Телеэпопея

Эти отдельные истории я много рассказывал раз своим друзьям и родным, а потом понял, что все их можно объединить в один рассказ, связанный с одним и тем же предметом нашего быта – телевизором.

                В первый раз.

Впервые я увидел «живой» телевизор в 1947 году. Мне было тогда 10 лет, и летом мама отправила меня в пионерский лагерь, организованный Всесоюзным радиокомитетом, где до войны работал мой отец, а в течение короткого периода и мама. Была в пионерлагере какая–то комната, и там стоял большой как шкаф деревянный ящик. Наверху, где–то в метре от пола, располагалось небольшое оконце, о назначении которого никто из нас, детей, не догадывался. Как–то я случайно вошёл в эту комнату, и увидел, что перед ящиком на стульях сидят дети и взрослые, а оконце ящика светиться зеленоватым светом, и там что мелькает. Одновременно слышалась и речь, как из радиоприёмника. Вопросов я задавать не стал, а просто сел и начал смотреть и слушать. Скоро я понял, что это какое–то новшество и что с его помощью показывают кинофильм о лётчике Валерии Чкалове. И хотя изображение было зеленоватым и  нечётким, время от времени покрывалось какой–то сеткой – это было чудо! Просто не верилось, что можно вот так сидеть и не в кинотеатре, а в комнате и смотреть кино! Каково же было моё изумление, когда кто–то из более осведомлённых ребят рассказал, что это кино прилетает так же, как и радиопередачи – по воздуху. Это уже было просто невероятно! Этот же «знаток» сказал, что ящик это называется телевизором и показ проводиться из Телецентра.

Последнее слово было мне знакомо. Я много раз слышал от мамы, что за два или три года до войны папа стал совмещать работу в Радиокомитете с работой в только что организованном Телецентре. И там и здесь он работал режиссером. По возвращении домой, я рассказал маме об увиденном мною чуде. Она не удивилась, сказала, что ещё до войны видела несколько раз телепередачи. Оказывается какое–то время дома у нас стоял служебный телевизор. Вот оно как, а я ничего и не помнил – совсем ещё тогда был маленьким.

Тот раз в пионерлагере был первой и последней передачей, которую удалось посмотреть. По какой–то причине окошечко до конца смены так больше и не засветилось. Может быть, телевизор вышел из строя. Но скорей всего трансляции были тогда очень редкими.

                Тётя Соня.

 Вожаком нашей мальчишеской компании был Толька Чернуха. Он был на три–четыре года старше нас всех и пользовался непререкаемым авторитетом. Папа его был полковником, но носил морскую форму, и мы считали его морским капитаном. Толька поддерживал в нас это мнение. Ему ведь было приятно слыть сыном капитана корабля. Помню, как Толька раздобыл где–то духовое ружьё – мы были в восторге. Он давал всем нам по очереди стрелять небольшими пульками, которые сам же изготавливал из толстой алюминиевой проволоки. А ещё он показывал нам отцовский наградной пистолет, из которого однажды чуть не застрелил меня. Но это отдельная история. Помимо всего прочего, в самом начале пятидесятых годов в семье у Тольки первым из всех соседей по нашему дому появился телевизор. Экран его был маленьким, но и сам телевизор уже более напоминал привычный всем радиоприёмник, а не громадный шкаф. Марка телевизора была КВН–49.

Как нам всем хотелось посмотреть телепередачи! Но чтобы осуществить своё желание, надо было попросить разрешения у тёти Сони, Толькиной матери. А она была «с характером». Характер это часто ощущал на себе не только Толька, но и соседи по квартире. В общем, человеком она была не простым и часто нам в просьбе отказывала. Но иногда на неё нисходило хорошее настроение, и тогда тётя Соня сама звонила некоторым из ребят (мне в первую очередь) и приглашала «на телевизор».

Какие это были счастливые часы! В то время передавали всё «вживую», не в записи, т.к. записывать ещё не умели. Чаще всего показывали концерты, небольшие спектакли оперетты и, конечно, кино!  Спасибо тёте Соне: я пересмотрел почти весь репертуар театра оперетты, кукольного театра Сергея Образцова и многое другое. Два или три раза слушал оперы, трансляцию которых проводили из Большого театра. Кинофильмы были редкими, потому что  тётя Соня любила смотреть кино одна или в кругу семьи.

Дома я постоянно рассказывал маме об увиденном и услышанном. Я легко запоминал мелодии и напевал их дома маме. Ну, конечно же, я всё время просил маму купить телевизор. Однако было два препятствия: во-первых, телевизор стоил довольно дорого – 1200 руб. (мама получала около 800 руб., да ещё пенсию платили на нас с братом около 400 руб.), а во–вторых, желающих купить телевизоры было много, и за ними стояли огромные очереди.

                Очередь.

В конце 1951 года мама разрешила мне, наконец,  записаться в очередь на покупку телевизора. Не помню, была ли в Москве одна такая очередь или их было несколько. Точно не помню, какой магазин организовал эту очередь. Кажется, он находился недалеко от Колхозной площади. Для записи надо было приехать в субботу ранним утром, а это было нелегко: станции метро поблизости не было и надо было ехать сначала до Маяковской, а потом  ещё на троллейбусе до Колхозной площади.

Очередь была организована в переулке за домами. При записи каждому выдавали талончик с номером и печатью. Записаться в очередь было не трудно. Зато потом каждую субботу надо было ездить и в этой очереди «отмечаться». Это называлось перекличкой. Необходимо было приехать рано утром, чтобы заблаговременно найти своё место в очереди. Перекличка начиналась в семь или в половину восьмого утра. Люди двигались медленно друг за другом вдоль переулка. Когда подходили к пункту проверки, то должны были показать свой талон. Старый талон отбирали и взамен выдавали другой, номер которого был меньшим. По новому номеру можно было судить, как очередь «продвинулась». А продвигалась очередь по двум причинам: во–первых,  по мере продажи телевизоров (примерно 70–80, а иногда и 100 штук за неделю), и, во–вторых, за счёт того, что кто–то по тем или иным причинам  не являлся на перекличку. Тех, кто опаздывал, отодвигали назад на 100 и более номеров, ну а с теми, кто совсем её пропускал, не церемонились – отодвигали ещё дальше.

Мама всё это знала и надеялась, что мне скоро надоест ездить рано утром по субботам, и всё само собой образуется. Но не тут–то было. Я был упорен. На первом моём талоне значился номер ни то 2500, ни то ещё больше. Потом раз за разом цифра уменьшалась, и к весне уже стала около 400. В очереди меня уже знали: не так уж много там было четырнадцатилетних подростков.

Близилось лето. Мама решительно настаивала на том, чтобы я снова, в последний раз, поехал в пионерский лагерь.
– А как же очередь, – спросил я её, – ведь пропадут все мои труды, и мы
останемся без телевизора?
– Можешь не волноваться, – заверяла меня мама, – я договорилась с Лёлей
(моим старшим братом). Он обещал ездить по субботам и отмечаться. Это же всего месяц, а потом вернёшься ты и  будешь продолжать ездить сам –.

Вняв доводам мамы, я уехал в лагерь. А когда вернулся, выяснилось, что в первую субботу после моего отъезда брат съездил и отметился, а во вторую что–то ему помешало. К тому времени он уже был полгода женат, жил не с нами, а в семье жены, у него появились свои новые заботы и проблемы. И моя очередь была у него, конечно, не на первом месте. Пропустив одну субботу, он решил больше уже не ездить. Так что когда я снова поехал на Колхозную площадь,  оказалось, что я не присутствовал на трёх перекличках и меня уже из очереди исключили. Помню, от обиды я чуть ни заплакал. К моему счастью, среди тех, кто проверял очередь, оказался один военный, который меня запомнил. Его заботами я получил талончик с номером 500 или около того. Это ещё меня, как малолетку, пожалели, а могли бы просто–напросто сказать  – становись снова в хвост очереди!

К осени того года темп выпуска телевизоров заметно вырос, и скоро моя очередь подошла к концу. В очередной раз приехав «отмечаться», я получил, наконец, заветную открытку, с которой можно было отправляться в магазин покупать телевизор.

Приехав домой, я сразу не открылся маме, всё думал, как ей сообщить новость. Но она по моему сияющему виду уже обо всём догадалась. Мама дала мне деньги и не только на покупку, но ещё и на такси: не везти же телевизор в метро! Я был вне себя от счастья. На следующий день поехал в магазин, выбрал там телевизор, оплатил его. Потом договорился с одним дядькой, который, как и я, купил телевизор, и оказалось, что он жил сравнительно недалеко от нас. Сначала мы поехали к нему, а потом я уже один – к себе домой. Парень я был здоровый: сам «допёр» свою покупку на третий этаж, что было вовсе нелегко. Но самое главное – желанная цель была достигнута!

                Телевизор у нас дома!

Да, в нашей комнате стоял теперь новенький долгожданный телевизор. После небольших затрат и трудов на крыше была установлена антенна, и от неё к нам по наружной стене дома тянулся длинный кабель. Теперь и мы имели возможность шесть раз в неделю смотреть передачи. Они транслировались в то время все дни, кроме четверга.  В будние дни, начиная с 15 часов, а  по воскресным и праздничным дням – с утра и весь день. Передачи начинались с появления на экране незабываемой Нины Кондратовой, «нашей Ниночки» – любимицы всех телезрителей старшего поколения. Позже появились другие дикторы – Валентина Леонтьева, Анна Шилова, Игорь Кириллов, Виктор Балашов, Нона Бодрова. Но первая любовь – Ниночка. Как мы все переживали за неё, когда во время трансляции телепередачи из ВДНХ с ней произошёл несчастный случай:  она потеряла глаз. Целых два года Нина Кондратова не появлялась на экране, но потом снова стала работать диктором.

Мы с мамой очень радовались нашему приобретению! Однако скоро почувствовали и неудобства. Мы стали понимать, почему тётя Соня злилась, когда к ней напрашивались смотреть телевизор. У нас всё повторилось. Неудобно было отказывать соседям и друзьям, когда они хотели прийти посмотреть телепередачу. И вот типичная картина тех лет: мы – это я, кто–то из соседей и ребят – сидим и смотрим телепередачу. Тут приходит после работы мама. Она устала, ей, конечно, хочется покоя, а в комнате полно людей. Что делать? Чтобы нам не мешать мама идёт на кухню или в ванную и там переодевается. Потом  где–то на кухне ужинает, после чего снова возвращается в комнату. Ей бы лечь и отдохнуть, но диван занят, и она садиться на свободный стул, смотрит с середины какую–то кинокартину или концерт. Так продолжалось долго. У наших соседей телевизор появился только спустя три или четыре года. И всё по тем же причинам: и стоил ещё он довольно дорого, и ещё и долгое время  был  в большом дефиците.

Мне запомнилась одна история. Однажды мы всей квартирой очередной раз смотрели фильм «Ленин в 1918 году». Только одна наша соседка почему–то пренебрегла таким «важным» кинофильмом –  ведь там стреляли и чуть не убили нашего дорогого Ленина – вождя мировой революции! А она, вместо того, чтобы как все смотреть этот фильм, пошла себе преспокойно мыться. Благо все конкуренты по мытью сидели у телевизора. И вот посреди кинокартины, кажется в тот самый момент, когда вождь произносил пламенную речь на заводе Михельсона, мы услышали, что в коридоре что–то грохнуло. Тот час все выскочили из комнаты – на полу лежала голая соседка. Она была без сознания. Вся квартира пропахла газа. Мы быстро открыли окна и наружную дверь (а был январь), вызвали скорую помощь. Довольно быстро приехавшие врачи констатировали отравление газом.

Надо сказать, что в квартире нашей жило три семьи, в общей сложности 10 человек. Поэтому  газовую колонку для подогрева воды использовали часто и подолгу. То ли время подошло ей испортиться, то ли соседка что–то не так повернула – огонь погас и пошёл газ. Оставалось только удивляться, как она нашла в себе силы выскочить из ванной комнаты в коридор!? Может быть, сначала звала на помощь – мы ничего не слышали. В очередной раз хотели узнать, выстрелит ли ненавистная Фани Каплан в дорогого нам Владимира Ильича или нет, и сможет ли вождь, потом выздороветь. Только грохот упавшего тела сумел оторвать нас от экрана. В тот раз из–за всего случившегося мы так и не узнали, было ли или нет покушение на Ленина.
               
                Телевизор украли!

Шёл 1961 год. Весной я окончил институт, защитил диплом и работал уже в почтовом ящике недалеко от станции метро Динамо. В 10 минутах от неё находилась больница им. Боткина, где уже шестой год работала Наташа. Мы уже два года были женаты и жили отдельно от родителей: у нас была своя 18–и метровая комната в трёхкомнатной квартире на Ленинском проспекте. Жизнью своей мы были вполне довольны. Для полного счастья не хватало, пожалуй, только телевизора. Тот, что я купил несколько лет назад, остался дома у мамы, а у Наташи (она жила с младшей сестрой Ниной) телевизора не было. Телевизор всё ещё был роскошью, хотя очереди за ним исчезли.

Конечно, мы очень хотели иметь телевизор, но одного желания было мало. К нему надо было приложить ещё деньги и немалые. А такого «вложения» бюджет нашей семьи в то время выдержать бы не смог. Был, конечно, запасной вариант – взять деньги взаймы. Но тогда вставал вопрос – чем долг отдавать? Как молодой специалист я получал 98 рублей (только что, в начале 1961 года, была проведена денежная реформа), Наташа зарабатывала  40 рублей и ещё Наташины родители помогали, ежемесячно давали нам 40 рублей. Денег вроде было и немало, но на телевизор явно не хватило.

И всё же мы решились на отчаянный шаг: взяли деньги в долг. В инфекционном отделении больницы, где работала Наташа, в вторым профессором был  Ефраим Александрович Гальперин. Судьба у него была не лёгкой. Он разделил участь многих медиков–евреев, ложно обвинённых во времена Сталина во вредительстве. «Врачи–убийцы!» – писали тогда во всех газетах и орали на митингах, требуя для них смертной казни. Многие из врачей тогда были арестованы и с тревогой ждали суда. Неизвестно чем бы всё это тогда кончилось, ни умри вовремя «вождь всех времён и народов» – главный инициатор арестов и гонений. Вскоре после смерти Сталина врачей освободили из–под ареста, но на прежние должности, несмотря на то, что всякая вина с них была снята, хода им не было.
 
Ефраим Александрович Гальперин (далее Е.А.) был большим учёным и замечательным человеком, в чём выгодно отличался от руководителя отделения академика Руднева. Он пользовался всеобщей и вполне заслуженной любовью. Наташа пришла работать в отделение совсем ещё девочкой, её все очень любили, а Е.А. вообще относился к ней как к дочери. Когда Наташа познакомила Е.А. со мной, он перенёс свои чувства и на меня. Я  всегда чувствовал его отношение к нам. Вот у него–то мы и решились попросить взаймы не много, не мало – 150 рублей. Именно такой суммы нам не хватало для покупки. Один из недорогих и модных тогда телевизоров марки «Рекорд» стоил  175 рублей.

Когда Наташа попросила у Е.А. взаймы,  первое, что он спросил – сколько тебе нужно? И когда Наташа назвала ему сумму, тотчас же достал деньги из портмоне, отсчитал и отдал две бумажки – в 100 и 50. Дома Наташа рассказывала мне об этом с восторгом. «Надо же, он имел при себе такие большие деньги и, не задумываясь, отдал их мне!» 
 
В ближайший же выходной день мы добавили к одолженным деньгам свои 25 рублей и отправились в ГУМ. Отдел, где продавали телевизоры, находился на 1–ом этаже третьей линии недалеко от выхода на ул. Разина. Мы выбрали телевизор, расплатились и готовы были нести его до такси. Но тут появился молодой человек с коляской и предложил свои услуги. Услуги эти стоили не дорого, почему бы было не согласиться? Молодой человек погрузил наш телевизор на тележку и быстро покатил её вдоль 3–й линии в сторону улицу 25 Октября. Мы последовали за ним. Как я уже сказал, день был воскресный, и народу в ГУМе было довольно–таки много. Наш носильщик быстро удалялся от нас, и мы еле успевали за ним. Он, то исчезал из виду, то снова появлялся. В какой–то момент совсем исчез, но мы не волновались: подождёт нас на улице. Тем более, что он должен получить от нас договорённые деньги. Но вот мы вышли из ГУМа  и нашего носильщика не увидели. Я побежал в одну сторону, потом в другую – его нигде не было! «Мошенник!» – первая мысль, пришедшая нам обоим в голову. «Как ловко он нас, олухов, обвел вокруг пальца» – с горечью подумал я. И мы со всех ног бросились обратно в отдел, где только  что совершали нашу покупку.

     –  Кто у вас здесь крутится и предлагает свои услуги? – с возмущением
спросил я у продавца, только что любезно разговаривавшего с нами.
     –  А в чём дело? – спросил он с недоумением в голосе.
     – А в том, что у нас только что телевизор украли! – уже не сдерживая своих эмоций, выпалил я. При этом у Наташи на глазах навернулись слёзы.
     –  Не волнуйтесь. Пойдём со мной, – сказал нам продавец и быстро пошёл
тем путём, по которому мы только что чуть ни бежали за тележкой. Когда мы подошли к боковому выходу (Ветошный пер.), оттуда показался «мошенник» с нашим телевизором.
               –  Вот он! – вскричали мы одновременно.
    – Где вы ходите? И сколько вас можно ждать? – не скрывая своего неудовольствия, набросился на нас «мошенник».

     Всё объяснилось довольно просто: он вышел через боковой выход туда, где была стоянка такси. Он–то о ней знал, а мы – нет. Потому и пробежали мимо, и расстроились, решив, что нас «накололи». «Всё хорошо, что хорошо кончается» – сказали мы друг другу, сели в такси и счастливые отправились домой.
    
                Как мы отдавали долг.

Итак, мы стали счастливыми обладателями телевизора и могли хоть ежедневно смотреть телепередачи. Всё бы хорошо, но мешала постоянная мысль о нашем долге. Правда, зная,  что мы с Наташей люди не богатые, Е.А., говорил Наташе, чтобы мы не спешили отдавать долг.

    –  Расплатитесь, когда сможете, – говорил он Наташе.
Но нам не терпелось рассчитаться с долгом. Первые 50 рублей мы сумели отдать уже через месяц – экономили на всём. Стали копить дальше. Через пару месяцев сумели скопить остальные 100. Здесь помогла первая в моей жизни премия. За что мне её дали – не помню. Ведь я работал–то всего полгода. Скорей всего меня просто поощрили на будущее, и так кстати! 

Когда Наташа стала отдавать Е.А. деньги, он вдруг сказал ей:
    –  Да ты ведь уже отдавала долг! Что же ты – во второй раз хочешь отдать?

И он сказал это так убеждённо, что Наташа в первое мгновение заколебалась: может быть, и правда уже отдала? Но потом подумала и резонно заметила:
- Нет, Ефраим Александрович, мы отдали только 50. Разве могли
мы ошибиться, если у нас на счету каждый рубль?

 Е.А. пожал плечами и деньги взял. Дома Наташа рассказала мне эту историю. Сначала я тоже совершенно уверенно сказал, что он, конечно, просто забыл. Однако потом нас обоих стал мучить этот вопрос: а может, мы и вправду забыли, что уже отдали долг? Так до сих пор до конца и не знаем, кто  был прав.
               
                Балконные телепросмотры.

Прошло несколько лет. У нас уже появился третий член семьи – долгожданный сын Митя. Он был совсем маленьким и лежал в своей коляске. Кроватки для него мы ещё не купили.

Наташа какое–то время не работала. Утром и днём она выходила гулять с Митей, а вечером, когда с работы приходил я, мы отправлялись гулять втроём. Но иногда идти на улицу не хотелось: каждый раз надо было запихивать коляску в лифт – мы жили на седьмом этаже. И тогда мы просто стали выставлять коляску на балкон. Сынок наш «гулял», а мы сидели в комнате и смотрели телевизор. Конечно, всё время приходилось смотреть, всё ли в порядке и не плачет ли малыш. И как–то однажды я внёс «рацпредложение», сказал Наташе:
     –  А давай  будем «гулять» вместе с Митей на балконе и одновременно
смотреть телевизор.

Сказано – сделано. Развернули телевизор так, чтобы можно было смотреть на него через стекло, включили громче звук и вышли вместе с коляской на балкон. Туда же мы вынесли пару стульев, расположились с удобствами. С наступлением холодов мы, выходя на балкон, стали надевать на себя сначала тёплые вещи, а потом и зимние пальто. Такой вечерний просмотр пришёлся нам по душе, и пока мы ни переехали с Ленинского проспекта на другую квартиру,  смотрели по вечерам телевизор только с балкона, а сын в это время мирно спал в своей коляске.

                Пожар

Прошло несколько лет. За это время мы дважды поменяли квартиру и, наконец, впервые, обрели собственную малогабаритную квартиру из двух смежных комнат площадью всего 23 кв. м. Маленькая комнатка предназначалась сыну,  большая – служила нам гостиной и спальней. И мы были счастливы! В этой же большей комнате стоял и телевизор. По вечерам, уложив Митю спать, мы могли спокойно смотреть телепередачи, не мешая  сыну.

Однажды во время телепередачи мы почувствовали вдруг запах дыма. Решив сначала, что оставили что–то включённым на кухне, ринулись туда, но газовая плита была пуста. А запах всё нарастал! Мы вернулись в комнату и, о Б–же! Из недр нашего «Рекорда» валил густой дым, что–то полыхало внутри. Первое, что тут же я сделал– выдернул из розетки шнур. Но дым всё равно продолжал идти, заполняя едким запахом всю нашу небольшую квартиру.

Наконец дым прекратился, и я решил посмотреть, что же произошло с нашим телевизором. Для этого надо было вынуть из деревянного корпуса всё его нутро. Я боялся преступить к этому: откроешь, а там  – одни угольки! И всё же, решился. Каково же было моё изумление, когда я увидел только одно сильно обгоревшее сопротивление. Частично обуглилась деревянная стенка корпуса, возле которой это злополучное сопротивление находилось. Впоследствии оказалось, что, кроме него, из–за пожара вышли из строя несколько транзисторов. Но всё это можно было легко восстановить. Надо сказать, что через год или полтора случай этот повторился. Но мы уже были начеку: чуть почувствовав неладное, сразу выдернули из розетки шнур, не доводя дело до пожара.

Через несколько лет мы купили новый телевизор. Это был снова «Рекорд», но уже не с чёрно–белым, а с цветным изображением. Придя домой и развернув инструкцию, мы, к своему удивлению, обнаружили на первой её странице напечатанный красным шрифтом текст. В нём покупателей предупреждали заранее о возможных случаях пожара телевизионного приёмника этой марки и рекомендовали даже способы его тушения.

                Мои «виктории».

Прошло ещё пару десятков лет. Многое, изменилось и в жизни страны, и в жизни нашей семьи. Ушла в прошлое «родная» КПСС, исчез из конституции 6–й пункт. Уже катилась к концу Перестройка, так вроде бы замечательно затеянная М.Горбачёвым, с её лозунгом об ускорении. Постепенно «умирали» многие производства и Научно–исследовательские институты. Тихо умирало и то НИИ, в котором я работал около 25 лет. Сначала меня отправили в очередной отпуск, потом попросили написать заявление об отпуске за свой счёт, а потом и вовсе об увольнении по собственному желанию.

Жизнь на месте не стояла: ко времени окончательного ухода из НИИ, я уже поступил на работу в модное тогда малое предприятие. В то время они вырастали как грибы. Предприятие, где я работал, изготавливало портативные телевизоры. Все комплектующие части телевизоров покупали на рынке. В небольшом цеху их только собирали. Производимые предприятием телевизоры назывались «Виктория», стоили они сравнительно не дорого и их приобретали до определённого времени охотно. До тех пор, пока на рынок ни хлынули дешёвые японские телевизоры. Руководили предприятием три бывших майора, специалисты в области дальней и ближней связи. Меня они взяли на должность коммерческого директора. Я должен был ведать бухгалтерией и ещё находить пути ухода от налогов.

Итак, я уже несколько месяцев работал в малом предприятии. Через какое–то время мне в помощники пришла работать племянница Вика, Виктория. Вместе с ней  мы вырабатывали стратегию: как получить больше прибыль и меньше заплатить налогов. Подробности опускаю, но замечу: всё, что мы делали, было вполне законно. Просто мы находили «дырки» в законодательстве и использовали их. Наши с Викой успехи были столь значительны, что дирекция решила нас наградить: предложило взять в подарок собственную продукцию – телевизор «Виктория» премию размером его стоимости. Вика предпочла деньги, я – «Викторию». Это был по тем временам совершенный прибор с цветным изображение и с только появившимся тогда дистанционным управлением. Мы с Наташей установили нашу «Викторию» на кухне и использовали его гораздо чаще комнатного «Рекорда» с большим экраном.  Жаль было расставаться с «Викторией» при нашем отъезде в Германию.
               
                Pal – Secam

В конце 1995 мы уехали на постоянное место жительство в Германию, на ПМЖ, как выражаются российские власти. Уже через месяц сняли квартиру в небольшом городке в 40 км к северу от Франкфурта на Майне. И почти сразу же приобрели телевизор. Наши, московские, мы продали – знали, что здешние лучше качеством. Из электроники взяли только радиоприёмник, купленный во время нашего первого визита в Германии и  видеомагнитофон, подаренный нам сыном. Отдал он его потому, что тот был сломан, а ремонт его в Германии обошёлся бы в сумму, приблизительно равную цене нового аппарата. Этот «сломанный» магнитофон умельцы с нашего малого предприятия отремонтировали за 10 минут и конечно даром. Вместе с «видео» мы взяли около 20 кассет с записями любимых российских кинофильмов.

Купленный в Германии телевизор фирмы Sony был прекрасного качества: экран 61 см, цвета сочные, конечно, с дистанционным управлением и ещё со многими возможностями. Вместе с телевизором мы купили спутниковую антенну, укрепили её на наружной стороне дома  и стали смотреть весь мир. И всё бы было хорошо, если бы вдруг ни обнаружилось, что это телевизионное чудо не может нормально показывать записанные в Москве видеокассеты. Дело в том, что системы трансляции телепередач в России – Sekam, а в Германии –Pal и они совершенно различны. Мои кассеты были записаны, естественно, в системе Sekam и при их просмотре на вновь купленном телевизоре оказалось, что отсутствуют звук и цвет. А ведь при покупке телевизора, я, предвидя возможные трудности, спросил продавца, всё ли будет в порядке. «Да, – заверил он меня, – можете не волноваться. Всё будет ОК. Но оказалось, что ОК было только с кассетами, записанными уже здесь, в Германии

Сделав несколько неудачных попыток, мы убедились, что наши кассеты смотреть на новом телевизоре нельзя. Что было делать? Взяли купленный телевизор и, на всякий случай, наш видеомагнитофон да и поехали  в магазин, предъявлять свои претензии.
     – Не может этого быть, – заявил шеф отдела, – вы просто не прочитали внимательно инструкцию. Привозите телевизор сюда
     – Да он уже здесь, – ответил я ему. И через 5 минут телевизор стоял  перед ним.
     – А ваш магнитофон вы привезли с собой? – спрашивает он, полагая, наверное, что мы совсем уж лыком шитые.
     – Да вот же он, – сказал я, вынимая его из пакета и ставя на прилавок.

Ну а дальше сначала он сам, а потом вызванные помощники в течение получаса пытался сделать невозможное. Попытки эти они сочетали с  отчаянным чтением   инструкции – ничего не помогло. Наконец, они сдались:
    – Видите, ли, этот тип телевизоров действительно вам не годится. Можем предложить другой, тоже же марки Sony, но более позднего выпуска. Правда, надо будет немного доплатить.

     И, хотя это «немного» составило целых 200 DM, мы согласились. Там же в магазине нам продемонстрировали работу нового аппарата. Но привезти его нам магазин мог только через пару дней. А пока предложили забрать обратно старый телевизор. Ладно, взяли мы нашу покупку и поехали домой, ждать другой телевизор.

Через пару дней два молодца привозят новый телевизор, включают его, демонстрируют работу – всё нормально. Они собрались уже забрать старый телевизор и уехать, но я остановил их:
     –  Ну а теперь пробуем работу телевизора с видеомагнитофоном.
     – А причём здесь видеомагнитофоном? – удивились они. И по их удивлённым лицам я понял, что ребята совершенно не в курсе дела, что они ничего не знали о причине замены. Им просто ни о чём не рассказали.

Я достаю видеомагнитофон, соединяю его с новым телевизором, включаю – тот же результат, что и раньше!  Поначалу они смутились, не могли понять, в чём дело и пытались наладить работу привезённого аппарата. У них ничего не получалось. Спустя полчаса они заявляют, что их рабочее время кончилось. Предлагают в любом случае расплатиться, а потом уже разбираться с руководством отдела.
     – Нет, – говорю я, – так дело не пойдёт. Ведь я видел, что в магазине всё было в порядке.

И здесь они меня начали уверять, что видеомагнитофоном у меня, наверное, российского производства, потому и ничего не выходит.
     – А вот и нет, – отвечаю, – видеомагнитофон ваш, немецкий и куплен он здесь, в Германии.

Они читают марку видеомагнитофона – действительно здешний. Тогда стали уверять, что у меня, наверное, соединительный шнур с дефектом. Шнур действительно был самодельным, но работал исправно. И я тут же это им продемонстрировал, поставив в видеомагнитофон кассету со здешней записью. Что им было мне ответить?  Я видел, что они еле сдерживаются от злости, и чтобы разрядить обстановку, предложил им позвонить в магазин и попросить помощи у своего руководства. Предложение моё они приняли, позвонили шефу, рассказали ему о «трудном» клиенте. Тот, вероятно, им основательно «влил». Без слов они снова принялись читать инструкцию и пытаться наладить совместную работу телевизора и видео. Наконец, у них всё получилось, и мы все вздохнули с облегчением. Загвоздка была в совсем малом, но чтобы докопаться до причины, потребовалось около двух часов работы и больших обоюдных затрат нервов.

                Ноябрь  2003 г.