Не продается

Ольга Сергеевна была из тех женщин, которые считают, что серебро носят те, кому не хватает на золото.

Нрава она была тяжелого, ученики (она пятнадцать лет преподавала русский язык и литературу в школе) ее боялись. «Квашня» ( ее фамилия была Квашнина) двойки ставила безжалостно, с явным удовольствием.

Она же смотрела на них пронзительным строгим взглядом – не любила этих шумных, бестолковых детей – втолковывать им изо дня в день про деепричастные обороты и образ русской женщины в романах Тургенева было ее ежедневным унижением. Господи, ну зачем – им – деепричастные обороты, они и простыми-то предложениями не говорят. Зачем – им – эта череда образов русских женщин и лишних мужчин, им! – они и ей-то не понадобились в жизни, да не то что не понадобились – она и не встретила в жизни своей ни разу - никаких типичных этих образов, про которых – ежегодные ,ежегодные сочинения.

Нет, не любила она свою работу, тяготилась ею, словно чужой ношей, словно старым грехом – удовольствие от которого уже забылось, а расплата ежедневная. В педагогический пошла –по дурости своей – потому что – ну а куда еще? А сейчас глухо жалела, что не стала хотя бы математиком -репетиторы математики ценились. Ей же в 17 лет казалось, что математика – это так скучно, а вот учительница литературы – так романтично,тонко, интеллигентно! Дура. Лучше бы пошла на кафедру иностранных языков – и романтично, и хлебно.

И мужа своего не любила – выскочила за первого, кто позвал, без разбору, без отбора - боялась засидеться в девках - вот и не засиделась. Муж оказался совсем бестолковым, никудышным – все бы ему на гитаре играть да в походы ходить – все они там в этом закрытом секретном НИИ такие были – все им шутки и песенки – ну как дети, как дети, хоть и сплошь все в бороде. Денег шиш, в отпуск нормально уйти не может, зато вечно – то один проект, то другой сдают – что есть муж, что нет.

А уж когда пришли такие времена, что его зарплаты стало хватать только на килограмм мяса и макароны – рассталась с ним без сожаления – уж себя-то она прокормит.

 Себя и Мишеньку, любимого сыночка, единственную радость.

Ради Мишеньки   бросила свою надоевшую копеечную школьную повинность, с облегчением и тайным злорадством – и подалась в   риэлторы.

 

Оказалось, что именно эта работа -  по ней – волчьей хваткой вцеплялась в клиентов, не отпуская их до финального рассчета. Она твердой рукой подводила тихих алкоголиков из больших квартир с видом на Фонтанку, к желанию покинуть золотые метры и отправиться на свежий воздух (тут выучка помогала ей – она могла страницами цитировать слявящихся любовью к природе русских классиков, с хладнокровным удивлением понимая, что это почему-то воздействует) – и спала спокойно, призраки не тревожили ее чугунный глубокий сон. Выяснилось, что ей удивительно легко находить общий язык со своими капризными клиентами – она чувствовала их хребтом, кожей – чуяла, с кем можно быть фамильярной, а с кем – сдержанной опытной профи, кому можно, заглядывая в глаза, спеть скорбную сиротскую песню про мальчонку, которого одна подымает, а перед кем и хохотнуть, подбоченясь, что все сама, все сама…И вот эта суетливая игра, лукавая ярмарка – вот это было для нее настоящей, подлинной жизнью, а никчемная, никому не нужная литература про светлые образы, о которых все бубнили ей, и о которых бубнила потом она – лишь смешной убогой ширмой, за которой прячутся слабые неудачники.

Ольга Сергеевна же неудачницей быть не хотела, нет, не хотела – раз свернув не туда, забредя в пропахшие детским потом школьные коридоры, больше решила не ошибаться, а жить красиво,умело.

Она уже обменяла свою распашонку на Ленинском (господи, как же она радовалась, когда им каким-то просто чудом досталась эта квартира! И как боролась за нее при разводе с мужем, выпихнув его без всякого размена к свекрови на Комендантский) – свою квартирку она уже давно обменяла на бывшую коммуналку у Тучкова моста, гробилась, делая там ремонт, купила подержанную иномарку себе и собиралась после летней сессии отдать ее Мише, как только присмотрит себе что-нибудь другое.

Сейчас она зарабатывала на отдельную квартиру сыну, поставила себе цель – к его защите диплома обернуться. Дело было нелегкое, но она уверена была, что сдюжит – кому как не ей? У нее с крючка редко срывались.

Про этот сладкий вариант – одинокую старушку в огромной квартире, живущей себе уже девяносто почти лет на Литейном, рядом с Юсуповским дворцом, ей рассказала знакомая прикормленная девочка из жилконторы. Удивительно, как это коллеги смогли пропустить ее, думала взволнованно. Или там какая-то сложность, и Галка ее надула? Но внутри зазвенела тонкая высокая струнка – как бывало в предчувствии скорой удачи.

Откладывать Ольга Сергеевна не стала – отправиться решила в тот же день.

В шестом часу, с трудом припарковав машину, она вошла в высокую гулкую парадную, как в храм, и поднялась по истертому мозаичному полу на третий этаж.

Где-то далеко раздался звонок, и пару минут была полная тишина. Она позвонила еще раз, погромче – и тут дверь внезапно отворилась, и Ольга Сергеевна от неожиданности ойкнула. Она ожидала увидеть ветхое тихое создание в старой кофте и обрезанных валенках (для тепла и удобства), с редкими седыми волосами, скрученными в дулю на одной шпильке.

Но на пороге стояла пожилая дама в строгом платье с кружевным  белым воротником. Спина ее была прямая, седые волнистые волосы были со старомодным старанием причесаны, и на ногах у нее были изящные туфли на небольшом, рюмочкой, каблуке.

- Добрый день, - произнесла она, осмотрев Ольгу Сергеевну цепким внимательным взглядом.

- Добрый, - непривычно робко сказала Ольга Сергеевна.

- Вы по-поводу уроков? – спросила хозяйка и сделала приглашающее движение. – Проходите.

Каких еще уроков, промелькнуло было в голове у Ольги Сергеевны, но тут же ушло, потому что квартира , квартира ее поразила. Вот где хотелось бы ей жить, а если не жить, то хотя бы удачно продать. Этот коридор, сужающийся в перспективе, высокие темного дерева двери по левую руку, а по-правую- напротив- высокие окна во двор, и пахло здесь старинным удобным уютом, книгами, вощеным паркетом и надушенными шелковыми платками, тяжелыми розами и свежей пылью на матовом лаке круглого стола карельской березы… Вот как здесь пахло, и Ольга Сергеевна почувствовала себя безродной невоспитанной дворняжкой.

Они вошли в большую комнату, с тем самым круглым столом , такую просторную, что даже большой концертный рояль с поднятым по-лебяжьи крылом, не делал ее тесной – он прекрасно, свободно и не теснясь, стоял в углу, напротив большого зеркала.

- Боже, какие потолки высокие, - не удержалась Ольга Сергеевна, закинув голову.

- Да, четыре с половиной метра, - сказала хозяйка , - Садитесь, душенька.

Ольга Сергеевна села в потертое кожаное кресло – спинка была непривычно прямая, и она невольно подумала, что хозяйка, наверное, всю жизнь сиживала на нем – вон как ровно сидит, и подбородок поднят.

- Так вы по-поводу занятий? – повторила свой вопрос хозяйка, внимательно и строго глядя на гостью.

- Видите ли, в чем дело, Мария Петровна, - начала медленно подбирая слова Ольга Сергеевна.( В бумажке с адресом, который она получила от Галки, было написано имя –Мария Петровна Бубенцова – и ей виделась милая старушка с выцветшими голубыми глазами – и реальная хозяйка квартиры, с этими каблучками и кружевным воротничком ее озадачила, сбились у Ольги Сергеевны прицелы). Видите ли…Я пришла к Вам по просьбе своего клиента, который хотел бы купить Вашу квартиру

Мария Петровна подняла брови и сказала:

- Ну тут какая-то путаница, голубушка. Я ничего не продаю.

- Да, но вот он хотел бы купить, и прислал меня для переговоров, - продолжила Ольга Сергеевна, внимательно глядя за Марией Петровной.

Та усмехнулась, помолчала немного, а потом сказала:

-Знаете что…как Вас зовут, простите?

- Ольга Сергеевна.

- Оленька …Вы позволите мне Вас так называть?

- Да, конечно, конечно,- замотала головой Ольга Сергеевна.

- Ну так вот, Оленька, давайте мы с Вами попьем чаю или кофе, если хотите - у меня как раз есть свободных полчаса, и вот мы с вами прекрасно все обсудим. Вы что предпочитаете – чай или кофе?

- Чай, - выдавила Ольга Сергеевна.

- Отлично. Я сейчас вернусь, подождите пожалуйста, - и она вышла из комнаты.

- Может, Вам помочь? – спросила вслед Ольга Сергеевна.

- Благодарю, душенька, но своих гостей я обслуживаю сама, - ответила ей Мария Петровна из коридора.

Ольга Сергеевна огляделась – комната была такая высокая, что по всему периметру были сделаны хоры – там, наверху, была библиотека – тысячи книг.

На стенах под хорами были картины.

Ольга Сергеевна хотела подойти поближе, рассмотреть, но тут в комнату, цокая по паркету, вошел огромный мраморный дог. Войдя, он лег у дверей, безучастно глядя на гостью, и Ольга Сергеевна осталась сидеть с напряженной спиной и вспотевшими руками – словно ее застали за тем, как она шарит в хозяйских шкафах.

Этот флегматичный дог окончательно убедил Ольгу Сергеевну в том, что у нее ничего не выйдет – что хозяйка не проста, и надо бы красиво попрощаться и идти отсюда. Но как ни странно, Ольге Сергеевне хотелось побыть тут еще – попить чаю с хозяйкой, пусть и в неудобном кресле, подышать запахом старых книг ( господи, неужели она их все прочитала?), узнать, как зовут дога – как, как она его выгуливает? – он же даже на четырех лапах почти с нее ростом, а если встанет на задние?)

Вошла Мария Петровна с подносом – несла как заправская официантка – ничего у нее не дзинькнуло даже – ни пузатый чайник, ни чашки с блюдцами – все белое, тонкого фарфора, с нежными английскими ситцевыми цветочками, ни серебряные ложечки с витыми ручками, ни сахарница.

Мария Петровна поставила поднос, разложила салфетки, расставила приборы, легкие печеньица в вазочке:

- Угощайтесь, моя милая.

Ольга Сергеевна осторожненько откусила печеньице, звякнула ложечкой.

Дог поднял голову.

- А кто гуляет с собакой? – спросила Ольга Сергеевна.

- Ученики, - коротко ответила Марья Петровна. – Так Вы говорите, у вас ко мне предложение?

- Да, у клиента, которого я представляю…-снова прикрылась мифическим клиентом Ольга Сергеевна, словно боялась быть перед хозяйкой сама по себе , вольным стрелком. И действительно боялась.

- И что это за клиент, позвольте мне полюбопытствовать.

- Ну…Если Вы так сразу   заявили о том, что ничего не хотите продавать, то, наверное, это и бессмысленно…

В наступившей тишине дог встал и глубоко вздохнув, подошел к Марии Петровне, положил свою большую голову ей на колени. Легкая,но сильная рука ласкала дога за ухом. Они смотрели на нее вместе, хозяйка и собака. Ольге Сергеевне вдруг стало неприятно- она смутно вспомнила какие-то мрачные истории, которые мельком проходили в курсе английской литературы.

- Марья Петровна улыбнулась неожиданно нежно:

- Я думаю, никакого клиента у вас пока нет. Вы не первая приходите ко мне с подобным предложением. Я понимаю – вы ожидали увидеть выжившую из ума и погрязшую в нищете бабушку, которой может быть велика эта квартира. Как видите, реальность отлична от ожиданий. И я никуда не собираюсь отсюда уезжать. Я Вам сейчас объясню. Понимаете, моя мать родилась в этой квартире. Много-много лет назад. И я родилась в этой квартире. Тоже много лет назад. И пережила здесь блокаду.  И коль уж так вышло, что я до сих пор тут живу, и вполне сносно, не бедствуя – то мне хотелось бы и умереть здесь же ,оставив квартиру внукам.

- У вас есть внуки?

- Да, есть, - ответила Мария Петровна. – Они в Германии, и тоже музыканты, как и я. Один играет в Берлинском Симфоническом оркестре, второй - организатор фестиваля старинной музыки. Ну, а я…Я уже не преподаю в консерватории – это для меня стало тяжеловато, но частные уроки на дому продолжаю давать.

Поэтому, милая Оленька, Вы зря пришли ко мне.

Они помолчали.

Потом Мария Петровна проговорила:

- Но Вы не стесняйтесь – пейте чай. Вы же не знали. Это Ваша работа…

Ольга Сергеевна сделала еще один глоток, ей было ужасно неловко и она вдруг почему-то вспомнила Дениса Котова, давнего своего ученика, самого, пожалуй, тупенького – как он под ее насмешливым вопросом «Ну что, Денис, расскажешь ты нам наконец, про женские образы в лирике Пушкина?» - втягивал голову в плечи и моргал своими серыми глазами…

Едва не подавившись чаем, который колом стоял в горле, Ольга Сергеевна выдавила дежурную фразу про множество ждущих ее дел, вполне в духе правил приличия того самого пушкинского века и под корректным и внимательным взглядом Марии Петровны покинула квартиру.

 

Она вела машину, лихо подрезая зазевавшихся, и впервые – впервые в жизни чувствовала свою…беспородность. Никогда раньше такого не бывало – ни когда общалась на родительских собраниях с утонченными, с претензией на небывалую интеллигентность, матерями своих учеников, ни с клиентами, которым помогала покупать роскошные квартиры, ни с кем! Всегда она знала про себя, что ничуть не хуже других – более богатых, или   воображающих о себе невесть что. А тут спасовала, почувствовала себя безродным бобиком перед этой старухой, такой вежливой, но – она видела, видела – с неуловимой насмешкой смотревшей и на то, как она пытается сидеть прямо на ее чертовом кресле, и на ее руки в золотых кольцах, и на жировые складки (о! какой коровой она себя чувствовала! Хотя вполне себе была дамой приятной телесности).

Она доехала до Гостиного Двора, прошлась ураганом по галереям, накупила кучу дорогой и ненужной ерунды (зонтик, мягкое розовое портмоне со знаменитой тисненой эмблемой, шарфик, туфли – ни разу не надела потом, не по ноге пришлись) – но даже эти добротные вещи не смогли заткнуть свежей прорехи в ее самомнении, и через дыру эту уходило , уходило ее чувство уверенности в себе.

Дома сорвалась на Мишку, евшего картошку прямо со сковородки, по-домашнему, и еще несколько дней все ей было как-то неуютно, нехорошо.

Потом ничего, улеглось, устаканилось. Отпустило.

Но, видимо, не совсем – месяца полтора спустя, показывая очередную квартиру новой клиентке, которая все щебетала про то, какие у них с мужем хоромы в Тюмени и какие они хотят приобрести в Северной Венеции (так и сказала – в Северной Венеции) – впрок, чтобы было, ну и для вложения капиталов – Ольга Сергеевна вдруг брякнула презрительно:

- Ну, Наталья, это не хоромы, вот знаю я одну старушку… - и выложила про Марию Петровну и ее рояль.

У клиентки, посланной мужем подобрать подходящий вариант и подготовить сделку – глаза загорелись хищным жадным желанием. Расспросив Ольгу Сергеевну, она вдруг сказала – хочу! Эту! Устройте!

- Она не продается, - злорадно ответила Ольга Сергеевна.

И тут клиентка, глядя ей в глаза, назвала сумму. Большую сумму. Которую получит Ольга Сергеевна, если устроит это дело.

Ольга Сергеевна, ругая себя и тоскливо думая о деньгах, еще раз повторила, что старушка упрямая, продавать ничего не собирается, ни в какую, что она себе на уме и в добром здравии, и дело это гиблое, и есть масса других прекрасных вариантов – даже на Фонтанке, с окнами на Неву – зачем им этот загазованный Литейный.

Клиентка же отчеканила, что либо эту, либо она найдет себе другого агента – и посмотрела на нее с улыбочкой.

Ольга Сергеевна сказала, что даже если и сговорятся, то цену она заломит несусветную.

- Деньги для нас с мужем не проблема, - отрезала клиентка.

И Ольга Сергеевна сдалась.

Она поинтересовалась, не боится ли она покупать в слепую? Может, хочет сначала хотя бы посмотреть? Наталья сказала, что доверяет Ольге Сергеевне, и вообще – представляет себе прекрасно, что это может быть за квартира.

Ольга Сергеевна абсолютно не представляла, как ей действовать, но сумма, которую ей посулила Тюменская королева, была так заманчива – она тут же прикинула, что если…то на вожделенное жилье для сына ей , если добавить то, что уже есть, и еще немного занять – то хватит – с головой хватит!

Она предупредила покупательницу, что дело это непростое, и наскоком его решить не получится – может занять время. Та ответила, что торопиться они никуда не торопятся, и она вольна действовать как профессионал, а она еще три недели будет в Питере, а потом слетает в Париж, а потом опять в Тюмень, но все равно – Ольга Сергеевна должна действовать в ее интересах.

Несколько дней Ольга Сергеевна готовилась, придумывала повод для визита, проговаривая про себя диалоги. Купила строгий серый костюм и белую блузку (леопардовый свитер, в котором была в прошлый раз, она больше не надевала), дорогой кожаный портфель, даже сходила в Филармонию, где безбожно скучала и зевала, слушая какого-то   знаменитого гастролера (билеты были дорогущие, жуть).

Наконец, решилась. Собрала в гладкий скромный пучок волосы, губы   едва тронула бежевой помадой,  кольца - поснимала – и в новом костюме, с респектабельным портфелем позвонила в знакомую квартиру.

Открыл ей мужчина, вежливо, с неуловимым акцентом сказал:

- Здравствуйте, проходите.

Ольга Сергеевна вошла, подумав, как легко они впускают в дом незнакомцев, не спросив – ни кто, ни зачем.

- Вы к бабушке? – спросил мужчина.

А, так это тот самый внук, поняла Ольга Сергеевна. Кивнула.

- Проходите, - хмурясь, сказал мужчина. – Только не долго, прошу Вас. Врач говорит, сейчас ей надо капельницу ставить.

- Врач? Она что, заболела?

 - А вы не знаете?

- Нет, взволнованно проговорила Ольга Сергеевна.

- У бабушки инсульт. Позавчера из больницы. Я прилетел, мы с женой – все бросил – брат не смог, гастроли не отменить, жена побыла и улетела – дела . А я вот тут…С ног сбился, ничего не успеваю, ничего не соображаю… - Он вел ее по коридору, а Ольга Сергеевна лихорадочно соображала, как новые обстоятельства могут ей помочь или помешать.

У одной из дверей он остановился.

- Мы решили ее перевезти домой, в Дюссельдорф, и вот надо продавать эту огромную квартиру, а я ума не приложу – как? Надо обратится к знакомым бабушкиным, но они тоже – не очень …он помолчал, подбирая слово…не очень деловые люди.

Ольга Сергеевна стояла , потеряв дар речи и не веря своему счастию. Она слышала фанфары, которые гремели в ее душе – так не бывает, но вот он, вот он, этот чудесный миг – когда все происходит, все случается, главное – не упустить, не спугнуть.

Еле сдерживая волнение, она сказала:

 - Я как раз агент по недвижимости, - и, чуть замешкавшись, выудила из необжитого еще портфеля визитку.

- Ольга Сергеевна Квашнина. Я…встречалась с Марией Петровной, мы как раз обсуждали…продажу квартиры.

- Алекс..Алексей – мужчина несказанно обрадовался. – Ну вот и прекрасно, прекрасно! Бабушка – она обо всем позаботилась, ну надо же! А говорила – не продам, не продам! – он улыбался, глядя с облегчением на Ольгу Сергеевну. – Она ведь оставила генеральную доверенность на меня – поэтому мне и пришлось остаться.

Он помолчал немного, все еще улыбаясь.

- Вы знаете, у меня ведь есть клиент, который очень хочет купить эту квартиру, - сказала Ольга Сергеевна осторожно (вот, вот этот клиент, который материализовался из воздуха, придуманный ею от испуга – и вот он есть – реальный клиент, реальнее некуда!)

- Прекрасно, это просто прекрасно! О, только бы все получилось, иначе мы уедем – и тогда придется все откладывать , летать сюда, заниматься всей этой суетой – а нам же некогда…и неудобно это все, и бабушке нужен будет уход – и жена не сможет ни куда уезжать…Знаете, давайте Вы ненадолго к ней зайдете, а потом уже мы с Вами займемся делами .

Он взялся за ручку двери:

 - Вы знаете, она все слышит. И, врачи говорят, практически все понимает – только ее парализовало – ни двинуться не может – ни сказать ничего. Но все понимает.

Он открыл дверь и они вошли в комнату, где у широкой резной кровати стоял штатив с готовой капельницей, и озабоченный врач, сидя у постели, мерял давление больной.

У Ольги Сергеевны сжалось сердце – Мария Петровна, с перекошенным неживым лицом была почти не видна под одеялом. У нее было маленькое сморщенное личико , обрамленное редкими волосами. Ее рука, сдавленная рукавом аппарата, казалась лапкой обезьянки. Ольга Сергеевна вспомнила ее прямую спину и поднятый гордо подбородок – и чуть не расплакалась.

- Бабушка, - неестественно громким голосом сказал Алексей, - вот Ольга Сергеевна, ты с ней договаривалась о продаже квартиры! Видишь, как все хорошо устраивается!

- Здравствуйте, Мария Петровна, - проговорила Ольга Сергеевна. – Как хорошо, что мы с Вами обо всем в прошлый раз договорились, - и она улыбнулась через силу.

Лицо больной ничего не выражало, но Ольга Сергеевна готова была поклясться, что в глазах Марии Петровны мелькнуло презрение.

Старуха закрыла глаза, и Алексей, погладив бабушку по маленькой сухой ручке, сказал:

- Бабуля, отдыхай, оставляю тебя на Петра Евгеньевича. – и они вышли.

Сидя в знакомой комнате с роялем, Ольга Сергеевна и Алексей   обсудили предстоящую сделку и расстались, довольные друг другом, до завтра.

Прощаясь, Ольга Сергеевна задержалась в дверях и спросила:

 -Простите, Алексей, а где собака? Не помню, как его зовут…

- Пьер Безухов, - Алексей улыбнулся – бабушка всегда любила Толстого, он даже приходится нам какой-то дальней родней. – Пьера забрал один из ее учеников, очень талантливый пианист.

- До свидания, - улыбнулась Ольга Сергеевна.

 

Ольга Сергеевна приложила максимум усилий, и сделку они успели провести до того, как Алесей и Мария Петровна уехали ( с перевозом Марии Петровны были огромные сложности, но все было устроено - за немалые деньги).

Кавртира была продана со всей обстановкой ( Алексей забрал только дорогие семейные реликвии, что-то раздарив многочисленным бабушкиным ученикам и подарив старинный рояль консерватории).

 

Новая хозяйка с супругом, хмурым молчаливым мужчиной ,прилетевшим посмотреть на свою новую недвижимость, стонала от восторга, прикидывала, как быть с мебелью, оставить ее или все-таки продать, щебетала, представляя, как будет тут останавливаться иногда.

Ольга Сергеевна тоскливо смотрела на то место в гостиной, где стоял  недавно рояль, подняв крыло словно черный лебедь, и почему-то, несмотря на   полученные деньги (покупатели не обманули, заплатив все сполна и назвав волшебницей), было ей нестерпимо гадко и тошно.

 

 

Дома она взяла стремянку и полезла на антресоли, где лежали, связанные, ее старые книги, еще с тех, школьных времен – в комнате-то у нее стояли в книжном шкафу новенькие, красивые собрания сочинений – в ряд, давно не читанные, современных изданий.

Наглотавшись пыли, она все-таки нашла растрепанные , в карандашных пометках тома «Войны и мира».

Она читала роман, который давным- давно не открывала и почему-то плакала.

Словно что-то потеряла.

Или что-то нашла.