21 грамм

Как же все-таки необходимо человеку жить? Может, ему стоит скрывать от всех себя, свернуться клубком, доверять лишь самому себе и больше никому? Тогда он не почувствует боли от предательства, обмана, унижения, проигрыша. Но тогда он и не почувствует счастья побед, любви, никогда не почувствует того приятного тепла, когда осознаешь, что кому-то нужен. Нет. Ведя себя так, человек не живет, он существует. Как бактерия. Необходимо действительно жить. Не бояться кому-то довериться, а если тебя и предадут, то не стоит, оступившись, оставаться лежать. Это трудно – это невыносимо трудно, но это стоит того.
Щелк.
Где-то родилась новая жизнь. Слезы радости, добрый смех, рукоплескания. Но тебя это не касается.
Щелк.
Где-то, в полумраке зловещих сумерек, девушка упала меж мусорных мешков, не в силах даже рыдать: платье ее было изорвано в клочья и свисало нелепыми, бессмысленными лоскутами, покрытое пятнами крови и чужого пота.
Ты прошел мимо. Ведь тебя это не касается?
Щелк.
Где-то, в залитой предрассветной дымкой комнате, тихо и размеренно прозвучал последний вздох старика, голова его беззвучно опустилась на мягкий, старый, изъеденный молью плед, которым накрыты дряхлые плечи. Он умер в одиночестве, сам того не до конца осознавая, в окружении висящих на стене портретов любимого сына и внука, коим было недосуг.
Ты не заметил. Ведь тебя это не касается?
Щелк.
Еще одна секундная стрелка, дрожа, шевельнулась и рывком, словно сквозь силу, передвинулась на деление выше – прямо над головами людей, спешащих по привокзальной площади, бегущих, опрокидывающих друг друга, не замечающих друг друга, не замечающих ничего. Ведь их это не касается.
Щелк.
Одиноко опустился осенний, истерзанный гусеницами, лист на такую же сиротливую, как он, грязную, всеми забытую могильную плиту – под нею лежал безымянный и скромный слуга закона, который честно нес свою службу, серьезно веря в справедливость и в искупление преступников. Безымянный, никому не нужный, съедаемый злобными взглядами прохожих, видящих форму, но не содержание. Он пал, просто защищая мир, который, возможно, по-детски наивно любил, но слышал в спину о себе лишь проклятия и оскорбления. Потому что людей это не касалось.
Потому что их вообще ничего и никогда не касается.
Щелк.
Зеленое око светофора приветливо моргнуло, когда ты, суетливо расталкивая других прохожих руками, заспешил перейти дорогу – хоть ты и не спешил, ведь у тебя никто не умирал, у тебя не рождался сын, под могильной плитой никто не ждал твоих молитв и ты не замечал, как секундные стрелки, на самом-то деле, медленно, отчетливо медленно вгрызаются в песок времени.. Но где-то рядом, утопая в пурпурной закатной дымке, неторопливо и тяжело задвигались чугунные колокола: они обращаются к тебе и просят их послушать. Когда колокольный перезвон взрезает тишину, время стопорится, достаточно лишь захотеть услышать этот призыв, достаточно лишь остановиться и иметь в себе силы не стесняться слез, непонятно почему проступающих на глазах при этих звуках.
Кто выиграл? Кто проиграл?
Выиграл не тот, кто нажал на спусковой крючок первым.
Выиграл не тот, кто ловко обхитрил соперника в шахматной партии.
Выиграл не тот, кто получил счастливый лотерейный билет.
Выиграл тот, кто жил. Просто – жил.
Достаточно среди автомобильных гудков, гомона переплетающихся голосов, шороха асфальта под шинами и галдежом городских птиц остановиться на мгновение, чтобы услышать очень далекие, еле слышимые колокола.
Чтобы наконец-то начать жить.


Закат выгорал и раскрашивал напоследок воду в ярко-красный цвет, словно знал, что вот-вот угаснет совсем - и старался сделать это как можно красивее. Теплые лучи заходящего солнца мягко обволокли тело, лежащее на грязных, скользких ступенях, словно скрывали его от всех остальных людей. На мгновение бисеринки пыли, мельтешащие в воздухе, шелохнулись – и тело это стало легче на 21 грамм.