уточнил наш проводник.
- Да где тут-то? - вскипел Алексей, - Тут лужа какая-то и ручей. Мы таких луж уже штук пятьдесят прошли.
Исайя невозмутимо пожал плечами и, закурив, присел на ствол поваленной пальмы. Дескать, вы просили показать место, я показал. Какие претензии?
Михаил начал внимательно осматриваться вокруг.
- Знаете, - вдруг обратился он к нам, - А ведь, если это ручей, то довольно большой. Скорее, просто мелкая и узкая речка. И вокруг нас не лужи…Наоборот, это мы - на островках, внутри, так сказать, речки. Видите, вот там и там уже совсем сухая земля. Мы просто все время шли по руслу этой речушки.Сейчас дождей мало вот речка и обмелела. Если присмотреться, то понятно, что вода в этих лужах не застаивается, а движется.
- Ну и что мы наловим в этом ручье? - недовольно возразил Саша, - Там же в самом глубоком месте чуть выше колен?
- Да уж, удочкой не размахнешься. - угрюмо поддержал приятеля Алексей.
- Значит точно будут травить ядом! – снова выдвинул своё предположение Александр, - Найдут подходящую лужу, насыплют какого-нибудь яда и будут ждать, пока рыба к верху пузом всплывет.
-Ага! - согласился Алексей, - То-то Исайя говорил не "рыбачить", а "собирать" рыбу. Теперь понятно, почему мужики этим не занимаются. Это же примерно как собирать грибы и ягоды.
- Ну и что, не идем завтра? - задал вопрос возмущенному собранию Михаил.
- А то нет! - дружно ответили все, - Конечно идем. Оно, естественно, не то, чтобы рыбалка, но и не у палатки же торчать, в конце концов.
Наступило утро следующего дня. Предпоследнего, до нашего возвращения на Большую Землю. К слову сказать, возвращаться мы собирались не в Москву. Так получилось, что сразу после Новой Гвинеи нам предстояла еще одна экспедиция, теперь уже к аборигенам Австралии, но о ней мы расскажем как-нибудь потом...
Итак. Еще не забрезжило солнце, а в дверь нашей палатки "постучалась", точнее поскреблась супруга вождя. Нас, безусловно, разбудило не вождихино деликатное шуршание, а вполне громкие и отчетливые крики ее подружек, довольно темпераментно что-то обсуждавших в тылах нашего полотняного домика.
- Коллеги, где Исайя? - сурово спросил проснувшийся первым Алексей.
- Он вчера на ночь залезал в "наш" домик, - объяснил всезнающий Саша, - Но, честно говоря, нет никакого желания туда в пять утра переться.
- Во сколько? - это я.
- Ну, по их времени, три минуты шестого, - невозмутимо ответил Александр.
- Блин, да они же раньше восьми никогда не просыпаются, - подключился Михаил.
- Ребята, дамочки, скорее всего, просто хотят нас от стыда избавить. Ну, чтобы их мужья не заметили, что мы на "грибалку" собрались - предположил оператор.
Так, перебрасываясь малозначимыми фразами, мы выбрались на свежий воздух. Моросило. Не то, чтобы дождь, но и хорошей погоду не назовешь. Действительно, у палатки собралось все дамское общество комбайской деревни в полном составе. Кроме вдовы со щенком. Посовещавшись, мы все-таки решили подниматься за проводником. Во-первых, мало ли какие засады ждут на этой рыбалке. А во-вторых, очень трудно провести целый день не понимая ни одного слова. На наше счастье Исайя нарисовался сам. На голове его задорно трепыхалась Лёшина бандана, обут он был в огромные Мишины кроссовки, а в заплечной сетке отчетливо угадывался силуэт "Рэд Лэйбл" и двух пачек моих сигарет. Судя по всему, Исайя провел вполне веселую и почти бессонную ночь.
- Я в Вамене вам расскажу, что сегодня узнал, - хрипло сообщил наш папуасский друг и, словно только вспомнив, напустился на Александра, - А где мой кушать? Где "кашиа"?
-Какая, к черту, каша? Видишь, все уже на рыбалку идут, - огрызнулся оператор.
- Тогда Исайя будет брать тушенку...
Надо же, а это слово он произнес без малейшего акцента.
Через час, примерно, мы были на месте. Нас несколько удивило, что комбайки не несли с собой никаких кульков, свертков в заплечных мешках (или где там у них мог поместиться яд для рыбы)? Посовещавшись, мы решили, что нужная отрава будет найдена непосредственно около "рыбацкой зоны". Да и то сказать, специальных ядов, насколько мы знали, папуасы не заготавливали.
По прибытию на место, женщины сразу же разделились на две бригады. Первая (примерно три-четыре дамы) осталась рядом с нами. Остальные семь или восемь разновозрастных комбаек отправились в джунгли рубить молодые пальмы и бамбук. После того, как рядом с нами образовалась довольно внушительная куча этих зеленых жердей, мы все-таки рискнули попросить Исайю объяснить, что сейчас будет происходить. Впрочем, объяснения проводника не потребовались. Женщины, объединившись, стали довольно споро возводить плотины, огораживая участок ручья примерно в восемь метров по длине. Первой они строили ту плотину, которая находилась ниже по течению. Мы как-то незаметно втянулись, особенно, если нужно было укладывать довольно крупные стволы, и еще через полчаса, речушка стала выпрыгивать из берегов, разливаясь слева и справа от прочной плотины.
- Я же говорил, - обрадовано сообщил Александр, не принимавший участия в работе, но активно снимавший все ее этапы на пленку, - Сейчас построим вторую перегородку и начнем травить рыбу.
Словно услыхав Сашины слова, комбайки стали возводить вторую плотину. Мы помогали им молча, так как уже и сами сообразили, какая рыбалка нас ждет. Единственное, что вызывало у нас опасение, это факт полного отсутствия рыбы в том ручье, где мы ковырялись. Хотя, кто его знает? Вдруг, папуасы едят не саму рыбу, а каких-нибудь речных личинок, рассмотреть которых довольно трудно без привычки.
Однако, когда обе плотины были готовы, и ручей стал напоминать заключенный в тростниковый оплет котел с мутной водой, комбайки не стали искать чудо-траву-отраву. Они срезали каждая по большому пальмовому листу и принялись методично вычерпывать из заводи воду. Их движения напоминали какую-то фантастическую сцену, так как изначально казалось, что, сколько из ручья не черпай, мельче он не становится. Но они тихо напевали какую-то свою папуасскую песню и черпали, черпали... Совершенно помимо воли мы тоже присоединились к ним. При этом, каждый постарался внести в процесс какое-то разумное усовершенствование. Михаил обернул пальмовый лист своей футболкой и теперь он "забирал" воды значительно больше. Алексей черпал воду сразу двумя половинками разрезанной пятилитровой фляги из-под воды. Я пожертвовал гермопакетом из-под техники.... Странно и удивительно, но уже минут через сорок вода едва достигала наших щиколоток, а еще через пять минут пожилая вождиха что-то гортанно крикнула и работы остановились. Она требовательно указала на двух своих подруг, на Мишин черпак и встала посреди болотистой заводи на четвереньки. Неуловимо быстрым движением она зачерпывала ил (или грязь) со дна ручья, шерстила по дну черпака рукой и выбрасывала (выливала) воду на берег. Через несколько секунд в ее руке победно затрепетала серебристая рыбешка. Потом еще одна. И еще...
Что вам сказать? Наша килька, конечно, мельче. Но мойва куда крупнее. Поняв принцип "собирательства" рыбы, мы тоже подключились к работе и почти не обращали внимания на нахмуренное лицо жены вождя. Нас не смутило, что никто из женщин не пришел на помощь старшей подруге. Вероятно, у папуасов отсутствует понятие "азарт", но как можно было удержаться, видя что кто-то, пусть даже весьма уважаемый, уводит из-под носа твою добычу. Через час ручей был взрыт до дна… Все, что можно было нащупать в илистой глине его основания, мы перелопатили трижды. "Улов" был не ахти! Может, с десяток рыбешек, самая крупная из которых не превышала 15 сантиметров.
Был почти полдень, когда наша рыболовецкая флотилия вернулась в деревню. Судя по приветственным возгласам мужчин, они тоже очень хотели свежей рыбки, хотя и отзывались он рыболовстве столь пренебрежительно.
К слову сказать, какова была судьба улова мы так и не узнали. Весь вечер у нас ушел на то, чтобы проверить архивы фото и видеоматериалов, разложить по датам блокноты и отдельные записи, отобрать из одежды и провианта то, что возьмем в обратный путь и то, что навсегда оставим у комбаев.
Утром следующего дня, наскоро перекусив, мы направились в сторону Вангамало. Надо же, никто из папуасов не вышел нас провожать...
Только много дней спустя мы узнаем от Исайи, что в то утро все племя ушло в джунгли, чтобы не показать гостям, насколько они опечалены близкой разлукой. У нашей палатки трогательной кучей лежали прощальные подарки папуасов: луки, стрелы, копья, бусы, великолепные деревянные щиты. И НИ ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА ВОКРУГ.
Мы, собрав рюкзаки и упаковав подарки наших новых друзей, тоже, по максимуму, оставили все, что могли в джунглях. Конечно же, вождь не сообразит, как пользоваться механической бритвой, а женщинам не пригодится шампунь. Скорее всего, даже наш котелок и пластиковые миски, а тем более книги, им никогда не понадобятся. Да и сама палатка покажется ненужной роскошью. Ну и пусть. Почти три недели мы жили одной семьей, забыв о расовых, религиозных, цивилизационных и каких там еще различиях. Мы просто были вместе.
И мы очень надеемся, что если после нас, когда-нибудь, в это маленькое комбайское племя постучаться наши бледнокожие соотечественники из будущего, то подросшие Дуэль и Эскель гостеприимно скажут им: "Вэлкам! Привет! С Новым Годом",- так как научил их наш Алексей, так как говорили им мы.
Заключение.
Мы уже давно улетели из Вонгамало и Вамены. Мы почти забыли жару влажных джунглей, хлипкую ветхость лестниц в домиках на деревьях и самодостаточных спокойных и неторопливых папуасов. Да, стены наших домов украшают живописные маски, луки и стрелы. Да, наши фотоальбомы пестреют необычными снимками. Все это было, все это с нами. Но мы от души завидуем тем, кто придет после нас. Завидуем их глазам, которым суждено увидеть миллион чудесных вещей. Завидуем их бедным желудкам, которым предстоит привыкать к непроваренной гречке.
Но не это главное.
Сегодня мы точно заем, что там, за тысячи и тысячи километров, в глухих, непроходимых джунглях живут те, кто нас будет обязательно помнить. И наши супо-каши, и наш загадочный праздник «новый год», и смешных белокожих людей, умеющих перемещать маленьких комбаев в квадратик видеокамеры. И может быть, когда-нибудь (ведь так иногда хочется поверить в сказку), мы сами, или наши дети, или даже внуки, приехав в Вамену, узнают, что ее мэром избрали Дуэля, а Исайя назначен министром культуры Ириан-Джаи. Что железные птицы не бомбят больше леса Новой Гвинеи, а урожай саговых пальм увеличил рождаемость папуасов на 200 процентов.
Впереди новые путешествия и новые открытия. И пусть все, что каждому из нас уготовано Богом, обязательно сбудется!
Возвращение в прошлое
© Copyright: Инна Метельская, 2011
Свидетельство о публикации №211092501294
Свидетельство о публикации №211092501294
Рецензии