Воля к жизни

   Всё живое на судне, царстве железа и электричества, в царстве  воды и воздуха, необыкновенно ценится. Во всяком случае, мной. На старых судах обычно со временем выращивается и заводится различная зелень, будь то пальмы в кадках, кактусы в горшочках, вьюищеся лианы по подволоку (потолку) и прочая и прочая. В старые же времена, когда не было жестких санитарных правил заводили  моряки на судах и живность разную: собак, котов, обезьянок, попугаев. Это и понятно: скучно в море в долгом плавании. В наш меркантильный век, когда на судах появилось кино, видео, телефоны, интернет, спутниковая связь и телевидение на борту, как-то всё живое отодвинулось на второй план. Вот и на нашем судне «Эль Баррах», существующему уже второй год, до сих пор не появилось ни одного растения. Я только пытаюсь вырастить перец уже ровно три месяца, а он, гад, не растет, поливай не поливай. (Я сделал большую ошибку: надо было его сначала прорастить в нежных условиях, как это я сделал на предыдущем судне, а потом уже и в землю сажать. А сделал наоборот и вот настырно поливаю, таскаю с иллюминатора на иллюминатор, под солнце пристраиваю свои горшочки с семенами в африканскй земле, не хочет на волю Сережи Курочкина полудекоративный перец. А полудекоративный он потому что им можно и любоваться и есть. На предыдущем судне он красно зрел, зелено –  вызревал  и бело – цвел, и всё это одновременно. Сказочный был кустик.
   

В детстве я мечтал стать орнитологом, птицы были моё всё. Но вот стал моряком. Любовь ко всему живому, особенно к птицам, сохранил на всю жизнь. Кто самые частые гости на судне в море? Птицы. Чаще чайки. Реже – самые разные земные птушки. По белорусски птица – птушка!  Здорово звучит, ласково. По славянски. Они наши спутники и связь с землей. Птушки. Еще, правда, налетают насекомые, бабочки, но это чаще ближе к  берегу. Бывали случаи, залетали летучие мыши. Вот два из них.
   
Вышли мы из Нью-Йорка в Англию глубокой осенью. Шли дожди. На второй или третий день после отхода я вышел на верхнюю палубу через дверь в трубе машинного отделения. Под ногами увидел маленькую летучую мышь, уже дохлую. Дожди вымыли и выбили её животик, на котором четко вырисовывались четыре титечки. Вот так наглядно я получил представление о летучей мыши, как о млекопитающем животном. Вот надо же: насекомые – летают, птицы – летают, низшие животные летают, даже крокодилы летают, если верить украинским прапорщикам, «тильки нызенько-нызенько», а вот человеку бог не дал крыльев. А летучие рыбки? Другой раз летит себе крупный экземпляр и если ты не застал момент прыжка его из воды, то кажется мелкая чайка парит над водой. Да и еще финты всякие выкидывает: повороты, лавирование. По 300-500 метров так может развлекаться. И думаешь... Еще ангелы летают, но кто их видел? Я всю жизнь чувствую в этом некий дискомфорт и ущемление. Дискриминацию, если хотите. А с другой стороны, будь у нас крылья, может быть мы летали себе в небе голубом, а до звезд нам и дела бы не было. Значит весь этот порядок земной и расклад задуман и вершится не зря.
    

А вот вторая мышь летучая, залетевшая к нам уже не упомню где, была большая, величиной с белку, с крыльями-перепонками в полметра. Коричневая. Настоящий кожан. Так в Белоруссии называют таких больших мышей. Эта в потемках сошла бы и за вампира. И этот кожан оказался довольно добродушным существом. Уцепился своими лапками на крыльях за кронштейн на пожарной трубе под полубаком и висел вниз головой рядом с палубой. Отдыхал. Там его матросы и обнаружили. Передали мне. Я подошел. Присел перед ним. Кожан вполне осмысленно смотрел на меня, не пугался.  Матросы накидали ему хлеба на палубу. Были там еще кусочки яблок. Я взял один из кусочков и поднес к мордочке кожана. Вы не поверите! Он отцепился одной лапкой, взял этот кусочек яблока из моей руки и стал грызть его как ни  в чем не бывало. Я поразился. Вы часто общаетесь с летучими мышами? И я тоже. Об этих ночных существах мы мало знаем. Приписываем по незнанию всякий бред, вплоть до вампиризма. Правда, мы выяснили все-таки, что летучие мыши обладают совершенным аппаратом ориентирования в темноте. Он называется сонаром, или локатором. Теперь человек им пользуется повсеместно в самолетах, пароходах и т.д. Но это все  грубое железо и электричество. Как наш пароход. А природа, если хотите, Бог, создали такое совершнство вживе!
   
Откушав яблока, кожан стал задремывать, пленочки на его глазах затянулись. Все-таки он ночное животное. Я не стал ему мешать и удалился. Вечером кожана на месте уже не было. Мы шли недалеко от берега. Удачи тебе, кожанчик!
   

На рейде то ли Мапуто, то ли Момбаса (восточная Африка), повадился к нам по вечерам ястреб прилетать. Облюбовал грузовую мачту по правому борту, сидит себе под фонарем, греется. А назавтра под мачтой пух и перо валяется. Мелкие птички тоже прилетают на судно, на свет летят. Как и всякая мошкара. Вот тут ястреб и пирует. Несколько раз за мою практику после отхода из порта совы обнаруживались на судне. Ночуют и не знают, что едут. Подойдешь к ней на полметра, слепо глазами водит, жмурится на солнце, клювом пощелкает, улетает.
   

Шли вдоль западного побережья Марокко вверх, в Европу. Прилетели два удода. Уселись на баке, отдыхают.  Скорей всего он и она. Красивые. Одна из наших красивейших птиц перелетных. Пестрые и с приличным хохолком, похожим на головной убор римского легионера. Вот что говорит предание об удоде:


В исламе (Коран 27:20—28) и некоторых еврейских источниках (таких как «Таргум Шени» к «Книге Есфирь» и «Мидраш Мишлей», мидраш к Книге притч) удод ассоциируется с повелителем птиц и зверей царём Соломоном. Согласно легенде, однажды правитель не обнаружил удода среди своих птиц, а когда тот наконец нашёлся, то рассказал о чудесном городе Киторе и его правительнице, прекрасной царице Савской (Билкис у мусульман), поклоняющейся Солнцу. Царь отправил удода в Савскую землю с посланием к царице. В ответ на письмо женщина отправила ему богатые дары, а затем совершила визит к царю в Иерусалим.
   
Возвращались на «Дзинтари» из Красного моря на Черное. Шли вдоль Израиля. К вечеру стала нас облетывать стайка небольших птиц штук 15-20. Чуть поменьше голубя и с длинными хвостами. Так как работы по судну ешё не закончились, птицам не удавалось разместиться основательно. Их то и дело вспугивали матросы и они перелетали с места на место. Когда все затихло, я проследил за ними и обнаружил, что они оккупировали носовой фальшборт полубака, рассевшись  по периметру в ряд. Когда уже сосем стемнело я захватил фонарик и двинулся на охоту. (Днем я там успешно хотился на чаек, которым места не хватало на мачте.) Подкрался я тихо и включил фонарик. Сидят себе, некоторые заволновались, начали переминаться с ноги на ногу. Тут я и сгреб одной рукой штуки 4 под мышку. Они вели себя довольно спокойно. Убрав фонарик в карман, я двумя руками ухватил свою добычу и они как-то ладно устроились, что не сильно и сопротивлялись. Остальные, слышу, взлетели. Радостный, поволок я их в каюту. Выпустил.Они полетали и расселись кто где. Успокоились. Оказалось, что это не попугаи, как я думал, но близкий к ним вид. Коричнево-зеленые, спокойных, не кричащих попугайских расцветок, тонов. Средней длины изогнутый клюв, длинный рулёжный хвост. Что ж мне с вами делать? Взял я одного «попугая» и понес на мостик. Полюбовались совместно с штурманом и решили отпустить. Так я их и выпустил. Поутру стайка исчезла.
   

Перелетные птицы – особая тема. Их можно сравнить с моряками. Когда-то написал я стихотворение о журавлях над Средиземным морем, летящих по весне на родину. Куда-то оно затерялось. А сколько скворцов, дроздов и другой прочей мелочи перевозим мы по осени на Балтике и в Северном море. Утром встанешь – вся палуба белая, в птичьем помете. То-то «радости» и забот у боцмана!  Сколько их гибнет, разбиваясь об наши огни, тросы и веревки.
   

Голуби частые пассажиры. И часто –окольцованные. Почти ручные. Подкармливаем их, поим. Летят потом дальше.
   
В заброшенном бассейне, захламленном сажей из трубы (давно не купались) обнаружил я как-то двух бакланов. Как они туда попали? Попасть то они попали, а вылететь оттуда уже не смогли. Нет разбега. Так и многие чайки, особенно океанские битюги, волей случая оказавшиеся на палубе, не могут взлететь с неё: лапы скользят по металлу, как по льду и нет опоры, и нет разбега и ты в плену! Полез я в бассейн. Бедные мои бакланы заметались, клювами защелкали, меня по рукам несколько раз долбанули, пока я за ними гонялся. Наконец по одному подкинул вверх, отправил на этот свет, летите, рыболовы! Нет у них, оказывается вертикального взлета, но зато какой вертикальный влёт в воду, когда они охотятся за рыбой! Вы бы посмотрели!
   

Однажды к нам на «челлинджер», «Жанис Гриву», залетел сокол. И не какая-нибудь там пустельга или кобчик, а самый настоящий, королевских кровей, сокол. Может быть сапсан. Может быть балобан. Я его различил по длинному хвосту и полету. Наконец он облюбовал себе на навигационном мостике небольшую мачту метра с два высотой (на ней была оборудована спутниковая антенна, но на тот момент была снята для замены). Я стал приближаться к соколу, он снялся, полетал по судну. Я спустился на палубу ниже. Гляжу, он вернулся и опять уселся на облюбованное им место. Я поднялся и опять осторожно стал подкрадываться к соколу, не скрывая своих намерений. Сокол, вы знаете как он сидит? Он не сидит, он стоит строго вертикально и плавно поводит своей аккуратной головой влево-вправо. Короткими галсами я подобрался к нему на метра три. Тут он стал меня разглядывать в упор. Я понял: дальше мне хода нет, если я хочу с ним поближе познакомиться. Я и замер. Мощные когти обхватили стальной прут. Ноги,  в перьевых чулках до самых когтей, тоже выглядели мощно и сильно. Но больше всего впечатляла голова, вернее, ее медальный профиль. И вообще от сокола веяло силой, уверенностью и победой. Сидел он строго и величественно, если хотите. Так, наверное, цари и короли сидели на тронах.

- Маша, пойдем я тебе сокола живого покажу, - торопился я поделиться своей радостью с буфетчицей Машей.
-- А где он?
-- Наверху, на «обезьяньем» мостике.
-- Да ну его, высоко забираться – отказалась равнодушно дебелая и оплывшая Маша.   
   
Я так на нее обиделся, что и опоздал удивиться: не посмотреть на такое чудо природы! 

-- Ну и дура!
   
Не понимаю я людей, не отличающих вороны от сороки, воробья от синицы. Вот уже не повезло, так не повезло!
   

Сверчки. Вот еще одни любители-путешественники. Такой заберется в какую-нибудь щель и прославляет жизнь во всю свою свиристелку. Как-то в подволоке ЦПУ(цетральный пост управления) машинного отделения стали ковать каждый свой гимн два сверчка. Один с одного конца ЦПУ, другой с другого. И каждый день они потихоньку приближались друг к другу. Чем они там питались? Что они там пили? Неделю, наверное, токовали. Я думал: он и она. Наплодят нам скоро целый симфонический оркестр, вот весело будет! По мере приближения звуки, доносившиеся из под подволока становились глуше. И прекратились одновременно. Что это было?
   
В порту Бендер Аббас, Иран, налетала другой раз стаями саранча из Пакистана, облепляла трубороводы и конструкции, налетала на моряков, не давала на палубе работать. Володе Мануйлову надоедало это: «А вот мы тебе сейчас устроим Арктику с Антарктикой!» - и из шланга струю даст газа сжиженного (пропан-бутан) с минус 30 градусами заморозки. Мгновенно саранча превращалась в хрустальных кузнечиков и опадала с шорохом на палубу.

-- Володя, ты садист! – упрекал я Володю.
-- Они первые начали, пускай не лезут! – отбивался он.

   
На славном т/х «Моне» я приручил муху. Сновали мы по Балтике, в проливах Датских, изображали из себя химовоз (бывший сухогруз, переделанный под химовоз. Получилось уе...ще ещё то! Одно слово – УЕ: условная единица, а не химовоз.) Но там я муху и приручил. В маленький отсек машинного отделения, гордо именовавшийся ЦПУ, залетела муха. Я стоял вахту. Судно было маленькое и было только два механика: я и 2-ой. Оба несли вахты по шесть часов в море и суточные в портах. Так вот стал я приручать эту муху. Она была довольно наглая, как все их мушиное отродье, но эта самая-самая... Я заполняю журнал, а она под руку лезет, писать мешает. Думаю, как от тебя отвязаться? Мысли, прихлопнуть её, я не держал. Стал ее прикармливать. Насыпал ей хлебные крошки на стол. Затем сахарку подбросил. Это ей очень понравилось. Присосалась она своим хоботком к крупинке сахара и балдеет. Надо же, с таким счастьем и на свободе! Стал я пальцем к мухе придвигать крупинки сахара. На по первости пугалась, улетала. Затем привыкла. Просто отодвигалась, но уже не улетала. Потом я добился того, что осторожно придвигал палец, дотрагивался до нее, она только поворачивалась, но от сахара уже не отрывалась. Затем я так обнаглел, что стал пальцем дотрагиваться до спинки. Стал ее поглаживать и, похоже, ей это нравилось. Так вот мы и  подружились. Все это шло дня три-четыре. Потом она куда-то пропала. Может 2-ой механик прихлопнул?

   
А однажды, когда я еще был самый молодой на судне рыбацком «Неман», на практике, проснулся в койке с тюлененком! Как давно это было! Стояли мы на банке Джорджес у берегов Канады и принимали рыбу у промысловиков. И вот тюлененок, потерявший мамку тыкался о борт судна и жалобно мычал. Моряки пожалели, зачерпнули его большим сачком, подняли на борт и мокрого мне в постель сунули, я после ночной вахты спал. И тут, на тебе! Усатая мокрая морда мычит и лезет целоваться! А окружающим потеха, друзьям моим особенно, Валерке Эринцеву и Женьке Павлову. Так что и такие гости бывали на судне. Малыша пришлось отпустить обратно в море. Может нашлась мамка, дай то Бог!
   

О собаках, кошках, обезьянках на судне я кое-где писал, и тут повторяться не стоит. С уверенностью скажу, что там, где есть животное на судне психологический климат гораздо мягче и теплее. В долгом плавании это особенно важно. И братья наши меньшие становятся этакими судовыми психотерапевтами.

   
Была осень. На «Жанис Гриве» мы спускались на юг вдоль западного побережья северо-американского континета. Шли из канадского Ванкувера (есть еще и американский) в направлении Панамского канала. Уже проходили в районе Мексики. Мы должны были сдать в каком-то порту Никарагуа матроса, поранившего глаз. Под вечер разразилась тропическая гроза. Ночью она разошлась во всю. На палубу носа не высунешь. И все-таки я высунул. Пристроился под козырьком шлюпочной палубы и давай любоваться потоками воды, низвергавшейся с неба, со шпигатов, с козырька и  прочих конструкций надстройки. Фонари и лампы в основном освещали надстройку, палубу и немного окружающее пространство. В этом ливневом потоке я разглядел несколько птичек, летящих вслед за нами. Пока глаза привыкали к темноте я успел разглядеть еще несколько, вылетавших под свет и вновь исчезающих в обьятиях ночи, птиц. Тут очередной раз полыхнула молния. Батюшки светы! На мгновенье ослепительной белизны в окружающем водном хаосе проявились десятки, сотни белых крылатых созданий самых разных размеров и типов.
Я понял – это осенний перелет.
   

Сквозь шум грозы стал я различать и кое-какие несмелые посвисты и короткие трельки птиц. Сбились ли они из-за бури с курса и теперь следовали за нашими огнями, летели ли они обычным маршрутом  и попали в такой переплет, но и маленькие и большие птицы в одном дружном порыве упорно летели на юг. Сквозь молнии я видел, что некоторые из них пропадают в кипящем хаосе, падают в воду, другие припадают к волнам, взмывают опять вверх и продолжают свой путь. Все они в свете молний выблескивали белыми ангелами. Казалось, что хлябь небесная должна их вот-вот поглотить всех до единой, струи ливня ручьями катились с небесной горы и в этом потоке не должно было остаться ничему живому и тем не менее очередная молния открывала черный занавес ночи и белые ангелы продолжали махать и трепетать крыльями, падая в темень и опять появляясь на свет. Я не мог понять:почему они не садятся на судно, не ищут укрытия на нем, а продолжают стойко бороться с бурей? В темноте они могли разбиться при посадке. Это их отпугивало? В Северном море перелетные скворцы сотнями облепляли суда, отдыхали и летели дальше.
   

Та ночь осталась у меня в памяти как органная музыка природы, основным мотивом которой, её вселенским ритмом, мелодией, стихией была воля к жизни, любовь к жизни, слава жизни.
 

На иллюминаторе стоят два горшочка. Я упорно поливаю африканскую землю в них. Перцы продолжют отсыпаться. Но появились зеленые мхи. Жизнь продолжается.
   

И всё же почему у человека нет крыльев? А может человек, превращаясь в ангела и получает, наконец крылья? Да кто их видел...