Белый сюр

Расскажу я вам, други, о своем двадцать пятом дне рождения. Литературничать и выдумывать ничего не буду, хотите быль - слушайте. Это был день летнего солнцестояния, который я каждый год жду больше, чем Рождество.

Юбилейная днюха в Питере под опьяняющий теплый бриз с финского залива, в ожидании предстоящей самой короткой ночи… А почему она самая короткая? В Питере и так весь июнь белые ночи, без разницы - стемнеет на 15 минут или на пару часов, если вообще стемнеет. Так что та ночь предстояла не короткая и не длинная, а просто белая, как кокаиновая дорожка.

Друзья меня забрали с работы в Ленэкспо, и мы поехали на длинном белом кадиллаке кататься по Васильевскому. Французское шампанское и громкая попса с шоферского диска ввели меня в дебильное состояние расслабона, поэтому я легко поддалась на уговоры отметить днюху в клубе. Моет Шандон отдавал стрептоцидом, как будто что-то туда забодяжили, хотелось водки, но липкая атмосфера праздника пророчила Бейлиз со льдом. Поехали в «Метро», я там была первый раз. Хаотичные передвижения с этажа на этаж, смена музыкальных стилей и интерьеров клуба утомили быстро, от смеси рейва, техно, рэпа, хип-хопа и ар-эн-би меня, выросшей на классике рока и андеграунде, начинает подташнивать, мейнстрим невыносим, выхожу на улицу покурить, втыкаю в наушниках Фрэнка Заппу. Пара глубоких затяжек, не выпуская дыма, и мне вдруг чудится, что я не в Питере, а в Нью-Йорке, кругом мелькают чернокожие лица, картинки пейзажа и архитектуры приобретают графику надоевшего 3-D экшена, коверканный английский режет слух. Тут к клубу подъезжает две машины с омоновцами, здание оцепили, вход-выход закрыли. Я осталась одна, войти к друзьям уже не могла, но не очень-то и хотелось, представляя как их там уложили штабелями, фейсами на пол и шарят в поисках наркотиков.

Выхода нет. Я решаю ехать спать и ловлю такси. В машине прошу выключить галимый шансон, срубаюсь на минуту и мне снится, что такси останавливается под разведенным мостом, мы почему-то на Васильевском, хотя должны были ехать на Обводной, молчаливый смазливый бомбила лезет мне под юбку, я резко просыпаюсь и машинально спрашиваю: «Мосты развели? Как мы оказались на острове?». Шофер не знает что ответить на мой бред. Я прошу его остановиться, бросаю стольник, выхожу и понимаю, что все еще на Лиговском, но с другой стороны Невского. Захожу в просторную кафешку, вкусно пахнет, и я вспоминаю, что ничего весь день не ела, с утра опаздывала, а на работе была беготня по стендам, завтра днем опять работать, впереди еще три долгих выставочных дня. Я заказываю суп из шампиньонов, стейк, салат и сто грамм водки. Официантка немного прифигела, что стройная девушка в одиночестве решила ночью съесть слона.

Заказа я не дождалась. В ресторан зашла белая лошадь и грустно пошлепала губами над моим ухом. Я оставила тыщу на столике и вышла за лошадью. У входа стояла веселая конопатая девушка, которая тут же предложила мне покататься. «Почему бы и нет? Надо выбираться на Невский», - я дала девчонке стольник и запрыгнула на лошадь, чуть не порвав юбку. Белая ночь молоком тумана колыхалась вокруг, было приятно неспеша покачиваться в седле. И вот я уже сижу на скамейке остановки, через стекло смотрю на пустынный Невский, считая в уме сколько пилить до Казанского. Недалеко сидит бабулька и что-то бормочет про судьбу высокими абстракциями. Наваливается долгожданное чувство вселенского одиночества, я пытаюсь спросить у бабки-гадалки – когда придет любовь, но никто за метафизический базар отвечать не хочет, обнаруживаю, что уже никого вокруг нет. Я обхожу несколько раз вокруг остановки, в надежде убедиться, что это не гуахо.

Спотыкаюсь о поребрик, и как-то оказываюсь на другом конце Невского, почти у Дворцовой, но в переулок к арке не сворачиваю. Мрачные дома нависают над головой, небо наконец-то темнеет, вхожу в какую-то парадную и вижу перед собой вывеску «Сайгон», которой никогда не было. Захожу в сизый от табачного дыма зал и понимаю, что потерялась не только в пространстве, но и во времени. Из динамиков льется The End, Моррисон гипнотической нотой припечатывает меня к барному креслу, я засыпаю, роняя сигарету мимо пепельницы в стакан с серебряной текилой. Мне снится, что на сцену выходят четыре мэна, в черном и в масках, это группа Residents начинает пилить нервы и взрывать мозги зрителям, у меня начинается отходняк, хочется закидать резидюков фантиками «Мишки на севере» и сорвать маски, но жесткие секьюрити надежно сдерживают толпу, и я отступаю в тишину.

Просыпаюсь в плесневом застывшем рассветном Амстердаме, канал плещется черной мутью, меня воротит, старинный друг держит меня за руку и нашептывает речитативом слова любви, осторожно засовывая мне под язык какую-то таблетку.

Как я оказалась в больнице – не помню.