Дармоедство

Льва Гавриловича Форточкина постоянно что-то задушевно трогало. Прямо хватало.

То кларнет Сигизмунда Апполинарича валяющийся возле манежной стойки, то вот, как сам по себе лежит и никого вокруг, то шапки эти, вечно разбросанные служителем Бирковым в фойе у раздевалки.

Хлам какой-то или сор. Другого и не скажешь: чужие собачьи шапки и мусором пылятся.

Да вот тот же баловень Жбанов, когда недоедал за собой и клал остатки в общую урну, где запах перегорченный с невыносимостью, душили всех, кто ломился случайно рядом. До невозможного портя дух и настроение.

Тьпу.

Аж, обедать желание пропадало настяж.

И Андронова Надежда тоже.

Кашляет заразой повсюду, хоть бы шарф свой нейлоновый натянула маской.

Так нет.

Прямо во все стороны бактерий пускает своих и тешится.
Эти гады парят.
Летают.
Некоторые размножаются прямо в фойе.

Уборщицу Фолеву сложили на температуру.

Гучина соплями обрастили.

Антонова сынка вовсе в горло исхрипели. Сволочи, а не бактерии.

А Миркин.

Дурной тон мимика Миркина, больше всех будил нечисть на лице Льва Гавриловича. Вот, бывает, что захочется человеку врезать.

За просто так.

Вроде и культурный человек и чистоплюйно одет и напомажен даже. И вот Миркин как раз тот самый человек, которому надо врезать. Люда Фоберже. Вот тебе история. Одно название.

Триста тысяч раз Люды говоришь, что не курят на этажах. Что не разводят в банках бычков.

Что вонь эту директор Соплов не переносит. У него понос от сигаретного дыму. И нет тебе.

Смолит, как чердачная какая пакость и рыжими патлами волнует. Глаза распучит рыбьи свои.

Из пасти дым вовсю валит.

А еще фамилью носит  - Фаберже.

Гренка дохлая, а не Люда.

Да что там. Всюду не спохватишься и нет порядков.

Лев Гаврилович поправил гавеный галстучек  пред зеркалом, достал конфетку из брючек и подмигнув себе  и конфетке, бросил фантик, как на тебе под ноги.
М-да…