Поедем, красотка, кататься

            РАССКАЗ
    

       Парень влюбился тогда – дело молодое, холостое и удивляться, казалось бы, нечему, только надо было знать,  надо было видеть Аполлона здешнего района. Обычно влюблялись в него, беспечного, кудрявого чёрта. Редкая вдовушка или другая какая свободная дамочка могли устоять перед ним, Серёгой Ярославцевым или попросту  Серьгой – с ударом на буковку «е».
      По уши втрескавшись, Серьга потерял покой и аппетит, не спал ночами, жадно курил, выходя на мёрзлое крыльцо, точно оббитое студёным цинком.
       «Надо что-то делать, - думал он, мечтательно глядя на звёзды. – Чокнуться можно!»
       Была зима, со скрипом «закручивали гайки» первые морозы; налетали буйные бураны – в полях и огородах курганами стояло серебро.
       В воскресенье утром он принарядился, прифрантился по случаю предстоящего «сватовства». Постоял перед зеркалом, подмигнул сам себе, и решительно двинулся на автовокзал, а точнее сказать – скромную автобусную станцию.
Перед окошечком кассы парень отчего-то засмущался, будто кассирша – знакомая, раскрашенная тётя – уже отлично знала, куда и зачем этот фраер намылился.
-Мне один билетик до Раскатов, - небрежно попросил он, просовывая деньги в деревянное обшарпанное корытце.
Кассирша странно повеселела, глядя на Серьгу.
-До Раскатов? Ага! – Она улыбнулась. – Раскатал губу!
Ярославцев нахмурился.
-А что? В чём дело?
-Автобусы не ходят, милый мой, - пропела кассирша.
Парень слегка занервничал.
-Милый, только не твой! - твёрдо сказал он, склоняясь к деревянному корытцу. – А почему не ходят? Что, выходной?
 Знакомая тётя обиделась, губки поджала.
-Ты чо, с луны свалился? – отчуждённо заговорила. -Гляди, что творится кругом!
Парень вышел за дверь. Закурил. Странное дело: он только теперь обратил внимание на свистопляску в небесах и на земле. Буран куражился такой, что  заборы кое-где пьяно похилились, провода  на столбах оборвались.
«А я прошел и даже не заметил! – удивился Серьга. – Любовь слепа! Ну, ладно, что же делать? В чайную сходить? Переждать всю эту канитель».

                *       *     *      

    Какая хорошая чайная была в том райцентре, где проживал Серёга Ярославцев. Он почему-то любил не только чайную, но даже и само это название – теперь уже пропавшее из обихода, камнем утонувшее в глубинах  словарей. А тогда, в пору его молодости, чайная была в райцентре самым бойким, самым «центровым» местечком; всё тут было скромненько, но зато со вкусом.
Снеговьё за окнами шумело, ветер улюлюкал, а в чайной  – тепло, светло и мухи не кусают. Завсегдатаи сидели за столиками, смолили табак, янтарное пивко потягивали. (В посёлке был хороший пивзавод). Кое-кто «ерша» себе налаживал: водочку в пиво цедили, получая такую гремучую смесь, после которой трудно будет своими ногами добраться до дому – на четвереньках, разве что.
В чайной работала Клава, бывшая подружка, одно время страстно желавшая захомутать холостого парнягу.  Со всеми «бывшими» Серьга старался поддерживать  нормальные  отношения. И только лишь с недавних пор – с тех пор как втюрился – все эти «бывшие» стали смущать, напрягать, покалывая сердце иглами укора; очень уж беспечно жил он до сих пор – беспринципно как-то, неразборчиво. «Нельзя так жить, ребята! – вздохнув, подумал Серьга. – В один прекрасный день прошлое догонит и в спину так шарахнет – мало не покажется».
-Тебе как всегда? – приветливо спросила буфетчица. – Двести грамм для начала?
-Обижаешь, - ответил он серьёзно. - Пивка.
-Для рывка?
-Да нет… Вообще…
-Ох, ты! – заметила женщина, упираясь руками в бока. – Куда это мы вырядились так?
-В город. – Он хмыкнул. - В театр.
-Да ну? – засомневалась Клава. - С каких это пор по театрам?
-Ну, надо же когда-то начинать.
-И кто там? Что за спектакля?
-Да про эту,- пошутил он,-  про Держиморду, или  про Диздимону.             
 -Ну-ну! - Усмехнувшись, буфетчица подала ему полную кружку с белоснежной папахой пены. - Держи, морда. Как живёшь-то?
-Лучше всех.
 Улыбнувшись Клаве, он отвернулся, покачав головой: «Ё-моё! И что я в ней хорошего нашёл? С похмелья тогда, с дуру чуть не женился, вот было бы смеху».
Знакомые ребята, сидящие в задымленном углу, позвали Ярославцева к себе за столик, но Серьга сделал вид, что не услышал – направился в другую сторону.
«А то начнут… - подумал он, пробуя пивко. – Оглоеды! Человеку нельзя уже прилично приодеться. Сразу, что да как? У всех глаза по чайнику. У нас ведь только в гроб нормально одевают, а когда живой – ходи как чучело, никто и не заметит».   
Ему побыть хотелось одному, обмозговать предстоящее «сватовство», но в воскресный день в районной чайной всегда многолюдно.
Старый знакомец к нему подвалил.
-Серьга!-  стал канючить. - Христом богом прошу!
Поморщившись, он руку сунул в карман.
-Сколько надо?
-Нет! Я не про деньги…
-А про что?
-Застрял! – Старый знакомец рукою махнул. - Вот здесь, недалече. По самые гланды застрял! Помоги!
Ярославцев пожал плечами.
-А куда ты в такую погодку попёрся?
-Баба в роддоме, хотел забрать.
-Кого родил-то?
-Дочку.
-Бракодел! – укоризненно заметил Ярославцев, потягивая пивко.
-Ну, так что? Поможешь? - «Бракодел» заерзал на деревянном, тяжёлом стуле. 
-Да я бы с удовольствием, - заверил парень, поправляя белый воротник, - только у меня другие планы.
 -Серьга! – взмолился «бракодел», прикладывая руки к сердцу. – Ну, это ж дело пяти минут! Я кума хотел попросить, а он уж кривой.
Отодвинув пустую кружку, парень взял салфетку из гранёного стакана – салфетки там торчали белым букетом. Промокнувши губы, он нехотя поднялся. Молнию на куртке застегнул.
-Пошли.
-Вот спасибо! - «Бракодел» засуетился, подскакивая со стула. - Я в долгу не останусь, ты меня знаешь.
-В том-то и дело. – Шагая к двери, Серьга шмыгнул носом. - Я вас, оглоедов, знаю как облупленных.
Откровенно говоря, он согласился только потому, что «бракодел» находился в родстве с завгаром – мужиком крутого нрава, который шкуру мог спустить с любого, кто самовольно взял бы какую-нибудь технику из гаража.
               
                *       *       *

    Буран тем временем почти угомонился. Над крышами стылое солнце посматривало, будто через марлю – красно-желтым глазом моргало сквозь метельную труху, оседающую над посёлком. Горбатые сугробы там и тут успели взгромоздиться на дорогах. Сломленные ветки валялись в палисадниках и возле оград, сухие «самолётики», слетевшие с морозных клёнов. Снегири в малиновых рубахах сидели на берёзах, как женихи,  насвистывали что-то своим невестам.
Серьга пришел на работу – в поселковый гараж. Жестяные буквы  «МТС» – машинотракторная станция – погнулись на крыше, как под хорошим молотком жестянщика. Над воротами навис голубовато-свинцовый гребень, искрящийся от солнца и грозивший с минуты на минуту грохнуться на голову тому, кто потревожит массивные ворота гаража.
Навстречу вышел сторож, попыхивая длиною цигаркой, особенно ароматной в чистом морозном воздухе.
-Во, какое было светопреставление! – качая головой, старик поцокал языком. - Я пошёл до ветру, дак чуть не сдуло…
-Железяку надо брать с собой, - посоветовал парень.
-Какую железяку?
-Да любую. Заместо якоря. – Ярославцев хохотнул. – Чтобы ветром не унесло!
Сторож поморгал седыми глазками.
-Зубоскал ты, Серьга, я так тебе скажу. Зачем пришёл-то? Чо не отдыхаш?
Войдя в гараж, парень скинул куртку и осмотрелся, где бы тут её пристроить так, чтоб не запачкалась.
-С вами отдохнёшь! - Ярославцев рукава белой рубахи закатал «калачами». – Все машины колом встали на дорогах. То один берёт за горло: помоги, мол, рожаю, то второй, то третий. Как будто  я дизель какой, сутки напролёт могу пахать. 
Поправляя шапку, старик ухмыльнулся в жиденькую бороду.
-А ежли просят, так ты слупи с них, не продешеви. – Сторож подмигнул. – У меня закусочка найдётся.
-Замётано, дедуля! – Серьга тоже подмигнул. - Мы так и сделаем.
Затоптав цигарку, сторож направился к воротам гаража, надел рукавицы, испачканные мазутом, и приготовился отодвигать железную скобу, похожую на затвор от пушки.
-Открывать? Калитку-то? – спросил он. – Слышь, командир?
Но Серьга не расслышал, хмуря брови возле пускового механизма.
В последнее время пускач капризничал, не желая запускаться одномахом, и Серьга заранее тревожился, как бы не угваздать новенькую белую рубаху, неоднократно наматывая ремённый жгут и дёргая с такой дурною силой – сухожилия порой трещали и в плечевом суставе немилосердно жгло. Но пускач в ту минуту будто изумился, впервые обнаружив около себя нарядного хозяина, а не того чумазого и частенько злого, который матюгался во время запуска, скрипел зубами и даже сапогом в сердцах пинал тугие траки. Изумившись или просто сжалившись – пускач завёлся вполоборота, пулемётным грохотом и сизым дымом наполняя сумрачный гараж. Воробьи, от холода нашедшие себе приют под крышей, заполошно взлетели, роняя перо и солому откуда-то сверху. Синичка с перепугу села на крышу трактора – и тут же брызнула под потолок.
Серьга был доволен, едва не счастлив от такого запуска.
- Открывай! Ворота в рай! – закричал он уже из кабины.
Белый гребень рухнул с верхотуры, когда громада трактора, сотрясая землю, стала выкатываться из ворот гаража. Гребень был настолько плотный и тяжёлый – чуть лобовое стекло не расхряпал.
Веселея непонятно от чего, Серьга погнал свой «паровоз» по переулку, наполненному свинцово-застывшими  волнами снега. 
Выдернув машину из сугроба возле роддома и получивши за это расчёт в виде «жидкой валюты», Ярославцев хотел возвращаться в гараж, но отчего-то задумался, глядя в даль. Буран окончательно выдохся и там, вдали, зазывно засинела полоска неба – звала в дорогу, по которой теперь только на тракторе и можно протолкнуться: никакой автобус не пройдёт.
Посидев за рычагами, посомневавшись, Серьга достал стакан из бардачка, отвинтил белоголовую поллитровку и, не долго думая, залудил грамм двести, занюхал рукавом. Сердце обожгло, и в голове обалденно зазвенело дивным звоном. Глаза у парня вспыхнули, и через минуту-другую никаких сомнений уже не было –  появилась твёрдая, весёлая уверенность в необходимости «великого похода».
               
                *       *       *            
            
       За посёлком, как ни странно, снегу было немного – ветер со свистом слизывал. Толстой броней на дорогах мерцала ожеледь – гололед. Осенние рваные листья, впаянные в лужи в колеях и на обочине, золотинками горели под солнцем.  Небо совсем очистилось,  когда Серьга с грохотом выехал за белую околицу. Кругом тут было ясно, даже как будто празднично. Леса и поля впереди – насколько глаз хватало – отчаянно искрились. На голых кустах снегири покачивались диковинными цветами – распускали крылья, перепархивая дальше от дороги, сотрясаемой трактором.  Откуда-то из оврага ветер неожиданно выволок шерстяной клубок большого перекати-поля, игриво погнал впереди «паровоза» – так называл свою технику Серьга.
       «Хватит мотаться как этот клубок! Пора прибиться к берегу!»– размышлял он, прибавляя газу, чтобы догнать скачущее перекати-поле.
        Траки на голых пригорках, отполированных ветром, гремели как по железу, искры выдирали из камней на поворотах, когда Ярославцев азартно рвал на себя фрикционы – рычаги управления. Зацепившись за что-то посредине дороги, перекати-поле закрутилось юлой и пропало под грохочущей гусеницей, серебристым ручьём льющейся внизу перед глазами.
       Потом впереди показался берёзовый колок, и Серьга  заметил тёмное какое-то пятно, выделявшееся на белом фоне.
       «Ещё один страдалец! - понял он, приглядываясь. - Тоже, блин, торопится в роддом!»
        Это был сосед его – Анатолий Трусов, характером своим никак не подтверждающий фамилию. Рисковый мужик, а местами так даже отчаянный – Трусов несколько часов назад погнал на легковушке в соседнее село, где у него было срочное дело. И вот теперь легковушка беспомощно лежала на брюхе – не смогла протаранить высокую оловянную  застругу, наискосок «застругавшую» дорогу в берёзовом, редком лесочке.
       Остановившись, Серьга соскочил на снег.
       -Загораем?  - оживлённо спросил он, здороваясь.
       -Не хуже, чем в Крыму, - пробормотал сосед, протягивая руку.
       Серьга усмехнулся.
       -Это хорошо. Только загар, смотрю, какой-то больно синий. Что, движок не работает?
       -Движок в порядке.
       -А почему не греешься в кабине?
       -Бензину мало. Берегу, чтоб дотянуть до дому.
       -Ясно. И давно ты здесь?
       -Часа, наверно, три. Уж думал, ночевать придётся. Денёк-то выходной. Никто не ездит.
       -Ну, считай, что повезло. – Ярославцев показал на трос, кольцами намотанный сзади трактора. - Бери. Цепляй.
        Холодный трос, как змей в посеребрённой шкуре, зашипел, упруго извиваясь на снегу, стальными колючками раза три укусил через перчатки Трусова – ужалил до крови.
        -Готово! – крикнул сосед, почёсывая исколотую ладонь.
        -Садись за руль, выравнивай колёса! – скомандовал Серьга. 
        Трос натянулся, вибрируя, затрещал, кое-где надрывая самые слабые стальные струны. Оглянувшись, парень в кабине сверкнул зубами и прибавил газу – до отказу. Легковушка вздрогнула всем телом – и выскочила пробкой из сугроба, едва не расквасивши морду о заднюю гусеницу.
        Сосед, почти в последнюю секунду успевший затормозить, моментально потерял «синий загар» – лицо побледнело. Он угрюмо выбрался из легковушки и посмотрел на маленький разор – до столкновения с трактором оставалось три-четыре сантиметра.
        -Ну, ты даёшь! – Трусов ошарашено покачал  головой. - А если бы…
        -А если бы, да кабы не считается! – Серьга широко оскалился. – Всё путём. С тебя пузырь.
        -Само собой, - доставая курево, Анатолий собрался угостить его хорошей сигаретой.
        -Нет, - отказался парень. – Некогда мне. Будь здоров.
        Сосед только теперь обратил внимание на белую рубаху тракториста, новую куртку, новые ботинки.
        -Ты по какому случаю при таком блистательном параде?
        -Свататься еду! - Серьга смотрел ему прямо в глаза.
        Трусов пожал широкую мозолистую лапу  своего спасителя.
        -Хохмач! - похвалил, закуривая. - Гляди, чтоб голову не открутили…
       -Замучаются пыль глотать! - с улыбкой ответил Серьга, запрыгивая на гусеницу и добавляя нечто непонятное: - Мне это дело доктор прописал…
       -Какое дело?
       Ярославцев хохотнул.
       -А дело тёмное!
       Глядя вслед грохочущему трактору, сосед подумал:
       «Хороший парень. Жалко только – с придурью».

                *       *       *

        В районе Серьга считался  бабником, отчаянно гуляющим напропалую. Дело доходило до того, что разъярённые мужики – отцы благородных семей – грозились поймать его, ноги выдернуть и даже оскопить. В ответ на это парень  беспечно  улыбался и говорил: «Зачем вы, девочки, красивых любите? Одни страдания вам от меня!» Улыбка у него была редчайшая – открытая, бесхитростная. Когда Серьга улыбался – точно хвастался ровненькими, чистыми  зубами – становилось понятно, почему он пользовался спросом,  этот высокий, тёмно-русый чёрт в мазутной телогрейке или в промасленной рубахе (смотря, какое время года на дворе). Сам Ярославцев никогда не предпринимал попыток соблазнить кого-то. Он просто шёл по жизни, свой дорогой топал, а на обочинах  – то там, то сям – торчало бабьё-репьё, за рукава цеплялось, за штаны.
       -А я при чём? – порою говорил он в гараже, когда случалось выпивать после получки. – Я не виноват, и  вообще – мне  это дело доктор прописал.
      На него смотрели с недоумением.
      Здоровенный завгар, в кулаке у которого был почти не заметен гранёный стакан, сурово спрашивал:
      -Чего это доктор тебе прописал? Девок портить?
      -Не портить, а это… - Парень делал странный жест, потом отмахивался. - Замнём для ясности.
      Серьга – детдомовский парень, родился в военную пору, голодал, холодал. Может, поэтому, а может, по другой какой причине в организме у него оказался небольшой, но коварный изъян.
       Узнал он об этом случайно, когда попал в больницу после аварии (на машине работал тогда). Долго лежал с переломами ребёр. Делать было нечего, и Серьга заигрывал с медсестрами, рассказывая разные истории, шутил с докторами, каждое утро делавшими обход. Шутил, шутил, а после вдруг переключился на серьёзный, доверительный шепот.
       -Доктор! Что такое? – допытывался он. - Давно уже гуляю, устали не знаю, и хоть бы одна залетела.
       -Куда залетела? – не понял седовласый врач.
       -Ну, в том смысле, что…
       -А! Вот в чём дело!
       Степенный, седовласый доктор предложил ему обследоваться,  и вскоре после этого ошарашил парня: не суждено вам, дескать, быть отцом.
       Серьга помрачнел.
      -Как так? А может быть, ошибка?
      Доктор пожал плечами.
      -Не исключено.
      Ярославцев пытливо смотрел на него.
      -А как проверить? Где?
      -Да всё там же… - Доктор устало усмехнулся. - Гуляй, казак. Глядишь, да и получится.
      -Ну, да! - угрюмо согласился парень. - Как в той песне. Если долго мучиться, что-нибудь получится.
       Однако время шло, и ничего пока не получалось. Серьгу это стало сначала раздражать, а потом повергло в тихое уныние, которое он тщательно прятал от людей, давно уже привыкших к тому, что этот парень – вечный зубоскал. И Серьга в этом смысле не разочаровывал людей. Он хорошо умел держать улыбку и хорошо умел держать удар. Два этих качества – помимо прочих – были для него как два крыла, позволяющих орлом лететь по жизни.

                *       *       *             

       Задумавшись, он чуть не проехал поворот, заваленный снегами, обставленный берёзами, слегка заголубевшими в преддверии зимнего вечера.
       Чем ближе становилось до Раскатов, тем сильнее горело в груди – Серьга волновался как тот школьник, который плохо выучил урок. В конце концов, не выдержал и, остановившись, открутил белоголовую бутылку – хлебнул для храбрости. Не сказать, чтоб он боялся, только это – не каждый день приходится на «паровозе» ездить на такое важное свидание. Судьба решается. А как же? Именно так настроился он.
        Погоняя дальше свой гремящий «паровоз», он изумлённо думал: «Ты посмотри, что деется! Приехала в Раскаты какая-то бабенка, взяла за шкирку и встряхнула – душу вынула из человека. Вот ведь как бывает, хоть «караул» кричи!»
      Кареглазая, фигуристая Люся Белозерова из города в деревню перебралась недавно – месяца три назад. У неё был сынишка – вихрастый, конопатый сорванец, большой любитель из рогатки пострелять по соседским курам и петухам. Как раз благодаря тому парнишке Ярославцев первый раз и увидел Люсю.
       Камень из рогатки, пролетевши мимо цели, щелкнул по кабине трактора.  (Во время уборочной Серьга пластался на полях возле Раскатов, заехал в деревню, возле которой была заправочная для хлебоуборочной техники).  Женщина, увидев, что трактор остановился, вышла за калитку, давай ругать проказника. А тот оказался с характером – отбежал от матери и опять прицелился в беднягу-петуха. Серьга засмеялся – нравились ему такие непокладистые, глазёнками сердито сверкающие мужички. Он сам  в детдоме был такой – только успевали окна застеклять.
       -Иди сюда, - позвал он,  спрыгнув наземь. - Так тебя звать, стрелок?
        -Никак. - Мальчонка смотрел насторожённо.
        -Хорошее имя – Никак. Ну, подойди. Что? Боишься?
        -Ну, вот ещё! – парнишка подошел.
        Присев на корточки, Серьга попросил доверительным тоном:
        -Отгадай загадку, Никак Никакович. Без крыльев летает, без кореньев растёт. Что такое? – Серьга показал глазами на месяц, берестой белеющий в предвечернем небе.
        Не утруждая себя этот загадкой, мальчонка спросил напрямую:
         -А ты меня на тракторе прокатишь?
         -Запросто. Если, конечно, мамка с папкой разрешат.   
         Парнишка засопел.
         -А папки нету.
         -Вот как? Где же он у вас?
        -В кладовке… - оговорился мальчик. – Ну, то есть, в этой, как её? В  командировке.
         Серьга ещё хотел поговорить с парнишкой, но тут подошла суровая мама – за руку увела сынишку. И вот тогда-то, при первом взгляде на эту женщину, Серьгу будто молния пронзила. Нечто подобное он испытал в полях однажды летом, когда разгулялась гроза и ослепительно-жарко  шарахнула над головой; Серьга за сердце схватился тогда, сел на землю, оглушённый, и подумал, что всё – душу богу отдаст.
       После уборки он приехал в Раскаты, где жил закадычный  дружок. Посидели за поллитровкой, поговорили за жизнь, и Серьга – старательно скрывая «бубновый» интерес – вскоре узнал, что Люся Белозёрова живёт без мужа. И в тот же вечер он сдуру завалился в гости к ней, но строгая, характером твёрдая  Люся даже не пустила на порог – он был в сильном подпитии. «Да хотя бы и трезвый, - думал Серьга позднее, – с каких это щей среди ночи будет она привечать незнакомца? Много медведей таких бродит по пасекам, на дармовщинку мёд собирает!»
 
                *       *       *

       Деревенские крыши торчали уже над снегами в полях, над крышами там и тут колосились дымки в тихом воздухе. Это были Раскаты. Километра четыре, наверно, оставалось до них.
       И вдруг Серьга увидел милиционера, выходящего из-за деревьев и по-хозяйски властно машущего своей полосатой дубиной.
      В груди заныло. Он затормозил и тут же взял папиросу в зубы – запах водочный отбить.
     «Сейчас будет лекция о вреде алкоголя, - тоскливо подумал, покидая кабину. - Накрылась моя Люся медным тазом.  Главное – путёвки нету никакой. – Он ухмыльнулся. - Так я же непутёвый, так я и скажу».
       Он спрыгнул с гусеницы. Шапку сбил на бровь, делая вид, что ему всё нипочём.
       -Я вас категорически приветствую! - крикнул, широко улыбаясь милиционеру с дубиной.
        Однако, тот стоял, не шелохнувшись. Стоял – смотрел куда-то за деревья.
        И Серьга посмотрел туда. И обалдел.
       Из-за деревьев показались ещё два милиционера, одетые в бронежилеты, с касками на головах, с небольшими боевыми автоматами.
      «А чего это они? Кого-то ловят?» – У Серьги малость отлегло от сердца. 
       Краснощёкие автоматчики были хмурые, озябшие в засаде. 
       -Вы один? – спросил старший.
       -Один.
       Не поверив, старший подошел, в кабину заглянул.
      -Никого по дороге не видели?
      -Нет. Ну, то есть, видел Тольку Трусова. Он застрял на своей легковушке – я выдернул.
      -А больше никого?
      -Да нет. А что стряслось?
      Милиционеры обошли зачем-то кругом трактора, приглушённо о чём-то переговариваясь.
       -Может, вам капот открыть? – с наигранным сочувствием спросил Серьга.
       Старший подошёл к нему, поправил автомат.
       -Чего? Кого открыть?
       -Да это я так… - Серьга покосился на тёмный ствол. - А что? В чём дело?
        -Вот, посмотрите внимательно. – Открыв планшетку, старший показал фотографию какого-то бритоголового молодца. - Не встречали такого?
      -Нет. – Серьга потоптался, докуривая папиросу. – Я могу идти? Ну, то есть, ехать…
      -Да, конечно. - Старший спрятал фотографию. - Если встретите, то будьте осторожны. Позвоните в милицию.
       -Обязательно. – Серьга посмотрел на телеграфный столб. - А что он натворил?
       -Много чего, - нехотя ответил милиционер. – Расстрел просто так не дают.
       -Вот ни хрена себе! – Парень присвистнул, сдвигая шапку на ухо. - Как же там охраняют, если они бегут из-под расстрела?
       Старший мрачновато пошутил:
      -Ну, встретишь, так  спроси.
      -Договорились. – Серьга улыбнулся, ещё не веря счастью своему. - Ну, так что? Я погнал, мужики? Я свободен?
      -Давай, да только поосторожней. – Милиционер нахмурился. – Выпил зачем-то и лезешь за руль…
       Серьга забрался в кабину и, чувствуя себя почти что в безопасности, закричал, посмеиваясь:
       -Командир, а тут нету руля! Я пьяный за руль никогда не сажусь и тебе не советую! 
       -Давай, давай! – Милиционер сердито махнул рукой. - Дави по холодку!
       -Как скажете! – И Серьга со всей дури надавил на газ.
       Земля под «паровозом» затряслась. Снег посыпался с вершины сосёнки, растущей на обочине. Между ветвями синицы порскнули.
       Милиционеры, глядя вослед, покачали головами в касках. Сзади на кабине  красовалось грозное предупреждение: «НЕ ВЕРЬ ЖЕНЕ И ТОРМОЗАМ!»

                *       *       *

      После этой встречи с милиционерами настроение стало  портиться. Продолжая двигаться к Раскатам, насторожённо поглядывая по сторонам, Серьга вспомнил свою бывшую подружку, ту, что пиво подавала в чайной. «Всё хотела, чтобы я на ней женился, - думал он. – А у самой мужик сидит в тюряге. Так он за кражу загремел, какой расстрел? Правда, там уже мог намотать». Потом он вспомнил другую кралю – и у неё муж парился за колючей проволокой. Затем ещё одну зазнобу вспомнил – и там супружник был за решёткой.  «Мать честная! – Серьга поразился. – Все мужики по лагерям. По пионерским. Эх, ну да ладно, тоже нашёл о чём думать. Надо вот тут, наверно, повернуть.  Так быстрее будет». 
        Сокращая дорогу, он свернул в заснеженный лесок, распугивая  снегирей и синиц, глухаря, тетёрку. Инстинктивно пригибая голову и морщась –  будто берёзовые ветки хлестали не по кабине, а по голове – Серьга ломанулся напропалую. Свежие сугробы, наскирдованные между деревьями, взрывались как пуховые перины – холодные, искрящиеся перья летели на лобовое стекло, на разогретый капот, на котором подрагивали радужные капельки воды, подкрашенные каплями машинного масла.
        Под гусеницами трещал кустарник, молоденький сосновый подрост ломался, зелёными ежатами разбегаясь по снегу. Испуганные рябчики взлетали с заснеженных деревьев; дикие голуби – клинтухи, чем-то кормившиеся  на полянке.
       Впереди был родник – пар над снегом кудрявился.
       Переехав небольшой ручей, серебристой ниткой раскутившийся от клубка-родника, Серьга остановился. Выйдя из кабины, помахал руками и попрыгал,  разминая затёкшие косточки. Попил зуболомной водички, восторженно охая. Умылся, ощущая родниковую, жгучую свежесть. Посмотрел на небо.
        «Красота! – подумал, царапая под сердцем. - Построить бы вот здесь хорошую избу, жениться бы на Люсе Белозёровой и жить, пахать земельку, траву косить – покосы тут шикарные!» И почему-то вспомнилось – в памяти мелькнуло –  далекое послевоенное детство, когда он, конопатый отрок, босиком ходил в ночное с табунами лошадей; как хорошо там было. И тут, наверно, было бы так же хорошо.
        Сорока затрещала невдалеке, отвлекая парня от мечтаний. Он поглядел – сороку не увидел, только заприметил, как снежная труха рваной лентой с дерева посыпалась.
       Серьга хотел возвращаться к своему «паровозу», только вдруг что-то шкурой почувствовал. Что? Это было трудно объяснить. С ним такое бывало уже в далёкой тайге на делянке, где он сутками вкалывал на лесовозе; однажды вот так же – спиной – он почувствовал, а потом увидел матёрого медведя, затаившегося в нескольких шагах за деревом.
       Не делая резких движений, парень повернулся, бегло посмотрел по сторонам. Нет, никого поблизости как будто не было. Правда, чуть позднее он заметил белку. Усмехнулся, поправляя шапку.
      «Во, чертовка! Шастает и паровоза даже не боится!»
      В нескольких шагах от родника белка доставала свои запасы – кедровые орешки из-под снега.  Полюбовавшись проворным зверьком, Серьга подумал: «Вот поймать бы! Пацану в подарок!» Высовывая кончик языка от напряжения, он пошел на цыпочках – снег заскрипел крахмалом. Белка вскинула голову, мгновенно отпрянула и замерла, подняв трубою свой роскошный хвост. Чёрный глаз её, похожий на ягодку, влажно блестел в полумраке под кедром.
      «Ладно, - Серьга улыбнулся, - живи, пока я добрый!»
      Он повернулся – уходить. И в этот миг неподалёку ветка сухо щелкнула. Белка стрелой взлетела на вершину кедра – снег посыпался, хвоинки и тонкая кора, напоминающая луковую чешую.
      Присмотревшись, Серьга увидел за кедрами бородатого  старика – рвал рябиновые гроздья, пристукнутые морозом.
         -Дед! -  приветливо окликнул он. – Здорово!
          -Видали и здоровей, - приближаясь, ответил старик.      
Солнце горело над плечами старика – Серьге плохо было видно.
Памятуя встречу с милиционерами, парень спросил:
-Ты никого чужого здесь не видел, дед?
-А ты? Родня мне?
 Серьга улыбнулся.
-Тоже правильно. Ну, будь здоров.
           -Погоди. – Старик, покряхтывая, одолел сугроб выше колена. - Ты далеко путь держишь?
          -До Раскатов. 
           -Вот хорошо. А может, подвезешь?
          Парень пальцем постучал по своей шапке.
          -А мозги растрясти не боишься?
          -Ничего. - Старик покашлял. - Всё не пешком.
          -Ну, тогда полезай… Только нет, погоди, - вспомнил Серьга. - Я  сам открою. Дверь там заедает.      
          Сели. Поехали по бездорожью. В кабине грохотало как в середине тучи грозовой – толком не поговоришь, поэтому сначала ехали молчком, но Серьгу это вскоре утомило; компанейский был он парень, говорливый.
       -Дед! Я почему про чужого спросил? - Он вкратце рассказал о встрече с милиционерами. – Представляешь, дед?.. Расстрел!.. На курок нажать легко, а потом попробуй, воскреси, если окажется, что человек не виновен. Сколько было случаев таких! - Парень достал папиросы. – Не куришь, дед? Бери, пока я добрый.
        Попутчик папироску молча взял. 
       -Вот я и говорю… - беззаботно тараторил Серьга. – От сумы до тюрьмы очень близко. Взять хотя бы мой пример. Меня же в армии едва не засудили! Представляешь? За то, что, как будто бы я стибрил секретную карту. А я тогда дневальный был, убирал у командира в кабинете. Потом хватились – карты нету. Где? Ну, и давай меня трясти как груши. Крысы  штабные. Через день нашли – за тумбочку упала. Представляешь? Так что с выводами спешить не надо.  Он, может, потому и тягу дал, что нет на нём вины. Вот я, например, нагрешил бы, не дай-то бог, так я бы никуда не побежал – пускай стреляют, что ж теперь, лучше поскорее от греха избавиться. Так я рассуждаю, дед? Не так? Ты  уже старый, весь мохом оброс. Ты как на это дело смотришь со своей седоволосой колокольни?
      Старик молчал, нахмурившись, сосредоточенно глядел вперёд и папиросой пыхтел, растрясая пепел на бороду, на грудь.
       Серьга покосился на него и ощутил неясную тревогу.   Что-то вдруг смутило и насторожило в этом бородатом облике, окутанном облаками  табачного дыма.

                *       *       *

       Неподалеку от Раскатов новый мост построили в середине лета; была торжественная сдача в эксплуатацию; начальство приезжало; громкие речи толкали, красную ленточку перерезали.
       И вот теперь на этом новеньком  мосту странный какой-то хоровод суетился – как будто снова ленточку перерезать собрались. Машина с тёмной будкой подкатила – перед мостом раскорячилась так, что ни проехать, ни пройти.   На обочине виднелся мотоциклет с коляской, сверкающей в лучах предвечернего солнца.
       Наклоняясь к уху Ярославцева, дед попросил:
      -Притормози!
      -Что? - Серьга улыбнулся. - Растрясло? Я ж говорил.
      Трактор остановился.
      -Разворачивайся! – приказал попутчик, свирепо сверкая глазами.
       Парень замер в недоумении.
      -Дед, я не понял юмора…
      -Я сказал, разворачивайся! - Попутчик из-за пазухи выдернул наган. – Живее!
       «О!  - Мелькнуло в голове. - Здравствуй, дедушка Мороз, борода лопатой! Она же приклеена! Как я раньше не видел?»
      -Что-то я оглох на паровозе. - Серьга старался не глядеть на оружие. - Растрясло, дедуля? Да? Я ж говорил…
        -Заткнись! - Ствол упёрся в висок Ярославцева. - Разворачивайся! 
        В груди у парня стало жутковато-весело и жарко.
        Надавивши на газ, Серьга отчаянно рванул фрикционы.  Трактор взревел, крутанувшись юлой.
      - Ну? – Серьга зубы оскалил. - Что дальше?
      -Вперёд!
      -В том смысле, что назад?
       -Нет! – попутчик потыкал стволом за окно. - Поехали  вот там, по льду!
      -Ты что? Опупел? Мы провалимся. – Парень ладонью похлопал по дрожащему рычагу. – Ты знаешь, сколько весит мой паровоз?
      Попутчик, наливаясь кровью, покрутил барабан над виском Ярославцева.
       -Я мозги тебе вышибу! Трогай!
       Серьга потянулся к пачке папирос – зажата была железною скобкой у лобового стекла.
       -Тяжело в деревне без нагана, да? – спросил он, тонко усмехаясь. - Я покурю. Перед дальней дорожкой. А ты, если торопишься, садись на моё место, понужай.
         В эту минуту машина от моста отвалила. Покачиваясь на сугробах, стала приближаться к трактору.
         «Дедуля» развернулся и ударил рукояткой по голове. У Серьги зубы  клацнули – папироса выпала. Кровь горячей змейкой поползла по виску, по щеке – капнула на белую рубаху. Раскалёнными глазами глядя на попутчика, он вытер кровь.
       -Ну, ладно, - многообещающе пробормотал. - Поедем, красотка, кататься, давно я тебя поджидал…   
        Угрожающе урча, трактор медленно пополз по крутому обрыву. Угол наклона оказался опасным – правая гусеница на мгновенье  потеряла опору и вхолостую затарахтела  по воздуху.
       -Всё! - вслух подумал  Серьга. - Сейчас перевернёмся!.. Нет, бляха-муха!.. Фу! Вот повезло…
        Дальше он молча поехал.
        «Неужели выдержит? – Он вглядывался в лёд. - А если провалюсь и утоплю? Меня же тогда самого расстреляют. Завгар такой, собака…»
       Ледяная броня возле берега была капитальной – протоку стужа прохватила аж до дна. А вот дальше… Сердце жарко дернулось, когда Серьга дальше погнал свой «паровоз». Из-под шапки поползли крупные капли пота. (Батя у него ушёл под лёд на «дороге жизни» под Ленинградом, из кабины полуторки выскочить не успел).
      Руки-ноги парня сами собой работали, привычно и проворно подстёгивая трактор. 
      -Куда ты прешь, дубина? – раздался крик под ухом.
      -А куда? – Ярославцев окрысился. - Куда тебе надо?
      -К железной дороге!
      -Я чужие мысли не читаю.
      -Заткнись!
      -Не ори, а то пешком пойдёшь.
      Серьга исподлобья смотрел куда-то вдаль, уже окутанную сиреневой предвечерней дымкой. Горы на том берегу становились кирпично-красными. Над краем бора – над  заснеженными крышами деревни – стальным обломком накалялся тонкий месяц. Тени с берега сползали, чёрными заплатами латали серебристый снег. 
        Потрясая наганом, «дедуля» снова стал орать над ухом.
       -Там полынья! Куда ты прёшь?.. Ты фары-то включи!
        Желтоватый свет полоснул по ледяному руслу. Впереди курился тоненький дымок.
       -А чо ты испугался, как дешевый фраер? А?- Серьга смотрел, не скрывая презрения. -  Тебе же вышка светит. Какая разница, как подыхать?
        -Поворачивай, курва! - заревел «дешевый фраер». - Убью! Мне нечего терять!
        Лед под ними потрескивал, пружинисто и плавно проседая, – белёсые молнии разлетались по сторонам. Показалась тёмная вода – следом за трактором побежала, «наматываясь»  на блестящие гусеницы. Из-под пола откуда-то в кабину потянуло студеным бездонным духом.
      -Давай назад! – Детина бороду  с себя сорвал в отчаянье.  – Назад!
      -А я куда?..
      -Назад! Мать твою …
       Облизнув пересохшие губы, Ярославцев рывком распахнул свою дверцу. 
      -Открывай! – закричал пассажиру. – Прыгай, хрен моржовый! Я кому сказал?
        Детина подергал за ручку.
        -Сука! – заскулил. - Не открывается!
        «Ну, да!» – вспомнил Серьга; пассажирская дверь заедала в последнее время – только снаружи открыть можно было.
       -Вот так-то, – пробормотал он, - вам, козлам, говоришь, не хлопайте дверцей, так вы же не понимаете…
      -Иди, открой! - Детина запаниковал. 
      -Ага, сейчас! Забегу впереди паровоза…       
       -Открой, падла!  Убью!
       Серьга наотмашь ударил по руке пассажира.
       Наган полетел, кувыркаясь, и пропал под ногами.
       Парень бросил рычаги и на подножку выскочил, но  потом  опять – за рычаги. Стискивая зубы, он посмотрел назад. Чёрная вода, подкрашенная светом зари, тянулась далеко за трактором – как чернозёмная пахота. Гусеницы всё глубже и глубже вязли в той пахоте. Надо было прыгать, а он всё медлил – жалко было чертов «паровоз».
     «Батя тоже думал, что успеет!» - пронеслось в голове.
       Студёная вода уже – крупными брызгами  – на стекло летела из-под гусениц.  В кабину – в раскрытую дверцу – с перезвоном заползали куски оловянного льда с пятаками багровых вмороженных листьев. Серьга подумал руку протянуть – пассажирскую дверцу попробовать открыть. Но пассажир в это время нагнулся – нашарил наган под ногами.
        «Да пропади ты пропадом!» - подумал Серьга, выскочив быстрее пули.

                *        *       *            

       В районной милиции парня мурыжили несколько часов подряд,  заставляя рассказывать, а потом писать и переписывать показания по поводу утопленного трактора и человека с наганом.
         -Слушай! - возмущённо рыкнул Серьга, обращаясь к молодому, упитанному лейтенанту. – Я тут за ночь роман накатал. Сколько можно?
         Прочитав последний вариант показаний, лейтенант  вздохнул.
         -Лев Толстой отдыхает рядом с такой загогулиной! – проговорил он, пряча бумагу в папку. -  Ладно, свободны пока.
        -Что значит, «пока»?
        -Там будет видно.
        -Да? – Ярославцев занервничал. – Вам очки не купить?..
        -Какие очки?
        -А такие! – Серьга шишку потрогал на голове. - Тут куда уж виднее! Меня, бляха-муха, чуть не прихлопнули, и я же крайний. Лихо получается. 
       -Успокойтесь. - Лейтенант поправил фуражку. - Идите, женитесь.
       Остановившись у порога, парень огрызнулся.
       -А вот это тебя не касается!
       -Не тебя, а вас.
       -Правильно. Всех вас это ничуть не касается. Нечего лезть…
        Лейтенант собрался покурить. Шумно дунул в папироску. Сунул в рот.
       -Вы хоть знаете, кто это был?
       -Где?
       -Ну, в тракторе с вами…
       Серьга пожал плечами.
       -Бандюга. А что? Разве нет?
       Помолчав, лейтенант чиркнул спичкой, но не прикурил – неожиданно резко задул огонёк.
        -Это был гражданин Белозёров. Муженёк её.
        -Кто?
        -Да, да! – Лейтенант зажёг вторую спичку. – Это был он. В бегах…
       Серьга постоял, точно обухом по затылку ударенный. Вышел на крылечко отделения и потоптался,  не соображая, куда идти.
        Холодная заря цвела над крышами.
        «Это утро? – обескуражено подумал Серьга.- Или это вечер?»
        Только теперь к нему пришла чугунная усталость, и он,  слабея в коленках, поторопился присесть на лавочку под фонарём. Покурил, глядя в небо, где гасли морозные крупные звёзды. Покачал головой, глядя в землю.
        Потом он долго ехал на автобусе домой. Отрешённо глядел за окно. Перед глазами мелькали заснеженные сосны, берёзы, поля со стогами, пригорки, до камней зализанные  ветром. Кустики полыни торчали из сугробов. Суровая, пустынная дорога, чуть озаренная холодным солнцем, то там, то здесь была испятнана  «кровушкой» залётных снегирей. Дорогу почти всю прочистили, но кое-где встречались свежие заструги, которые приходилось штурмовать с разгону, и не всегда этот штурм был удачным: и шофёру и пассажирам приходилось шуровать лопатой. Пассажиры были недовольны такой затяжною поездкой, всё время роптали, а Серьга, тот напротив был доволен – ничего хорошего там, куда он ехал, не предвиделось.

                *       *       *

       В посёлке уже знали о происшествии, причём вся эта грустная история успела обрасти такими слухами, что бабка, у которой  он квартировал, сильно изумилась, когда увидела живого квартиранта.
       -А мне сказали, ты, милок, утоп! – прошептала старуха, крестясь.
       -Нет, - утешил Серьга. - Оно не тонет…
       Самокритика эта прозвучала довольно серьёзно. На душе у него было муторно: «паровоз» утопил, человека угробил. (Какой бы ни был, но человек). Серьга хотел выпить и забыться, но по горькому опыту знал – потом будет ещё хуже. Надо на трезвую голову пережить всю эту дребедень. Хорошо бы уехать куда-нибудь на самую далёкую делянку, зарыться в косматую хвойную глушь и на пару с волком от тоски повыть.
        Размышляя на эту тему, он переоделся и пошёл на работу. Мужики в гараже его встретили – кто с сочувствием, кто с затаенным злорадством: «Добегался, красавчик, допрыгался, козёл!».
       Завгар по прозвищу Гар Гарыч – постоянно гаркал на мужиков – едва не с кулаками набросился на бедолагу.
       -Ты чо наделал? Я тебя под суд!
       -Конечно, под суд, - равнодушно согласился парень. – Сначала под суд, а потом под расстрел. Правильно я говорю?
       -Ты не умничай! - Завгара больше всего разозлило странное это спокойствие парня. - Зачем ты сел на трактор? Кто тебя просил?
       -Свояк твой. Бракодел несчастный.
       -Какой бракодел? Чо ты гонишь?
       -У твоего свояка, - стал рассказывать Серьга, -  баба дочку родила, вот он и попросил, чтобы я машину из сугроба выдернул возле роддома.
       -Хорошо. – Гар Гарычу крыть было нечем. - А в Раскаты зачем попёрся?
       -А вот это не твоё собачье дело.
       Завгар побагровел – никогда ещё с ним Серьга так не разговаривал.
       -Чо? Как ты сказал?
       -А то, что слышал.
       -Ты зубки-то мне не показывай, а то я их могу пересчитать! – Гар Гарыч кулаком шарахнул по столу, будто кувалдой. - Что? За Люськой решил приударить? Ты у меня за всё ответишь, сучий потрох! Я тебе такую Люську покажу…
        Серьга слушал, слушал, сидя в прокуренной коморке у завгара. Потом поднялся, подошёл к столу.
       -А может, тебя тоже утопить? – тихо спросил он. - Как трактор, или как Муму. Мне ведь это запросто. Семь бед, один ответ.
       Завгар, здоровенный бычина, растерялся, глядя парню в глаза – необычайно глубокие, невыразимо печальные.

                *       *      *               

       Ясные зори стояли до самой середины декабря. Мороз давил, да так, что люди лишний раз носы на улицу не высовывали, даже за ёлками в бор не спешили. Потом отпустило немного. В синем, выстывшем небе облака полосками потянули своё волокно – это значит, к теплу. Ярким солнцем, вынимающим слезу, снега заполыхали в полуденной  округе.
       Прошел почти месяц, прежде чем Серьга снова приехал в  Раскаты. (Трактор, поднятый со дна, долго пришлось ремонтировать, потом направили в тайгу на лесосеку).
       Люся Белозёрова встретила его с какой-то тихой, потаённой радостью.
        -А где парнишка? – громко с порога спросил Ярославцев.
        -Спит.
        Серьга на шёпот перешел.
        -А я привёз вам ёлку.
        -Вот спасибо. А где?
        -Там, в сенях. - Он покашлял в кулак. - Ты извини, что я так поздно.
        -Ну, что же теперь? Проходи.
        Он робко потоптался у порога.
        -Я только что с делянки. Понимаешь?
        -Понимаю. Проходи. Есть будешь?
        Парень улыбнулся – широко и нежно.
        -Не заработал ещё.
        -Как это? 
        -Пойду, пока светло, штакетины поправлю возле ворот, снег со двора покидаю…
        -Да ладно, потом.
        -Потом суп с котом.
        -Почему? – Хозяйка улыбнулась. – Суп у меня с курицей.
        Серьга засмеялся, выходя во двор.
        Вечер был морозный, тихий – даже на другом краю села слышно было, как хрустят шаги под ногами запоздалого прохожего.  Луна – почти что полная  – медленно вспухала над тайгою, над берегом. Снега, разгораясь холодным огнём, сияли на десятки, а может быть, на сотни километров завьюженной матушки Сибири. Воробьи под застрехи прятались, негромко переговариваясь о чём-то перед сном.
         Вернувшись в избу, парень долго молчал. Сидел, кулаками похрустывал под столом. Потом поднялся, глядя прямо ей в глаза.
       -Слушай, Люська! Выходи за меня замуж!
       Ресницы у хозяйки вздрогнули.
       -Что? – Она грустно улыбнулась. - Прямо сейчас?
       -Я серьёзно! – Серьга подошёл и взял её за плечи. - Я никому ещё не предлагал. Ну, честно.  Всё будет путём. Я усыновлю парнишку. Без проблем. Я сам детдомовский – не сладко без отца. Ну, что молчишь?  Не нравлюсь, так и скажи.
        Пауза была томительной, мучительной.
       -Нравишься, - тихо ответила женщина.
       Крепкой, широкой ладонью Серьга погладил её по голове.
       -Ну, вот и всё. Замётано.
      Женщина вздохнула, глядя куда-то на реку, мерцающую белыми лунными зайцами.
       -Серёжа! Дело в том, что нам…
       -Что – вам? Ну, говори.
       -Нам надо уезжать отсюда.
       -Во! – Он руки опустил. - Вы же только приехали!
       -Не знаю, как сказать. - Она к столу присела, потеребила край скатёрки. - Трудно мне здесь будет. После всего того, что на реке…  Ты понимаешь?
       Он помолчал, глядя в окно. Ёлку в дом занёс. Потом только твёрдо заверил, пожав плечами:
      -Уедем, какой разговор?! Хоть завтра соберемся и уедем. 
      Женщина молча прижалась к нему. 
       Парень обнял её. Поцеловал.
       Тихо было в горнице, тепло, уютно. Всё крепче, всё гуще пахло оттаявшей ёлкой, сулящей скорый Новый год и, может быть, новую жизнь. Потрескивала печь, бросая блики на потолок, на кровать. Луна нестерпимо сияла за окнами.  И глаза сияли – от любви.