Долгие сумерки

          Сначала мучил вопрос "За что?", потом - "Почему? Сама себе отвечала, сама себе не верила.
          А сегодня утром легко встала и поняла, что серый комок, живший в груди больше года, растаял.
          В раскрытое окно дохнуло влажным холодом и шумом улицы. Ни то, ни другое не раздражали и это удивило.
          Болезнь подбиралась к ней исподволь. Копилась усталость, избавиться от которой помогал сон, а потом и он стал бессилен.
           Последней каплей была фраза, брошенная злобной Мартыновой:   
           - Сразу видно кто по национальности Маргулис. Лицо красивое, а тело дряблое  У всех Ваших такое тело.
           - Зато Вы королева красоты – ответила она, оделась и пошла к выходу.
           - Рабочий день еще не кончился – сладко запела Мартынова и услышала в ответ:
           - А это не твое дело!
           Ночью её знобило, трясло, а к утру увезла неотложка. Потом было три больницы, месяц лечения в клинике неврозов.  Она почти не выходила из дома, не было сил, но самое главное – желания. О работе пришлось забыть.
           Наступили сумерки, которым не было конца.
            
           Она открыла электронное письмо. На «Одноклассники» прислал сообщение Генка Цывин:
            - Здорово Евсеева! И ты здесь? Грядет грандиозное событие, а именно – пятидесятилетие нашей школы. Я в оргкомитете. За эти годы несколько раз встречал тебя в городе, но подойти не решился, ты была в школе неконтактная. Давай дружить!
            - Зря не подошел, я не кусаюсь. Да к тому же зубов своих не так много осталось. Насчет встречи не знаю пока, но дружить будем – ответила и тут же получила:
             - Соня, а ты изменилась. С тобой приятно поговорить )))
             Сразу вспомнила праздничный вечер в честь восьмого марта. Было это в девятом классе. Мальчишки постарались, и стол сами организовали, и музыку.
Она тогда первый раз надела новый сиреневый трикотажный костюм,  закрутила на затылке длинные волосы в кренделек, накрыла черной сеточкой и прикрепила её шпильками. За столом сидела в полной уверенности, что не пригласят танцевать, и вдруг услышала:
            - Потанцуем?
             Посмотрела с удивлением на стоящего рядом Гумерова – самого маленького в классе мальчика и пошла.
             - Мои ночные друзья фо - на - риииии – пел приятный баритон.
             - Жан Татлян – сказал глубокомысленно Гумеров.
             - Да? – как бы удивилась Соня
             Следующий танец прошел в молчании.
              Мальчики внесли большой ящик и объявили, что в прорезь надо бросать лотерейные билетики. Девочки подходили по одной, а кто-то громко говорил их фамилии. С другой стороны ящика выползали карандаши, линейки, тетради.  Соне досталась обложка для проездного билета. Когда розыгрыш лотереи закончился, из ящика вылез красный Гумеров и все стали хохотать.
              Классная руководительница сидела посвежевшая и чуть помолодевшая. Посвежела быть может, от белой блузочки, а помолодела от того, что мальчики приглашали её танцевать. Классная была учительницей от бога. Но было непонятно, что в ней больше удручает: убогий внешний вид или бесконечное чтение морали ученикам. То ли её сделало такой раннее вдовство, то ли она плохо относилась к фигуре, лицу и волосам и теперь они ей стали мстить. Соня иногда думала, что если она сама будет так выглядеть в тридцать лет (а классной было именно столько), то лучше удавиться. Наверно поэтому никогда в жизни не носила бесформенных блузок неопределенного цвета, туфель, похожих на домашние тапочки и юбок, напоминающих отрезок водосточной трубы. Да, еще не перевязывала волосы черной аптечной резинкой.
              В мужской половине класса резко выделялись: два гения математики – жизнерадостные хамы, один гороховый шут, тройка хохмачей. Остальных Соня относила к группе «Обычные».
              У девочек были свои яркие личности. Отличница с железным характером, русская красавица с толстой пшеничной косой, две хорошенькие интеллектуалки, простодушная зубрилка, веселая двоечница с лицом советской кинозвезды Ноны Терентьевой. На перемене математические гении чаще всего стояли около парты двоечницы. Была еще небольшая стайка девочек, которые считали себя сливками общества.
              И в той и в другой половинах были серые мышки, которых в классе никто не замечал. Себя Соня могла бы отнести к ним, но она иногда высказывала свое мнение, и её сочинения, тоже иногда, зачитывались перед классом, как лучшие.
             Поэтому она мысленно присоединилась к группе «Обычные», где у неё даже были две подружки, не то чтоб закадычные, а так – иногда в кино бегали, иногда созванивались.
              От «Сливок общества» держалась подальше. Казалось, что они не учатся в школе, а получают зарплату за то, что всех унижают. Должность, которую они занимали, называлась «Щука», она нужна была для того, чтобы караси в классе не дремали.
              Критики Соне хватало дома. Слова «можно» и «хочу» были не для неё, зато «надо» и «должна» вросли в мозг и пустили длинные корни.
              Соня закончила школу и поступила в политехнический институт. Родители хотели видеть её инженером, а не «подметайлой», по их мнению, она бы стала ею, если бы закончила институт культуры, как и хотела.
              Училась ровно, но без радости, тсутствие которой восполняла театром и книгами, да еще короткими поездками с Москву с Викой - девушкой из разряда "Со мной не пропадёшь".            
              Все сонины любовные истории, которые случились в студенческие годы, нельзя было назвать романами. Скорее всего, это были миниатюры или одностишия. Иногда они были похожи на хокку – японские трехстишия с неожиданным завершением.

              Пока готовила обед подумала, что за время болезни ни разу не была на даче. Надо уговорить мужа съездить.
              Села в кресло и уснула, а когда проснулась за окном шел дождь.
              В голове слова стали складываться в строчки:
            
              птицей взлетел ветер,
              держит в когтях листья.
              осень плетет сети,
              шагом идет лисьим.
              Она записала на листочке и подумала: Не иначе как крыша едет. А вечером добавила ещё:
              в серых тисках город,
              в мокрых носках вечер.
              может, пройдет скоро,
              если лечить нечем?
             
            В субботу поехали на дачу. Её построил отец в мае семьдесят второго. Лето было удушливое, плавился асфальт, горели леса и маленький участок земли на берегу реки дарил спасительную свежесть.
            Все лето Соня провела с бабушкой на даче, родители приезжали по выходным. Целыми днями купалась с соседскими ребятами в Волге, вечером слушали магнитофон «Романтик» или сидели на берегу.
            Здесь на дачной веранде провела свой последний август мать. Они тогда уже жили вдвоём. Обе знали, что надеяться не на что и всё-таки надеялись.
            Как-то  вечером Соня огрызнулась на мать, та требовала то одно, то другое.
            - Что же ты такая злая, доченька?
            - Мам, ну ты же понимаешь, мне уже тридцать лет, а у меня ничего нет: ни семьи, ни любимой работы и вообще…
            - Да всё у тебя ещё будет, вот увидишь.
            - Ты пойми, я всё это время прожила в страхе. Туда нельзя, сюда нельзя, Это не говори, с тем не дружи.
            - Все случилось в гостях у моего дяди. Ты тогда раскапризничалась, никого не слушала. Пять лет тебе было. А дядя сказал, мол, избаловали ребёнка, пожинать плоды будете, когда она Вас в Дом престарелых отдаст.
             - Что же Вы наделали?
             - Мы тебя любили. Веришь?
             Но Соня ничего не ответила.
             Почему? Почему? Почему не ответила?

            Когда ехали обратно муж спросил:
            - Помнишь, как наш малец тут бегал в трусиках и панамке? Хороший такой был, смышленый.
            - Почему был? Он и сейчас такой – засмеялась она
            - Эх, мать! Какого мы с тобой орла вырастили!
            - Главное то, что мы ему летать не запрещали.

             Через три года вышел сборник стихов. На обложке - женщина с зонтом, уходящая вглубь длинной аллеи. Сверху надпись- София Евсеева «Долгие сумерки». На первой странице два слова: моим родителям.