Май-2

МАЙ
(Из книги "Времена года")
(Продолжение)

Вот грузовик с закрытыми бортами,
С простым обшитым гробом посерёдке,
С печальными людьми вокруг него,
Привычно въехал меж узорных створок
Ворот открытых нового погоста,
Раскинувшего вечные владенья
За Минусинкой, речкой обмелевшей,
Вдоль галечной дороги в Минусу.
Твердили раньше, что надолго хватит
Кладбищенской ограды, обрывавшей
Разбег старинной улицы Крестьянской
Забором вековым и воротами:
Мол, нам, крестьянским, и заботы мало,
Всего три шага, и уж ты прописан
На вечное житьё...
Но, видно, людям
Жить на земле не очень захотелось –
Жестокой, неприветливой, печальной.
И как-то быстро-быстро все места
Погоста оказались у владельцев,
Вдруг как-то сразу
в вечность поспешивших.
И новые устроили покои,
И мой отец по новой русской моде
Обжить покои эти поспешил.

Среди людей, сидевших возле гроба
В машине пыльной, был и я.
Бесцельно
Смотрел на гроб, на редкие деревья
И вдруг часовню стройную увидел,
Недавней кладки, с куполом железным,
Покрашенным густой зелёной краской,
И с ярким позолоченным крестом.
«Вот надо же, – подумал, – разрешили,
И значит здесь кого-то отпевают,
А кто-то будет здесь и похоронен.
Войдёшь на кладбище – иди к часовне.
Не надо вспоминать, какой участок
Усопшего в печальный принял день...»

Тогда, с часовней рядом проезжая,
Не мог я и подумать, что немного,
Совсем немного лет пройдёт, и маму
Здесь, у часовни, скромно похоронят.
Кто принял это странное решенье?
Кто оказал Божественную почесть,
Которую на горестной земле
Она и в годы лучшие не знала?
Бежать бы мне, бежать к могиле этой,
Бежать, как я бежал в далёком детстве,
Заслышав голос дальнего рожка!..
Я знаю: то, что нынче под землею
Осталось от родного человека,
Не глухо, беспробудно почивает,
А каждую минуту ждёт меня.
Чтоб я пришёл, поправил пирамидку
Не со звездой, а с горестным крестом,
Который кто-то просто по ошибке,
А может, по неведомой подсказке
Когда-то к пирамидке припаял.
И, может, этот крестик стал причиной
Её посмертной службы у часовни...
Как знать? такая тайна – жизнь людей...

Наш век не очень падок был на веру.
Мой дед Антон, хозяин сельсовета,
На место давешней божницы в доме
Повесил Маркса с пышной бородою
В точёной рамке присланный портрет.
Закрыл ли церковь он в селе – не знаю.
Но только мать, крещённая тихонько
Ещё живою бабкой, – сроду в церковь
Не хаживала и свечей к иконам
Не ставила. Ведь Бога нет и нет.
Какой же Бог, когда однажды ночью
Из области приехал «воронок»,
И люди в аккуратно сшитых формах
Семьи кормильца во дворе избили
И, как мешок кровавый, увезли...

Потом, когда мы спорили с отцом
О сущности народной власти нашей;
Когда отец, прихлёбывая чай,
Из чашки из своей из персональной,
Расписанной цветами голубыми,
Бывало, доходили до верхов:
– Ну, Сталин, пусть и гений, только – чёрный.
Державу на костях людских построил?
Народ запуганный рабами сделал?
Вот и молчим, копейки получая,
Концы с концами сводим кое-как...; –

Когда на речь враждебную его
Я отвечал с закалкой убеждённой:
– Вот ты и вышел тёмный человек.
Правительство тебя бесплатно учит...
– Семь классов, да, бесплатно проучило,
А там в колхоз арканом затащило...
– Так вот! работу, стало быть, даёт...
– Даёт, сынок, работу, но такую,
С которой ноги тут же и протянешь,
Ежели в дом прихватывать не будешь,
Что только можно...
– Видишь, папка, в дом!
Так это ж воровство. А где же совесть?
Вот если бы она у несунов,
Как ей положено, была на месте,
Давно бы мы зажили в лучшем виде...; –

Когда мы добирались до тонов
Достаточно высоких, мать умела
Напор наш сбить одной короткой фразой:
– Вон притаился кто-то у окошка... –
И мы смолкали, за окно глядели,
А вправду,  уж не слушает ли кто...

Мать, вообще-то, властвовать умела,
Где напрямую скажет, где в обход,
Но по её желанью выходило.
Однажды в праздник, видимо, большой,
К нам гости собрались, давно застолье
Шумело громко, каждый о своём
Сказать старался. Ну, а дядя Гоша,
На праздниках таких всегда герой,
Вздремнув немного, голову вдруг поднял
Дополнил рюмку водкой и сказал:
– Хочу сердечный тост произнести –
За что сегодня мы еще не пили.
За Бога! Он, наверно, всё же есть,
Коль мы в такой отчаянной войне
Остались живы и живём покуда... –
Но мать, поставив поднятую рюмку,
Сказала строго: – Этого не надо.
Я не люблю, когда в моей квартире
Об этом начинают говорить. –
И командир «катюши» растерялся:
– Ну ладно, раз не надо, так не надо.
Я просто так тогда, без тоста, выпью.
Мне несподручно ссориться с тобой.
Кто рыбным пирогом позжа накормит?.. –
И он, без тоста, выпил рюмку водки
И закусил злодейку пирогом...

(Продолжение следует)