ТАНК

                ТАНК.

Туфли были не старыми, но уже ношенными до той степени, когда задумываешься о походе в обувной магазин. Но это для обычных людей, не для того, кто работает экскурсоводом. Здесь обувь решает если не все, то очень многое. Вот как эти туфли…
 Лена не променяла бы эту пару ни на что другое, несмотря на их внешнюю неказистость. Широкая, невысокая подошва, мягкая, дышащая кожа вкупе с ортопедической стелькой делали эти туфли незаменимым оружием в борьбе за показ достопримечательностей Великого Новгорода иногородним и иностранным гостям.
На переходе между показом объектов Лена приостановилась. Вытряхивая из левой туфли залетевший невесть как камушек, задумалась сразу о трех вещах. А что, времени терять нельзя. Пока голова не разболелась опять на этой жаре, пока щиколотки не начали опухать от долгого стояния и переходов, то позволительно.
Во-первых, о том, как на пятки наступает Ирина Павловна со своей малочисленной, но от этого не менее «дорогой»  группой французов. Как специально, идет по следам ее экскурсии, хотя легко могла бы поменять очередность. И от этого приходится ускорять темп своей экскурсии, а этого Лена очень не любила, всегда стараясь полностью выполнить всю программу от и до. Ирине Павловне-то что, отбарабанила на французском основные моменты, иностранцам ведь неинтересны детали, непонятны, поэтому многое можно опустить. Главное – уметь понравиться, пошутить, метко вставить реплики, отражающую современную жизнь города и россиян в общем. И считай, чаевые в кармане. Иностранцы дают часто, собирают с группы, благодарят. У них так принято, и отказываться считается невежливым. Как правило, слушают спокойно, шествуют дисциплинированно, не то, что наши.
Тут настроение, и без того не блестящее, начало портиться. Сегодня большая программа, почти до вечера на ногах, завтра эти шумные, дикие школьники, которым по барабану экскурсия, лишь бы оторваться на свободе всласть. Учителя, не  справляющиеся с этой оравой или не желающие этого делать. Как бы опять голос не сорвать…
Кстати сказать, и это во-вторых,  французская группа была предназначена Лене, записана в ее графике, отмечено в журнале. Само собой, когда Ирина Павловна узнала об этом, разволновалась не на шутку. Это у нее обычное состояние в подобной ситуации, даром что уже на пенсии. Прибежала прямиком в отдел, поговорила там с кем надо, и вот результат: у Ирины Павловны четвертая французская группа за месяц, а у Лены была только одна. А обе работают на французском. И не жалко этих чаевых, бог-то с ними. Вот то, что за «иностранные часы» платят по коэффициенту больше – вот это немаловажно. Работа спокойнее, как уже отмечалось. Несправедливо ужасно, вот что обидно. Все решают знакомства, отношения, а на справедливость всем плевать. И главное – ведь теряется навык. То, что наработано долгими днями работы в библиотеках, заучивания методичек, составления своих экскурсий на языке, многочасовых «репетиций» у объектов – ведь все забывается, если подолгу не водить эти самые экскурсии. Это вам не шуточки, в родном городе столько объектов, музеев, выставок, все надо знать, уметь водить на двух языках. Терять профессиональную наработку никак нельзя. А этим все равно. Ну разве можно так? Ведь в первую очередь необходимо думать о работе, а потом уже о дружеских или каких там еще отношениях.
И в-третьих, надо подумать непосредственно о работе. Для разнообразия начать не с обычного вступления, а разбавить историю создания памятника «Тысячелетию России» малоизвестными, но занятными фактами. В голове привычно сложились аккуратные, лаконично сбитые фразы, превращаясь в монолитные блоки исторической информации, перетекающие друг в друга, сглаживаясь логическими переходами. Да, так будет хорошо. И, возможно(не факт, конечно), что удастся все-таки заинтересовать этих москвичей.
Что за люди? Нет, люди, само собой, разные, и не важно, откуда они. Но в отдельных группах из столицы бывают особи, почему-то ужасно раздутые гордостью от того, что они – Москвичи, а все, кто заброшен за МКАД, деревенщина и неотесанные увальни, говорящие: «Шо?» и: «А я вчерась был выпимши». Очень странное поведение, совершенно непонятное, неприемлемое для нормального, разумного человека. Я из Москвы – я отмечен печатью Бога, говорят их самодовольные лица, вздернутые кверху носы, или выпяченная нижняя губа. Это было бы смешно, если бы не эта их непрошибаемость. Посмотреть, так сплошь олигархи приезжают посмотреть Русь-матушку, посострадать вместе с ней, проникнуться великим сермяжным духом. Послушать провинциальную экскурсию и поправить здесь и там экскурсовода, приобщить недалекого( недалекую) к настоящей правде. Из Москвы-то лучше видно, уж там-то все знают…
Не обошла беда сия и эту группу. Все люди как люди, а троим уж неймется. Первой проявилась пожилая женщина со страдальчески опущенными щеками и тусклым взглядом, разочарованно спросившая у своей соседки, достаточно громко, чтобы не услышать: «А постарше никого не нашлось?».
Второй стала дамочка, заявившая вместо ответного приветствия:
- Это Вы нас сегодня обслуживать будете?
И вид сделала такой, что мол, ну-ну, посмотрим, подойдешь ли ты мне, милочка.
Подобные ситуации Елене были не в новинку. Эту небольшого росточка, миниатюрную девушку с синими большими глазами голыми руками не возьмешь. Только на работе препираться нельзя. Да и правда не стоит – работа страдает, энергию тратишь,  а время-то идет.
- Я - штатный работник отдела экскурсий Государственного музея-заповедника, научный сотрудник. Зовут меня Елена Александровна, и сегодня я проведу Вам небольшой экскурс в историю Древней Руси. Можно сказать, мы находимся на месте, откуда берет свое начало история нашей родины. Великий Новгород на сегодняшний день – один из самых древних русских городов. А обслуживать Вас будут в другом месте, - строго глянула она на даму и отвернулась, не дожидаясь ответной реакции. Чего смотреть, ждать, пока она соберется с мыслями?
- Ну как же, Елена Александровна, - весело отозвался высокий, полный мужчина с округлым, интеллигентным лицом, - ну как же… мы еще в школе проходили историю Киевской Руси? Киев – самый древний город!
Елена смерила взглядом снизу вверх весельчака. Улыбнулась одними уголками губ. Понятно, порода псевдо интеллектуалов. Такой, конечно, разбирается во всем, все знает, наверное, и  к сегодняшнему дню подготовился, начитался Носовского и Фоменко, или еще какой-нибудь галиматьи. Будет всюду соваться, пытаться поправить, развлекая группу(или мешая ей, что вернее). Но габариты большие, а русские терпеливы, и одергивать не будут. Самое правильное –просто не обращать внимания, по возможности отвечая на интересные и в тему вопросы. Старается для своей в меру смущенной его поведением жены и двух мальчишек сыновей, одному лет десять, второй еще маловат и не слишком испорчен, всего годков пять. Но послушно хихикает вслед за отцом и старшим братом.
- Киев – столица Украины, которая на данный момент не является городом России.
Примерно так – коротко и беспощадно.
- Ну хорошо, Елена Александровна, - не терял присутствия духа отец семейства, - а как же стольная Ладога?
И сделал многозначительную паузу, как бы приглашая всех разделить свой триумф. Разделал под орех заносчивую девчонку, возомнившую себя ученым. Оттого и делает ударение на ее отчестве, давая понять, мол, что рановато Вы себя по батюшке величаете.
Высокий, а в ум и совесть мало что пошло, вздохнула про себя Елена Александровна. Выше мужа, а тот тоже совсем не малыш. Был бы рядом, уже взял бы за локоток говорливого москвича, отвел в сторону и серьезно поговорил. Нескольких фраз хватило бы. А тут всю экскурсию отбиваться будешь, а все равно не поймет ничего. Усмехнулась невольно, вспомнив, как муж однажды вспомнил неприличную армейскую присказку. Про то, что «ленинградцы-москвичи – пам-парабам(неприличное слово) и стукачи».  Глядя на таких вот, и впрямь поверишь.
- Стольная Ладога – это вымысел литературоведов и писателей. Никогда Ладога не была стольной. Это был крупный пересылочный пункт, узловая станция, порт, если хотите. Насчет истинного сравнительного возраста двух городов нет единого мнения, но большинство ученых и археологов склоняются к мысли, что Ладога, действительно, более древний населенный пункт. Есть мнение, что основана она выходцами из северных стран и считаться исконно русской не может. Кому интересно, самый древний город Российской Федерации - это Дербент, в Дагестане, его возраст насчитывает порядка пяти тысяч лет, что говорит само за себя. А сейчас прошу занять места  в автобусе, мы проедем к Ярославову дворищу, расположенному на другой стороне реки Волхов, Торговой стороне, получившей свое название…
Прошло четыре с половиной часа. Еще половину этого же, и все… Обуваясь, покачнулась, пришлось для сохранения равновесия ступить на пыльный асфальт. Следок испачкала, расстроенно подумалось.
- Аккуратнее, Елена Александровна, - шутливый говорок весельчака за спиной к концу программы больше походил на глумление. Жена звала его Димой, а дети «папа Дима», - мы еще недостаточно изучили быт и нравы Великого Новгорода.
- Дим, ну прекрати, - в который раз одернула того жена, конечно, больше для порядка и, само собой, абсолютно безрезультативно.
Лена с удовольствием ответила бы что-нибудь хлесткое и точное. Она далеко не такой сноб и не чужда хорошему юмору, дружеской и умной беседе, но малоосмысленные реплики были большей частью глупы, бестактны и пошлы. Как он сам не понимает этого, как не понимает жена? Про детей можно не говорить, в этом возрасте для них папа – царь и бог.
Самодовольный и надутый мужчинка внушал ей сейчас легкую брезгливость. Может, в других условиях он и ведет себя по-другому, но сегодняшнее бестактное поведение по отношению к ней… Она просто экскурсовод, она с удовольствием водит экскурсии для таких, как он, ей нравится показывать свой город, радовать красивейшими, уникальными памятниками архитектуры и зодчества, раскрывать секреты древнего города, удивлять интересными, необычными фактами, рассказывать об уникальных находках на Троицком Раскопе, озвучивать число найденных берестяных грамот и сравнивать это число с найденными в других местах. А ведь это даже несравнимо. И это говорит о грамотности древних новгородцев так много. Так много говорит об их культуре. Она по-настоящему любит свой город, а что взамен? Она с наслаждением водит людей в церковь на-Ильине, где сохранились в единственном месте и единственно в мире фрески руки Феофана-грека, а они жалуются, что холодно, и что у Иисуса под куполом глаза страшные. Так он так и был создан, чтобы пробить вашу броню неверия и тупости, хотелось кричать Елене. Вглядитесь, и у вас голова закружится. Останьтесь один на один с этими глазами, и вас проймет, может, ужаснетесь своему глупому нытью, осознаете Вечность хоть на миг. Она показывает огромные, настоящие крестьянские избы в Деревянном Зодчестве, где все представляет собой интерес, где полностью воссоздана культура и быт давно ушедших времен, представлена жизнь реальных людей, наших предков, а кто-то из толпы протягивает: « А вот в Кижах круче… Там без единого гвоздя». И руки опускаются. Хоть бы разбирались в предмете. «Без единого гвоздя», ну что за бред…
Вот и сейчас… Нормальный мужик подошел бы, поддержал, или предложил помощь, а от этого одно позерство. Дешевые понты, как сказал бы муж. Да что этот муж все в голову приходит? Ах да, позвонить надо. Спросить, сможет ли забрать, у него-то еще рабочий день. Она тут за несколько часов на ногах и непрерывного речитатива упахивается за две его смены. Это он сам так говорит. Может, и врет, теша ее самолюбие. Если у него есть время, можно поехать пообедать в «Ладушки», или даже в кафе какое-нибудь, не самое дорогое, конечно. Зарплаты у нас далеко не московские… Если удавалось, то это были самые любимые часы Елены Александровны. Предвкушая отдых дома на диванчике с книжкой, можно пожаловаться мужу на сегодняшних москвичей, на гудящие ноги и на Ирину Павловну. До дома довезет, и не надо переться до автобусной остановки, ждать чадящего железного монстра и пилить потом до дома с остановки полкилометра. Ладно, после «Памятника…» позвоню.
Памятник был последним, и выпил все силы. Еще эта Ирина Павловна, дышащая в затылок. Она точно делает это нарочно. Непонятно только, для чего. Наверное, чувствует свою вину, и подсознательно вызывает ее на откровение, на сильные эмоции. Но Елена не психолог, и не хочет сильных эмоций. Она хочет спокойно и с удовольствием работать для хороших людей, которых на самом деле в мире больше. Просто, как правило, они более незаметны, спокойны и более умны, чтобы выставляться напоказ, поэтому обычно их не видишь. А видишь вот таких… И по таким обычно судят нацию, народ, коллектив, экскурсионную группу.
- Не могу сейчас, занят, - сухо ответил муж. Напряженно помолчал несколько секунд, - давай сама. Сможешь?..
 Как будто выбор какой-то есть, немного раздраженно подумалось Елене.
- Доберусь, конечно, - не удалось скрыть разочарование в голосе, но на другом конце уже отключились, приняв информацию.
Ну вот… и нет, чтоб отсюда пойти, еще группу надо отвести до ресторана, где у них заказан обед. Ничего не попишешь, групповод просила, сама не сможет. Ладно, дочапаем уж, решила Лена.
- Всем спасибо за внимание и интерес к нашему городу. Приезжайте к нам еще, - дружелюбно произнесла Елена, - я провожу вас до ресторана, пройдемся по городскому пляжу вдоль крепостной стены, вы посмотрите на современных новгородцев, которые предпочитают битвам и активной торговле хороший загар и пляжный волейбол. Если у кого-то накопились или возникли вопросы, спрашивайте…
Никто не изъявил желания к дополнительным вопросам. Только та самая дамочка фыркнула, словно решив взять реванш:
- Да поскорей бы уж из вашего… вел-ликого города, - сделав мощный акцент на «великом».
 Тяжелая группа. Были, конечно, и хуже, всякое бывало. Весельчак широко улыбнулся, остальные промолчали, кто-то заговорил о своем, начали сбиваться по интересам.
Ладно, чапать будем молча. От «Сказки» конечно, до остановки идти дальше, но тут уж ничего не попишешь.
Жарко этим летом. Вот уже и голова начала болеть. Пока до дома доберешься, и ноги опухнут. Варикоз – профессиональная болезнь, но думать о таком не хочется.
Типун тебе на язык, Леночка. Традиционно поплевала своим мыслям через левое плечо. Заметила насмешливый и внимательный взгляд Димы. Он понимает, что она совсем не проста, он так и не решился вступить с ней в открытый спор за целый день, хотя ему очень этого хотелось. Обходился ядовитыми репликами, умными фразами, историческими фактами. Что-то было ерундой, что-то  даже у ученых вызывало вопросы, многое из сказанного было правдой и достоверными фактами, но разве дело в этим? Кого должны слушать люди, заплатившие за экскурсию? Профессионального гида или парня, приехавшего с ними? Хотел открытого спора, в котором он привычно будет на высоте. Она видела это по его сытым, самоуверенным глазам. Хотелось, но страшно было попасть в ту самую яму, какую рыл для нее. Все его реплики либо игнорировались, либо были грамотно парированы информацией по существу, либо искусно были переведены на службу самой экскурсионной программе. Девчонка-дюймовочка оказалась достаточно подкована и умственно развита. Красивый крепкий орешек.
Да и никто из экскурсионного отдела не позволял фамильярного отношения к своей работе и к своей персоне. Та же Ирина Павловна быстро ставила на место подобных нахалов. У Лены так ловко не получалось, да и не очень-то и хотелось, не для этого работаем. Но все-таки и сегодня она не посрамила звания новгородского экскурсовода, несмотря на то, что в отделе она была самой молодой, хотя… ведь уже четыре года непрерывного стажа.
Хорошо было бы искупаться, но пляж Елена Александровна не любила, слишком шумно и взбаламучено и без того в «Мутной» реке. Да и купальник под сарафан не оденешь, тем более на целый день. А в сумочке не поносишь, и так каждая вещь там только по необходимости. Лишний груз на работе ни к чему.
С завистью посмотрела на стайку мокрых ребятишек, пронесшихся мимо. С непониманием – на девушек, загорающих топлесс. Быстрее прошагала мимо двух волейбольных команд. В разгар игры мяч у них летит как только придется.
Ну вот уже почти Памятник Победы. Огромный всадник на гигантском коне вздыбился над широкой рекой Волхов, протыкая массивным мечом небо, непримиримо вглядываясь в сторону давно ушедших оккупантов.
- Папа Дима, пап! Смотри – танк! – крикнул старший и побежал к памятникам военной техники. Младший рванул было за ним, но не удержался и упал на ладони и коленки. Сморщился, потирая ушибленное место. Подумал-подумал, но решил не плакать.
Дима подхватил младшего подмышки и поставил на ноги, отряхивая.
- Это не танк, сынок, - снисходительно произнес он, - это так… танкетка.
- Но это же танк, - непонимающе поглядел на него старший.
- Да нет, - скорчил мину папа, - это совсем маленький танк, его танком-то и не назовешь. Я же говорю – танкетка.
В его голосе прозвучало явное презрение. Лена возмущенно отвернулась. До «Сказки» рукой подать, через несколько минут распрощаемся, и все. И не поняла сразу, когда услышала громкий голос, что был адресован именно ей:
- Вот Елена Александровна нам авторитетно подтвердит, что это танкетка. Правда ведь, Елена Александровна?!
Некоторое время Лена молчала. Можно молча пройти мимо памятника на невысоком постаменте. Можно просто пожать плечами. Можно произнести на ходу одну из ничего не значащих, но всех устраивающих фраз. Можно согласиться… На нее уже оглядывались недавние экскурсанты, ожидая ее ответа.
- Вообще-то ваш сын абсолютно прав. Это настоящий боевой танк, - просто ответила, не сбавляя шагов.
- Да какой это танк? – фыркнул мужчина, - Вы видели в своей жизни настоящий танк? В сравнении с танком этот квадроцикл на гусеничках – просто фуфло! Танкетка!
Ну казалось бы, танкетка так танкетка. Не повод спорить с «танкистом». Голова не казенная, воспринимать чужие излияния.
- По классификации Второй Мировой Войны этот, по Вашим словам, квадроцикл является легким, боевым танком Т-70, - услышала она свой уставший голос.
- Ну  да, танкетка-семидесятка! - шумно согласился Дима, а младший сын, оправившийся от ушиба, забегал вокруг него, выкрикивая понравившееся новое слово:
- Танкетка, танкетка, танкетка!!!
- Да, легкий танк Т-70, - напирая на слово «танк», ответила Елена, - не будем же мы с вами ставить под сомнение слова экспертов? Давайте остановимся на этом? Вон за деревьями виднеется ваш ресторан, где…
- Мы остановимся на том, что это просто танкетка, - мрачно перебил Дима, - Вам, как женщине, позволительно не знать этого, поэтому…
- Поэтому что?! - зазвенел, накаляясь, голос Елены, - поэтому Вы прощаете меня? Или мою женскую глупость? Или поэтому Вы меня перебиваете, пользуясь своим более громким голосом? Вы желаете обозвать это изобретение лучших советских конструкторов танкеткой? Хорошо, назовем его танкеткой. На несколько минут пусть она стоит здесь и стыдится своего названия, и того, что ее вытащили сюда на всеобщее посмешище. Несчастная танкетка, я не удивлюсь, если на твоей броне кто-то молодой и веселый, выросший на подобном воспитании, напишет ночью, пока никто не видит, столь же веселое слово из трех букв.
Возмущение и обида, накопившиеся за день, горели в груди, бурлили в горле, выливались в слова.
- Давайте представим себе ночь на 14 января 1944 года. Уже отдан приказ на выдвижение, подписан указ о наступлении Главнокомандующим. Обратного хода нет, понимают все советские бойцы. Понимают это танкисты, сидящие в своих танкетках. Холодно, снаружи минус двадцать по Цельсию, а внутри от прогретого двигателя тепло, и все мысли у танкистов о том, что вот-вот начнется, что лед в этом январе совсем не соответствует переходу войск по нему, что лед неокрепший, все это понимают, но об этом говорят только шепотом, потому что запрещены такие разговоры. И что пехота мерзнет, и пойдет прямо за ними. И чтобы техника не подвела,  чтобы никакой снаряд не попал. Ведь это всего лишь танкетка…
Как назло, подошла группа Ирины Павловны. Туда же идут, надо же. Ну вот, уже остановились, прислушиваются. Группа парней в плавках заинтересованно присели на корточки, дымя сигаретами и сбрасывая пепел себе под ноги. «Тихо-тихо, дай послушать», оборвал кто-то из них своего говорливого товарища. Проходящие мимо отдыхающие начали приостанавливаться. Конечно, бесплатная экскурсия. Да плевать…
- Легкий так Т-70 зарекомендовал себя не лучшим образом за годы войны после выпуска, так как в открытом бою на поле обладал меньшим запасом прочности относительно своих средних и тяжелых братьев. После Курской дуги их выпуск прекратился, но танки воевали, и воевали умело. Были незаменимы в прорывах, когда надо было обойти очаги сопротивления, быстро и бесшумно подъезжали к своим целям, благодаря двум автомобильным двигателям, установленным на них. Прикрывали пехоту в бою, использовались в качестве тягачей. Есть факты, когда экипажи этих танков , расстреляв запас или не имея возможности вступить в бой с крупными танками противниками, на полном ходу таранили их, перекрывали собой дороги, мосты. Ценой жизни своих экипажей, как вы понимаете…
Лена приостановилась, быстро достала из сумочки питьевую воду. На такую программу хватало ровно половины бутылочки, больше из дома не брала. Поэтому оставалось на дне. Берегла до остановки, да ладно. Люди молча ждали, не использовали паузу, чтобы уйти. Все правильно. Обиды на группу не было, но гнев в груди не утих.
- Именно поэтому эти легкие танки… извините, танкетки были выбраны для форсирования озера Ильмень…
Приглушенный голос на французском. Ага, Ирина Павловна начала переводить. Видимо, по просьбам своих французских подопечных. Интересно, что их так заинтересовало в этом маленьком, неказистом танке, ведь не голос же Елены показался им таким интригующим.
- Неизвестно, сколько именно такой техники и живой силы вышло на лед и сколько дошло до этого берега и впоследствии закрепилось здесь, взяв с боями опорные пункты немцев. Оккупированный город отбили, водрузив красное знамя на кремлевской стене. Отбросим торжественный и официальный тон советских газет, давайте окунемся на миг в черную январскую ночь, которую даже белоснежный снег на льду Ильмень-озера не смог осветить, так как мы знаем, что противник заметил советские танкетки и бегущих за ними солдат не сразу. А может, и заметил, но ждал, когда те приблизятся на расстояние прямого выстрела.
На миг замолчала, перекидывая сумочку с одного плеча на другое.
- Представим себе бойца Красной Армии, бегущего за этой танкеткой. Что видит он, что чувствует этот, наверное, потрепанный жизнью, измотанный долгой войной мужчина? Сколько таких боев за его плечами, сколько страшного опыта войны не книжной, взаправдашней? Имеющий где-то далеко свою семью… или уже потерявший ее? Или это недавний резервист только-только исполнившихся восемнадцати лет, вышедший в открытый бой впервые? Мы не знаем, кто двигался за этой машиной. Их много на этом льду, очень много, таких танкеток и людей за ними. И вот где-то метрах в ста одна из танкеток проваливается… С хрустом ломается лед, и веса машины хватает, чтобы она моментально ушла под воду. В эту же полынью падает следующая за ней танкетка, и падает в воду пехота, люди, не разобравшиеся сразу, что льда под ногами нет… Кто-то пытается помочь тонущим, кому-то успевают помочь, а кому-то – нет… Из второй танкетки, не утонувшей сразу, успевает выбраться экипаж, там всего два человека, а первая уже под водой, только вода бурлит в этом месте. Бойцы огибают широкой дугой опасное место и бегут дальше. И еще впереди бегущего проваливается танкетка, и пара солдат вместе с ней. Они пытаются вылезти на лед, но лед проваливается под их руками, а вооружение тянет вниз, а течение и дикий холод – сразу под лед. Они тонут молча, они даже в последнюю минуту своей жизни помнят, что шуметь нельзя, что войска приближаются к берегу скрытно. Судорожно хрипят, громким шепотом просят помощи, но понимают, что обречены… и люди бегут дальше. Наконец немцы замечают их, открывают шквальный огонь по движущейся массе. Сектора их стрельбы давно известны, их орудия прицелены, они просто поливают гладь озера свинцом, зная, что не промахнутся. Вот прямое попадание в одну из танкеток, у нее сносит башню, вот еще одна вспыхнула, и еще две.
Лена прикрыла глаза, голос стал тише.
- Очереди из пулеметов косят ряды наступающих, стучат по броне, и бойцы, всем своим телом и головой понимая, что укрыться негде, прижимаются к этим несчастным, маленьким танкеткам со слабым вооружением. Под разрывами немецких снарядов лед крошится, ломается, и танкетки проваливаются под лед, влетают в коварные разломы, так плохо видные в темноте, ослепленные огнем немецких орудий. И люди гибнут уже не по одному, уже сколько их сгинуло, прошитых очередями, убитых осколками, сгоревших при подрыве танкеток, провалившихся под лед? И вот наш безымянный боец, несущийся за своей танкеткой, стреляющий на бегу, что он думает, и может ли думать в этом кошмаре Второй Мировой Войны, бьющей по нему сейчас напрямую, в лицо? Он бежит, стараясь не отстать от спасительной, пусть и слабой брони, ведь другой нет… другой защиты для него нет. Он видит, как высекают искры пули, попавшие в нее, как пробивает вражеский снаряд лед рядом и взрывается уже под водой, и лед трещит, прогибается вверх, а потом вниз, и вот-вот, вот-вот.. И хрипит, задыхаясь, понимая, что отстает от машины, что силы и годы не те… И видит, как сбрасывает ход эта танкетка, и понимает, точно чувствует, что танкист в ней придерживает свой ход ради него, прикрывает своей броней слабую плоть солдата. Теперь он может бежать вплотную, теперь хотя бы пули ему не страшны, и берег уже должен быть… Но мы знаем, что именно эта танкетка не дошла до берега, возможно, провалилась в полынью или снаряд разворотил лед прямо перед ней… На глазах солдата спасительная машина с неизвестным ему экипажем просто уходит под воду, глохнет двигатель, со страшным звуком уходит в стылую черную жижу. Он успевает остановиться, обойти смертельный участок. Он бежит дальше, со всеми. Никто не поворачивает назад, только наш боец оборачивается, словно надеясь на чудо, на то, что танкетка всплывет, и неизвестный ему экипаж остался жив. Люди держат в уме только одно – что наступление, что враг уже сломлен, что победа скоро, и вот сейчас они приближают ее. Все знают, что немец – сильный и злой враг, умелый и беспощадный. И тем слаще будет эта победа. И наши доходят, ломают оборону немцев, своей кровью поливая каждый метр новгородской земли. Их много здесь, погибших за этот город, названия которого многие никогда даже не слышали. Здесь были русские, украинцы, белорусы, узбеки, татары, грузины, и многие, многие другие. В эту ночь они расширили захваченный при наступлении плацдарм до шести километров по фронту и до четырех километров в глубину, а потом полностью освободили Великий Новгород от оккупации. И наш боец тут, он живой, может, даже не ранен, но он всю ночь видел, как гибнут его товарищи, как бегут, ползут до врага, зубами, кровью, хрипом и русским матом выдирают эту победу. И когда все кончилось, он подходит к вылезшим из своих машин танкистам. Он плачет, а может, смеется, обнимая их, пропахших порохом, бензином, усталостью, он говорит им только одно: «Спасибо, спасибо, братцы»… И они обнимают его в ответ, молча хлопают по плечам…
Лена замолчала наконец, голос дрогнул, совершенно непрофессионально. Да и вся эта речь, непродуманная, взбалмошная, была зря. Ради чего? Ну, взгребло… Только дурой себя эмоциональной выставила.
И сразу накатила усталость. Отошла злость, отошла зимняя ночная стужа из души, и она снова почувствовала влажную, удушающую жару новгородского лета. Зная, что напрасно, вновь достала из сумочки пустую бутылку. Посмотрев на этикетку, спрятала обратно. Ладно, надо завязывать. Даже стыдно, что сорвалась. Ирина Павловна перевела последние слова(как быстро она, и почти дословно, как только у нее получается?) тем же приглушенным, и отчего-то прерывающимся голосом. И, странно, было тихо.
Елена повернула лицо к людям. Обвела всех серьезным взглядом своих синих глаз. Думайте, говорите, что хотите, я все сказала.
Увиденное поразило ее. Люди не разошлись, наоборот, их стало больше. Задумчиво глядели на нее, на памятник и на вытирающую глаза Ирину Павловну иностранцы. Пацаны уже встали, хмуро и сосредоточенно вглядываясь в мутную волховскую воду. Люди смотрели на раскинувшееся вольно озеро, отражающее яркое солнце, редкие июльские облака. Пляж, усеянный обнаженными телами, крики детей, плещущихся на мелководье, возгласы волейболистов… Напряженный гул начинающейся пробки вечернего часа пик на мосту имени Александра Невского… Город жил своей обычной, размеренной и хаотичной одновременно жизнью. Нервной и суматошной, вальяжной и деловой, но – свободной…
И только под памятником Победы, в окружении немногочисленных экспонатов военной техники, вокруг маленькой Елены Александровны царила тишина. Люди молчали…
Отец двоих сыновей, большой и шумный Дима сейчас тоже молчал. Прищуриваясь, задумчиво смотрел вдаль, на большое тихое озеро, словно всматриваясь в его прошлое, в темную январскую ночь. На его лице еще гуляла полуулыбка, но другая уже, растерянная и немного беззащитная. Он даже не увидел, как оба его сына тихонько подошли к танку вплотную. Они уже давно там стояли, но только сейчас решились прикоснуться. Старший положил обе ладони на нагретую броню, постоял так. Не удержавшись, прижался щекой к выкрашенному зеленым металлу. Младший, встав на цыпочки, погладил ладошкой трак. Задрав голову, произнес старшему брату, словно донося до него, восторженно и твердо:
- Танк!
Старший серьезно кивнул в ответ:
- Танк.