День гладиатора

- Спартак! Спартак!
«Никакой фантазии», - грустно думал Спартак. – «Ни малейшей. А ведь культурная на-ция. Образованная. Мда».
Гладиаторы неспешно выходили на арену. Оказавшись в центре, они единым отрабо-танным движением выбросили вверх мечи. Дерзкий Скодзос присовокупил ещё и оттопы-ренный средний палец руки, распластанный по рукояти меча, но толпа этого не заметила. Она жаждала крови, и только крови.
- Крикс!!! Сабион!!! Лисимах!!! – зрители продолжали выкрикивать имена своих куми-ров, сопровождая их кровожадными репликами: - Убей его, Крикс! Разорви! Эй, фракиец, выпусти им всем кишки! Смерть «синим»! - и снова многоголосое: - Спартак! Спартак!
- Никакой фантазии, - озвучил мысли товарища Крикс. – Одно и то же орут. Вот при-дурки!
- Куриные мозги! – вступил в беседу гладиатор по кличке Меченый, полученной из-за зловещего вида шрама, тянущегося через всё лицо.  –  Уже второй месяц как Лисимаху башку снесли, а они всё орут!
- Эх, жалко Лисимаха, - вздохнул Скодзос. – Боец был. Как он меня тогда...!
- Да уж! – подтвердил Спартак. – Умел мечом махать! Да и пожрать был не дурак. Че-тыре миски чечевицы зараз – не шутки!
- Бэ, чечевица, - Скодзос, а с ним и ещё несколько гладиаторов мастерски изобразили непреодолимую тошноту. – Вот же гадость! Хорошо, что игры начались!
- Верно!...Точно!... – понеслось со всех сторон. – На играх скупиться не станут!
- Кстати о птичках, - из задних рядов протиснулся Требий, самый юный гладиатор. Меч в его руках заметно подрагивал и он пытался уверить всех (и себя в том числе) что это только лишь от волнения. – А насколько они не поскупятся?
Спартак усмехнулся:
- Известно насколько, - сказал он. – Мясо, вино, хлеб. Сколько влезет. Ну и бабы, ко-нечно!
 «Вот только тебя, малыш, это не касается», - добавил он про себя, видя, как бледное лицо юноши расцветает от удовольствия.
К Требию в школе относились по-отечески. Весёлого и наивного парня любили, рас-страивать его не хотелось. Однако Спартак был уверен, что Плутон уже занёс над ним свой трезубец. Дрожь, волнение, страх – это всё до первого выхода на арену, до первого отпечатка сандалии на песке Колизея. Если же не сумел совладать с собой и после – зна-чит не жилец. Впрочем, остальные….
- Да уж, эту неделю крохоборствовать не станут! – развил тему Скодзос. – Зато потом опять – вода и чечевица.
- Как же всё надоело! – с горечью сказал Крикс. – Гадство!
Он быстро огляделся по сторонам и вдруг понизил голос чуть ли не до шёпота:
- Что скажешь, фракиец? Может, уже пора? Может, уже пришло время? Ну, говори же!
Спартак посмотрел на Крикса. Тот подчёркнуто смотрел в сторону, поигрывая мечом. Стоящий рядом Скодзос навострил уши.
- Пришло время, - медленно повторил Спартак. – Да…
Он обежал взглядом беснующиеся трибуны, затем поднял глаза к небу. Ослепительно-синее, без единой тучки, оно равнодушно смотрело на горстку двуногих. На многих из них – в последний раз…
- Пришло время остаться в живых, - тихо сказал Спартак. – Или умереть.
Оскалившись, Крикс хлопнул Спартака по плечу и отошёл. За ним ушёл Скодзос.
Немелодично завизжали трубы, гладиаторы стали разбираться по группам. Спартак, возглавляющий «красных», занял своё место позади основной группы, по бокам от него привычно расположились братья-германцы. Потенциальный смертник Требий попал в ря-ды «чёрных». Спартаку было всё равно, исход, по его мнению, в любом случае был один.
Трубы смолкли, над Колизеем повисла тишина.
«Солдат любит сражаться и убивать, - отстранённо думал Спартак, глядя как напротив, из-за спин своих бойцов ему ухмыляется старина Крикс, предводитель «чёрных». – Так говорят. Какая же чушь… Если бы кто знал, как солдат любит вот такие моменты зати-шья. Когда ни звука, ни вздоха… ни крови…»
Время для него будто остановилось. Движения стали медленными, звуки –  далёкими, но осязаемыми. Вот распорядитель Игр, застывший словно статуя самому себе: ни ма-лейшего движения…. Полуобнажённая женщина в первом ряду, уставилась на бойцов сцепив руки, глаза её с трудом, будто нехотя закрываются и открываются снова…. Меч Крикса, которым он любит поигрывать перед боем; сейчас клинок не перелетает, а пере-ползает из руки в руку…. А вот цезарь, великий император… это его рука, унизанная зо-лотыми кольцами… она парит вверх, а потом медленно опускается… опускается… опус-кается…
Цезарь взмахнул рукой и под оглушающий аккомпанемент толпы на арене зазвенели мечи, затрещали копья, пролилась первая кровь. Неудачником, как Спартак и предпола-гал, стал Требий. Меч шедшего в авангарде «красных» Одоакра сразу же достал юнца, не сумевшего ни подавить страх, ни даже поднять рук в свою защиту. Обезглавленное тело рухнуло под ноги сражающимся, зрители выразили одобрение плотоядным стоном.
- Первый пошёл!!! – взревел один из братьев и тут же сравнял счёт, отчекрыжив Теуло-пику его кудрявую башку, на завивку которой иллириец всегда тратил уйму времени, в ущерб тренировкам. Наставник постоянно ворчал, что желающий выглядеть как баба должен отправляться на кухню к рабыням; гладиаторы, имеющие право выхода в город, обещали прикупить моднику пудры и румян и с шутливой серьёзностью обсуждали фасо-ны женских платьев. Но несмотря ни на что бойцом Теулопик был умелым, да и везло ему как никому другому из «потерявших жизнь». До сегодняшнего дня…
На арене забушевал железный вихрь, заглушающий порой даже рёв трибун. Скрежет стали, нашедшей, наконец, достойное применение своим возможностям, хрип, стоны, вскрики и какофония прочих невообразимых, не имеющих названия звуков, и кровь…. Красная пьянящая кровь, ради которой в Колизее собрались без исключения все: начиная великим цезарем и кончая последним из рабом…. Зрители взирали на гибельное ристали-ще с восторгом и любовью, как нечасто смотрят даже на сына первенца. А гладиаторы бросались в бой с такой ненавистью на лицах, что человек непосвящённый уверенно оп-ределил бы заклятых врагов в самозабвенно отдающихся своей обычной работе профес-сионалах и нипочём не поверил бы, буде его кто-либо взялся переубеждать…
Спартак привычно взмахивал мечом, краем глаза подмечая мельчайшие детали боя. Там Скодзос метелит Сабиона, тут обмениваются ударами Дзурес и Эростен, зарвавшийся Одоакр отбивается сразу от двоих, а сзади на него кровожадно поглядывает Меченый; «чёрные» могут себе это позволить, сегодня их больше…всё, нет больше Одоа-кра…правда и Меченый не долго торжествовал, чей то гладиус – Спартак даже не успел понять чей – прочертил ему  ещё один шрам, перпендикулярно первому…один из герман-цев упал и второй – чёрт, как же его зовут?! – яростно рыча встал над неподвижным телом брата, чтобы через минуту рухнуть на него сверху…. Вот Перисад, Эномай, Ганник…. А вот и Крикс….
- Кто тут у нас? А, Висбальд! Очень кстати! Все назад! – юркий Крикс закружил вокруг звероподобного нумидийца, запорхал бабочкой, отвлекая внимание ложными выпадами и манёврами; остальные расступились, уважая святость одиночной схватки.
- Я там задолжал тебе, а? – продолжал развлекаться галл, ведя свою любимую и очень опасную игру. – Пару сестерциев, верно?
- Должен! – громыхнул в ответ Висбальд. Голос нумидийца разил ничуть не слабее его пудового кулака, сжимающего неподъёмный молот.
- Извини, дружище, - весело крикнул Крикс, - но отдавать мне нечем. И не предвидит-ся. Так что придётся тебя убить.
- Аа-ааааа!! – заорал кто-то прямо в ухо Спартаку, вражеский меч рассёк воздух. Выру-чил опыт: тело отреагировало машинально, само собой уходя в привычный, тысячи раз отработанный на тренировках изгиб, меч описал обыденный полукруг; ещё через мгнове-ние чьи-то руки, вроде бы афинянина Перисада (именно так всегда представлялся Пери-сад: не грек, не эллин – афинянин!), одна за другой летели в разные стоны, обозначая тра-екторию своего пути пышными кровяными хвостами. Обернувшись, Спартак увидел, как могучее тело Висбальда, располосованное страшными ударами, падает, сотрясая землю, а Крикс, с ног до головы залитый чужой, по большей части, кровью – и оттого похожий на освежёванный труп – но избавившийся от тягостного долга, выделывает вокруг какие-то немыслимые фигуры; скачет и кривляется, изображая виденную как-то на рынке мартыш-ку, а гладиаторы каркающим смехом приветствуют эту очень весёлую, по их мнению, шутку…
«Для них это просто забава», - продолжая работать мечом, думал Спартак. – «Просто бесконечный спектакль. Они, быть может, даже не понимают, что умирающие в нём актё-ры больше никогда не поднимутся, никогда не сыграют. А понимаю ли я сам? Не знаю…. Раньше понимал, а теперь…. Не знаю…»
Битва продолжалась, медленно, но неуклонно увеличивая список мертвецов. Вокруг стало просторнее, насколько вообще могло стать просторнее на необъятной арене Коли-зея. Руки начинали уставать, ноги раз за разом проскальзывали в мокром песке. Говорили всё реже, дышали чаще.
- Днище что-то давит, - пожаловался между выпадами Скодзос. – Не успел посрать пе-ред боем.
- Теперь уже и не успеешь! – вынырнувший откуда-то Спартак ловко и страшно вспо-рол Скодзосу живот и германец, не сумевший опорожниться естественным путём, теперь сделал несколько нетвёрдых шагов, тщетно пытаясь затолкать обратно свисающий шлейф кишок, а затем вывалил на жёлто-красный песок изрядную порцию полупереваренной пищи и упал сверху, увенчав архитектуру собственным телом. По сторонам начал распро-страняться неприятный запах и оставшиеся гладиаторы постарались перенести эпицентр боя в другой конец арены.
Спартак по-прежнему ничего не слышал, навалившаяся в самом начале боя тишина не отпускала, и фракиец был этому рад. Слушать сейчас трибуны было выше любых сил.
Кончик его меча независимо от рассудка коснулся горла Дзуреса, ушёл в сторону, дёр-нулся, стряхивая с себя тугие красные капли, и внезапно Спартак остался один на бес-крайнем просторе. Ни спереди, ни с боков не было никого: ни «красных», ни «чёрных», хотя и красного и чёрного цветов хватало…
«Так быстро, - подумал Спартак. – Неужели всё? Или нет?…»
Он повернулся и увидел Крикса…



С одного взгляда было ясно, что бой действительно закончен. В лучшей своей форме Крикс, конечно, мог доставить – и не раз доставлял – фракийцу массу хлопот. Но только не с глубокой раной в бедре, пропоротым боком и, похоже, двумя сломанными пальцами правой руки…
- В бок прилетело, - Крикс был бледен, но по-прежнему жизнерадостно улыбался. – А Скодзоса зря зарубил. Он мог пригодиться.
Спартак молчал. Он знал, что скажет Крикс. В групповых схватках добивать проиграв-ших было не обязательно, и раненый галл рассчитывал именно на это.
- Надо заканчивать, - продолжал Крикс. – Ты меня щитом стукни, а я притворюсь ог-лушённым. Как в прошлый раз. Ага?
- Да, - сказал Спартак. – Как в прошлый раз….
Меч его описал замысловатую дугу, послав на трибуны отблески заходящего солнца.
- Извини, Крикс, - прошептал Спартак, – но прошлого раза не будет…
Он выдернул гладиус из ещё тёплого, но уже мёртвого тела старого друга и Крикс, так и не успевший понять в чём дело, всё с той же глупой улыбкой повалился на песок. Спар-так, опустив руки, смотрел на его судороги и чувствовал себя смертельно усталым.
«Да, Крикс», - думал он, - «прошлого раза не будет. Прошлое должно оставаться в про-шлом. А в настоящем ему места нет…»
Внезапно кончилась тишина, на голову Спартака обрушилась лавина звуков: зрители были в восторге от развязки боя и свой восторг, словно ведро помоев, выплеснули на го-лову единственного уцелевшего в кровавой бойне…. Спартак даже вздрогнул от столь внезапно и не вовремя вернувшегося слуха; оглядывая трибуны он не видел ни одного че-ловеческого лица, только оскаленные звериные морды, безумные и возбуждённые видом крови, словно быки на случке. Приветствовать их не было не сил ни желания. Сгорбив-шись, фракиец шел к выходу, осыпаемый монетами и цветами, проклятиями и восхвале-ниями и чувствовал себя смертельно усталым….



Поздно вечером, скрывшись, наконец, от незатейливого гладиаторского веселья с ви-ном, руганью и шлюхами, бывший легионер Гай, ныне известный как непобедимый Спар-так, сидел в самом дальнем углу тренировочной площадки школы Батиата. В том самом месте, где год назад он закопал тело настоящего Спартака, фракийского смутьяна и бун-таря, на которого Гаю по прихоти Юпитера выпало быть похожим словно две капли воды.
«Восстание», - с грустным злорадством думал Гай. – «Хрена вам лысого, а не восста-ние. Плавали, знаем. Опять кровь, опять беспорядки…. А не попусти Юпитер, победят?! Уравнение прав, демократия… Оно нам надо?... Но почему же всё-таки, о, боги, поче-му?!»…
Разжалованный из легионеров, обиженный на весь мир Гай, втихую подрабатывающий на ушлого ланисту Батиата, не раздумывал ни секунды, узнав, что среди его гладиаторов зреет заговор. Спартак был тогда на гребне славы и кое-кто подмечал удивительное сход-ство самого знаменитого  раба и бывшего легионера, которого от такого сравнения просто коробило. Гай постарался насколько возможно отрезать себя от мира, не зная ещё, на-сколько этот шаг пригодится в дальнейшем….Разоблачить его мог разве что Батиат. Но как раз он был в курсе, к тому же всё это было в его интересах…
Однако две вещи Гай всё-таки не учёл. Как лидер он был на две головы выше неуправ-ляемого полудикого фракийца, и его план разобщить заговорщиков привёл к тому, что гладиаторы сплотились уже вокруг самого Гая. Это было второй ошибкой. Гладиаторское братство и Крикс….
«Прости, Крикс», - мысленно сказал Гай. – «Я бы всё изменил, если бы мог. Я с радо-стью прирезал бы сотню-другую ублюдков вместо тебя. Я даже сам отдал бы жизнь, если бы это могло хоть что-то изменить…. О, боги, если бы это могло хоть что-то изменить!...»
Спартака Гай убил без колебаний и угрызениями совести не мучался. Это было правое дело. Но, как ни старался, он не мог вызвать в себе ненависть ни к Криксу, ни к остальным гладиаторам, оставшимся лежать на арене. За короткое время Гай сумел хорошо узнать их и даже понять. Он сражался с ними бок о бок и против них. Он делил с ними кров, хлеб и женщин. Они стали его друзьями, они стали его братьями…. Почти…
«Что ж, - думал Гай, - видно судьба. Эта кровь мне воздастся сторицей и вовек не оп-равдаться перед Плутоном, но пусть.… Пусть…. Зато будет процветать Великий Рим! За-то римские когорты заполонят всё вокруг!! И великий цезарь распрострёт свою сияющую десницу над миром и всякий скажет: здравствуй во веки веков император и другого сча-стья не надо!!! И пусть я этого не увижу… пусть… зато Рим будет жить вечно!!!!»
Он вскочил, вскинул вверх правую руку со сжатым кулаком, обманывая сам себя, пы-таясь патриотическим восторгом заглушить свои чувства. Но перед глазами по-прежнему стояла прощальная жизнерадостная улыбка Крикса, который до последнего верил своему лучшему другу и которого эта вера привела к смерти…. Как и многих других….
«Да, - подумал Гай. – Пришла пора… умереть. Пусть живут другие.»
Он вынул из тайника заранее припрятанный гладиус, на котором ещё не высохла кровь Крикса, взвесил его в руке, попробовал ногтем остроту лезвия и, не колеблясь более, во-ткнул его в землю…. Остриём вверх….

А до рождения Аттилы Кровавого оставалось два месяца…