Сновидец. Часть 7. Сгущение

25

Я действительно быстрее пошла на поправку, и через пару дней уже гуляла по саду и спускалась к пляжу. Там в это время года было очень промозгло, но мне всё равно нравилось сидеть на своей любимой скамейке и смотреть, как высокие волны бьются о берег.

С понедельника начались занятия по ИЗО с преподавателями и психологами центра. Поначалу я даже растерялась. Оказалось, что просто рисовать эти люди не могут! Вот уж кто никогда не отключает голову. Весь урок только и слышалось с разных сторон:
- Коллега, да у вас тут архетипический символ, глядите-ка!..
- А у вас, дружище, тут всё по Фрейду… Ха-ха!
- А у вас цвета тут прям Люшеровские…

Сначала я удивлялась, потом раздражалась, потом меня это начало забавлять. Для меня рисование - это занятие, не терпящее лишних слов. Можно рисовать хоть архетипические символы, хоть выводить на листе бумаги «каляки-маляки», всё равно,  - важно выразить в рисунке эмоции, как бы закодировать их на листе бумаги - так, чтобы зритель считал их и воспринял.

Когда я кладу руку на листок с рисунком, я чувствую настроение автора. Рисунок может казаться теплым или холодным, мягким или жестким. Он несёт в себе состояние художника, его энергию, его радость и печаль, страх и надежду. Иногда даже кажется, будто рисунок плачет или смеется. Но можно ли выразить это словами? Это нужно ощутить, прочувствовать.

А мои новые ученики всему искали подходящее слово и рациональное объяснение. И мне это было так странно и забавно! Хотя с ними оказалось очень интересно. Я полюбила наши занятия и с интересом наблюдала не только за техникой рисования, но и за процессами, происходящими в группе. Всё это было для меня ново. Как будто я заглянула за мир, как за висящую на стене картину, и посмотрела, что там позади рамы.

В один из вечеров, когда я как обычно сидела на своей любимой скамейке и любовалась морем, рядом со мной присела Анита.
- Лиза, как ты, поправляешься?
- Да, спасибо, уже здорова.
- Это отлично. Нам нужна твоя помощь.
- Помощь? Чем я могу помочь?
- Ты долгое время не спускалась к нам в нижнюю лабораторию. А у нас много чего происходит. Судя по моим снам, у кого-то из будущих мамочек в нашем центре большие неприятности. Я чувствую, что ребенку плохо, и он в опасности. Угроза выкидыша. Но мы не можем выяснить, чей это малыш.

- Анита, но я-то чем могу помочь? Я не акушерка и не врач.
- Ты можешь рассказать нам свои сны. Может быть ты видела кого-то?
- Я в последнее время сплю вообще без сновидений. Видимо, болезнь наложила свой отпечаток. Засыпаю, как убитая, и не вижу ничего.
- Ты хотя бы засыпаешь. Уже полдела в свете последних событий…
- Каких событий?
- Лёша уехал, Ваня весь в работе и мучается бессонницей. Алекс опять перебрал кофе и колобродит вторые сутки. Мы с Леной видим во сне тревожные картины и ничего не можем сделать. Может, общими усилиями мы справимся? Может, с нашей помощью ты сможешь увидеть что-то новое, какие-то детали. Миша поможет нам собраться в твоем сне.

Признаться, мне не очень хотелось спускаться вниз, снова погружаться в эту странную атмосферу лаборатории. Я отвыкла от всего этого. Мне нравилось заниматься рисованием с новой группой, нравилось гулять с Лаки по берегу, сидеть на моей любимой скамейке. Мне вовсе не хотелось снова ковыряться в снах: ни в своих, ни в чужих. Но я была частью эксперимента и не считала себя вправе отказывать в помощи, когда меня об этом попросили.

Мы спустились на лифте вниз. Алекс открыл ключом дверь в маленькую комнатку с узкой кушеткой и какими-то приборами на стене. Что, нужно будет заснуть вот тут?! Ребята, да вы с ума сошли, в таких условиях спать вообще невозможно!
- Снотворное поможет, - буркнул Алекс.

Мне стало по-настоящему страшно. Несколько лет назад я смотрела фильм с Томом Крузом в главной роли, там ради блага общества трех людей держали в плену в лаборатории и просматривали их сны. У них была способность предвидеть преступления. Всем было ровным счетом наплевать на то, что чувствовали эти трое людей и каково им было. Их просто держали в бессознательном состоянии и использовали как прибор для определения очередного имени потенциального преступника. Фильм, кажется, назывался «Особое мнение». Мне совсем не хотелось попасть в подобную ситуацию, тем более, что Алексу я не доверяла вообще.

- Не беспокойся, я буду всё время рядом, пока ты спишь, - сказала Анита. Миша и Лена войдут в твой сон и посмотрят, что ты увидишь. Может, какие-то мелочи, детали помогут нам определить, кому же всё-таки угрожает опасность.
- А Алекс сам не может увидеть это во сне?
У Алекса ведь дар видеть тех, кому необходима его помощь. Так в чем же дело?
- Я в последнее время совсем мало сплю, - сказал Алекс. - Если и сплю, то плохо. Снов не вижу. Помочь ничем не могу.

Странно… Вдруг все мы стали плохо спать и перестали видеть сны? К чему бы это?
Лена принесла шприц с каким-то лекарством и сделала мне укол. На меня сразу опустилась дремота, и я прилегла на кушетку. Надо было бы уточнить, что собственно от меня хотят? Но я вечно притормаживаю в важных ситуациях и забываю уточнить что-нибудь важное. Губы уже не слушались, вопрос я задать не успела и провалилась в сон.

Мне снился мой привычный город. В городе был вечер, сумерки, погода довольно ветреная, пасмурное небо и сиреневый закат. Я шла вперед по мостовой и слышала, как позади меня что-то позвякивает. Я обернулась и никого не увидела. Впереди была пустынная улица, ни одного человека, тишина и холод. На душе стало тревожно. Позади меня снова послышался звон. Я опять посмотрела назад и снова не увидела ничего, что могло бы издавать подобный звук. И вдруг из-за поворота прямо на меня выскочил велосипед. За рулем сидела молоденькая девушка. Кажется, её зовут Татьяна, она живет совсем недалеко от сада, и Лаки часто бегает к ней на лужайку поиграть. Девушка проехала мимо меня, и вдруг ей под колеса бросилась большая белая кошка. Велосипед накренился вбок и свалился, девушка вскрикнула и упала на мостовую. Откуда-то слева подбежал Миша и стал спрашивать у девушки, может ли она сама встать. Я тоже побежала к ней, чтобы помочь подняться, но тут сон резко оборвался, и я проснулась.

Анита сидела рядом со мной и держала на коленях блокнот.
- Ну что ты видела, рассказывай сразу, пока не забыла.
Я начала подробно пересказывать ей свой сон. Через несколько минут появились Лена и Миша.
- Кто? - спросил Миша.
- Татьяна Лопухина, - ответили мы с Анитой хором.
Миша кивнул.
- Я видела в ее сне именно Татьяну Лопухину, - сказала Лена.
- Я тоже, - кивнул Миша.
- Но почему вы думаете, что мне приснилась именно та женщина, которая нуждается в помощи? - спросила я. - Ведь мне мог присниться кто угодно! Я сегодня долго сидела на пляже, мимо проехало несколько велосипедистов. Татьяна часто там катается. Мой мозг мог просто выдать картинку из памяти.

- У нас выбор небогат. Попробуем поверить твоему сну, - сказала Анита. - В последнее время у нас у всех со сновидениями какие-то проблемы, мы вообще мало что видим. Ты увидела хоть что-то! Возможно, именно то, что и нужно было увидеть. Значит, нужно попробовать помочь. Лопухина ждет ребенка, об этом стало известно около месяца назад. Теперь нужно обеспечить ей покой и медицинскую помощь. Нужно перевести ее в палату во врачебном корпусе.
- Погоди, Анита, давай без истерик, - раздраженно сказал Алекс. - Зачем пугать девушку? За ней нужно присмотреть, быть к ней в ближайшие дни повнимательнее. Но пугать ее, госпитализировать - это не лучшая идея. Так мы спровоцируем ухудшение ситуации.
- И что же ты предлагаешь?
- Я предлагаю поговорить с ее врачом, присмотреть за ней, но без госпитализации.

Они еще какое-то время спорили, каждый убеждал другого в своей правоте, но в конечном итоге сошлись на том, что переводить Татьяну из гостевого домика в палату во врачебном корпусе только потому, что она приснилась мне сегодня, всё-таки не нужно.

Я ушла к себе и, видимо еще не оправившись окончательно от действия снотворного, уснула безо всяких сновидений. Утром меня ждали три пары уроков подряд, и нужно было хорошо отдохнуть.

Следующий день прошёл в авральном режиме. Было много интересных рисунков, обсуждений и эмоций. Лаки носился вокруг стола и периодически что-то на себя опрокидывал. В общем, сплошная суета. Мои новые ученики опять веселили меня подробным обсуждением собственных рисунков, и я узнала много нового и о древних символах, и о каждом из коллег. Даже подумала о том, что, пожалуй, стоит всё это записывать. Быть может, на наших встречах с dream-team мои записи могут оказаться полезными.

После обеда я поговорила с Анитой и узнала, что за Татьяной постоянно наблюдают, а ее врач назначил ей обследование под предлогом раннего определения пола ребенка. Я успокоилась и отправилась на пляж. Под вечер становилось прохладно, и я зашла домой за пледом. Лаки скакал вокруг меня, пытался выхватить у меня плед, и так мы и двигались в сторону пляжа - перетягивая плед, словно канат на детском соревновании, с лаем и хохотом.

Вдруг я услышала позади себя перезвон. Мне стало не по себе: опять ощущение дежа-вю. Я обернулась и увидела, что на нас с Лаки несётся велосипед. Я ахнула и отпрянула в сторону. Мимо меня проскочила женщина средних лет, вовсе не Татьяна Лопухина. Меня вдруг охватило тревожное чувство. Я посмотрела вдогонку уезжающей велосипедистке и вдруг увидела, что дорогу ей переходит пушистая белая кошка. Картинка была так похожа на ту, которую я видела во сне, что от неожиданности я громко вскрикнула.

То ли от моего резкого вскрика, то ли из страха за кошку, велосипедистка вдруг  затормозила, колесо велосипеда как-то неестественно дёрнулось, и женщина полетела из седла в кусты. Я быстрее пули понеслась к ней.

- Как вы? Ничего не сломано? Давайте я вам помогу.
Женщина потирала ушибленные колени и держалась за живот.
- У меня живот свело. Не понимаю в чем дело. Позовите кого-нибудь, врача.

И вдруг я увидела, что рядом с ней на траве растекается маленькая лужа крови. Мне стало ужасно страшно. Я понеслась в главный корпус и прокричала, чтобы в сторону пляжа срочно вышли врачи. Пока администратор, еще не придя в себя после моего крика, набирала номер дежурного врача, я уже бежала обратно к берегу. Когда я добежала до велосипедистки, та лежала на траве и держалась за живот. Через минуту пришёл врач.

Оказалось, у женщины случился выкидыш, хотя она даже еще не знала, что беременна. Всё, как предсказывала Анита. И мы ничего не смогли сделать! Потому что эта женщина, которой суждено было потерять ребенка, - это была вовсе не Татьяна Лопухина! Я чувствовала себя виноватой, мне было так жаль ребенка и женщину. И, самое ужасное, я пыталась понять: упала ли она с велосипеда потому, что боялась задавить белую кошку, или она просто потеряла управления из-за моего истеричного вопля? Не я ли виновата в том, что она свалилась в кусты и в итоге потеряла ребенка?

Моё сердце как будто сжимали железные тиски. Вина тяжким грузом легла на плечи. Я проплакала весь вечер, пока упавшая велосипедистка была в палате интенсивной терапии. Я чувствовала себя настоящей сволочью. На меня понадеялись, мне доверили посмотреть, кому нужна помощь. А я не справилась! Не смогла. И погиб маленький, еще не живший человечек. Я так виновата…

Я лежала у себя в комнате и не могла ничем заниматься. Слезы лились рекой, и никто и ничто, казалось,  не могло мне помочь.

Позвонила Анита и рассказала о том, что у упавшей с велосипеда женщины живот болел уже несколько дней, а она не обращала на это внимания и ждала, «когда само пройдет». Анита навестила её в палате и спросила, как получилось, что она упала в кусты. Женщина сказала, что боялась переехать лапы кошке и что меня она даже не видела. Она не слышала моего вскрика. Но ответственности с меня это не снимало. В своем сне я не увидела, что ей нужна помощь.

Нужно было бы идти и поговорить с этой женщиной, а я не могла заставить себя встать с кровати и куда либо двигаться. Меня словно пригвоздило к матрасу. Я лежала и рыдала в подушку. Мне было жалко эту женщину, жалко ее ребенка, жалко себя и весь мир - за то, что он так несовершенен. Подушка была уже насквозь мокрой, когда в мою дверь постучали.

Я с трудом заставила себя подняться и открыла. На пороге стоял Алекс.
- Можно войти?
- Зачем? - утирая слезы, спросила я.
- Поговорить пришел, - он мягко, но настойчиво отодвинул меня и прошел в комнату. Пододвинул к окну два кресла и указал мне рукой на одно из них.
- Садись.

Я опустилась в кресло. Что ему надо? Зачем он пришел? Он никогда не верил в то, что моё место в dream-team. Всегда считал меня занудой и был против меня. По крайней мере, именно так я чувствовала. Он всегда был насмешлив и снисходителен. И я всегда считала его более чокнутым, чем все остальные. Так чего же он притащился ко мне разговаривать?

- Я пришел поговорить с тобой, потому что уже хорошо тебя знаю. И предполагаю, что тебе сейчас фигово, - сказал Алекс.
- Фигово? Это очень мягко сказано, - отозвалась я.
- Ну, я другое слово хотел сказать, но такое не при дамах, - он усмехнулся. - Ты давай прекращай всё это. Все вот эти рыдания, самобичевание. Всё это ни к чему.
- Ты ничего не понимаешь! Из-за меня погиб ребенок! Как я могу успокоиться?
- Лизон, ты давай не истери и послушай меня. Случилось то, что должно было случиться. У каждого человека своя судьба, и не тебе ее менять.
- Ты равнодушное чудовище, - мне захотелось, чтобы он поскорее убрался из моей комнаты. Меня бесило его спокойствие!
- Я спокоен потому, что я понимаю: случилось то, что должно было. Твоей вины в этом нет.
- Как же нет? Анита просила меня посмотреть, кто нуждается в помощи. А я ошиблась! Как же нет моей вины?
- Ты не ошиблась. У Татьяны Лопухиной действительно была угроза выкидыша. Это выяснилось днём на обследовании. Но врачи вовремя приняли меры. С ней всё будет хорошо.
- Но другая женщина упала с велосипеда! И ребенок погиб. Я не увидела во сне ее лица!
- Ты увидела ее велосипед. Это же сон, Лиза, там действуют принципы сгущения и смещения. Мы не учли этого. В нашей помощи нуждались сразу два человека. А мы не поняли этого сразу.
- И ты говоришь, что моей вины в этом нет? А чья же тогда вина? Мы должны были увидеть, понять это!

- Лизон, ты ищешь виноватых там, где не нужно этого делать. Нет никакой трагедии, понимаешь? Эта женщина даже не знала, что она беременна. Она не пошла к врачу, когда у нее заболел живот. Это был ее выбор. Ты не виновата. И она не виновата. Никто не виноват. Так случилось! Это судьба, так бывает. Не взваливай на себя ношу ответственности, которую тебе не вынести.
- Алекс, да тебе ли говорить об ответственности? Ты тоже не увидел ее во сне. Мы оба виноваты.
- Нет, дорогуша, я лишнюю вину на себе тащить не буду.
- Ты циник.

- Я реалист. Лиза, в этом месте есть только два пути. Ты не задумывалась о том, что наши сны уж больно смахивают на галлюцинации? Все мы слегка с приветом. У нас другое видение мира, мы всё иначе воспринимаем. У каждого из нас только два варианта. Либо стать клиентом и утонуть в своих галлюцинациях, в вине, обиде, страхе, либо перейти на сторону печенек и стать психологом или психотерапевтом. А это означает, в числе прочего, что нужно уметь понимать, кто и за что отвечает. Нужно уметь справляться со своими собственными закидонами. Нужно понимать себя. Ты не можешь отвечать за всё! Ты же не господь Бог. Ты живой человек, который может ошибаться и не справляться с чем-то. Который может чувствовать то, что чувствует, даже если это не правильно и не уместно. Сейчас ты чувствуешь вину, хотя твоей вины в этой ситуации нет.

- Может, если бы я не окликнула ее, она не дёрнулась бы и не упала с велосипеда?
- Может, ты прекратишь воображать, что все в этом мире подвластно твоему контролю? Лизон, иногда ты пугаешь меня. Знаешь, все мы тут весьма странные шизоиды. И если водрузить себе на плечи лишнюю вину, то до шизофрении будет совсем уж рукой подать.
- Уж в этом ты наверняка разбираешься!
- Не дерзи мне. Я с миром сегодня пришел.

Я хотела сказать еще что-то ехидное, но остановилась. Он и правда сегодня с миром пришел. С чего бы это? Обычно я слышала от него только иронию и подколы, а тут вдруг он пришел поддержать меня? Может, мир перевернулся? Наверное, Африку сейчас заваливает снегопадом.

- Я бывал на твоем месте, Лиза. И знаешь, что я понял? Всегда есть два пути. Первый в данном случае: считать себя виноватым каждый раз, когда что-то пошло не так. Второй путь: понимать, что в жизни всё зависит не только от меня и от моего желания помочь, но и от множества других факторов. Невозможно спасти всех, кто в этом нуждается. Невозможно даже определить с уверенностью, действительно ли человеку нужна помощь или он просто манипулирует другими! Невозможно навязать свою помощь, если человек не желает принять её. Но одно я знаю точно: у каждого из нас своя судьба, и всё что бы ни делалось, обязательно к лучшему. У Бога для каждого из нас есть план, и если суждено чему-то случиться, это обязательно произойдет. И там уж следи или не следи, ползай по снам или не ползай, а человек всё равно пройдет все те испытания, которые приготовил для него Всевышний.

Я удивленно уставилась на него.
- Алекс, ты серьезно? Ты веришь в Бога?! Ты же, ну как бы это сказать, ты не выглядишь как человек верующий, ты всегда насмешлив и… Ну, ты… программист…

Он так же удивленно уставился на меня.
- А что, программисты не могут верить в Бога?
- По-моему, нет…
- А по-моему, ты слишком много о себе воображаешь.
- Например?
- Например, ты воображаешь, что могла бы спасти эту женщину от выкидыша. 
- Я не воображаю это, я…
- Да, да, воображаешь. Тебе хочется быть идеальной. Чтобы всё получалось, чтобы всё было гладко и красиво, чтобы всем было счастье, чтобы каждый день был успешным. Чтобы люди вокруг тебя были идеальными. Только тогда ты сможешь доверять им. А так не бывает, Лизон. Мир не идеален, и тебе в нем жить.

- К чему ты всё это говоришь? Как это связано с тем, что нам не удалось увидеть во сне эту женщину и спасти ее малыша?
- Ты и правда тупая или притворяешься? - он ухмыльнулся своей обычной полуусмешкой-полуулыбкой. - Связь самая что ни на есть прямая! Ты винишь себя за то, что не смогла справиться с ситуацией идеально. Ты видишь только половину  истории - то, что случился выкидыш у одной женщины. Но ты не замечаешь того, что твой сон уберег от той же участи другую. Это и есть жизнь, понимаешь? У каждого своя судьба. И ты в этом не виновата.

Я смотрела на него и по-прежнему не могла понять: чего ради он говорит мне всё это? Он никогда не воспринимал меня всерьез! С чего бы ему беспокоиться о том, чтобы облегчить мое чувство вины?

- Алекс, а как так получилось, что ты из программирования ушел в психологию?
- А я не ушел. Одно другому не мешает.
- Ну я имею в виду, как так получилось, что ты решил изучать психологию?

Алекс задумчиво посмотрел на меня, словно взвешивая, можно ли мне выдавать свои секреты. Видимо, решил, что сегодня можно.

- Однажды я уснул перед монитором компьютера. Громко шумел вентилятор, комп у меня был старый, дряхлый. Я задремал, а мне в ухо гундело что-то вроде белого шума.  И в тот раз я впервые увидел во сне призыв о помощи. Это звал меня мой младший брат, который в то время служил в армии. Я не смог помочь ему: он погиб на службе.
- Прости… Я не знала…

Алекс снова хмыкнул, вышло грустно и раздраженно.
- С тех пор я вижу во сне тех, кому я мог бы помочь. Я не в восторге от этого, сама понимаешь, это не дает мне вести привычный образ жизни. Жить просто, легко, без лишних забот. Теперь я всегда помню о брате, о том, что не пришел ему на помощь в нужный момент. Я вроде как отрабатываю свою вину, понимаешь? Я не смог помочь ему, но могу помочь другим. Можешь себе представить, что я ощущаю, когда не успеваю помочь? Или когда не знаю как?

Надо же. Алекс, оказывается, не такой уж бездушный урод, каким я его считала прежде.

Он снова усмехнулся. Ах да, ты же читаешь мои мысли. Да, да, ты не такой уж придурок, каким показался мне сначала!

Алекс улыбнулся.
-  Как видишь, у меня тоже было только два пути: тронуться умом после смерти брата или искать себе подобных. Здесь вроде бы нашел. Лизон, а кого ты спасаешь? Что привело тебя сюда? Откуда это желание всех защитить?
- Я приехала просто работать, учить людей рисовать.
- Ага, ну да. Я заметил, - он снова хмыкнул. - Ты такая же, как и все мы. А мы здесь все в детстве в спасателей не наигрались. И я спрашиваю лично тебя. Кого ты спасаешь? Я пытаюсь спасти своего погибшего брата. А тебя-то в детстве кто превратил в Бэтмена?

- Да никто не превращал меня ни в какого Бэтмена! - меня снова начинал раздражать этот разговор. - У меня было вполне обычное детство. Никаких летучих мышей.

Алекс внимательно посмотрел на меня.
- Лизон, ты пойми, чем быстрее ты разберешься, почему ты чувствуешь и поступаешь именно так, тем легче тебе будет дальше жить. Если ты планируешь и дальше оставаться здесь, на острове и в нашей лаборатории, ты должна быть честной с собой. Иначе ничего не получится. Ты должна разобраться, кого ты спасаешь.
- Я просто работаю тут, я же сказала.
Он помолчал, разглядывая меня и снова как будто взвешивая, продолжать ли разговор.
- Так, говоришь, вполне обычное детство, да?
- Детство как детство.
- Мама, папа, бабушки, дедушки? Всё хорошо было, да?
Вот прицепился! Я что, на психоаналитической сессии? Бесит уже всё это.

- Папа ушел от нас, когда я была маленькая.
- Вот как? Ну что ж, в общем-то обычная история. И как мама это пережила?
- Ну как она могла это пережить? Плохо, конечно! У неё была депрессия, она даже хотела покончить с жизнью. Но потом привыкла, все привыкают.
- И сколько тебе лет тогда было?
- Пять или шесть, я не помню.
- А когда она привыкла?
- Не поняла.
- Когда мама наконец привыкла и вышла из депрессии, сколько лет тебе было?
- Ну может быть десять. Или одиннадцать. Какая разница? Дальше всё у нас шло не хуже, чем в других семьях. Совершенно обычная жизнь.
- Ну да, ну да… Пять лет прожить в компании матери, которая постоянно пребывает в депрессии и хочет покончить с собой - это ты называешь обычной жизнью? Лизон, детка, а ты сильнее, чем я думал. Я не удивляюсь теперь, почему ты попала к нам. Хорошо, что к нам, а не по ту сторону!
- Что ты имеешь в виду?
- Лиза, знаешь, твоя мама уже взрослая, она в состоянии спасти себя сама.
- Я знаю это, к чему все эти разговоры?

Алекс снова внимательно посмотрел на меня.
- Хреновый из меня психолог, да? Вот поэтому я занимаюсь программированием. С машинами всё проще.

Честно говоря, я вообще с трудом представляла, как этот насмешливый неприятный тип вообще может называться психологом. Не хотела бы я быть его клиенткой!

- А что остается делать, Лизон? - спросил вдруг Алекс. - Жизнь штука непростая. То пинок даст под зад, то выстрел в грудь. Если не относиться ко всему этому с юмором, можно свихнуться. Тебе как раз не хватает вот этого, чувства юмора в сочетании со здоровой долей цинизма.
- Я бы не хотела превратиться в циника.
- А что так? Это, знаешь ли, что-то вроде брони, и очень даже прочной. Сколько раз я не мог помочь тем, кому хотел. Сколько раз я пытался помочь, а мою помощь не принимали и плевали в мою протянутую руку. Сколько раз я хотел бы, чтобы всё шло по-моему, а получалось совершенно наоборот. И, самое смешное, сколько раз я нуждался в помощи, а никого, понимаешь, НИКОГО не было рядом. Но никогда я не рыдал, как ты, в подушку. А почему? Потому что во мне достаточно здорового цинизма.

Я хотела сказать что-то в его духе, насмешливо-колючее. Но вдруг увидела в его глазах печаль и боль. Неужели? Или мне показалось? Может, вся эта его насмешливость - не более чем защита?

- Ну, я вижу, ты уже не плачешь. Это хорошо, - он встал с кресла, собираясь уходить. -  Не люблю, когда разводят сырость. Пойду, пожалуй. Дай-ка обниму тебя на прощание, раз уж с миром пришел.

Он легонько обнял меня, и в этот момент дверь распахнулась. На пороге стоял Алексей.
- Что здесь, черт возьми, происходит?!

Назад... Часть 6: http://www.proza.ru/2011/09/25/597
Далее... Часть 8: http://www.proza.ru/2011/09/27/12