бодхисаттва

Бодхисаттва

-Деградировал я,-говорил бодхисаттва и покуривал,сидя на лавочке у своего дома. То ли дома, то ли хижины.И длинные по пояс волосы прикрывали светлое его лицо. Мы стояли молча, не двигаясь, мы смотрели на него.

Он встал. И поцеловал нас по-отцовски. В лоб. Бодхисаттва годился нам в отцы. Он не любил рассказывать о том,кем был и кем стал. Он просто боялся научить нас колоться. Прямо так и говорил:
-Эх,девчонки,научу я вас колоться. А ваша мама потом скажет "А-а это Вася вас научил".
А мы всё посмеивались. Мы посмеивались и думали, что бодхисаттве 33 года, а потом оказалось, что ему 35.
Мы сели на диване: я,мой друг,Вася и друг Васи. Вася сел рядом со мной. Потом всё смотрел на них и зачем-то касался цветом волос моих глаз и от этого говорил ли он или читал проповедь, я в тот момент понять не могла.

Друг Васи разлил по бокалам спирт,я в свой добавила слезы и панк-рока, коктейль получился непревзойдённым.
-Деградировал я,-всё говорил про себя бодхисаттва,а я, глупая, пялилась в картины на стене. Интерьер: диван, две огромные каждая по метру картины, писанные бодхисаттвой маслом в дивные вечера, о которых он не хотел вспоминать. Вася с другом выпили,а мы тем временем закусили.
-Расскажи, как ты кидал краской в памятник Кирову?...Как вы вешали кеды на ветки деревьев на Пушке?...Был ли ты хиппи?...
Ну какие уж там...Вася только грустно посмеивался и говорил:
-мдааа...
Потом опрокидывал спирт и разговаривал со своим другом про самопальный кукольный театр,с которым они ездят по сёлам. Они говорили о том, что Чеснок сейчас далеко, что Морковка слезла с иглы, что они вместе ещё потусят. И я, опьяневшая дура, знала тогда, что они конечно еще потусят.
Мы вышли из хижины вон. Альтернативный аск позади; фотографии,подаренные Васей, в кармане; спирта слава Богу нет. Бодхисаттва прощается с нами, и мы испаряемся в теплоте его глаз. Я покинула хижину свободного и светлого,честного и чистого человека, который верил в рок-н-ролл и отплясывал жизнь несмотря ни на что. Скоро

придёт с работы его мама, скоро Вася протрезвеет, но какой-нибудь друг всё равно нальёт ему спирта через трубочку

 воткнутую в сетку окна, скоро совсем стемнеет. Я ушла,но я увижу бодхисаттву вновь. Его хижину, где с полена на полено бегают его

глаза, где висят его сумасшедшие картины. Где на полу греется спирт и чужое мнение, и жарится из папиросы

жестокий ганжубас. И где бодхисаттва любит подумать и на досуге сочинить новую проповедь. Что касается

проповеди, то бодхисаттва не советовал повторять за ним ни слова, ни шага, ибо каждая из них начиналась со слов "Я деградировал"....С этими словами он становился еще более чист и светел и душа его отправлялась к нирване, а

когда возвращалась он заливал ее спиртом. В такие моменты нас не было рядом, ведь мы уходили. Мы уходили,

потому что хотели жить. Мы хотели. А он жил. 12,05,06