Коверная Люся

Каждый год, в последнюю неделю августа, передвижной цирк Шапито, раскидывал свой шатер неподалеку от рынка их небольшого городка. За месяц до этого в городской газете появлялись объявления о требующихся для артистов цирка комнатах, а местное радио начинало бесхитростную рекламу, зазывая народ на предстоящие представления. В город приходила атмосфера ожидания праздника и даже надвигающееся 1-ое сентября, не могло этого настроения испортить. Напротив, многие школьники и школьницы взаправду считали, что цирк приезжает в это время как раз для того, чтобы скрасить им всем безрадостную перспективу вновь наступающего учебного года.

Люся цирк обожала. Всякий раз ждала его, как манны небесной. И , становясь старше, подбиралась к нему все ближе и ближе.

В пять лет предвосхищение цирка было для нее завязанным мамой красивым розовым бантом на макушке и вкусом сладкой сахарной ваты. В десять лет , жадно вдыхая запах типографской краски, Люся зачитывала до дыр газетки с объявлениями об аренде комнат для циркового люда. В двенадцать лет она отважилась подойти еще ближе и наблюдала ,как потные мускулистые ребята на недавнем еще пустыре устанавливают несущие конструкции и натягивают на них полотно будущего праздника. Цирк волнующе источал смешанный аромат молодого пота и деревянных скамеек . А в четырнадцать решилась, наконец, она заглянуть внутрь, и, втянув молодым носом запах цирковых опилок в темном, пропахшем внешним солнцем помещении, поняла , что хочет отстаться здесь навсегда. Влюбилась.

Сама Люся была из семьи особенной,по-своему цирковой, а точнее клоунской. Ее оба родителя были как-бы немного «набекрень», каждый со своей собственной цирковой репризой. Папа Лёша с завидным упорством и идеями, одна безумнее другой, катался , как отбитый умелой рукой пин-понговый шарик, по траектории от партийных к советским организациям, и от них - в редакцию городской газетки. То он собирался осушать местных пруд, чтобы построить на его месте город аттракционов «СовВегас» и привлечь внимание всей страны к их скромной местности. То, наоборот, предлагал тот же самый пруд почистить и углубить, развести в нем редкую рыбу ишкан и войти в анналы истории наряду с озерами Севан и Иссык-Куль, в которых эта рыба водилась, в первом - от природы, а втором- по мастерству ученых-рыбоводов.

Мама же, Танечка, и вовсе за глаза слыла городской сумасшедшей по причине своей непроходящей любви к котам и кошкам всех пород, мастей и характеров, в огромных количествах обитающих в местных дворах, пропитание для которых она добывала, обивая пороги детских учреждений и столовых.
Наверное, именно поэтому пожилая воспитальница Ольга Сергеевна, вздыхая, гладила Люсю по голове, всякий раз заметив входящую в калитку их детского садика, в кружевных перчатках летом и в стареющей вместе с нею, рыжей лисе на плечах, зимой, люсину Танечку, первым делом направляющуюся в садиковой кухне.

Вот и получилась от этих двоих немолодых и чудаковатых людей какая-то клоунская девочка, смешная , некрасивая, собравшая в своей внешности все самые нелепые части и фрагменты из обеих пород. И только богатые пепельные волосы да красивый серебристый смех намекали на люсино внутреннее, скрытое от посторонних взглядов, сокровище - ее душу и сердце. Но кому придет в голову докапываться до внутреннего содержания в цирке? Цирк – он и есть цирк: здесь все что блестит - обманывает, над слезами клоунов смеются и бесконечно верят в то, что медведь счастлив ходить на задних лапах.

Не догадывались о люсином сокровище и все ее школьные подружки - красавицы, к слову сказать Люсю любившие, за ее доброту и тот неказистый фон, на котором их красота расцветала еще пышнее, и недруги-одноклассники, дразнившие ее «Люся- свинное рыло», и учителя, по причине педагогической близорукости, не видевшие в этой невзрачной ученице ничего особенного.

Только, пожалуй , школьная дворничиха, прошедшая за свою нелегкую жизнь путь от красавицы-полячки Станиславы Богинской до умеренно выпивающей бабы Стаси, в казахстанских лагерях научившаяся ценить золото человеческих душ, частенько осеняла себя своим католическим крестным знамением за здоровье и благополучие этой редкой девочки, по доброте своей помогавшей ей справляться с тяжелым шлангом весной-летом и чистить школьную, от ворот, дорожку зимой.

Словно убегая от этого мира, не умевшего распознать ее истинного богатства , подала Люся после 8 класса свои документы в библиотечный техникум, интуитивно угадав, что в этом тихом царстве некрасивых женщин и великих книг, ей будет уютнее. Попала в яблочко, что называется.Золотые корешки трудов великой человеческой мысли напрочь исключали внешнюю индивидуальность и ненужную в этом посредническом мире красивость. Были они, как монахини, по большому счету все на одно лицо, все с одной только идеей: нести разумное, доброе , вечное человеку обыкновенному - библиотечному читателю.

В центральной городской библиотеке имени А.Горького, куда после обучения вернулась Люся с красным дипломом, у нее появился даже свой круг поклонников, людей по-своему странных, приходивших сюда вместо кинотеатра, кафе или танцплощадки, по своей собственной воле. Просто так! Толстые ковровые дорожки, брошенные на пол читального зала и заставленные томами книг полки изолировали этот библиотечный мир от другого мира, нормального, и образно, и фактически.
Словно было здесь общество людей с пониженным слухом: бесшумно проходила Люся до своей кафедры, шепотом разговаривала с очередным посетителем, тихо шелестели книжные страницы, и другая, иная жизнь, с набором громких звуков и бурных эмоций, едва угадывалась из-за темных штор, занавешиваюших большие, от потока до пола окна, благодаря скорому свету фар, мимо проезжавших бесшумно, как казалось отсюда, изнутри машин.

Цирк с его громом, звоном, музыкой и праздничным шумом был другой Галактикой, которую Люся обожала, и к которой внутренне и тайно принадлежала.
Сейчас могла она себе позволить и место в первом ряду, и не одно единственное представление, как раньше, в детстве. Теперь на ее столе лежало восемь билетов. Первый ряд, левая сторона , 14 место. Восемь раз подряд.
В антракте кто-то тронул ее за плечо.
-Девушка, я вас здесь вижу почти каждый вечер,- улыбается, красивый, высокий,- цирк любите?
-Люблю,- выдохнула Люся, еле сдерживая готовое выскочит из груди ее великое сердце,- он! Он!
-А не хотите в цирке поработать?-спросил и засмеялся, так преданно и самоотверженно смотрела в его глаза эта страшненькая девушка, точно его Люська, сдохнувшая вчера, от неправильно проглоченной куриной косточки.- Мне в репризу партнерша нужна.......

Когда Игорь напивался, с него моментально слетал весь лоск побочного отпрыска старой цирковой династии Кантемировых. Вся его незадавшаяся в самом начале цирковая карьера, одним неудачным движением молодой необъезженной лошадки заставившая этого красавца натянуть на себя клоунскую маску, вылилась для него в злую обиду на судьбу.Став коверным,придумал он себе недобрую цирковую репризу про джигитовку : скакал на его верной пуделихе Люське зловредный красавец-петух Семён, по породе уменующийся голландским белохохлым бентамом,напоминавший скорее какую-то сказочную птицу, а не обыкновенную домашнюю курицу, а по жизни бывший мстительным мерзавцем, не любившим никого и не уважавшим ничто. Сам же Игорь бежал рядом в уродливом клоунском гриме с игрушечным хлыстом наперевес, словно в насмешку над известной цирковой фамилией.

К новой, человеческой Люсе хохлатый Семен приглядывался долго, пару раз долбанул клювом для порядка, словно проверял, а потом вдруг подобрел, распушил свой красивый белый хохол и принял её к себе в вечные подруги, безошибочно угадав в ней своим злым куриным серцем фантастической огромности душу.
Только , пожалуй, Игорю не хватало подобной петушиной прозорливости и всю люсину великую любовь он принимал ,как должное обожание прирученного им, в насмешку над самим собой, человеческого существа. А люсина некрасивость, с особенным разочарованием встречаемая им по утрам, всякий раз после безудержного ночного полу-пьяного секса, скорее напоминала ему о том, что вот так же и его судьба поманила , да обманула, повернулась к нему своей самой что ни на есть ужасной изнанкой. Про свои пьяные ночные слезы любви к этому неземному существу он безоговорочно забывал каждое утро, словно скрыта была от него эта информация, как от андерсеновского принца, пытавшегося всю жизнь угадать, в ком же живет, спасшая его когда-то Русалочка. В злой броне своего разбитого сердца каждое утро ненавидел Игорь Люсю все сильнее.
Уже давно не числилась Люся в коверных, уступив место новой актрисе, черной пуделихе Томке, выдрессированной Игорем ей на замену. И кем она состояла при этом злом клоуне уже никто и не знал- любовницей, гримершей, ассистенткой, наложницей, заложницей?
Цирковые Люсю любили, жалели. Пару раз звал ее в свой номер местный фокусник, да Люся отказала ему, не могла оставить Игоря . Не умела.

Люся умерла в тот самый момент, когда услышав ее новость, Игорь заорал на весь манеж.Кричал он громко , бешенно, что он сам - урод моральный, а она- урод физический, и хорошее же потомство получится от двух уродов. Кипел , брызгал слюной, изрыгал на Люсю проклятия, предназначавшиеся , по сути дела, ему самому. Ненавидел и себя, и ее, и весь мир, за то, что не умел увидеть истинного, и обречен был до душевных язв упиваться внешней изнанкой жизни. Уроды, неудачники, изгои..... И прочая, и прочая, и прочая......

Свою дочку Люся назвала Станиславой. Была она прехорошенькой и улыбчивой, и, вероятно, доставила бы Люсе, океан счастья, если бы Люся была жива. Но коверная Люся умерла давно, а о другой уже давно все позабыли.