Цветок в пыли

        В моем письменном столе кто-то рылся. Не в том порядке находились разные вещи, а записная книжка лежала совсем в другом ящике стола. Скоро отыскался виновник. Им оказалась Светлана, молодая симпатичная женщина, подрабатывавшая после работы уборкой служебных кабинетов. Чем-то заинтересовал я ее, если она решилась на такой поступок. Возможно тем, как разъяснял двум аспирантам ответы на вопросы по курсу марксистко-ленинской философии. Светлана, иногда подолгу с половой  тряпкой в руках слушала мои пространные рассуждения об убеждениях высшего порядка, духовном и материальном, о методах познания и законах развития.
        - Ты, что стихи пишешь, спросила как-то Светлана.
        - С чего ты взяла, нет у меня такого таланта.
        - Знаю, пишешь, я прочитала одно. Ты там правил отдельные строки, шлифовал их. Мне понравилось. Хорошее стихотворение. Я ведь тоже иногда пишу.
         - Где ты читала стихотворение?
         - У тебя в столе, в записной книжке.
         - Так это ты рылась в столе? А я то думал, кто у меня там все переворошил. Нельзя рыться в чужих вещах.
         - Ладно, академик, не обижайся. Я объясню, почему рылась. Просто несколько раз видела, как ты двум башмакам заумный бред в голову вдалбливал. Талантливо, вдалбливал. Я и то заслушалась. Такого воробьиного чириканья давно не слышала. Вот и подумала, складно шьет парнишка. Наверно, есть у него что-то посерьезнее. Вижу, не ошиблась.
         -  Запрещаю рыться в моем столе. Чтоб этого больше не было.
      Но Светлана чихать хотела на мой строгий тон. Ее интерес ко мне просто усилился. Практически каждый вечер она заходила в служебный кабинет и пятнадцать-двадцать минут балагурила на разные темы, отвлекая от подготовки к кандидатским экзаменам.
        В те годы у меня не было жилья. Я снимал угол в маленькой неотапливаемой комнатке на окраине города. Чемодан с нехитрыми пожитками лежал под кроватью. Зимой температура опускалась до минус пяти-семи градусов. Впрочем, это способствовало крепкому сну. Утром в спортивном трико совершал пробежку на стадионе близ расположенного техникума. После энергичной физзарядки крутил на перекладине фигуры. Обливался до пояса ледяной водой и растирался докрасна полотенцем. Быстренько выпивал чашку чая, проглатывал бутерброд и отправлялся на работу. Работа мне заменяла дом. В кабинете было тепло, никто не мешал, можно было вскипятить чай, спокойно поужинать. В свой угол возвращался поздно ночью, лишь чтобы переночевать.
         Условия жизни в командировках были намного комфортнее. Поэтому в командировках я находился до 8-9 месяцев в году. Там, как минимум снимал двухместный, а чаще одноместный номер. Это было хотя и временное, но свое жилище. Существенной прибавкой к жалованью являлись и суточные. Другой привлекательной стороной командировок были знакомства с разными, иногда очень интересными людьми. Из разговоров с ними можно было почерпнуть много полезного.   
         Каждую осень наступал камеральный период, в течение которого шло обобщение результатов проведенных исследований и их защита на Ученых советах. В этот период было не до командировок. Требовалось оформить отчеты, снабдить их диаграммами, графиками, иллюстрациями. Обрабатывать фотопленки и печатать фотографии для отчетов поручали, как правило, мне. В этот же период  я интенсивно готовился к сдаче кандидатских экзаменов. Тогда и состоялось мое знакомство со Светланой. Зайти вечером в кабинет, покрутиться, побалагурить превратилось у нее в традицию. Честно говоря, я почти не обращал на нее внимания и был далек от нескромных мыслей, которые посещают мужчин при виде симпатичных женщин. Однако, скоро мои моральные принципы дали существенную трещину.
         Если конкретно, то после того, как принял на грудь  150-200 граммов водки. В тот вечер мне с лаборантом Степкиным, предстояло после застолья отпечатать фотографии для отчета. В кабинет, где мы при тусклом свете красного фонаря занимались печатанием фотографий, по заведенной традиции, заглянула Светлана. Быстро смекнула, что я в подпитии, и вызвалась помочь в нашей работе.
        Хмель кружил голову. Рядом соблазнительно крутилась Светлана. Сдерживаемые ранее разумом инстинкты мужского влечения к женщине вырвались на свободу. Короче стал выкаблучивать такие вещи, которые в трезвом виде никогда бы себе не позволил. Тьма благоприятствовала этому. Стыдно вспомнить, что вытворял. А когда пошел ее провожать, то еще более разошелся. Но Светлана оказалась твердым орешком, все позволяла, кроме главного. Вот так я и расстался с ней в тот поздний осенний вечер.
      Утром на трезвую голову со стыдом начал вспоминать свои бессовестные выкрутасы. Самому себе был омерзителен. Дал слово, что больше это никогда не повторится.
      Вечером в кабинет снова заглянула Светлана. Я холодно поздоровался, извинился за вчерашнее и всем своим поведением дал понять, что меня она больше не интересует. Это совершенно обескуражило и сбило ее с толку. Еще бы, вчера такая жгучая бесстыдная страсть, а сегодня ледяной взгляд и полное равнодушие.
      Но не такой была Светлана, чтобы отступиться, если я сам положил начало более близким взаимоотношениям. Допускаю, что возможно просто из спортивного интереса, она решила  сокрушить выстроенную мной преграду. Девушка она была битая, могла за себя постоять и за словом в карман не лезла.
     -Киса, ну почему ты такой колючий, Киса. Чуть что иголки выпускаешь. Даже погладить себя не даешь. Я что тебе не нравлюсь. Нравлюсь, знаю. Забыл, как в тот вечер меня лапал. Жаль, что не встретился раньше, когда я была цветик - самоцветик, никуда бы не делся. Моим бы стал. Я бы тебя тогда обязательно обломала, такого милого ежика.
     - Слушай, ты вроде должна заниматься уборкой помещений. Вот и занимайся. Не мешай работать.
     - Это ты то занимаешься работой, академик. Ломоносовым стать хочешь. Только я что-то не заметила аплодисментов в твой адрес. По-моему крутить гайки, поиграть в любовь у тебя лучше получится. Так что нечего отгонять воду от берегов.
      Острый язык Светланы испытали на себе многие, даже маститые ученые, иногда заглядывавшие ко мне в кабинет. Ради шутки я как-то сказал Светлане, что ко мне должен зайти летчик, тогда как на самом деле должен был придти почтенный заведующий лабораторией. Светлана встретила его у парадной двери.
      - Это ты что ли летчик-пулеметчик. 
      - Я что похож на пилота.
       - Похож на одного вроде. Я его в аэропорту видела. Он там двор подметал.
      Не привыкший к такому обращению завлаб не нашелся что ответить. Спросил у меня удивленно – Кто эта разбитная девушка, которая меня у дверей встретила. Ни с того, ни с сего запанибратски со мной повела. Назвала летчиком-пулеметчиком. А потом объявила, что видела в аэропорту, похожего на меня дворника.
      - Не обращайте внимания. Светлана - любительница пошутить. Это одна из ее шуток. Не вы одни попались на ее острый язычок.
     В один из зимних вечеров, когда я готовился к кандидатскому экзамену, Светлана неожиданно выхватила из моих рук учебник.
      - Света, не дури, отдай книгу, мне через три дня экзамен сдавать.
      - Поцелуй, тогда отдам.
      - Что за идиотские предложения, немедленно отдай книгу.
       - Ааа…, ты так заговорил. Все. Книгу получишь, когда исполнишь мое желание. Объявляю тебе перекур, академик, сиди тихо и дыши в трубочку.
       Вместе с книгой Светлана вышла из кабинета и куда-то ее спрятала. Два битых часа уговоров вернуть книгу были бесплодными.
       Не оставалось ничего другого, как сдаться.  – Идем, сказал я, - получишь то, что хочешь. Мы зашли в одну из пустых комнат.
       - Ну, целуй.
       - Почему я должна, это ты должен поцеловать меня.
       - Такого условия не было, ты хочешь - ты и целуй.
       Светлана прижалась к моим плотно сжатым губам. – Иди, сказала со злостью, сейчас принесу книгу. Через минуту-полторы швырнула книгу на мой стол и повернулась уйти.
      - Постой Светлана, не торопись. Я покажу, как оцениваю твой поцелуй.
     Светлана застыла на пороге. Я медленно достал носовой платок, обдал его струей из одеколона и вытер губы.
      - Ты что, за больную меня принимаешь. Дурак, кретин.
      - Светлана, не делай того, чего не хотят другие. Это тебе наука на будущее. 
      Несмотря на нанесенное оскорбление, Светлана продолжала навещать меня. Только теперь себя вела иначе, не предпринимала каких-либо действий подобного рода. Постепенно наши взаимоотношения перешли в спокойное русло.
     - Светлана, вот ты говоришь, что пишешь стихи. Давай проверим. Если действительно пишешь – вот тема для четверостишия «Цветок в пыли». Если уложишься за 10 минут, поверю, что пишешь. Согласна.
    - Конечно, согласна - сейчас напишу.
    Менее чем за пять минут Светлана представила написанные ею следующие строки.
                По городу с тобой мы шли
                Бросал листву под ноги ветер
                Увидел я цветок в пыли
                Прекрасней не было на свете 
      - Молодец, действительно умеешь. Может, покажешь, некоторые твои стихи.
      Светлана положила на стол несколько листочков. Я читал и удивлялся. Такие проникновенные  строки мог написать только человек с тонкой, впечатлительной натурой. За ее внешней напускной грубостью и бесшабашностью на самом деле скрывалась глубокая, и думаю ранимая поэтическая душа. Она была тот самый прекрасный цветок в пыли, который истоптала и исковеркала наша жизнь. Талант, которому не дали расцвести в полную силу, и который постепенно увядал в силу жизненных обстоятельств. Светлана очевидно и сама понимала это. Иначе, как могли родиться, например, такие строки:
                Милый Серега Есенин
                Сердцу любимый поэт
                Видишь, тоскую я тоже
                Как ты тосковал много лет
 
                Как ты, я в угаре пьяном
                Всю жизнь заливаю вином
                Счастье стало сплошным обманом
                Любовь стала сладким сном
               
                А что мне делать Серега
                Коль катятся слезы сквозь смех
                Когда-то была недотрогой
                Теперь, готова для всех

                Из рук по рукам скитаясь
                Натешившись грубо всласть
                Я тщетно вернуть пытаюсь
                Давно позабытую страсть
   Или вот такие:
                Гибнет сад, заглушенный бурьяном
                Ветер рвет осеннюю листву
                Догореть и мне в угаре пьяном
                Зря, растратив молодость свою
               
                Догореть истлеть в дыму сигары
                Не заметив счастья и любви
                И под звуки нежные гитары
                Вспоминать утраченные дни


                Вспоминать утраченные грезы
                В тех глазах лазурь и синеву
                И на цвет весенней белой розы
                Уронить соленую слезу

И еще, вот такое, написанное ею для меня.

                Ты пришел из мечты голубой
                Чтоб развеять тоску и печаль
                Не хочу я проститься с тобой
                Не пущу тебя в синюю даль

                Я тебя поведу за собой 
                В сонный мир опустевших аллей
                Напою ранним утром росой
                Только ты ни о чем не жалей
               
                Положу я к ногам твоим рай
                Тело, ласку и бурную страсть
                Так целуй же и обнимай
                Я дарю тебе полную власть
            
                Все, что есть, я тебе отдам
                Потому, что полна тобой
                Потому, что как в сказке сам
                Ты пришел из мечты голубой 
       Жаль, что не ознакомился целиком с ее поэтической тетрадью, и вот только эти стихи у меня и остались. Светлана, как и я, сочиняла стихи только для себя. Об этом знал только узкий круг людей. В них была своего рода отдушина. Можно было излить свои чувства, получить удовлетворение, успокоить душу, реализовать как-то себя.
Не знаю, как она, но я терпеть не мог, если кто-то бесцеремонно листал мои поэтические тетради, или интересовался, чем занимаюсь в  минуты творчества. Чем было продиктовано такое поведение. Наверно тем, что стихи – это глубоко личное, тайник души пишущих для себя. В нашем жестоком мире не каждому ведь душу откроешь. Значит и у Светланы - ее душа была в ее стихах. И она, и я берегли свою душу от окружающих, не позволяя никому в нее вторгаться. Поэтому я не стал интересоваться другими стихами Светланы. Полагал, если нужно, сама предложит. Но думаю, следовало бы поинтересоваться. Светлана, безусловно, позволила бы мне ознакомиться с ее творчеством.
      Стихи Светланы заставили меня по-другому взглянуть на нее, зауважать, как личность.   
      Была у ней подруга – Валя. С ней она иногда заходила ко мне в кабинет. При одном из таких посещений с Валей познакомился мой лаборант - Степкин. По-видимому, они понравились друг другу. Во всяком случае, какие-то отношения между ними завязались. Ходили в кино, гуляли в парке, проводили вместе свободное время. Прежнему ухажеру Вали это не понравилось. С какими-то ребятами он подстерег Степкина с намерением хорошенько его отутюжить, и положить конец притязаниям на Валю. Положение спасла Светлана.
    - Причем здесь он, если Валька сама хочет с ним встречаться. Вам не с ним, а с ней нужно разбираться. Так что дергайте отсюда, пока на вас ментов не навела. Только попробуйте его тронуть. Каждого из Вас лично знаю, где живете, где кучкуетесь, по полной получите, не отвертитесь. 
Силу духа Светлана действительно имела и проявила ее в полной мере. Ребята отступились. Вскоре я узнал от Степкина про эту историю. Да и Светлана подтвердила, что так и было на самом деле. Я был тронут ее благородным поступком и не отказался от  приглашения придти к ней в гости.
      Мы встретились со Светланой вечером возле старого парка. С неба сыпался мелкий крупяной снег. Бывает иногда такой – не снежинки вроде, но и градом не назовешь. Легкий морозец приятно освежал и бодрил. Мы молча шли по совершенно безлюдному тротуару. Тусклый свет ночных фонарей,  хруст снега под нашими ногами и какая-то особенная торжественная тишина сопровождали нас.
       Светлана проживала  в однокомнатной квартире на втором этаже старого дома. Очень скромная, но достаточно уютная обстановка ее  квартиры будила неясные воспоминания. Казалось, что когда-то я уже был здесь, когда-то это уже происходило со мной. Честно говоря, такие странные ощущения, я испытывал и раньше. Гнал в таких случаях зыбкие видения, зная, что никакие усилия памяти не воскресят каких-либо воспоминаний, поскольку нахожусь в этой обстановке впервые.
      Светлана зажгла свечи, включила негромкую музыку, по стенам комнаты забегали, замелькали неясные тени. Романтическая обстановка располагала к проявлению нежных чувств. Несмотря на это, как-то сразу, она и я почувствовали какую-то неловкость. Вроде и говорить стало не о чем. Так, ничего не значащие слова ни о ком, и ни о чем. В перерывах между бокалами шампанского несколько танцев. Тут уже мы целовались по настоящему. Огненная страсть бушевала в Светлане. Она превратилась в прелестную, обворожительную богиню. Нежность той страстной ночи отчетливо помню до сих пор. Полностью и безраздельно до самого рассвета мы были во власти объединяющей нас божественной любви.
      Рано утром я покинул квартиру Светланы. Странно, но какая-то сила удерживала меня от дальнейших близких с ней отношений. Возможно, мной в тот период руководили возвышенные идеи. Но, думаю, что не в них одних дело. Просто все предопределено сверху. В каждом своем поступке мы выполняем высшую божественную волю. Есть нечто, что выше нас и это нечто всегда дает о себе знать, если мы, что-то не так сделали, или что-то не так сказали. Не знаю, как кто, но мне действительно иногда становится не по себе, если произнес такое, что входит в диссонанс с диктующей мое поведение высшей волей. Единственный путь устранить возникшее состояние дискомфорта – это мысленно покаяться перед этой невидимой, но постоянно сопровождающей тебя силой, повиниться и дать обещание, никогда впредь не совершать такого. Наверно, и в случае со Светланой я бессознательно следовал по пути, проложенному этой высшей волей.   
      - Скажи, разве тебе было плохо со мной в ту нашу ночь. Когда мы опять будем вместе – спрашивала Светлана.
      - Все было прекрасно, милая. Но только пусть та сказочная, волшебная ночь и дальше  останется в нашей памяти именно такой. Не будем превращать ее в обыденную серую прозу жизни. Останемся хорошими друзьями.
     Через какое-то время вновь начались мои командировки. Светлана уволилась из института, и я навсегда утратил с ней связь.
      Но утратил ли, если так живо воскресают воспоминания об этой удивительной, талантливой женщине. Мелкий крупяной снежок, тусклые фонари, безлюдный тротуар. Я и Светлана бредем в торжественной тишине навстречу нашей волшебной ночи. Эта ночь и сохранившиеся в моей памяти алмазные крупицы ее стихов по-прежнему незримой нитью соединяют нас. И будут соединять даже тогда, когда она и я, унесемся в иные космические измерения. Слышишь ли ты эти слова прекрасный «Цветок в пыли». Твой всепобеждающий гимн любящего сердца продолжает громко звучать во мне через разделяющую нас бездну безвозвратно ушедшего времени.