173 сигареты

Январь 2009.
Однажды он случайно оставил коммент, я случайно прочла, ответила…
Всё началось с ночного телефонного разговора. С 00:28 до 05:36. Я никогда никого так не слушала. До сих пор могу подписаться под каждым его словом. Готова поклясться, он не был ни с кем так откровенен, ни до, ни после. Мы ещё не видели друг друга, поэтому могли позволить себе просто разговаривать.
Ночь, проведённая на подоконнике в коридоре, когда из всех звуков остался голос в телефоне, а их всего движения – мигание жёлтым светофора на перекрёстке, напомнила вновь, что самое важное сказать и услышать, здесь и сейчас. И нет ничего больше. Вот и вся жизнь.
Договорились встретиться в 18:00, в центре. Опознавательный знак – книга в руках. Моя была белой, твоя – красной. Но я и так бы узнала – по глазам.
Морозный январь, минус двадцать, а внутри жаркий июль. «Мне 25 лет, а я иду по улице и улыбаюсь, как дурак. Что ты со мной делаешь?..»
Мы оба лукавили, включив луну над самыми старыми, ещё красивыми могилами кладбища своих любовей, свежие захоронения были во мраке беззвёздной ночи. Мы оба откровенно сказали, что не из тех, в кого стоит влюбляться, что всегда сами по себе, у кого одна зависимость – собственная независимость. Мы оба были слишком похожи.
О таком не принято говорить на первом свидании, но он сказал, что хочет двух дочек с глазами как у меня. Если бы они были, то не важно с чьими, ведь они у нас одинакового болотного цвета.

Февраль-Март 2009.
Ночами набираешь эсэмэски и стираешь, не отправляя, раз за разом, до утра. Улыбаешься и точно знаешь, что другой человек делает то же самое…
У каждого есть личные мечты, в которых себе самому признаёшься лишь изредка, чтоб не испортить, не осквернить словами, произнесёнными вслух. Он не боялся, благодаря этому я узнала, что детские мечты у нас одинаковые, до мелочей, вроде цвета занавесок на кухне и формы абажура.
Это не была не для кого из нас первая любовь. Мы старались быть разумными и осторожными в своих страстях. Чем дольше сдерживаешься, тем сильнее накроет, когда тормоза откажут.
Это было слишком красиво. Какая-то идеальная любовь из попсовых книжек…

Апрель 2009.
Сидели на кухне и, как чеховские герои, собирались «в Москву!», и вдруг он стал слишком серьёзным. Сказал, что научит меня, как правильно. На вопрос «а сам?», ответил что уже не успеет. Врач знакомый, не стал лгать, успокаивать, обнадёживать, сказал, сколько осталось, в месяцах, без вариантов.
Не было ни слёз, ни истерики, я просто задохнулась,  и стало темно…
Когда в книгах пишут что-то типа «в очах свет белый померк», это действительно так. Включаются какие-то глубинные механизмы, и разум отказывается принимать такую правду.
Сознание возвращалось медленно, серебристой струйкой воды в ванной. А с ним чувство непоправимого. Можно разлюбить, разойтись, разъехаться. Но всегда будет возможность начать заново. Но не в это раз.

Никак не могла найти выключатель. Тёмная квартира, без света, где нет никого.
Позвонила «другу».
- Извини меня, пожалуйста, за то, что у нас так получилось, что не получилось. Ты меня простишь?
- Даю вообще не понимаю, о чём ты. Где ты?
- На 16 этаже.
(Мне показалось, что это важнее, чем точный адрес)
- Прыгать что ли собралась?
- Подожди, сейчас посмотрю.
(Взбираюсь на подоконник, открываю окно, свешиваюсь вниз).
- Нет. Там внизу слишком много чужих машин. Они здесь совершенно не причём.
- Ты всегда была идиоткой. Счастливого полёта.
Гудки.
Он человек вежливый, через полтора часа перезвонил узнать, на каком свете я, такая непутёвая. «Всё хорошо, плавно опустилась на землю на лифте.»

(Это особое состояние сознания. Легкий флёр, накинутый на окружающую действительность.
Кажется, будто знаешь так много, слишком много. И в этой мудрости воистину много печали.
"В юном лице таятся морщины, в улыбке - усталость, в мечтах - разочарование" (Цвейг).
Но они ещё это не знают, чертят на песке свои имена, веря, что это навсегда, но набегает новая волна, и остаётся только "равняется любовь"...
Ещё один день проходит, растворяется, как сахар в горячем чае.
"Небо в улыбке закатного солнца, полное колокольного перезвона далёких звёзд" (Ремарк)
И бесконечное одиночество. Такое только люди и могут испытывать, особенно в городе, который живёт своей собственной жизнью, блестящей, красивой и равнодушной...
Закуриваю ментоловую сигарету. Потом ещё одну, и ещё, вокруг все куда-то спешат. Куда, зачем?
Странно, когда-то и мне было важно, который час, что будет завтра.
Но это ничего не изменит. Завтра будет всё как всегда, то есть, как сегодня...
Листаю какую-то книгу. Пишут про счастье.
Простое человеческое счастье. Семья, дети... Только не так это просто в реальности.
Потом он сказал, что это неизлечимо, осталось всего пару лет, он не хочет испортить мне мою молодую жизнь.
Фатум, судьба, рок. Я могу выучить китайский, научиться делать сальто-мортале, плести макраме... но я никогда не смогу продлить НАШЕ время.
Туша сигарету, непроизвольно рисую твоё имя. Вспоминаю, что не курю. Вернее, так было раньше.
Теперь этот дым - единственное, что мне осталось. Он рассеивается, как и слово "мы", самое удивительное из всех существующих.
Надо идти. В больших зелёных глазах отражаются первые звезды и невысказанный тоскливый вопрос "почему это произошло именно с нами".)

Май 2009.
Наш полёт проходил на высоте 16 этажа. Рядом были крыши, мечты, облака, звёзды. Под нами – люди, машины, земля, реальность. С небес до земли был один шаг – длинной в предложение с точно указанным количеством месяцев. Чётко.
Великий маг Земноморья ценой всего своего могущества, до капли, смог закрыть прореху в мироздании. Мы же всего лишь люди. Хоть и отдали все свои силы, но ничего не изменило, не излечило, не спасло, не отсрочило. Жизнь на пределе быстро опустошает. Нам уже нечего было дать друг другу, кроме усталости.
Ли Харпер написала, что подлинное мужество – когда точно знаешь, что проиграешь, но всё равно идёшь и делаешь, иногда выигрываешь, но очень редко. Слишком редко, мы не попали.
Мы пытались, честно. Но когда очередное утро, всё чаще и чаще, начинается с кровавых пятен на футболке, говорить, что всё будет хорошо, не просто сложно, а бессмысленно.
Отражённые иллюзии разбивают зеркало жизни. Эти осколки рвут душу на части. Что за польза от «позитивного мышления», раз оно только продляет эти негативные дни? Кто-то
должен был это прекратить. Невыносимая, бесцельная пытка. Если бы хотя бы не претворялись друг перед другом…

(Великий круг бессмысленности замкнулся, мне некуда бежать из него.
Чем больше дёргаешься, тем сильнее увязаешь в этой невыразимой глупости.
Зачем?
Я хотела быть честной. А ты говоришь  банально. Пошло. Вульгарно. Ни о чём. Бытовуха.
Играю чужую роль. Без блеска. Пресно. Вяло. А ты аплодируешь стоя.
Господи, до чего глупо. Даже уже не смешно. Всё веселье истрепалось, как шутовской потёртый колпак.
Когда последние лучи уходящего солнца гаснувшего дня окрашивают комнату в розовый цвет, мне хочется плакать. Это красиво. Невыносимо грустно. И ускользает. Буквально ползёт по стене. Надвигается мрак. Чёрный. Беспросветный. И в соседнем доме больше не зажигают огни вечерами.
Небо будто опускается на крыши, обволакивает чем-то вязким, душным, тяжёлым.
Раньше я глядела на луну и хотела летать, прям как Наташа. Ныне я вижу восковую посмертную маску. Её лик одинаков. В нём нет ничего: ни насмешки, ни сочувствия, ни презрения, ни надежды.
Равнодушие. Главный секрет нашего времени. Все наплевать на всех. И больше незачем улыбаться, в газах потухли свечи желаний.
Казалось, вот, я сделаю то-то и то-то, и тогда уж начнётся жизнь, настоящая, а не это существование. С каждым днём понимаешь – Несбыточное. И винить себя за разнузданное воображение тоже не стоит. Никто ни в чём не виноват, априори. Если мне больно, значит, какая-то часть меня так хотела, сама.
Сладкий дурман неискренней любви. Ты слишком правильно меня целуешь. Я не вижу в твоих глазах своего отражения. Ты выключаешь свет. И это уже не важно. Так проще. Ночью.
Время растягивается в жвачку. Даже часы тикают медленно. Как под заклятьем сна. Ты засыпаешь где-то. А в моих зелёных глазах озёра слёз… Кто хочет в них утонуть. Это можно. Болота для того и есть на свете.
Один любил Бога. Другой – женщину. А мне пусто.
Безысходность перетекает по кнопкам, сливается с микросхемой, через динамики заполняет комнату грустным романсом «Однообразные мелькают»…
В каждую мечту добавлена горькая отрава разочарования. Ты был таким живым и настоящим. А в тебе смерть. Мне страшно.)

Июнь 2009.
На прощание он сделал мне королевский подарок – превратил всё в легкую мелодраму. Для чая по вечерам.
Оставались последние два дня. И уже увижу его никогда, это совсем не скоро.
(Вечером я стала слышать тиканье всех часов в доме. Это непрерывное, нарастающее тик-так. От которого не спрятаться под подушку, не убежать. Будто по оголённым нервам.
Остановила свои часы, твои, разобрала будильник, отключила ноут, плиту, микроволновку… Всё то, где был лик времени было закрыто, разбито, забыто. Задёрнула наглухо шторы. Просила, умоляла, заклинала, давай не выходить отсюда, не ложиться спать, не включать радио, телефон, телевизор – и время для нас остановится в этой точке. Больше не будет ни вчера, ни завтра – одно вечное сейчас. Переход 00:00 будет отменён, заколочен, мы не будем о нём помнить, и он перестанет существовать для нас… это было идиотски глупо. Как в каком-то демотиваторе: вращаться против движения земли, чтобы отсрочить приход утра на пару секунд. Невозможно. Это не громкое слово. Это факт.
Психоз, истерика. Ты соглашаешься. Слишком легко, чтобы было похоже на правду.
Я боялась засыпать с тобой. Кто-то должен не спать, следить за стрелками часов, не позволять им перепрыгивать через наше и без того слишком маленькое время… Ты мне снился часто, и всегда мог вернуться. А вот меня в твоих снах не было…
Никак не могла успокоиться. Просто 173 сигарета, которая вообще ничего не меняет. Моя, твоя – какая разница.
От бессонницы путаются, стекают мысли, холодной водой по волосам на пол. Смотрю на потолок. Он почему-то ближе, чем раньше. Оголённые провода люстры видны слишком ясно. Разговор соседей. Неспешный, ненужный. А мы потерялись где-то… Это значит, ты меня больше не любишь?..
Мне всё казалось, что если сумею удержать тебя за руку, то это окажется дурным сном, ночным кошмаром, который привиделся, но так запомнился, что и днём не отпускает.
6 таблеток валерианки на стакан мартини. А ведь раньше помогало. Когда? Я забыла. Не было тебя ничего. Я ведь только сейчас проснулась, а ты уговариваешь поспать хоть 10 минут…
Какие-то странные провалы в памяти. В эти чёрные дыры утекают живые воспоминания. Ещё удается их выдёргивать, но уже чёрно-белыми, наполовину стёршимися…
Когда я очнулась утром не важно какого дня, тебя больше не было. Пустая квартира, чужой город, серое небо.

Человек, который хотел любви до гроба, а получил гроб до любви, всё же может считать себя удовлетворённым. Искомое в наличии, хоть и в другой последовательности.

«Спящая красавица жаловалась на принца-некрофила, который смог её поцеловать, только когда она в гробу лежала.»)

Июль 2009.
Потянулся хоровод серых дней, без лица, без времени, без дат…
Вытащило меня осложнение после обычного ОРВИ. Когда почти неделю физически больно делать простой вдох, многое переосмысливаешь.
Всё было бы хорошо, но я знаю, что ему сейчас сложнее, что я переживу, а он нет…

Потяжелела на 300 граммов, и как же от этого легко. «If you're gonna ride,Don't ride the white horse «The white horse»…

С той поры утекло много воды, слез, коньяка, виски и прочих жидкостей. Всё проходит. Это не издёвка. Это утешение.