как-то так

Дьявол, если, конечно, вы верите в дьявола, теперь летает черной птицей и ясным взором своим выискивает души.
           Выискивает, садится рядышком, свежий, пахучий, пухленький и мягкий чрезвычайно, расточая сладкие и паточные свои искушения. Голодных завлекает ветчиной и маслом, жадных невиданными морскими жемчугами, похотливых - доброй задницей, тщеславных - почестями, сладкоежек - пирожными и ванильным кремом, тощих - фланелевыми сорочками, толстых – повидлом и вишнями…
          Дьявол нежен, ничего ни чуточки не требует, не мечет, не нудит над ухом, не комар, не клоп, не пьет ночами теплую кровь, не связывает руки цепями и цепочками, не поет в ванной, не ссыт в раковину, не вытаскивает ногу из-под байкового одеяла. Дьявол не скучен, не назойлив, воспитан, прыгает по комнате легким водородным шариком, пьет парное молоко и чрезвычайно безропотен.
          Хотите, - говорит он, чуть не шепотом, будто под подушку, будто секрет, - берите, а не хотите – да и Господь с вами.
          Но дьяволу не нужны пекари и водители трамвая, дьявол почти не касается плотников, рыбаков, солдат срочной службы и сонных лифтеров, ему даже без надобности политики, адвокаты и банкиры, те и так в его услужении…
          Засранцу нужна добыча увесистей и слаще, он собирает отмеченных, привитых самим Господом, тех, на которых особая, красного сургуча, печать, тех у которых внутри искры и огонь, которые не спят и чего-то вечно видят, которые смотрят на небо, чаще чем под собственные ноги, которые могут самое удивительное, но сами не знают почему…
          Подожди, подожди, - говорит он таким, - на что тебе Господь? Взгляни на себя - ты прекрасен, умен, начитан книгами, волосы твои – чистый шелк, глаза твои – лазурь и светлость, ты бодр, горяч, ты можешь столь многое: слогать чудотворные песни и стихи, написать маслом цветок, так, что пчелы будут искать в нем нектар, можешь сделать дом до Луны из чистого, звенящего хрусталя и построить машину всех времен и времени, можешь соблазнить тысячи лучших женщин и выпить всю росу на майском лугу, скажи, зачем тебе Господь?