Танцующие панчеры

ЮРИЙ ОВТИН

Танцующие панчеры.

Рассказ

…В детстве моим любимым времяпровождением, как и у многих сверстников, была игра в футбол — отчаянно и упоенно мы гоняли «пузырь» на школьном поле. Как-то, прослышав, что объявлен набор в детскую футбольную школу на стадионе «Спартак», мы, оравой человек в двадцать, пошли туда записываться.
   Тренер Юзек (фамилия, которую все принимали за имя) разделил нас на две команды и устроил «смотрины», после чего отобрал трех-четырех счастливчиков. Критически осмотрев мою фигуру, он заметил, что готов попробовать сделать из меня вратаря, но я жаждал играть только в нападении, как знаменитый Эдуард Стрельцов, и на меньшее был не согласен.
   Потом меня увлекла легкая атлетика и несколько лет на стадионе «Динамо» я учился бегать спринтерские дистанции — с барьерами и без барьеров, прыгал в длину и высоту, толкал ядро, метал копье, потом диск, и был вполне доволен собой.
   Там, на «Динамо», рядом с парилкой и решетчатым забором, за которым, как в клетке, лениво покачивалось море, располагался открытый ринг, где тренировались боксеры-подростки.
   Меня как магнитом тянуло туда и я подолгу наблюдал за кружащими друг вокруг друга парнями в кожаных, похожих на надутые гири перчатках, словно танцующими в обвязанном канатами упругом квадратном пространстве, — и от вида этого напряженного, прерывистого танца в моих жилах закипала кровь, а сердечная мышца начинала импульсивно подергиваться, отсчитывая удары.
   Однажды, когда я так стоял близ помоста, ко мне подошел тренер юных боксеров — Александр Михайлович Лещинский и ободряюще похлопав по плечу (как бы невзначай пробуя бицепс), спросил, не хочу ли я одеть перчатки и попробовать себя на ринге?
   Я не раздумывая согласился, уже представляя, как буду сейчас вальсировать на этой замечательной танцплощадке. В спарринг-партнеры Александр Михайлович (чтоб не отпугнуть) отрядил мне парнишку, занимавшегося в секции всего неделю.
   Домой я шел с разбитым носом и здоровенным фингалом под глазом, но боли не чувствовал, переполненный новыми ощущениями, еще не остывший от азарта боя и гордый предложением тренера продолжить занятия боксом в возглавляемой им секции.
   Полгода тренировался я у Александра Михайловича, от которого исходили какое-то необыкновенное тепло и доброта, столь необходимые подросткам, несмотря на то, что обучал он нас самому жесткому виду спорта.
   Позднее, с несколькими друзьями, я перешел в общество «Авангард», где стал тренироваться под руководством заслуженного тренера республики Аркадия Давидовича Бакмана. Боксеры его боготворили. Небольшого роста, очень подвижный, даже немного суетливый, он, как это бывает со многими выдающимися тренерами, — то, чего не удалось достичь самому как спортсмену, торопился наверстать через своих учеников.
   Здесь, в ДСО «Авангард», располагавшемся в бывшем здании костела на Екатерининской (ныне восстановленном в своих правах), я познакомился со многими нашими прославленными боксерами, которые для нас, мальчишек, являлись кумирами. Мы заворожено следили за ними, стараясь перенять манеру ведения боя, подражая им не только в выполнении технических приемов, но и поведению за пределами ринга.
   Конечно же, легендой одесского бокса был Семен Трестин, выступавший в легчайшем и полулегком весе, — что называется, боксер Божьей милостью, самородок, он олицетворял Одессу в самых лучших ее традициях, как в свое время Сережа Уточкин. Стремительный и высокотехничный, импровизатор с хорошо постановленным ударом и великолепной реакцией, он проводил бои на едином дыхании, превращая их в настоящий спектакль, доводя до кипения зрительный зал. Трехкратный призер первенства СССР, восьмикратный чемпион Украины, он относился к жизни легко, нередко нарушал спортивный режим — позволяя себе закурить сигарету или выпить рюмку-другую, но беда была не в этом: думается, Трестин мог бы достичь большего, если б не субъективность столичных судей, которые среди других равных спортсменов предпочтение отдавали тем, на кого указывал перст чинуш из Спорткомитета.
   
В таких ситуациях надо было выигрывать убедительно, не оставляя ни сопернику, ни судьям ни малейших шансов.
   Об одном таком бое Трестина рассказывал мне Борис Давидович Литвак (в течение двадцати двух лет возглавлявший Одесскую Федерацию бокса).
   Это произошло на первенстве ВЦСПС, в московском дворце спорта «Крылья Советов». После двух выигранных боев в полуфинале судьба свела Семена Трестина с россиянином Ломакиным, по прозвищу «Убийца», из сорока двух побед которого сорок одна была добыта нокаутом,
   — «Соломончик» (так, в свойственной ему манере, называл Семена Трестина Литвак) обыграл «Убийцу» вчистую, ни о каком нокауте со стороны того не могло идти речи, судьям некуда было деваться! На радостях мы с женой преподнесли Соломончику старинные часы на цепочке, подаренные нам тестем на свадьбу. Но так было не всегда. Чего стоил хотя бы бой, в котором Трестин послал в нокдаун олимпийского чемпиона Степашкина! Но судьи как бы не заметили этого и присудили победу Степашкину. А мышиная возня, затеянная партаппаратчиками по причине пресловутой пятой графы, не хотевшими давать Соломончику визу, для поездки в Югославию (считавшуюся тогда полукапиталистической страной), где тогда впервые разыгрывался боксерский «Оскар»! С огромным трудом удалось отправить Трестина в составе сборной, и он с блеском выиграл турнир, завоевав почетный трофей.
   — Кстати, — улыбается Борис Давидович, — на те крохи, что тогда платили в загранкомандировках спортсменам, Соломончик купил нам с женой модные часы — за тот подарок, который мы ему сделали в Москве,..
   Имя Семена Трестина, проведшего за двадцать лет на ринге двести шестьдесят два боя (и проигравшего лишь четырнадцать), золотой строкой вписано в историю одесского спорта; традиционными стали в Одессе и международные соревнования по боксу, посвященные его памяти.
   Между тем, самым титулованным одесским боксером был здравствующий и поныне Леонид Бугаевский — дважды чемпион и трижды призер первенства Союза, многократный чемпион Украины, выступавший в наилегчайшем весе (на боксерском сленге — «мухач»), участвовавший в составе сборной СССР в турнирах сильнейших боксеров мира в Каире и Париже, мастер спорта СССР международного класса. Если отличительной чертой Трестина была импровизация, то Бугаевский, как говорится, досконально «знал предмет» и, всегда исключительно собранный, уверенно шел к намеченной цели. Главным его оружием была быстрота, все его победы были убедительными и завораживающе красивыми; он постоянно награждался призами: «За лучший бой», «За лучшую технику», «За волю к победе».
   С Бугаевским я как-то столкнулся в парной на Провиантской. Стоя в боксерской стойке с двумя вениками в рукавицах, он азартно обрабатывал спину другого нашего именитого боксера — Анатолия Бондаренко. В клубах тяжелого влажного пара движения его рук, корпуса, хранящие мышечную память, представлялись классическим образцом хуков, апперкотов и джебов и, как когда-то на аренах, приковывали восхищенное внимание публики, то есть других парильщиков, забывших для чего они пришли в баню.
   Я не мог удержаться от искушения взять у Бугаевского интервью. Он согласился не сразу, долго испытывал меня вопросами-ловушками, но по-видимому оставшись довольным ответами, предложил после парной попить пива:
— Угощаю я!
   Бугаевский оказался интересным собеседником, остроумным и не лишенным самоиронии. Живет — в душевной гармонии с собой и природой, не курит, не пьет (разве что кружку пива после парной, да и то в исключительных случаях), работает в «Одессгазе». И многие из тех, кто с нетерпением ожидает на своих дачах летом баллонный газ, совсем не подозревают, что развозит эти баллоны знаменитый человек, гордость одесского спорта.
   — Своей работой и зарплатой доволен. Недавно новую машину-газовозку получил, — говорит он почти удовлетворенно. — Живу у последнего приюта.
На мой немой вопрос усмехается:
   — Да рядом с Таировским кладбищем! Что, Высоцкого не помнишь?
   У него обширная библиотека, более двух тысяч томов. Узнав, что я автор двенадцати книг, он, переспросив фамилию, вспоминает, что читал и несколько моих книг, — после чего наши симпатии, как мне показалось, становятся взаимными.
   Но больше всего Бугаевский любит читать о разведчиках.
— Разведка мне и в спорте не раз помогала.
Я ловлю его на слове.
   — Это был финальный бой на первенстве Союза, с трехкратным чемпионом страны Николаем Новиковым.
   Перед началом соревнований, которые проходили в спорткомплексе ЦСКА, на общей тренировке боксеров Бугаевский присматривался к вероятным соперникам. Николай Новиков, безусловно, был самым сильным из всех «мухачей».
Бугаевский подошел к нему и предложил совместно потренироваться (чтоб провести таким образом разведку боем).
   — С тобой? — высокомерно вскинул бровь Новиков и, всем своим видом выказывая пренебрежение, отошел в сторону.
   Тренируясь с другими боксерами, Бугаевский, как бы между прочим, то и дело повторял, что, не приведи господь, окажется он в паре с Новиковым, — небезосновательно полагая, что эти разговоры дойдут до чемпиона и тот еще более уверует в свою непобедимость.
   — Когда я вышел на ринг, увидел, что на стенах спортивного зала развешены портреты прославленных боксеров, чемпионов страны — с одного из портретов, нахально улыбаясь, на меня смотрел мой соперник. Это добавило мне злости и я, собрав себя в кулак, победил Новикова, получив кроме чемпионского титула еще и приз «За волю к победе»...
   Неординарным мастером кожаной перчатки, которому горячо симпатизировали одесские любители бокса, был и партнер Бугаевского по парилке — Анатолий Бондаренко, серебряный призер первенства ВЦСПС (именовавшегося в спортивных кругах малым первенством СССР), неоднократный чемпион Центрального Совета ДСО «Авангард», двукратный призер первенства Украины.
   Работая мотористом на судах китобойной флотилии, нормально тренироваться он мог только когда база возвращалась в Одессу, поэтому в рейсах превращал в ринг качающуюся палубу «китобойца»; выгородив площадку причальными концами, боксировал с матросами, — которые, как известно, со времен парусного флота ценились на вес кулака.
   
Возможно, благодаря этим специфическим особенностям тренировок — благодаря палубе, уходившей из-под ног, заставляя бросать корпус из стороны в сторону, Бондаренко одинаково хорошо боксировал как в правосторонней, так и в левосторонней стойке. Перемещаясь подобно маятнику, сбивая с толку соперника, создавая совершенно нетипичные ситуации, он приводил в раж сидящих на трибунах любителей бокса, которые, подражая ему, начинали «гонять волну», раскачиваясь в амплитудном ритме.
   Сейчас прославленный легковес-виртуоз на пенсии (хотя никто не угадал бы по виду его возраст), он — член областной федерации бокса, участвует в организации соревнований, делится опытом с молодыми боксерами.
   Но наиболее зрелищными всегда считались бои боксеров более тяжелых весовых категорий, где в ход идет не одна только техника, но и масса спортсмена, вкладываемая в силу удара.
   Великолепным средневесом был Александр Байрачный. Закончив Одесскую мореходку, работал в Мурманске, в составе сборных СССР и России участвовал во многих международных встречах.
   — Не обходилось и без всякого рода занятных историй, — с улыбкой вспоминает Александр Байрачный.
   Как-то, перед поездкой на товарищеский матч в Данию, его, двадцатидвухлетнего члена сборной, вызвали в КГБ, на Лубянку. В те годы, впрочем, это было в порядке вещей.
   Полковник в штатском, расспросив о том, о сем, вдруг говорит:
   — А вы знаете, что будете боксировать с племянником королевы Дании?
   Байрачный растерянно посмотрел на него, но ответил:
   — Племянник, не племянник, а выиграть бой надо все равно.
   — В том-то и закавыка, — поморщился полковник. — Мы знаем, что вы боксер напористый, волевой и нашу страну на спортивной арене не подведете. Потому и включили вас в сборную. Но и племянника датской королевы — считай, принца датского, — калечить не желательно. Поэтому мы просим вас этот бой выиграть, но показать при этом культурный, интеллигентный бокс.
   Всю дорогу до Копенгагена Байрачный думал над тем, как выполнить столь дипломатичную задачу.
   Но когда в Дании вышел на ринг, все решилось само собой. В глазах своего соперника он увидел страх, и провел и выиграл этот бой удивительно легко, используя нерешительность «принца датского» (все раздумывавшего: «бить или не бить?»). Тактические (а верней — тактичные) старания Байрачного не остались незамеченными. Судейская бригада присудила ему титул «джентльмен ринга» и наградила бронзовой пивной кружкой.
   Уже на излете спортивной карьеры Александр Байрачный возвращается в родной город, заканчивает Одесский нархоз, продолжая участвовать в крупных соревнованиях, проходивших в Одессе. Сейчас он — удачливый бизнесмен.
   Рядом с Байрачным всегда можно видеть его друга, компаньона и тезку — Александра Каретного, судьба которого складывалась совсем непросто: сирота, школьные годы провел в детском доме, считался трудным подростком, но тяготы жизни сформировали настойчивый характер, с ранних лет закалили, сделали самостоятельным.
   
В возрасте шестнадцати лет, то есть достаточно поздно, он начал заниматься боксом у Аркадия Давидовича Бакмана и быстро достиг впечатляющих результатов.
   Отчаянный и бесстрашный, физически развитый, с хорошо поставленным ударом, Каретный, был знаковой фигурой одесского бокса шестидесятых и восхищал поклонников не лишь мастерством, но и чисто человеческими, по-мужски привлекательными качествами.
   Серебряный призер молодежного первенства СССР, чемпион Универсиады, многократный чемпион ЦС ДСО «Авангард», — он знал блеск спортивной славы, однако случалось ему и болезненно оступаться, но и тогда находил он в себе силы, чтобы подняться и снова идти вперед. Каретный получил высшее образование, успешно окончив Одесский институт пищевой промышленности, у него хорошая семья — свои боксерские перчатки он передал сыну Александру, который уже успел заявить о себе, выиграв недавно турнир на приз Романа Песина, став победителем среди младших юношей.
   — Всему, чего достиг в жизни, я обязан только боксу, — говорит Каретный.
   Мы, — это два Александра: Каретный и Байрачный, и автор этих строк, — сидим в их солидном офисе, перелистывая альбомы с пожелтевшими фотографиями — летопись былой боксерской славы. Два Александра, с годами изрядно потяжелевшие, угощают меня, как это принято в приличных домах, кофе и коньяком.
   Байрачный только пригубливает рюмку, а мы с Каретным, увлекшись, незаметно для себя «приговариваем» всю бутылку.
   Неожиданно Каретный вскакивает и достает эспандер:
   — Сколько раз сможешь? — протягивает он эспандер мне.
   Я лениво отшучиваюсь, и тогда Каретный начинает упрямо растягивать тугой шестижильный снаряд — словно распахивает двустворчатую пружинную дверь, проделывая эту процедуру сорок четыре раза!
— Здорово! — искренне восхищаюсь я.
— А ведь мне уже за шестьдесят, — с заметной гордостью (и, вместе с тем, плохо скрываемой грустью) вздыхает он.
— Плюс полбутылки коньяка на грудь!
Каретный только отмахивается и вспоминает, в ряду своих самых трудных поединков, встречу с тяжеловесом Валерием Иняткиным — финалистом Спартакиады народов СССР:
   — Я тогда перешел в тяжелый вес и это был у меня первый официальный бой в «тяже», да еще с таким соперником! В спортзал «Буревестника» на Ланжероновской набилось люду — яблоку не где упасть: моряки, мясники, таксисты, — те, кто особо почитал бои тяжеловесов, — они ждали от меня только победы. Не знаю почему, но меня бил легкий мандраж — такое со мной происходило впервые. Я поделился своими странными ощущениями с Володей Бруславским (известным «мухачем»).
   — Есть одно испытанное средство, — посоветовал тот. — Пойдем, взбодримся коньяком.
   — И мы пошли на Гаванную, в ресторан «Кавказ», и опрокинули по рюмке. Я вдруг успокоился, стал уверенней в себе и бой этот у Иняткина выиграл.
   Неистовствовал зал — моряки рвали на груди тельняшки, мясники колотили себя кулаками по филеям, сирены таксистов до утра не давали уснуть всему городу...
   
Таких задиристых, «хулиганистых» подростков, подобных Каретному, из которых потом вырастали заслуженные мастера кожаной перчатки, в секции бокса приходило немало, и заслуга замечательных одесских тренеров, беззаветно преданных боксу, — Аркадия Бакмана, Александра Лещинского, Ильи Манусовича, Григория Новоселова, Николая Алексеева, Иосифа Каца (и многих, многих других) в том, что вырастили они из них не только прекрасных спортсменов но и замечательных людей.
   Примером тому — воспитанники одесского бокса: мастер спорта Виталий Радецкий — генерал армии, в недалеком прошлом министр обороны Украины; кандидат в мастера спорта Вилен Степула — профессор, заслуженный врач Украины; мастер спорта Евгений Обидейко — доцент Одесского политехнического университета (подготовивший пятьдесят кандидатов и мастеров спорта по боксу). Все они — и те, в чьей жизни бокс остался главным, и те, для кого он стал лишь ступенью для покорения других высот, — составляют «Братство боксеров Одессы». Могу с полной ответственностью заявить, что в его среде, как драматично подчас ни складывались жизненные обстоятельства, нет ни одного отрицательного персонажа. Девизом братства есть и будет: «Дружба и любовь», — как ни странно бы это звучало в столь жестоком спорте и столь жестоком мире.
   Догадываюсь, читателю не терпится узнать, какого положения на боксерском поприще достиг сам автор.
Отвечу сразу: горизонтального.
   Работая во втором среднем весе, я дошел до первого спортивного разряда. Апогеем и в то же время крахом моей боксерской карьеры стал бой на первенство ЦС ДСО «Авангард». В этой весовой категории тогда великолепно боксировал Алик Левичев (он успешно занимался в Одесском медине, был прекрасно сложен и красив — теперь в нем увидели бы сходство с Клодом ван Дамом, но после окончания института Левичев поехал по распределению в Сибирь и там трагически погиб). Именно он и был заявлен на турнир. Случилось, однако, непредвиденное: за два дня до начала соревнований Алик заболел крупозным воспалением легких. И тогда Бакман подошел и сказал, что во втором среднем придется выступать мне.
   Я был взволнован и счастлив, от радостного возбуждения не спал всю ночь; полюбоваться зрелищем пригласил всю родню, всех друзей, всех знакомых девчонок…
   В результате жеребьевки мне достался весьма серьезный соперник — мастер спорта, хоть на полголовы ниже меня, но физически развитей и, понятно, техничней.
   В первом же раунде, на первой минуте, поднырнув как-то снизу и резко двинув под челюсть, он послал меня в глубокий нокаут.
   Врачи констатировали сотрясение мозга, запретили в течение года тренироваться, — и я, к вящей радости моих родителей, оставил бокс.
   Пишу это не для того, чтобы читатель решил, будто автор мазохист, а чтобы подчеркнуть: в боксерских боях ровно столько нокаутирующих, сколько и нокаутированных. Ни больше, ни меньше. Это спорт победителей и побежденных. Их число протокольно абсолютно равное. Другое дело — одни чаще побеждают, другие чаще проигрывают. Но независимо от положения, которое им приходится занимать на помосте, люди эти одинаково мужественны.
Для меня же бокс всю мою жизнь был не только средством общефизической подготовки, но и тем ярким миром, в котором мне посчастливилось познакомиться и подружиться со многими интересными, мужественными людьми с высоким уровнем интеллекта и доброты…

Сегодня наш бокс становится частью мирового. Уверенно покорили мировой профессиональный ринг наши легендарные панчеры братья Кличко. Одессит Георгий Чигаев завоевал пятое место на чемпионате Европы,  а уроженец Одесского региона Василий Ломаченко стал олимпийским чемпионом 2008 года, а 2009 году – чемпионом мира в категории до 57 кг, чего до него не удавалось никому из представителей одесского бокса. На смену старым мастерам приходит молодое поколение.
   И, кто знает, может настанет день, когда кто-то из одесских боксеров станет чемпионом мира — отправив в решающем, двенадцатом раунде в нокаут новоявленного тамошнего Тайсона, или Льюиса, — и, подымая над собой похожий на увеличенную сигарную наклейку чемпионский пояс, блистая темной от пота, сизой как баклажан спиной, провозгласит наш город у моря столицей танцующих панчеров.