Ehrenhandel
Уральские горы.
Рядовой-санитар (Sanit;tssoldat) Вермахта Эдвард Рихтгофен.
Чертовы русские морозы, пальцы уже онемели, нос скоро покроется ледяной коркой. Зубы стучат с безумной скоростью. Можно положить туда орешек, и ставлю сотню марок, я разломлю скорлупу. Мех в сапогах не спасал, а, по-моему, наоборот, мерз и леденел внутри. Скоро эти морозы будут действовать на мой мозг, и будет литься из меня несусветный поток бреда. Надеюсь, до этого дела не дойдет.
Грузовик сильно трясло на кочках, приходилось держаться свободной рукой за скамейку, чтобы не упасть. Генриху уже выпала честь при торможении встретить объятьями бочку. По непонятным причинам грузовик частенько начинал сильно вилять из стороны в сторону. И люди в кузове были просто как килька в банке, которую активно трясут. Надеюсь ехать осталось недолго, хотелось бы поскорее согреться. Любым способом, хоть у костра, хоть у ржавых батарей в разрушенных бараках, хоть это будет плену у русских, только бы согреться.
Машина остановилась, и мы по очереди начали вылезать из кузова. Я взял свою сумку, с медикаментами, лежавшую рядом, повесил на плечо и покинул машину вместе со всеми. Мы остановились в каком-то поселке. Состояние домов было очень хорошее, странно, что его не задело при недавних бомбардировках нашего доблестного люфтваффе. Небо было плотно затянуто белой, снежной пеленой. Шквальный ветер промораживал до костей, снег бил в лицо и не давал разомкнуть глаза. Температура воздуха была далеко за двадцать ниже ноля. Как здесь вообще кто-то живет?
Я, поправив ремень сумки, в очередной раз осмотрелся по сторонам и направился за остальными солдатами, судя по всему к казарме. Хрустя снегом под ногами, я двигался вперед, видимость была очень плохая, но детали в пределах пяти, десяти метров различить было возможно.
Подойдя к своему – на данный момент – непосредственному начальнику, лейтенанту медицинской службы Андерсу Бремеру, я поднял руку к небу в честь Адольфа Гитлера и проскандировал слова о великой победе.
- Эдвард, давай зайдем в помещение, а то у меня сейчас руки отваляться, - сказал Андерс потирая ладони друг о друга.
Настаивать на предложении лейтенанта я не собирался, так как сам давно замерз. Войдя в дом, по замерзшим частям тела прошелся ураган тепла и вскоре те места начало чувствительно покалывать. Я снял с рук варежки и сразу же прислонил руки к стене печки. Сначала она показалась мне совсем холодной, но вскоре становилась все теплее и теплее. В комнате помимо печи, стоял письменный стол с небрежно разбросанными бумагами на нем, пара-тройка кружек, несколько стульев, на стене висело красное полотно, посередине расположилась черная свастика. Соседняя комната была закрыта, но стоило предполагать, что там была комната для раненых или больных солдат вермахта.
- Как тебе морозы Эдвард? – наливая чай в кружки спросил Андрес. – Я вот за несколько месяцев в таких условиях уже более привык.
- В каких это «таких»? – улыбнувшись, спросил я.
Андрес поставил стаканы, один из них пододвинул ко мне, другой к себе. Следом между нами встала сахарница и две ложки, заботливо залезшие поглубже в сахар.
- Холодных, я бы даже сказал, уральско-сибирских условиях. Они будут суровее, чем в Сталинградских краях или каких-то других. Сюда вообще раньше людей ссылали, а они тут города построили и живут.
Андрес сделал большой и широко улыбнулся.
- Хороший чаек, да?
Я пару раз кивнул и тоже сделал пару глотков. Чай был действительно вкусным, даже мысленно перенесся к себе домой в Берлин, на кухню где со своей девушкой постоянно пил чай. А сейчас нахожусь, где-то на Урале в холодной комнате и греюсь, обняв печку.
- Андрес, а где же гауптман Хельмут? Я, что-то его не видел сегодня.
- Он должен сегодня вернуться, - лейтенант опять сделал глоток чая. – Неделю назад его вызвали в район боевых действий на южном урале. Так, что он скоро вернется.
- А-а... - протянул я и вдруг до меня дошли слова Андреса. – Южном урале? Красная армия прорвалась до южных краев?
Сказал лейтенант, достав из нагрудного кармана портсигар с орлом в когтях сжимавшего свастику. Ловким движением он извлек папиросу, пару раз чиркнул зажигалкой и сделав затяжку выпустил дым к потолку. Взглянув на меня, Андрес засуетился и, выпустив еще одну порцию дыма, протянул мне портсигар.
- Ой, Эдвард, прости, я как-то задумался о своих вещах... будешь?
Было начал оправдываться лейтенант, но я отодвинув портсигар сказал:
- Не-е, спасибо, я не курю.
- Да? – подняв брови, удивленно взглянул на меня Андрес. – Я думал, ты куришь. Как тебе так удалось?
- Да черт его знает, как-то понимал, что это плохо вот и не курил. И щас не курю. Не вижу смысла.
- Правильно, - Андрес пару раз ткнул в мою сторону сигаретой, сделал последнюю затяжку и затушил папиросу в пепельницу. – Надо бы тоже бросать, а то много марок уходит на сигареты.
Я взглянул в стакан, на дне еще оставалось немного чая. Заварка медленно переплывала из одной стороны в другую, изредка стукаясь друг о друга. Помотав содержимое по стенкам стакана, я сделал последний глоток и поставил пустую посудину на стол.
В коридоре послышался глухой стук, затем появился чей-то голос и в комнату вошел гауптман Хельмут Ланге. Мужчина лет тридцати пяти, лицо его скрывала черная маска, виднелись только глаза в специальных вырезах, одет был в плотную, теплую форму вермахта. Рост Хельмута был почти два метра, что, кстати, сильно оправдывало его фамилию.
- Чертовы Красноармейцы, как же они меня достали, - ругался гауптман, снимая с головы маску. – Откуда они вообще взялись?!
- Из советского союза товарищ Ланге, - по-русски выпалил Андрес и улыбнулся во все силы.
- И ты туда Бремер? – возмущенно бросил Хельмут и демонстративно воткнул в стол ножик. – Смотри у меня.
Гауптман Ланге был явно не в духе, хотя Андрес постоянно подкалывал Хельмута всякими русскими фразами. Но сейчас внутреннее состояние подсказывало мне, что делать этого не стоит. Видимо настроение лейтенанта было через, чур хорошее и он захотел поделиться им с Хельмутом? Не думаю...
В комнату опять вернулся Ланге закутанный в красный, шерстяной шарф, на голове у него как влитая была ушанка. Откровенно говоря, было забавно смотреть на двухметрового амбала в такой домашней одежде. Ему еще тапочек для пущей картины не хватало. Невольно в голове рисуются образы боевого офицера с МП-40, всего в татуировках нацисткой символики, человека, которому тридцати градусный мороз нипочем. Но далеко не такой домашний образ возникает, нет.
- Эдвард, сто лет тебя не видел, - Хельмут хлопнул меня по плечу. На среднем пальце у него красовался перстень-печатка со свастикой на верней части и таким же орлом, как и у Андреса на портсигаре, по бокам. Впервые такой вижу. – До сих пор рядовой? Эх ты...
- Ну, так вот вышло мой гауптман, но надеюсь на скорое повышение.
- Я тоже надеюсь на твое скорое повышение, - Ланге добро улыбнулся и пошел наливать себе чай.
А я прижался к печи и глубоко задумался обо всех этих битвах, войнах проходящих на территории СССР и прочих вещах.
20 ноября 1946.
Уральские горы. Средний Урал.
Рядовой-санитар (Sanit;tssoldat) Вермахта Эдвард Рихтгофен.
В ушах стоял длинный и тяжелый писк. Меня с ног до головы завалило снегом, из носа текла кровь, все конечности замерзали. Красноармейцы устроили засаду, грузовик, ехавший перед нами, резко взорвался, к счастью нас задело не сильно. По нашему грузовику открыли шквальный огонь из пулемета. Водителя убило первым, лейтенант Кренц стал второй жертвой. Все кто находился в кабине, уже были мертвы, из кузова успели выбраться тоже не все. Я отбежал совсем недалеко, как за спиной послышался громкий хлопок. Сначала мыслей даже не было, что произошло. Только когда начал отходить от контузии осознал, что грузовик взорвался. Остался ли там кто-нибудь я не знал, но очень надеялся, что нет.
Писк потихоньку отошел и сменился монотонным звучанием крупнокалиберного пулемета. Стреляли откуда-то из-за камней и скал, скорее всего гранатометчик тоже находиться в той части. Теперь бы найти выживших бойцов, и при возможности оказать помощь.
Я подкатился поближе к горящему остову грузовика и поднялся на ноги. Взяв МП-40, я начал медленно продвигаться телу лешему на снегу. Надеюсь, он жив, а если ранен то выживет. В присядке я подбирался к бойцу все ближе и ближе, как вдруг очередь из пулемета прошла в считанных метрах от меня. Повалившись на землю, я подполз к солдату и, к сожалению, он был мертв.
Не поднимая головы, я пополз дальше в конец колонны. Выжившие бойцы стопроцентно начали уходить в укрытие, подальше от открытого огня. Двигаясь с каждым метром все дальше, в голове рождались мысли, о том, что я должен и обязан помочь раненым солдатам. Это мой долг, это дело моей чести.
В кювете я заметил еще одного бойца лежавшего навзничь. Из живота у него текла кровь, солдат приложил снег к ране, чтобы хоть как-то остановить кровотечение. Подобравшись поближе, я узнал в этом раненом бойце лейтенанта-медика Андреса Бремера. Черт побери, да он еще живой!
- Андрес, Андрес! – кричал я доставая из сумки шприц с обезболивающим. – Андрес, держись старина...
Вдруг на мою ладонь со шприцом легла окровавленная рука лейтенанта. Я в недоумении взглянул на него. А на лице у Андреса была улыбка, хоть и натянутая, через боль и мучения, но видно, что дружеская и братская.
- Эдвард, оставь меня, я уже не жилец, - тихо бормотал он. – Я постараюсь задержать красноармейцев, а ты уводи раненых и живых.
Но я не слушал его, а продолжал оказывать первую помощь Андресу.
- Эдвард, это приказ. Оставь меня и помогай другим. Возьми сумку с медикаментами и иди дальше.
Я с сожалением взглянул на лейтенанта, которого больше никогда не увижу. На глазах проступили слезы, видя, как мой друг погибает от рук врага. Нет, я не могу бросить Бремера здесь, впервые ослушаюсь приказа!
Схватив Андреса под плечи, я поволок его к концу колонны. Там были выжившие солдаты, оттуда доносился стрекот МП-40, СтГ-44 и судя по всему трофейного ППШ. Я слышал как Андерс громко кричит на меня и приказывает оставить.
- Ну, нет, товарищ лейтенант, не сегодня, - подтягивая Бремера, кричал я. – Кровь за кровь! Брат за брата!
- Рядовой Эдвард, черт бы побрал этих «красных»... – и после этих слов до меня дошли всхлипывания и плачь Андреса. – Спасибо тебе брат! – кричал он, держась за ранение.
- Держись лейтенант, мы победим эту войну, красной армии скоро придет конец!
Вдруг рядом раздался взрыв и нас с Бремером, осыпало кусками земли. Меня сильно контузило, я упал на спину и смотрел на серое небо. Неужели на этом все и кончиться, вот так вот среди белых снегов, где-то в горах на Урале. Вместе с лейтенантом Андресом Бремером, который мне уже стал как родной брат. Из всех сил пытаюсь вернуть разум в привычное состояние, но, к сожалению не получается.
- Прости Андрес! – вскрикнул я.
Я лежал и беспомощно смотрел в небо. Скоро меня ожидает божий суд, куда отправить – на каторжные работы в ад, или хорошее времяпровождение в рай? Надеюсь куда-нибудь да устроят. Радовало, что ни на секунду я не выпускал лейтенанта. Рука все это время мертвой хваткой крепко держала его.
- Держитесь оба! – послышался чей-то крик, и мы с Андресом начали активно отдаляться от грузовика.
Я почувствовал, как сознание начало уходить, но последним, что я увидел, это был гауптман Ланге в своей черной маске закрывающей лицо. Спасибо тебе Хельмут!
25 декабря 1946 года.
По приказу №14/1 Рядовой-санитар Эдвард Рихтгофен награждается орденом «Железного креста» I стемени. Так же награждается внеочередным званием Штабс-фельдфебеля медицинской службы (Sanit;tstabsfeldwebel) Вермахта.
25 декабря 1946 года.
По приказу №15/2 Лейтенант-медик Андрес Бремер награждается орденом «За ранение» II степени. Так же награждается внеочередным званием обер-лейтенанта (Oberleutnant) медецинской службы Вермахта.
25 декабря 1946 года.
По приказу №18/8 Гаутман Хельмут Ланге награждаеться оредном «Военным орденом Немецкого креста в золоте». Так же награждается внеочередным званием Майора медицинской службы (Oberstabsarzt) Вермахта.
25 декабря 1946 года.
По приказу №../. Лейтенант Альфред Кренц и Вальтер Шмит награждаются «Уральским щитом» и «Алым крестом» посмертно.
Все события в данной повести вымышленными и никогда не будут совпадать с реальностью.
Свидетельство о публикации №211092600638