Он расставался со мною 17

                17

     Я начала как древнегреческая поэтесса Сапфо:
     - Целое лето мы пили по-черному, - сказала я, - Ко мне приезжала моя мама, из России, и она хотела перепробовать все, буквально все.
     - Что – все?
     - Ну, шотландские виски, ирландские виски, канадские виски, и далее по списку, греческую метаксу, болгарскую плиску, чешскую сливовицу…
     - Сколько вы пили?
     - По бутылке в день.
     - Я спрашиваю – сколько Вы пили?
     - Наравне с мамой, - смутилась я, - да даже она, наверное, больше. У нее, как шутят мои друзья, синдром Черчилля.
     - Что дальше?
     - Дальше мама уехала, а я не остановилась,  пока не случилась минувшая среда.
     - Сколько Вы вчера выпили?
     - Я же говорю: с минувшей среды (сегодня вторник) я ничего не пью  и ничего не ем. Вот уже седьмой день.
     - Что Вы сегодня ели?
     - Я же говорю: шесть дней не ем. Даже запаха еды не выношу. А самое главное – у меня последних три дня пониженное давление! Мне эти таблетки ни к чему теперь, - и я выложила на стол коробочку с утренними таблетками и баночку с вечерними.
     Доктор померила мне давление, и удивилась:
     - Действительно, пониженное. Я вот эти (с утренними таблетками) заберу, а эти (с вечерними таблетками) продолжайте пить. Это на желудок.

     Я чуть со стула не свалилась. Оказывается, все эти три месяца я пила таблетки на желудок! То-то он у меня по утрам все норовил выскочить горлом. Какие меня сотрясали спазмы!  Как кружилась голова! Ведь чуяла, чуяла, что что-то не то, а утренних таблеток не трогала, экономила на следующие три месяца, это чтоб к доктору не раз в три месяца шляться, что мне совершенно не с руки, а хотя бы раз в полгода.

     - Что Вы сегодня пили? – прервала мою оторопь доктор.
     - Кефир.
     - Тогда на кровь завтра, и ко мне послезавтра.
     - А что мне делать с едой?
     - Начинайте с супчиков. 

     Я вернулась домой. Целый день был передо мной, свободный, одинокий,  для одной меня. Слава богу, дети уехали, и не видят моих мук.
Я сварила куриную грудку в маленькой кастрюльке, вытащила ее, а в кастрюльку покрошила одну картофелину, тонко-тонко, как учила Миракян, чтобы ее как бы не было видно. Потом туда же, волокнами, положила четверть куриной грудки, чуть посолила и все, целую миску налила, и села перед ней. Сижу и нюхаю. Вроде, пахнет ничего. Даже без зажарки ничего. Решилась и съела все. Потом бросила миску в раковину, доплелась до кровати и заснула мертвым сном. Проснулась, когда уже смеркалось, мокрая. Ничего не болело.
     С утра сдавала кровь, и показалось мне, что в три пробирки из меня выкачали литра три крови. Я шла на Гавелак с кругами перед глазами, и пошатываясь. Я плюхнулась перед Али на стул, в Гавелке, там еще сидела Моника, и закричала Зузанке:
     -  Бокал красного вина! Срочно!
     И только после этого обратилась к присутствующим:
     - В студенчестве, помню, нам, после сдачи крови, стакан красного вина давали, и два дня освобождения от занятий. Сейчас от занятий никто не освободит. Как поплетусь с возиком – так он меня, упавшую, еще и переедет.
     - Я тебе помогу, - сказал Али.
     И ведь помог. И пока докатил тележку до станка, благо, недалеко, 28 таг, успел шепнуть:
     - Я тебя буду ждать в «Архе», после работы.
     Что мне не помешало отнести ему обед в половине второго. Я взяла ему пиццу на сметане. На что Анечка, та самая Анечка, которую в тот роковой день забаливал Лукаш вместе с возиком, заметила восхищенно:
     - Ну, ты, Али, устроился!
     Сама же я удовлетворилась шпинатовым супчиком, который болгары, Коля с Тони, готовят только по большим праздникам. Мне повезло. А главное, мне было вкусно. Я думала, что забыла, что это такое.
     - Сегодня поедем к тебе, - сказал Али, когда я допивала второй бокал красного вина в «Архе». Не возражай.
     - А я и не возражаю, - сказала я, - правда, пока детей нет, я решила освободить весь дом от хлама. Начала со своей гардеробной. Там все кувырком.
     - Вот и умница, - сказал Али, подхватил меня дрожащую, и весь путь домой согревал мои ледяные руки своими раскаленными.
     - Что ж, - сказала я, доставая из холодильника бутылку «Мартини» (тоже с Наташкиного дня рождения), - Давай устроим «Прощание славянки». Я сегодня умру прежняя.
     На самом деле, я безумно боялась близости. Я была очень слабенькая. У меня ножки стали как спички и руки как веточки.
     Я выпила два бокала «Мартини».
     Но мне все равно было больно.
     На простыню, вместе с влагой, вытекло несколько капель крови.
     Али меня отворил.

     - Они там на Гавелаке все доктора медицинских наук, а некоторые так и профессора, как послушаешь их, - сказал он, -  я один знаю лекарство от твоей болезни. Все, что тебе  нужно - это любящий мужчина.