Лос - Анджелеская девочка

                "ЛОС – АНДЖЕЛЕСКАЯ ДЕВОЧКА"


                Мы с тобой одной крови, ты и я.
                Джозеф Редьярд Киплинг


Собственно, это второй урок и, например,
миссис Петерсон может заинтересоваться, почему на
школьных ступенях сидит Фанни. Тринадцатилетней
Фанни после ночного поступка казалось, что все по-
лицейские собаки Лос-Анджелеса лают по ее душу.
Но страха не было. "Воскресной девочке" своих ро-
дителей не было страшно.
– Она сама полезла на нож, – Фанни не заме-
тила, как сказала это вслух. Рядом шлялась только
уличная собака без особенных дел.
– Спасибо тебе, что ты не полицейская, – по-
шутила преступница с очень серьезным лицом.
Школьный двор по-прежнему оставался пустым.
– Она не погибла, – сказала Фанни в направ-
лении собаки, уходя со ступенек.
Фанни любила свою походку. Походку белой
девочки. Походку хозяина. Будущая королева пре-
ступного мира полагала, что глупо рассуждать рано
или не рано у нее появились такие привычки. Эти
привычки позволяли существовать в мире подрост-
ков и в мире взрослых относительно спокойно. Это
значит объяснять интересующимся, что ты уже явля-
ешься хозяином чего-то. И готов защищать это сво-
им телом, духом и честью. Каждый день получая эту
4
свою долю спокойствия, Фанни не подсчитывала,
обманывает ли ее раздача. При всем этом доверяя
судьбе, девочка жила согласно с чем-то вроде кодек-
са, каждый день был бы необыкновенно пустым, ес-
ли бы Фанни не осознавала свою причастность хотя
бы к одному или двум пунктам. Каждый пункт был
важен, главный – не был общим правилом всех де-
тишек. Как сотня священников, она строго смотрела
на жизнь, но позволяла себе походку. Такая походка
не гарантировала господства над миром, Фанни это
знала. Это ее не расстраивало, ей было плевать. По
воле или помимо воли девочки это равнодушие про-
читывалось на ее лице.
"Хонда" Фанни, которую она не звала мото-
циклом, лежала на боку. Фанни промолчала. На ли-
це проступил след ненависти к неизвестному врагу.
Мать Фанни считала, что мотоцикл что-то вроде до-
машнего животного у дочери, отец Фанни благо-
склонно относился к мальчишескому увлечению до-
чери. Фанни лгала. Мотоцикл, как и она сама, при-
надлежал к небольшой армии из двух солдат. И сей-
час один воин был ранен. Второй стоял рядом и не
знал, кому мстить. Фанни не давала личного имени
мотоциклу. Мотоцикл был напарником. На дело она
его не брала. Девочка его любила. Не этот конкрет-
ный. Мотоцикл вообще. Как вообще признавала та-
кое явление в жизни ребенка, как родители. Не своих
конкретных. Пара, давшая ей жизнь, разделив дву-
спальную кровать в невинной комнате большого до-
5
ма, давно ей надоела. У Фанни нашлась мужествен-
ная извилина, чтобы понять, что окончательно и
бесповоротно. Родители не были лучшими людьми в
ее жизни. Ее родители были для нее лишь необходи-
мостью, как для нормального ребенка. С ее стороны
чувств давно не было. И Фанни, прогуливая школу,
не считала нужным скрывать свои прогулы. У нее
были свои отношения с наказанием: она показывает
ему средний палец, а оно отстает от нее. И родители
вообще ни при чем. На ее взгляд у них должно было
быть две заботы, это она сама и ее мотоцикл. Что ей
делать, если у них останется только она? Хотя бы на
какое-то время вся их неловкая забота свалится на
нее одну. Если бы железное животное могло снизой-
ти до человеческой крови, Фанни дала бы ему своей,
сделав переливание через полую сигарету. А так
пришлось взять сигарету в рот, не закурив. И сейчас
он был назван скитальцем. Имя дано раз и навсегда.
Фанни молча и спокойно смотрела на мотоцикл. Она
стояла, он лежал. Тоже молча. Мотоцикл-мечта, ко-
торый не был в неприкосновенности на ее собствен-
ной территории. Жить, чтобы защищать друга, так
водится у хороших девочек. Даже при землетрясении
стоять на двух ногах. Когда тряска разрушит все, ос-
танутся две прямостоящие ноги. С напарником бок о
бок, с напарником спина к спине, сейчас и бок, и
спина открыты. Даже в случае груды обломков на
месте мотоцикла Фанни не заплакала бы.Фанни на-
ходилась во власти гнева, она улыбалась и она не ку-
6
рила. И уличной кошке было понятно, мотоцикл не
мог упасть самостоятельно. Из океана правил Фанни
поднялся главный пункт. Один штрих, шрам, отли-
чал его от всех. Она знала, что не убьет подонка ли-
бо подонков, и знала, что справедливость требует
какого-то наказания. У девочки горело в заднице от
желания мстить. Врагу. Взять его след, словно взять
его за горло. Но враг был сильнее, потому что был
неизвестен. Может быть, это ему поможет. Он на-
топтал в ее личном пространстве и, может быть, не
будет наказан за это. Некто, нагадивший прямо на
демаркационную линию. Фанни никто не предупре-
ждал, что мир – говно. Она сама догадалась об этом.
И жить стало проще. Но с тех пор все внутренности
девочки оказались на военном положении. И сразу
же последовал первый приказ – школа. Но Фанни
оказалась плохим солдатом. Солдат, презирающий
своих командиров, опасен для армии, опасен для се-
бя. Даже для других рядовых он ежедневная непри-
ятность. Кого это волнует? Маленьких щенков, ко-
торые с недоумением смотрят на большого щенка.
Фанни не нужны волнения вокруг нее среди убогих
собратьев по классу, по школе. Хотя степень родства
можно обсудить. А впрочем, Фанни как всегда пле-
вать. Но из благородной, а может быть не очень,
любви к своей персоне, нуждающейся в этой любви,
Фанни думала о побеге. Это всегда было с ней, как
серый воздух, который она вдыхала. Фанни жила и
мысли о побеге текли по ее венам, она двигалась, по-
7
тому что в ее кровеносной системе жил ее герой –
побег. Раньше появлялись мысли, а достойна ли она
своего первого героя? Но он представился ей как
прогул и после первого раза понеслось. Фанни нача-
ла жить. Может быть, тайно от нее где-то рядом с
ней ошивался ее ангел-хранитель. Поэтому скверное
общество не причинило вреда. Правда и хранитель
ни в чем не запачкался. Фанни быстро сблизилась со
своим скверным приятелем и телохранителю, при-
сланному с неба, оставалось только смотреть и под-
сматривать, как эти двое каждый раз, когда их никто
не видел, все крепче срастались боками. Кожный по-
кров девочки не заметит, как однажды накроет дво-
их. Фанни не искала границу между собой и темным
юношей-пороком. Так человек в задымленной ком-
нате не пытается снять с себя противогаз. День и
ночь шла стройка, школьные дворцы росли и крепли,
как здоровые и страшные дети, и Фанни, оказавшая-
ся в окружении, искала выход с территории непри-
ятеля. Когда-то маленький первый шаг первокласс-
ника привел ее к ловушке. Юного волка засадили за
уроки. Математика, английский... Улыбнемся. Там
давали и другие уроки, избранным. Неофициальные
уроки каждый день выясняли, кто сильнее, учитель
или ученик, и выявляли психов. Тех, кто считал
нужным подстричь наголо и понизить в звании того,
кто первым сказал тебе: иди в школу. Им мстили на
каждой перемене. Что можно сделать в перемену?
Подраться с незнакомцем, надымить в коридоре, вы-
8
курить сигарету, посетить туалет, оставить там пару
слов, прочитать черно-белую газету (не всю), прине-
сенную с собой. Вспомнить, какой урок следующий,
литература со страстными стихами – ты их слышала
уже. Пойти туда, где стихов не декламируют.
Фанни с расстояния в два ярда смотрела на
входную дверь. Кто хочет стать пионером, освоить
первым улицу свободы, пройти по ней и дать ей свое
имя? Такого встречают изумленные аборигены. Не-
важно, раздают они дешевые призы или очень доро-
гие, они ставят на тебе знак, которого ждут многие,
он редко достается детям. И редко остается у детей –
забирают взрослые. Фанни перевела взгляд со стены
на стену, пусть попробуют. Смелее, аборигены, я
приду за наградой. Еще раз перевести свой взгляд со
стены на стену, хочу, чтобы школьная перемена не
заканчивалась. Заставляла меня думать. Что нам де-
лать, ждать провожатого или нет? Наивные советы
старшеклассников следует посылать к черту. Бой-
скаута с картой не найдешь в женском туалете. Мо-
жет быть, он ждет снаружи? Может быть, выйти и
проверить? Быть может, снаружи свежее воздух?
Сквозь который видно завтрашний день. В нем успех
маячит на горизонте, до него два дня пути, можно
доехать.
Фанни делает несколько шагов к границе и за
границей стойкого презрения, чужие преподаватели,
учащиеся, прохожие, посторонние дети становятся
отщепенцами. Фанни их всех бросила и спаслась. О
9
ней могут сказать, что она перебежчик, но это ложь.
Одна из многих о ней. Предать и найти своих для нее
не одно и тоже. Свои могут быть среди прогули-
вающих уроки. Поэтому сегодня у Фанни был ко-
роткий школьный день, в один урок.
Школьнику, гуляющему на свободе во время
занятий в школе, надо быть осторожным. Слишком
много желающих забрать у него его нелегальную
свободу. Самую сладкую свободу в мире. Слабому
школьнику хватает школьных перемен. Прогулы
нужны сильному школьнику. Именно во время
школьных прогулов смелые дети начинают подгля-
дывать за взрослой жизнью – скрываться из-за, в той
или иной степени, преступления. Проступок Фанни
был преступнее прогула. Люди в принципе скрыва-
ются от наказаний. Фанни в принципе не скрыва-
лась. Фанни в принципе ждала, когда день начнет ей
нравиться. Для этого ей не нужны серебряные дол-
лары под ногами. Достаточно голого асфальта для ее
голых ног. И доброго прохожего, ни разу никем не
пуганного, и свиста судьбы над ухом. Фанни нахму-
рилась, никто никогда не знает, о чем она свистит.
Фанни была наблюдательным человеком, но
лишнего внимания окружающим не уделяла. И тем
более на это внимание не мог рассчитывать мистер
Холмс, школьный учитель, школьный муж. Фанни
сразу увидела, что перед ней враг.
– Здравствуй, Фанни, – не было похоже, что-
бы преподавателя удивило нахождение этой школь-
10
ницы в учебное время вне школы.
– Привет, мистер Холмс, – не было похоже,
чтобы встреча обрадовала или огорчила Фанни.
Фанни мечтала разбираться в мотоциклах. Все-таки
"Хонда" мотоцикл. Было бы возможно воскресить
напарника.
Мистер Холмс смотрел на юную Фанни,
смотрел внимательно и понимал, что он, живой че-
ловек, существует для Фанни во вторую очередь, в
первую же – мотоцикл.
– Мисс, вы знаете, что ездить без шлема
опасно? – улыбнулся преподаватель. Лучше начать с
шутки. Вряд ли, конечно, девочка ее поддержит.
– Я знаю, – спокойно ответила Фанни. Ездить
ей сегодня не придется. Расхохотаться в лицо забот-
ливому человеку Фанни не позволяла совесть.
Девочка жестко взглянула на мужчину – воз-
можно, этот недоумок разбирается в движущейся
технике.
– Мистер Холмс, вы разбираетесь в мотоцик-
лах? – равнодушно поинтересовалась Фани. Она го-
това была поставить свой левый башмак на то, что
этот учитель и ширинку застегивает по инструкции.
– Нет, Фанни, я не разбираюсь в мотоциклах,
– мистер Холмс чувствовал беспомощность. Таким,
как эта девочка, бесполезно ставить плохие отметки,
их надо сразу отпускать. Но мистер начал делать
точно противоположное.
– Фанни, я хотел поговорить с тобой о твоей
11
учебе. Ты можешь учиться лучше, если захочешь. Но
вот что надо сделать, чтобы ты захотела? Фанни все
сидят на уроках, – честно говоря, больше аргументов
у учителя не было.
Мистер Холмс не ждал со стороны Фанни
оваций, но ребенок совсем не суетился в его присут-
ствии. Девочка откровенно чихала на него. Впрочем,
девочка чихала на всех сотрудников школы. Сейчас
девочка осматривала мотоцикл.
Мистеру Холмсу было сорок лет.
– Как насчет уважения к тем, кто старше тебя,
Фанни?
Он сказал это зря.
Фанни внешне осталась спокойной, а сказала
следующее:
– Мистер Холмс, я готова заплатить вам два-
дцать долларов, чтобы вы отстали от меня. Цифра
вас устраивает?
Это был логический конец беседы. Это пони-
мала Фанни. Понимал это и мистер Холмс, хотя от
волнения у него подрагивали руки.
– Я рад, что с твоим мотоциклом все в поряд-
ке, Фанни, – мистер Холмс был мужественным чело-
веком, он пытался улыбаться.
– Вас прокатить? – Фанни уже сидела на мо-
тоцикле. Оба знали, что она издевается.
Секунды три подождав, в которые должен
был бы прозвучать предполагаемый ответ, Фанни
умчалась. Преподаватель не смотрел ей в след. Даже
12
не взяв деньги, он чувствовал у себя где-то на лице
синяк от предложенной ему двадцатки. Фанни была
жестокой девочкой, когда не хотела вступать в диа-
лог с обстоятельствами. И знала, что обстоятельства
могут убивать. Они достаточно безразличны к лю-
дям. И то, что ты маленькая девочка, не обеспечива-
ет тебе за спиной агела-хранителя. Поэтому Фанни
отражала, как могла, сама все атаки. Вряд ли она не-
навидела мистера Холмса. Нет. Конечно, нет. Он не
был достоин. Человек, стоивший двадцать долларов.
Фанни ловко ставила диагнозы. Человек, стоящий
двадцать долларов, должен знать свое место. Знаете
ли вы, что галстук может помешать мнительному че-
ловеку ездить на мотоцикле? Все время кажется, что
зацепишься своим галстуком за что-нибудь на пол-
ном ходу. Фанни наряжалась своеобразно, ей очень
нравились вызов восьмидесятых и гнев девяностых,
она таскала галстук с того раза как одела. Он ей не
мешал. С каждой минутой для нас начинается новая
жизнь. Мотоцикл шел со скоростью сорок девять
миль в час. Фанни знала, что не доедет на нем до
взрослой жизни. Не сегодня. Сегодня некуда было
ехать. День приближался к своей середине. Самый
логичный путь-это путь домой. Фанни была равно-
душна к своему дому. Фанни ехала домой. Сзади ос-
тавалась равнодушная к ней улица. Фанни знала об
этом равнодушии. Она ненавидела его. Днем эти
улицы еще равнодушнее к нам, чем ночью. Что доб-
рее – день или ночь? Фанни могла бы ответить. Фан-
13
ни перестала воспринимать день, как полноценную
часть суток. В принципе Фанни и вовсе могла бы
обойтись без дней. Но после каждой ночи, после ка-
ждой темной ночи обязательно наступал день. И вре-
зал ей по лицу. Слишком светлый, слишком силь-
ный. Если бы было можно вот так, не останавлива-
ясь, доехать до следующей ночи. До следующих
долларов. И снова сквозь день и мимо него до дол-
ларов. Фанни засмеялась, проскакивая над крышкой
канализационного люка, у нее получился уверенный,
жесткий смех. Но не более уверенный и жесткий,
чем должен быть у такой девочки, на такой скорости,
в таком городе, как Лос-Анджелес. Фанни-уроженка
Лос-Анджелеса не переоценивала свой город. Дыра
посреди пустыни, пытающаяся спастись, прижима-
ясь к океану. Его конвульсии были заметны. Но он
ей нравился за свою кажущуюся простоту. Город-
обманщик. Он может убить вас, если вы ему не по-
нравитесь. Как всякий город, он щедро определял
наказание и помнил всех наказанных в лицо. И нена-
видел их скромные лица. Но девочка знала, что глав-
ное – вовремя плюнуть на него. Он не трогает тех,
кому на него плевать. Но если собрать в одну линию
все его улицы, можно дотянуться до вершины самой
большой гордыни. Только чувствуя такую гордыню,
можно ехать с тем выражением лица, что было сей-
час у Фанни.
– Быть капитаном своей жизни, – протянула
Фанни на особенно резком повороте, если ты мо-
14
жешь загрызть взрослую собаку и сожрать хотя бы
сорок процентов от нее, считай, что ты удался на
славу. И неважно, что ты только щенок; вовремя вы-
браться из колыбели – вот главная задача любого
младенца. У дамы Жизни тонкий слух, как и многое
в этом мире, твой смелый лай в подворотне будет
услышан. И вот ты в подворотне и перед тобой вы-
растает твой герой, и ты побеждаешь его, стоишь над
ним, не презирая, и обходишь его, он остается за
спиной и не опасен – твой бывший герой, повержен
и не встает, и ты больше не смотришь на него. Вроде
бы он что-то слабо кричит тебе, он очень хорошо за-
помнил твое имя и будет помнить его до смерти, на
это ушли его последние силы, но ты не хочешь слы-
шать чей-то слабый крик. Сегодня ты победитель.
Ну и что, что может быть только сегодня? Хотя бы
сегодня, как порядочный герой, не протягивать руку
павшему. Протяни, Фанни."Нет, – Фанни опять ус-
кользнула от доброты, которая делает ее слабее. В
следующий раз, хотя она знает, что "следующих ра-
зов" не бывает. Если погибшего героя надо хоро-
нить, Фанни готова подкинуть пару долларов, но
чтобы не рассчитывали на ее присутствие. Толстая
стена стоит на границе между жизнью и нежизнью,
Фанни точно знает, что обиженный призрак бывшего
героя не сможет преследовать ее. Погибшим –
смерть, оставшимся – жизнь. Теперь Фанни хозяйка.
Девочка чувствует себя как дома на своих улицах, в
каждой своей подворотне. Новый хозяин улиц реша-
15
ет, кому быть... Сможет ли он разобраться с неожи-
данно шлепнувшимся ему под ноги глупым, несча-
стным, злым ангелом, пролетевшим перед этим не
одну тысячу ярдов. Что может быть в его глазах по-
сле этого? Любовь к тебе? Медленно уходят назад
люди, образовавшие круг. Отряхнувшись от избытка
ангельских перьев, владелица улицы решает, что де-
лать.С лежащей спокойно ангельской тушей. Ангел
только сопит, он не может подняться. Ему чуть-чуть
неловко, но в целом наплевать. И Фанни наплевать,
что он не ангел. Но испытание ангелом без ангела
провести нельзя. Она жестко возьмет его за руку и
рывком поставит его на ноги. Так на улицах, где ре-
шает она, поступают с симпатичными ангелами.
Большинство вам подобных все равно не позволит
вам сдохнуть посреди улицы. Иногда нам приходит-
ся быть святыми. Какие-то глаза могут заставить нас
некоторое время принадлежать другому, честно го-
воря, несколько чужому нам виду. Мы чувствуем их
и спиной, и душой. Пока они не разбудят в нас нена-
висть к ним. И мы даже не станем ее скрывать. Мы
тоже праведны в своей ненависти. Мы встаем напро-
тив этого взора, мы не знаем, чей он, но начинаем
догадываться, кто за ним стоит. Кто хозяин. Мы та-
кие, какие есть. Никто не хочет меняться, но не все
довольны, значит, придется драться. Обстоятельства
расставили секундантов, мы представлены друг дру-
гу, мы хотим первыми убить вас и оказаться в безо-
пасности. А после вы забудете наши имена. Мы ти-
16
хие победители. Никто не должен видеть, как мы
пытаемся не поддаваться порокам. Вечером репор-
таж о происшествии покажут Господу Богу. Фанни
не верит в Бога, а он не верит в Фанни. Ну, Фанни
плюнет и пойдет по своим делам, неделя только на-
чинается... Но даже чокнутый ездок знает, однажды
кончится бензин. Куда поедем? К обрыву. Но снача-
ла швырнем белую перчатку в лицо, которому при-
надлежат вышеупомянутые глаза – оно должно нам
дуэль. Любой исход, если дуэль с Вами. С какого
возраста разрешено принимать участие в дуэлях с
окружающими по вопросам порядка? С тринадцати
можно? Разрешено с пятнадцати. Пошли к черту,
мне тринадцать! И жизнь расстелилась передо мной.
Из черного подъезда жизни выходит рефери и объ-
являет, что драка отменяется, две армии опять, по-
жав плечами, расходятся: не смогли проиграть, не
смогли победить. Война за существование продол-
жается: на школьном дворе, на мотоцикле, рассчи-
танном на двоих, на каждой улице в этом городе.
Находящемся в готовности ко всему. Война за суще-
ствование моей гордости со счетом два – ноль не в
мою пользу идет каждый день. Я, генерал в мрачном
настроении, черчу маршрут, по которому направится
моя горечь со своими товарищами. Какое мое напут-
ствие им? Забывайте родину как можно скорее. Еже-
дневно, проигравший я или победитель, я делаю
надпись на дне, которая гласит о том, что я не вы-
полняю свой долг. Каждый день разъезжаю на своем
17
мотоцикле и каждый день я проезжаю ту остановку,
на которой надо выйти и заняться собственной че-
стью. Я стыдилась бы своего умения ездить, если бы
не затормаживала по своим правилам, а не по чу-
жим. Я не остановлюсь перед старушкой и перед ре-
бенком, но никогда не перееду священное животное,
которое я же выпустила в этот город. А если пере-
еду, то покончу с собой. Наши пути связаны, мне
обязательно придется пройти по той же дороге, по
которой шло оно, определяя мои будущие маршру-
ты. Оно давно в городе и оно давно не возвращалось.
Мне не хватает его, когда оно там. Мы вдвоем оп-
равдываем мое существование, которое порядком
нуждается в оправдании. Родители могли бы оправ-
дать меня, но они ничего не знают о моем геройстве
на улице. В общем, я знаю об этом больше, прихо-
дится говорить за себя самой. Мне понятно, что слу-
чилась беда. Мое звериное существо на дороге до-
мой. Я долгу жду его и вот оно появляется. Едва не
пугает меня... Стартовая площадка загнивает. Оно
неровно дышит. Оно плохо стартует и возвращается
ко мне неудовлетворенным. Лишенным священного
статуса, обыкновенным бандитом. Возвращается
существом, которое не захламляет свою голову
представлением о святом. Не надо его искать, святое
– вокруг. В ком больше святости, в собаке, в волке
или в крысе? Кто из них священный зверь? Только
два из трех живут в городе, третий приходит и ухо-
дит, не найдя в нем лучшей жизни. Зачем он прихо-
18
дит и уходит с ножом? Чтобы было легче объяснять-
ся. Вы поняли? Вам не послышалась угроза в этом
вопросе. Кто его встречает при входе в город? Вот
этот экзамен вы не сдадите. А гонка на тему естест-
венного отбора уже стартовала: что Фанни сделает
раньше, вырастет или сядет. Ты уже взрослая девоч-
ка, решай вопрос сама. Остается снимать копии с по-
ведения взрослых, когда светит луна. Это демоны
приходят разрывать твою душу. Когда ты не знаешь
ни одного заговора от них. И вынужден, как все
гонщики, принимать предложение бессмертных по-
пробовать свои силы в их игре, забыв о том, что сам
ты смертен. Навсегда забыв. Игра с твоим участием
продолжается. Насколько ценный ты игрок, ты узна-
ешь в конце. Эта дорога будет иметь конец. Что сей-
час до зверя, то рандеву отменяется. Подожди пока,
Фанни.
Двухколесный рыцарь подвез девочку к ее
дому. Она скажет кому-то из родителей, что поспит
немного и замрет в ожидании своей ночи. Та спрыг-
нет разом на все улицы, собственно, не догадываясь,
что кто-то страшно ждет ее. Фанни очнется. Придя в
себя во тьме, она поймет, что ночь уже здесь. Никто
в доме не почувствует того, что эта встреча про-
изошла. Это Фанни получила своеобразное добро на
новую прогулку. Фанни прошла мимо окна, во мгле
сверкнуло серебро, дрожь накрыла и оставила, а
Фанни на второй раз оказалась к этому привычной.
Фанни скрыла сверкающий нож, будто была улич-
19
ным хулиганом, в одежде сбоку. Девочка очаровала
темноту своего дома. Фанни покинула комнату.
Фанни встала рядом с мотоциклом, посмотрела на
дорогу, проходящую рядом с домом. Она просто
прокатилась по пустому сонному кварталу. Произве-
дя музыку на любителя. Среди домов верно звучало
жесткое эхо.
В Лос-Анджелесе утро. В принципе весь ти-
хий город – это средних лет нормальный человек,
который притворяется сумасшедшим. И о том имеет
справку. То, что притворяется обрывами, на самом
деле это плечи, его опущенные плечи. Даже его ста-
рожилы не знают, от многих трудов или от болезни
опустились его, некогда крутые, плечи. А ползущие
по нему полицейские патрули это слезы на его зре-
лом лице. Сегодня еще будут совершаться преступ-
ления. Преступники будут притворяться больными,
жертвы будут притворяться пострадавшими в мень-
шей степени, чем это есть на самом деле. Дети будут
играть на улицах родины, высматривая в себе право-
нарушителей. У меня на присмотре есть среди них
один готовый. Который думает, что ему нечего те-
рять и этим приносит огромную пользу. Не своей
матери, чужим людям, не любящим его. Они никогда
его не полюбят. Ему еще рано это чувствовать, по-
этому он будет ошибаться. Если развивать дальше
историю какого-то маленького жителя города, надо
запастись носовыми платками, чтобы слушать, как
он взрослел. Взрослел он тяжело и быстро. Из горки
20
детского дерьма вырос человек. Этот сегодняшний
взрослый ближе к инвалидности, чем вчерашний ре-
бенок. Мы говорим о том, что мы не умеем погибать.
Случайно выстрелив в себя от превышенной дозы
обычного дня, уйти из этого мира, не досмотрев те-
лепередачу, как выйти не в ту дверь, оставив банку с
недопитым пивом мухам. Такая смерть не подходит
ковбою. И это может происходить в соседнем доме,
в соседней комнате, в соседней голове. А соседняя
голова – это голова нашей Фанни. Город-человек го-
товится встретить день. Что у Фанни общего с этим
человеком? У нее тоже встреча с этим же днем. Она
как всегда вышла из дома. Фанни сожалела, что на
ней не какая-нибудь фирменная школьная форма, со
школьной формой это было бы смешнее. Городские
путники бороздили лос-анджелеский простор. По-
путный ветер, что направлялся в будущее, осмелился
предложить ей:"Давай, Фанни, раскрой створки сво-
его маленького окошка. Ну выйди еще раз под солн-
це, под дневное небо. И Фанни, конечно, выглянет
наружу. Две секунды на мотоцикле и Фанни у шко-
лы. Дворец знаний удостоится ее презрительного
взгляда. К великому сожалению обоих, не в послед-
ний раз. Фанни задержалась перед школой, не слу-
чится ничего поворотного, если она лишнюю минуту
подышит воздухом.
Фанни не моргала, оценивая свой редкий
шанс, что плясал перед ее глазами в дрожащем зное.
Ее лицо в фас и в профиль – два фотографических
21
снимка юного хищника. Если так посмотреть на него
со стороны, тебе непонятно, научился он уже кусать-
ся или нет. Даже у твоего дома соседка через дорогу
может спросить тебя, кусал ли ты кого-нибудь? Что
ты ей ответишь? Неважно, да или нет я отвечу, в лю-
бом случае это будет признание. Признание на каме-
ры – это то, до чего ты еще не дорос, признание ин-
спектору по надзору за несовершеннолетними – вче-
рашний день. И разгребать пряди на голове сего-
дняшнего дня, запустив туда сухие руки, это то, с
чем ты вполне освоился. Фанни взяла ровными
пальцами белую сухую сигарету осуществить кол-
довство, возможно, что, покручивая ее пальцами, она
могла позвать удачу. Все желающие зрячие могли бы
видеть, что к Фанни подошла какая-то женщина.
– Фанни Гейдж, собственной персоной, –
произнесла женщина.
– Неизвестная черная женщина, которая знает
мое имя, – спокойно сказала Фанни.
Женщина и девочка смотрели друг на друга,
женщина спокойно и девочка спокойно. Обе думали
друг о друге.
– Девочка, я прошу тебя, как дочь, остано-
вись в начале.
Такое начало этого дня Фанни устраивало.
Фанни провела по женщине многозначительным
взглядом, который в лучшем случае мог бы означать:
– Как ты можешь просить меня, как мать, ес-
ли не являешься ею?
22
Та поняла.
– Я женщина с прошлым, я могла бы быть
твоей матерью."
Фанни подумала, что возможно это самая ин-
тересная встреча в ее жизни. Большая черная жен-
щина с тихой опасностью в лице.
– Интересно, какой матерью вы были бы для
меня? – Фанни не интересовало то, какая из этой
женщины мать.
Фанни больше заботило, почему она до сих
пор не арестована. Женщина, казалось, пользовалась
возможностью рассмотреть Фанни вблизи. Словно
решала, будет ли эта девочка ей дорога. Что она ре-
шила, осталось непонятным.
– Я была бы доброй матерью, – женщина вы-
нула из кармана неначатую пачку сигарет и выкину-
ла ее в близстоящую урну.
Фанни следила за ее действиями одними гла-
зами. Женщина не стала комментировать свой по-
ступок.
– Меня зовут Бэб. Я полицейская фея, – жен-
щина кивнула.
Фанни кивнула в ответ. Ей захотелось кив-
нуть еще раз, но она сдержалась.
– У меня есть мои священные места. Там, как
и везде, много грязи. Но еще никогда грязь туда не
заносил ребенок. Тот ребенок, Фанни, ты. Мне нра-
вится, что это так. Похоже, это и тебе нравится. Тебе
тринадцать лет, ты пришла и не заботишься о том,
23
чтобы делить с кем-то территорию. Такое юное лицо
и с ним ты игнорируешь старожилов, либо готова
дать им пинка. У них такие удобные задницы и твоя
юная нога не задрожит, да? Фанни, ты словно роди-
лась здесь, но забывай об этом скорее. Тебе будет
непросто забыть романтику и страх скверных острых
дел. Твоих дел. Да, тебе это нравится. А раз это нра-
вится нам обеим, с этим надо что-то делать. Фанни,
предлагаю тебе запомнить это приключение. Это хо-
рошее детское воспоминание для девочки, выросшей
хорошим человеком. Законопослушным человеком.
Так что выброси нож и никогда не пытайся добыть
пистолет. Которого у тебя еще нет, я надеюсь. По-
пробуй быть обычным ребенком в оставшееся тебе
детство. Сделай усилие. Это даже может оказаться
интересным. Только не спрашивай меня, верю ли я в
это, – женщина посмотрела в сторону.
– Я в это не верю. И наверняка знаю, что это
не так. И ты в свою очередь понимаешь, что детство
– это тюрьма. Но такая тюрьма лучше настоящей.
Впрочем, кому что нравится. Да и зачем тебе в
тюрьму? Ты все равно попытаешься сбежать. Скорее
всего удачно. Не привыкай к лишним телодвижени-
ям. Это придает суетливый вид. Нападай, если ты
хочешь есть, если отстаиваешь честь. Но если у тебя
нет веских причин делать это, остановись, – за всю
свою речь женщина ни разу не улыбнулась.
Она знала, что девчонка напротив все пре-
красно поняла. Но у нее такой видок, будто ее нож у
24
нее с собой. Дорогая девочка, спрячь его, тебя поре-
жут твоим же ножом.
– У тебя есть веские причины?
– Нет, – внешне Фанни не сомневалась в том,
что говорила.
– Ты продолжишь?
– Да, – Фанни не сомневалась в том, что она
сказала.
Фанни не было понятно, что она отстаивает.
Возможность получать дешевые доллары темными
ночами? Вряд ли. А может быть, что и эту возмож-
ность. Пистолета у Фанни не было. О чем Фанни, ес-
тественно, очень сожалела. С пистолетом человек
умнее и выше ростом. Фанни посетила мысль о том,
имеет ли ее визави при себе оружие? Чрезвычайно
приятный холодок пробежал у Фанни по спине. По-
сле этой мысли Бэб начала вызывать симпатию.
Вместо того, чтобы искать его на фигуре Бэб, Фанни
посмотрела прямо в лицо Бэб. Нравится ли ей стре-
лять в девочек? Фанни не нравилось быть мишенью.
Любую охоту на себя она готова пресечь.
– Ты входишь в жизнь через черный ход и
при этом хлопаешь дверью, – было сказано равно-
душной Бэб.
Молчание было ответом. Фанни улыбалась и
наблюдала.
– Чем ты можешь кончить, так начиная? – не
то чтобы Бэб интересовалась судьбой этой девоч-
ки...нет, она чертовски интересовалась ее судьбой.
25
Эта Фанни выкинула еще тот номер. Люди ковыряют
зубочистками в зубах, она ковыряет в кошельках
ножом. Проклятие, она совсем не смущается.
– Сдохну, как и все люди, – с меньшим рав-
нодушием Фанни говорила о погоде. А погода в
штате ее проживания портилась.
– Ты ловко орудуешь ножиком. Не увлекайся,
– Бэб правда была добра с юной белой бандиткой. Не
арестовывать же белую девочку.
– Пока я потренируюсь, – спокойно ответила
Фанни.
Бэб покачала головой, но все же одобритель-
но, а скорее восхищенно, хмыкнула.
– Жизнь наркотик и у тебя он какого-то осо-
бого вида, – честно говоря, Бэб не считала, что де-
вочка пристрастилась к этому наркотику слишком
рано. Самое время начинать пожирать жизнь со всем
ее колоритом и самое время жизни вплотную занять-
ся человеком.
– Ты моя тайна.
Это было лучшим, что слышала Фанни.
Фанни запомнила женщину. Сильный голос,
но не годится читать проповеди, но это к лучшему,
Фанни не верила ни в какого бога за ненадобностью.
Точнее верила, что бог – это лишнее. Мягкий слюн-
тяй не годится для земных дел. А она могла бы им
быть, всесильным демиургом падающих, но еще не
падших улиц – так Фанни думала про эту женщину.
Жалко, что женщина не поцеловала ее на прощание.
26
И чтобы больше никогда не делить одну дорогу.
Там, где идет Фанни, не идет никто. Полиция всегда
возникает на пути тогда, когда ты готов идти до кон-
ца. Она помогает тебе идти до конца и находить свой
конец. Фанни глянула в сторону, невдалеке как раз
проехала патрульная машина. Для Фанни это хищ-
ник, но рангом ниже ее. Но иногда они так больно
кусают. Фанни не хотела погибать. Люди делят тер-
риторию, кого-то убивают, в принципе Фанни была
готова, но умереть от пули копа просто за то, что ты
оказывала сопротивление полиции, Фанни не хотела.
Фанни не стала закуривать. Ночь начиналась с не-
робким участием Фанни. Сигаретные огни в мил-
лионах окон Лос-Анджелеса только на первый
взгляд напоминали снайперские прицелы. Это про-
сто люди курят. Фанни двигалась по тротуару своей
походкой и молчала, что было логично при отсутст-
вии спутника в ночное конченое время, с незажжен-
ной сигаретой в тяжелой юношеской руке и слегка
наклоненной набок головой. Ночное время текло ти-
хо, в соседней комнате день еще только собирался на
свою очередную вахту, когда Фанни согревала своим
боком лезвие ножа. Солнце встает и садится, и скоро
тебе четырнадцать. Если сможешь дожить, и пятна-
дцать, и шестнадцать. А в семнадцать ждет смерть.
Ты стоишь в середине, а по бокам стоят ночь и день.
Кто-нибудь из этих двоих будет вынужден убить те-
бя. Потому что так заведено. Ты вряд ли переживешь
семнадцатилетней рубеж. Добросив свое тело до
27
двух десятков, выбьешь все призы в тире. И не вол-
нуясь о реакции возбужденных зрителей, возьмешь
свой чемодан, стоящий у двери, и сама выйдешь вон.
Теперь не о чем волноваться. Ты показала свои луч-
шие фокусы. Подумать бы о пенсии, раз вечер жизни
предлагает сжатые сроки. Но дело в том, что про-
грамма сегодняшних развлечений не предусматрива-
ет пенсионные подаяния. Отсутствующий по твоему
желанию бог не будет выдавать тебе пенсию, как
мамочка карманные деньги школьнику. Остается те-
бе проклятая работа на все вечера. Уйти с работы
домой не получится. Нужные дороги закрыты, а ты
хочешь пройти и, не сводя глаз с преград, отходишь
в сторону: там строятся ряды и ты встаешь в ряд.
Равняются по далекому, уже неживому профилю ко-
го-то впереди. Ты стала членом команды: ты, твоя
рука и нож в твоей руке. Вас трое и вы пройдете.
Главный среди вас, конечно, нож. Он решает, куда
идти и у него все пропуска. Не заботясь о своем
внешнем виде, он является превосходным оружием.
Именно нож является тем оружием, которое человек
чаще всего держит в своих руках. Кто с желанием,
кто по необходимости. И довольствуются разными
ножами. Но любой нож знает, что он нож. Он готов
послужить. Всякий, даже кухонный, нож обладает
качествами телохранителя. Он сосредоточие этих
качеств. У некоторых людей ножи преданнее собак.
Осталось дать им клички. Такие ножи будут отзы-
ваться на свои имена и любить своих хозяев сталь-
28
ными сердцами ножей. Может быть, однажды они
станут членами их семей. И когда-нибудь станут
гражданами. И всегда лучше всего будут проявлять
себя на улицах. Вот так, люди. Нож в любых руках
остается ножом. Посмотрите, что они делают на
улице. Органически непослушны. Зная это, Фанни не
церемонилась со своим. Вряд ли партнеры. Нож –
слуга. Девочка уже увидела эту юную женщину.
Фанни еле заметно улыбнулась, работа есть. Сейчас
она не подумала о том, что она опаснее любого но-
жа. Женщина выиграла в лотерею и ее приз уже идет
к ней. Неважно, сколько мне лет, я все равно могу
грабить. И не стоит вопрос, что важнее, процесс или
результат. Все важно. Как выбрать для короткого
танца напарника, который станцует партию жертвы?
Естественно, по запаху. Что это значит? Нюхайте.
Мы не в лесу, это город, улица, принюхиваться с не-
скольких ярдов – это для человека. Любой со сред-
ним обонянием все поймет про своего визави. Как
псы выясняют, кто сука, кто кобель, так люди узна-
ют, кто обидчик, кто жертва. У Фанни обоняние
лучше среднего. А вот у юной женщины оно парши-
вое и Фанни ее не помиловала.
– Аккуратно дай мне деньги, – Фанни знала,
как это, когда к твоей шее прижимают нож и острая
сторона лезвия ближе к тебе, чем что бы то ни было
на свете. Фанни знала, потому что прикладывала
этот нож к своей, нож хотел убить, хоть и был при-
ставлен собственной дружеской рукой, и знала, ка-
29
ково этой девушке, она сама затачивала нож.
Взять деньги не составило труда. Вот и все,
деньги у тебя, после этого, как правило, ничего не
бывает. Про себя Фанни горько усмехнулась. Под-
считала – забыла.
– И теперь иди в другую сторону, – Фанни
сказала это так, будто была лучшей подругой за-
мерзшей посреди улицы девицы. Та не поняла.
– Почему?
– Потому, что эта сторона улицы моя, – Фан-
ни, может быть, поболтала бы еще, но у нее не было
собеседника. Девушка была послушной, но тупой.
Фанни все надоело и нужно было уходить.
Никогда не поворачиваться спиной к гражда-
нам и под страхом смертной казни не поворачивать-
ся спиной к гражданам, только что лишившимся хо-
тя бы части своего милого имущества, пусть не-
большого, но им обидно или слишком страшно. Нож
в руке Фанни уже заснул. Фанни подождала, пока
девушка отойдет на двадцать шагов и прошептала:
"Посвящается Бэб".
Рабочий день кончился, клерк встал из-за
стола и идет к выходу из помещения, в котором по-
тушены лампы. У директора горит свет, но директор
не существует, если ты его не признаешь. Он может
доказывать тебе свое существование, работая сверх-
урочно, он кончит самоубийством, в его кабинете
еще весь следующий день будет гореть свет. Никто
из живущих в трудовом коллективе туда не зайдет.
30
Ты сможешь десять раз бросить работу, прежде чем
и он, наконец, погаснет. Дальше короткое расследо-
вание, которое ничего не даст. Корова, которая не
может дать молока, стесняется себя. Детективы –
скромные люди. В большом доме детектива и его
расследование всегда селят в самую маленькую ком-
нату. Детектив согласен, расследование капризнича-
ет. Детектив танцует перед расследованием, напоми-
нает ему о некоем директоре, но оно не выяснит, в
чем был смысл его жизни, не выяснит страшную
правду, что смысла не было, и был ли ты здесь или
тебя не было. Что вполне тебя устраивает. Как доб-
роволец получишь от следствия значок на память.
Которого станешь стыдиться и который не покажешь
ни детям, ни внукам. Ни нынешним своим совре-
менникам. Подумаешь и отправишься на розыски
нового директора. Детство пройдет, найдешь долж-
ность. Теперь ты почти взрослый. Стреляйся, если
сможешь! Наведи порядок вокруг себя и, может
быть, вокруг других неудачников. Умрешь молодым
и безнаказанным. Вот я не могу покончить с собой и
вынужденно живу со своими бредами. Но в момент
просветления, пока я в своем уме... Слушай, послу-
шай совета. Если пальцы нашли гашетку, подумай,
прежде чем не делать это. Разводись. О браке с ми-
ром не горюй. Зачем тебе одинокие года суровой
жизни? В центре мира и на его окраинах сам с собой
путешествуешь от пункта А к пункту Б, громко заяв-
ляя, что ты против ношения огнестрельного оружия.
31
Как потом посмотришь в лицо своему пистолету?
Думаешь, что, конечно же, он одобрит эту военную
хитрость с твоей стороны? С его характером стрелка
не смиряются с разочарованием. Ты разочаруешь
его. Не дождавшись работы, он просто плюнет в
твою сторону. Тебе надо быть отвергнутым собст-
венным оружием? В мире действует круговая пору-
ка. Ты больше не встретишь взаимность в ожесто-
чившихся глазах ни у одного пистолета. Догадыва-
ешься, что ожесточившихся по твоей вине? Отверг-
нутый металлическими приятелями, вынужден
шляться по отдаленным барам, заменяя спортивный
полувоенный досуг жёлтеньким мамочкиным пой-
лом. И от бара до бара лежит дорога правды, когда
ты выбираешь путь, потому что в заведении за твоей
спиной больше не наливают. Плакать с открытыми
глазами по этому поводу стало привычкой. В твои
семнадцать лет. Ты, друг, состарился и стал истери-
ком. Выхода больше нет, жизнь со всех сторон, а
ведь тебе было предложено избавиться от нее. Как
начинается твой день? Так же, как у многих: ты уз-
наешь, что в команду везунчиков закончен набор, но
ты можешь быть запасным около основного состава.
А когда кого-то уберут из основного состава и поса-
дят в запас, ты, именно ты, можешь не вставать со
своего места, которое так прилипло к твоему заду,
что приподнимается вместе с тобой, потому что тебя
не позовут. Нет, не пригласят в желаемое общество
состоявшихся героев, решившихся самоубийц. По-
32
шли меня, если так желаешь жить. Но ты колеблешь-
ся. Я беспокойный чёрт в светлых оттенках твоей
печали и не помощник на перекрестке, когда ты
хрюкаешь на все четыре стороны. Но, может быть,
это имитация призыва о помощи? Ты поставлен в
угол чужой матерью, я вижу, что ты смирился. Це-
почка ночей горит в тумане между обитаемыми ост-
ровами в твоем мозге. Чтобы посетить их, мне надо
приложить усилия. А тебе вспомнить, где они нахо-
дятся. Но взявшись за руки, мы найдем дорогу в по-
ля блаженных. По-моему, я уговорила поколение.
Молодежь кивает головой и остается жить.
Оборачиваешься в их сторону и видишь, что они со-
бираются в колонну под знамя живых. Они строго
следят за тем, чтобы среди них не затесались поме-
ченные гниением. Но ты обманешь их, ребенок с
тайной. Носишь в груди заразу и лжешь доктору, что
это легкая температура. И избегаешь рук матери, ко-
торые сразу все выяснят. Но на улице любой может
притронуться к тебе и тебя сразу узнают.
Ты опознанный преступник. Кричи, полдень
сбрасывает гири в нескольких дюймах от твоей го-
ловы. И дело не в том, что в прошлом ты не заплатил
в каком-то баре. Твоя проблема в том, что иногда ты
бываешь вооруженным грабителем. И твой адвокат
мчится к тебе, как ангел-хранитель, опаздывающий
на божье причастие. Клиент, пойманный врасплох, в
его глазах невинен, как младенец. И как младенец в
горящей колыбели, ты слегка испуган, но он уладит
33
твои проблемы и объяснит тебе, что все проходит и
твой плохой день пройдет, оставив тебе тени под
глазами, но не посадив тебя. Вон они, арестанты, ма-
ленькие пончики, съедаемые на улицах, уже не для
них. Мы сами там стоять не будем.
Это был твой план, выбрать ночь, чтобы жить
в ней. Показаться в ночи анфас и в профиль. Быстро
вынуть нож, продемонстрировать его простым со-
вам, которые летают за простыми мышами, простым
людям, которые носятся за простой ночной бутыл-
кой, сказать "привет" перед своим исчезновением и
перенестись в день. В котором тебя не смогут найти.
Подальше от места, где преступление пыталось взять
твою руку в свою. Где это у него получилось.
Вот что стояло, как ряды солдат, за лицом
Фанни. Спокойным, мужественным лицом. Бэб на-
шла это лицо посреди дневного Лос-Анджелеса, оно
было абсолютно невиновным, незнающим, что такое
бодрствовать ночью. Заботы об уроках обрамляли
его, школьная форма не на теле, но в голове – ночная
злодейка вложила нож в чехол и отложила его в сто-
рону – Фанни занималась школьными делами. Пода-
вив зевок, маленькая Фанни положила ладонь на
спину своего мотоцикла, ее надо было бы сфотогра-
фировать, ей понравился бы снимок. Но Бэб не была
фотографом. Официально и неофициально она зани-
малась другой практикой. Наверно, эта практика еще
больше понравилась бы Фанни.
В жизни любого взрослого много детей, но
34
дорогой ребенок один. Возле школы находилось
множество детей, но было слишком явно то, что Бэб
плевать на них. Она смотрела только на Фанни.
– Набираетесь знаний? – Бэб повела головой в
сторону детей.
– Под завязку, – ответил кто-то из них и ока-
зался Фанни.
О, дети, вы сводите с ума мир.
– Не боишься однажды пересечься здесь с
моими родителями? – Фанни походила на генерала,
допрашивающего солдата.
– Мне плевать на всех родителей, если какой-
то ребенок не слушается, – спокойно отрапортовала
Бэб.
Если поведение Фанни кого-то касается, то
это Бэб. Сама Фанни догадывалась о праве женщины
на нее. Так приходит второй хозяин и твоя жизнь на-
чинает оглядываться на вас двоих, не зная, кому
принадлежать. Блудливый пес – твоя жизнь видит
одним глазом, поэтому активно принюхивается к
коже. Сколько информации может сообщить простая
кожа. Если обладатель много работает, то потеет.
Хорошо, если она соленая. Фанни принюхивалась и
принюхивалась. Потеют от страха и боли, вызванной
желанием или раной. Потеют, когда рана заживает
или когда она долго не затягивается. И грязь с мусо-
ром попадают в нее. Сильно потеют от страха и вол-
нения, проходя через пропускной пункт на пути к
чужому телу. Люди обливаются потом, звери тоже,
35
ожидая, что решат глаза напротив. Мир залит потом.
В девяноста девяти своих процентах незаметным.
Пот скрывают чаще, чем слезы. Он теперь редкое
проявление закрытого существа, стоящего под одеж-
дой. На которой где-то остался бесценный один про-
цент. Для всех заметный. С расстояния странного
взгляда я касаюсь тебя ноздрями, ты не можешь
вздрогнуть, потому что чувствую только я, что на-
хожу твой запах. Я отдыхаю, добравшись до лаком-
ства. Слизывая соль с пришельца, глотать соленую
слюну и тебе кажется, что вечный господин твоего
желудка – голод находит свой конец. В середине
школьного дня, посреди полного двора Фанни шла
генеральская форма. Шли погоны. Как будто Фанни
ее всю жизнь носила. Носила, когда впервые окинула
этот мир внимательным взглядом, когда первый раз
садилась на мотоцикл, когда не останавливалась пе-
ред прохожими, когда поняла, что школа для других,
когда увидела в ноже друга. Некоторые люди рож-
даются генералами, чтобы кому-то доставалось быть
солдатами в их армиях – и знают об этом. Фанни
смотрела на жизнь так, словно была назначена бос-
сом на ближайший час. Это значит она готова защи-
щать каждого полковника, майора, капитана, стар-
шину, сержанта, капрала и каждого рядового. И даже
дежурного за каким-нибудь стеклом. И Фанни тер-
пимо отнеслась к лейтенанту. Она представила сво-
ему суду и оправдала его звание. Ее присяжные по-
зволили лейтенанту задавать ей вопросы. Фанни го-
36
товилась отвечать.
– Как сегодняшняя прогулка? – Бэб очень
доброжелательно смотрела на Фанни. Так Фанни
смотрела на ночную девицу.
– А как она со стороны? – ее друг из полиции
присматривает за ней. Фанни была не против. Весело
жить на грани ареста. Даже если ареста не будет, это
похоже на взрослую жизнь.
Бэб понимала, что девочка пока развлекается.
Важно то, насколько это девочке нравится. Бэб по-
смотрела в сторону.
– Тебе нужен ангел-хранитель? – она надея-
лась на определенный ответ. Пусть уж все так ис-
кривлено, дети вскрывают взрослых, которые сами
были разными детьми. Этот поганый круговорот нам
не сейчас остановить. Фанни все равно продолжит,
не посмотрит на Бэб...– Я прикрою тебя.
– Нужен, – коротко ответила Фанни. Процесс
пошел...
Двое людей договорились о преступлении.
Девочка договорилась о страховке на каждую ночь,
каким-то образом она понимала, что Бэб не спит по
ночам ради ее безопасности, женщина договорилась
о каких-то странных ночных дежурствах и дала ей
добро на это маленькая девочка. И каждый сам со-
вершит свое преступление у себя в душе. Молча.
Они разошлись и поодиночке встретили смерть этого
дня. И зачем-то обе остались живы в его конце. И
еще в конце многих дней Фанни оставалась жива.
37
Еще несколько раз Фанни говорила "дай" и получала
то, что было у других – немного денег. Люди глота-
ли комья страха. Никому не хотелось, чтобы беше-
ный ребенок выкинул его из жизни. Фанни вела себя
уверенно и ей не было стыдно. А те люди, кому-то из
них после было неловко за то, что они не попробова-
ли оказать сопротивление, если полиции сопротив-
ляться –плохо, то Фанни сопротивляться – хорошо, а
кто-то был счастлив, что ему не оцарапали шкуру.
Нож у Фанни был серьезный. А Фанни уже шла в
другую сторону к своему теоретическому жилищу,
но мимо него, чтобы не привести туда любопытных.
Фанни вернулась к обычному "посвящению
Джо..."Сказав "посвящается Джо, девочке, которая
была, как мальчик, Фанни перебивала собственный
запах. Это было необходимо. Она очень реальное
лицо и не пыталась походить на пошлый ночной
призрак. Но ночь не без призрака.
Бэб, служебная собака в штатском, не тяготи-
лась своим полицейским нутром, но она своими ка-
рими глазами видела то, что видела и встала не на-
против Фанни, а рядом с ней. И уже почти вынула
свое служебное оружие. Чтобы, если появятся пре-
следователи Фанни, стать их врагом. Смертный те-
лохранитель, если он честный, хорош тем, что зная
о том, что смертен, не ждет второго шанса. Спокой-
но, не волнуясь, вырывает собственное сердце и ки-
дает его своему протеже, если у того останавливает-
ся его сердце. На этом миссия не закончена, еще есть
38
улыбка на прощание. Преподать урок сосунку, как
надо улыбаться перед смертью. Если придется, Фан-
ни улыбнется ярко. Таково последнее напутствие де-
тенышу. Он еще ничего не умеет, а ты уже погиба-
ешь. Будучи полуживым, еще принюхиваться, при-
ближаются ли враги. А полуживой – это почти жи-
вой. Когда ты живой, это как полный магазин патро-
нов. Загадывать загадки врагам с каждым патроном,
который патрон последний. Загадывать загадку себе
и ребенку, после которого патрона он останется
один? Бэб не хочет рассчитывать на счастливую
обойму, которая никогда не пустеет. Что-то, скры-
вающееся под жизненным опытом, говорило, что там
будет пусто. Поэтому Бэб не телохранитель Фанни,
она существо, которому тоже надо защищаться.
Умело или не очень, но так, как не учат в полиции.
Что она и делала. Зачастую кого-то пугая, порой пу-
гая себя. Почуяв незнакомый запах, Бэб автоматиче-
ски снимала оружие с предохранителя. Устав идти
весь день к порядку во всей Америке, Бэб села на
бордюр, возле люка, ведущего в глубину городской
канализации. Бэб говорила себе и тьме:
– Случается так, что в семье появляется юный
волк. Вполне возможно, что однажды он начнет выть
на луну. Одинокий и настойчивый...
Сигарета Бэб горела и руки ничего не могли
сделать.–Я бывший пес, я ныне волк, я должна по-
мочь. Но я из другой стаи, стая будет против. Моя
39
стая заседает по кабинетам, давно с человеческими
лицами. Волчонок не узнает ни одного похожего на
себя. Современный волчонок будет выть, пока не
вырастет. К нему нельзя подходить ни мне, ни кому-
то другому. Он что-то вроде прокаженного, пока
растет, пока не решится вырасти. Пока он, взрослый,
не выйдет к людям, сидящим кружочком. Будучи
тайной, он видит, эти люди сидят на своем оружии.
Выйти для того, чтобы драться и не выжить."
Сигарета горела, но женщина не подносила ее
к своему рту. Голова на, казалось бы вечной, шее
клонилась и немела, и Бэб рассматривала собствен-
ную грудь. Ночь насиловала совсем чужую ей жен-
щину, Бэб молча крепилась и ее собственная сигаре-
та светилась как будто в миле от нее. Когда ночь ус-
покоится, Бэб встанет и пойдет, чтобы служить и
защищать. Только чему служить и кого защищать?
Если не спасен единственный человек, чья жизнь
решает все. Она не хочет спасаться, Фанни не хочет.
Фанни выбрала улицу или улица выбрала ее, но те-
перь Фанни там. По сути ведет войну, куда не пишут
родители. И оставить бой она согласится только бу-
дучи мертвой. Регулярные, но недолгие промежутки
во время которых бойцы думают о том, как же все-
таки победить. Частые и сытые приемы пищи и нуж-
ны следующие порции. Ножи не успевают притуп-
ляться, их снова и снова затачивают о ленивые тела,
но опять не дают им крови, добытой ими же. Металл
копит в себе напряжение. Но люди держат круг и на-
40
нести кровавый удар не получается. И тогда людей
начинают выдергивать из круга. Может быть, это
предательство среди своих. Все собаки по сути волки
и у каждой в прошлом где-то зарыты зубы. И каждая
точно помнит место. Каждая однажды поведет туда
своих щенков. Если сейчас любую из них призвать в
ряды четырехлапого ополчения, она оскалится в знак
согласия. Сейчас они сидят перед нами на задних
лапах и мы не можем спокойно есть. Они всегда ос-
калятся в знак безоговорочного согласия. Они столь
милы и у всех в умелых лапах что-то вроде огне-
стрельного оружия, а за нами стена. Мы стоим у
стенки. Как сказал сегодня кто-то, наша еда в поряд-
ке. Мы смотрим на них, сможем ли мы сами закон-
чить обед?
Бэб поднялась. Опять ничья. Бэб съела оста-
ток своей сигареты. Это не то чтобы упрек, но обед
выигран, сражение нет. Мое тело готово встать на
четыре лапы. Но я не готова бегать на четвереньках.
Я собираюсь стоять прямо, даже когда человеческие
воплощения обстоятельств будут сгибать меня где-
то в районе поясницы. И я не дам согнуться всякому,
до кого смогу дотянуться. И в первую очередь не
дам согнуться Фанни. Она глядит на меня, мне ка-
жется, она следует моему примеру. Но это Бэб сле-
довала примеру Фанни. Время от времени опускаясь
на все конечности, пробуя стать волком, чтобы Фан-
ни признала ее своей. Оказаться в компании Фанни с
ее разрешения на день или два дня, наблюдать ее со-
41
всем вблизи, ее реакцию на тебя, глаза, дающие ко-
манду, каждый жест понимать как приказ. Быть в
стае Фанни, где Фанни вожак и рядовые, на любом
положении, охотиться бок о бок, я, Бэб, не хочу ду-
мать, что для меня это преступление, и дотронуться
до нее, стоящей рядом с ее законной, я дала закон,
добычей. Я только тяну носом. Фанни не поделится
человеком, живым и ограбленным, но она не зароет
его в укромном месте, так что у него всегда можно
спросить, как это, когда тебя грабит Фанни. Это по-
хоже на укус уличного пса. Ты вдруг видишь его в
толпе. По сути своей сильное животное, которое
смирилось со своим неприличием, но не сумело рас-
статься с природной наглостью. Ты еще надеешься,
но уже понимаешь, что он идет именно к тебе. Идет
неторопливо и продуманно, и каждое его движение
было много раз отрепетировано в таких, как эта, си-
туациях, в уличных собачьих схватках, в мыслях его
матери, кормившей его своим второсортным моло-
ком, которая провела всю жизнь на улице. И пес по-
шел в нее. Его обязанности перед улицей держат его
в состоянии агрессии. Один, другой, третий и все его
враги, одна, другая, третья драки – пока он чудом
победитель. Со сдвинутыми худыми лопатками он
выходит из тени, чувствуя за спиной остывающий
бой. Не всегда он там, как дома. Хоровод из снисхо-
дительных лиц скоро закружится. Не надо смотреть
презрительно, его может победить только такой же,
как он сам. Не ты. Пока он бегает. Ему не просто
42
приходится в жизни. Он выбирал и выбрал. Он ждет
от тебя покорности. Что-то в тебе говорит ему, что
не напрасно. Он решает ускорить дело.
– Я не знаю, человек, что ты можешь предло-
жить мне, поэтому я сам возьму то, что мне нужно.
Вы, двое на улице! Агрессор и жертва, стоите
один подле другого и совершаете вечное действие
грабежа. Вечная история, простая, как дневной свет.
Одинаковая и днем, и ночью. Уличный пес с одним
богатством, блохами, разжился редкой жирной
жертвой. Дурацкая пара, все это понимают. Ему не-
привычно стоять рядом с человеком и неприятно, но
твоя покорность награждает его за смелость. Он лег-
ко берет твое, нечто, что только что было твоим, и
отворачивается от тебя, не благодаря за ту услугу,
которую ты, неожиданно для самого себя, оказал ему
посреди улицы, и еще, он презирает тебя.
Бэб, наблюдая это со стороны, не жалеет ни
того, ни другого. Вмешиваться в это она не будет. Ее
пистолет и ее порядок смотрят в другую сторону. А
она смотрит на друга, этот пес ее друг. Тот самый
пес, которого зовут Фанни. Если ему выбирать, уку-
сить воздух или другое животное, Бэб точно знает,
что он выберет. Что предпочтет вся стая, что называ-
ется Фанни. У каждой улицы есть свой подросток,
нашедший кастет или смастеривший его самостоя-
тельно, приготовивший его для всех знакомых и тем
более незнакомых. Еще точнее, нашедший правду
жизни. Он стоит, расставив ноги, в конце улицы,
43
чуть наклонив голову, и ждет заката. На него идет
гроза, его сверстники зевают по домам, какие-то чи-
тают библию, он подсчитывает свои шансы победить
грозу. Он копит надежду на то, что еще раз вернется
домой. Не многие, но такие же, как он, делают то же
самое на разных улицах. Улицы, замотанные самыми
разными событиями, подустали от смелых и воору-
женных. И неожиданная ревизия среди своих шансов
расставляет все на свои места. Один готовится уви-
деть маму, другой говорит "прощай" надежде. Очень
часто один из нескольких не возвращается в свою
комнату. Если он еще жив, попробуйте поискать его
среди псов, что толкутся возле людей. Но они все
равно герои. Домашние дети у телевизоров твердо
это знают. Погибающие и выживающие юные герои
подают пример не вечной, но правильной жизни.
Пробовать себя на улице – это правильно. Слушать
кого-то инакомыслящего надо меньше. Спрашивать
разрешения не имеет смысла, ты все уже решил для
себя. Если ты будешь правильным или очень непра-
вильным, то получишь по ордену на каждую сторону
груди и одного – двух приятелей с многообещаю-
щими наклонностями. Это будет хорошо смотреться
с твоей многообещающей наследственностью. В ко-
торую нассали волки. И так образуются команды, и
так образуются стаи...хороших людей: невысокий
плотный блондин, худой брюнет и синие глаза того,
кто справа от него, рыжий лидер – он преступник –
объединивший в себе худшие и лучшие – сильней-
44
шие черты блондина и брюнета, и дальше острые
носы, пушистые или прилизанные челки, битые бро-
ви и губы в шрамах, колени и локти, по правде,
единственное оружие, которым они располагают.
Все эти смелые ребята уже однажды умерли и теперь
ничего не боятся. По-умненькому о них можно ска-
зать, что они не контактны. Кого одобрят, кого обре-
кут, а кто никогда не найдет их в мировой истории.
Для Бэб вопрос стоит просто – если примет Фанни,
то примет и стая. Стая не стала обременять себя на-
званием, называй ее как хочешь, называй по имени
любимого члена. Главное в смысле. Вариант семьи,
бегающей на просторах города. Бэб нужна, чтобы
защитить семью и, если не получится, встретиться с
ее последним членом, которому ей будет надо ска-
зать "ты доигрался. Объявив приговор, не забыть вы-
тереть слезы. Если они прольются, что, к сожале-
нию, маловероятно. Осталась Фанни. На нее можно
положиться. Что плакать не будет. Бэб не придется
тереть щеки малышу. Стая будет вечно бежать и
жить. Но такие дети, это как скачки электроэнергии,
неправильные, слишком сильные. По нормальной
логике вещей дети лично невиновны. Тот невиновен
и тот, и тот невиновен. Вероятно, город заставляет
корчить из себя героев. Без всякой радости. А скорбь
начинает постигаться. Надо поговорить об этом с
Фанни. Бэб схватила Фанни на просторах ее же тер-
ритории. Фанни не изумилась, столкнувшись с этим
препятствием.
45
– Давай, расскажи, кто виноват в том, что
происходит, ты или город? – у Бэб по крайней мере
была возможность послушать Фанни.
Фанни заговорила:
– Город похож на твое домашнее животное.
Собаку. У него есть голова, четыре лапы, хвост. Час-
то он царапает своими нестриженными когтями
твою, ни к чему не готовую, душу, выдирая тебя из
твоей белой, ненадежной кожи. Преданный пес, не
дающий спать своему хозяину. Гоняющий его сны, и
видения рая, и кошмары. А его тупой нос холоднее
твоих слез, когда ты плачешь о жизни, уходящей от
тебя по многочисленным скоростным магистралям.
Она всегда в специальных ботинках для скоростной
ходьбы. Ты не догонишь. И для тебя он не побежит
по ее следу, пахучему из-за избытка у жизни колори-
та. И ты всегда занимаешь не то место. Между его
задними лапами тебя могут убить и своим хвостом
он выметет тебя вон. Я поставила на то, что у него не
получится.
Фанни молча сглотнула. Бэб видела и движе-
ние горла, и нежную белую шерсть сегодняшнего
ягненка, верить или не верить девочке, которая мо-
жет выглядеть как современный волк, вопрос доброй
воли.
– Мне не страшно погибнуть в этом городе и
в этом возрасте.
Фанни играла незажженной сигаретой, пока
Бэб не взяла ее у нее и не закурила. Играть больше
46
нечем, но кто поможет отсрочить смерть, все чаще
стоящую напротив?
– Я хочу, чтобы он обнял меня своими перед-
ними лапами. Приблизил к пасти, я узнаю ее запах.
Лучший запах в моей короткой жизни. Там останется
моя голова, самостоятельно, когда остальное тело
отправится за приключениями.
– Неправильно, Фанни, – жестко сказала Бэб,
стоя в дыме сигареты.
Проступая сквозь туман от сигареты, как бог
сквозь облака.
– Что неправильно?- Фанни равнодушно, без
надежды взглянула на Бэб.
– Я могу представить тебя верхом на шее, но
не хочу представлять тебя умирающей под псом.
– Зато пес может это представить.
Суровость Фанни достигла апогея. Нож мо-
ментально это почуял, "я готов", "я готов", "я готов"
понеслось к Фанни. И Фанни хотела бы быть глухой,
но тому, "кто готов", не нужен слух, а соскучившие-
ся мысли открыты ему. Фанни опустилась на кор-
точки и, пропустив правую руку меж колен, начала
указательным пальцем выводить "нож" на асфальте.
Девочка в общем не заботилась о почерке. Фанни
смотрела точно на то, что выводила. Бэб некоторое
время читала по ее пальцу и смотрела, часто перево-
дя взгляд, то на макушку Фанни, то на палец. В об-
щий смысл Бэб проникла. Злая или добрая Фанни
ничего не написала между строк.
47
– Мотай отсюда со своим ножиком, – рявк-
нула Бэб.
Фанни красиво прищурилась на Бэб. Нож, как
третий участник беседы, расстроился, немой, не ве-
рящий в разговоры, деловой, отдающийся действию.
Фанни промолчала о нем, не достала его. Теперь он
вправе ждать подарка. Сильнее холодить верный
бок, на большее тепло намекать. Он прислушался...В
окружающем мире происходят изменения. Добрая
Бэб унеслась, как дым. Как ангел может покинуть во
время молитвы. Молящийся покидает место, най-
денное им для молитвы. Фанни исчезла с асфальта.
На асфальте не осталось записки Фанни. Вместе с
Фанни покинул место нож, унося свои мысли:"Ни
слова обо мне не написано было. О, хоть бы сло-
во...сказанное человеком. Бэб глядела на город, ко-
торый не походил на домашнее животное. О миске с
домашним харчем не может быть речи. В городе есть
люди, есть Бэб и так же есть Фанни. Он обязательно
прокормится ими. Но постоянная опасность со сто-
роны города не меняет взаимоотношения двоих. Ни-
где непрерывающаяся городская черта плотно обни-
мает то душное место, где готовится дуэль между
лезвием и пулей. Бэб повернулась ухом к той части
света, где Фанни бегает волком. Упала тьма. Фанни
возникла в темноте, перед этим осознав истину, вол-
ку не опасны собаки, опасно их великое количество,
но одной собаке опасен один волк. Фанни выяснила,
к кому она относится. Люди в городе изучающе
48
смотрят друг на друга, прикрывают веки и любопыт-
ство пропадает. Все знают свое будущее. В жизни,
если ты собака, тебе придется прижиматься и к
ошейнику, и к медалям, и к злобному хозяину с тво-
ей сосиской во рту вместо сигары. В общем-то все
мы уличная сборная. Фанни думала, что она собака,
а она оказалась волком.
– Что, смотрите на меня, как на уже осужден-
ную? Я скажу вам так: выбравшись из родного дула,
пуля успевает осмотреть окрестности, отметить дос-
топримечательности и испытать сожаление по пово-
ду отсутствия времени, летя к белому лбу. Встречая
вечную ночь, спешащую к тому же лбу. Бледный
лоб... Ему очень не повезло в этот час. Но его боль-
шое невезение по иронии не связано со мной. Я с
этим лбом еще не сталкивалась, этот лоб, средоточие
враждебной мысли, мне не знаком и вообще до пули
еще не дошло, дело пока остается за ножом. Я делаю
вздох и признаю, что он лучше справляется с моими
делами. Мне столькому предстоит научиться у него,
но уже сейчас и я кое-что умею. Выходя из родного
дома, я успеваю обнюхать окрестности, получить
удовольствие от близости Бэб, потереться носом с
приметами, известными мне одной, сообразить, что к
чему в этот раз и пуститься в длинный путь, по доро-
ге нюхая воздух в разных местах, важно не дать себя
обнюхать. Я привычно гляжу в темноту. Пусть Бэб
угадает, чем мы займемся. Или, если угодно, чем я
займусь. Я ступаю в темноту. Мы обе знаем, что у
49
меня есть традиция на этот счет. Фанни скрывается в
темноте, и угодная ей ночь готова пособничать ей.
Если город пес, то сейчас этот пес задремал.
– Ты! Да, ты. Иди сюда, шевели ногами. Рас-
скажи мне о уличных секретах, – Фанни хороша, ко-
гда без большого искусства, но с искренним желани-
ем грабит прохожего.
Паренек, как дурак, идет навстречу неизвест-
ной девочке, большой неприятности в его сегодняш-
нем вечере. Но девочка симпатична – в ней, в ее на-
ружности выражены современность и либерализм.
Может он и остановился бы, если бы знал, что ей
всего тринадцать зим. Дальше как по книге, Фанни
потрошит человека, то есть добычу, много бегавшую
по вольной прерии Лос – Анджелеса, естественно,
приставив к ее горлу многоопытный нож. К слову
по секрету сказать, этот человек вскоре вернется к
поиску безмятежности.
– Освободил карманы? – Фанни отступает с
ножом и кивает парню, чтоб тот уходил. Фанни мнет
доллары пальцами одной руки, той, которой держит.
Нож косится на них и презирает. Он делит
свое презрение с Фанни.
– Да, посвящается Джо, девочке, которая бы-
ла, как мальчик.
Фанни не знает, где именно в темноте нахо-
дится Бэб. Но имеет надежду, что она там, и приоб-
ретенное чутье заставляет девочку улыбаться, оно
говорит ей, что она там.
50
Лос – Анджелес – пес, но Бэб та, кто его вы-
гуливает. Бэб не считала грехом попрактиковаться в
здоровом цинизме, всем полезно.
– Фанни – последний из преступных моги-
кан, – Бэб покачала головой.
– Я пробую самовыражаться, – Фанни почти
верила себе.
Бэб почти верила ей, но не до конца.
– Люди не хотят этого, – было непонятно,
плевать ли Бэб на это.
– Женщина, это твоя стая, – Фанни знала, что
она одна, что вокруг никого. Фанни – последний из
преступных могикан. Женщина напротив нее не че-
стный представитель очень честной полиции, но та-
кая она много симпатичнее. Фанни смотрела на тро-
туар прямо перед собой. Ноги Бэб в темных брюках
оставались в поле ее зрения до колен.
– Имея такие ноги, хорошо пинать кого-
нибудь, кто плюет на закон, и хорошо танцевать, –
невесело заметила Фанни.
Бэб умела первое и не умела второго.
– Да, пнуть плюнувшего на закон мне прият-
но, – Бэб подумала, что Фанни не стоит отодвигать-
ся от ее ног, для нее это не опасное соседство. Фанни
слишком хорошо сидит, зная все об умении Бэб. Бэб
коснулась тканью своих брюк тротуара, легко при-
сев, ей стало ясно, по какой причине Фанни все вре-
мя на нем сидит – это притягивает.
И Бэб умела ломать жизнь вокруг человека,
51
спасая его. А что ломать вокруг ребенка? Только его
шею. Хотя Бэб взглянула на шею Фанни и задума-
лась. Такую шею переломить не просто. Она сталь-
ная и белая. Эти белые едят известь. А будешь ло-
мать, не закричит. Чтобы добраться до смерти Фан-
ни, надо выдержать бой с Фанни. А это трудно. Ко-
гда люди дерутся, никто никому не поддается. Вы
уже будете валяться на асфальте и глядеть на убе-
гающую кровь, и ее, и вашу вперемешку, сожалея о
гаснущей воле, а она будет стоять, вся израненная,
пока не свалится на вас. Ударив напоследок плечом,
коленом, чем придется. И трудно выдержать ее уве-
ренный неизвестно в чем взгляд, потому что в нем
бычья воля, может быть, она еще выживет. Пока она
спросила:
– С чем у тебя ассоциируется сигаретный пе-
пел, еще держащийся на сигарете?
Бэб долго смотрела вперед.
– С горячей жизнью, прожитой до единствен-
ного логического конца.
Этим двоим нужно докурить их сигареты до
конца. Фанни – маленькая проблема на больших
улицах, девочка с увлечением и житель доброго го-
рода. Бэб – один из полицейских Лос – Анджелеса,
начинающая свой день с переклички у цепных псов,
сидящих вокруг ее сердца, и заканчивающая его мо-
литвой о здоровье преступников, чтобы повесть о за-
коне продолжалась. Фанни свою и Бэб свою. Их си-
гареты дымились от жара ночных привидений, пря-
52
тавшихся в них. Обычные сигареты. По виду не оп-
ределишь марку. Их сигареты дымились и дыми-
лись, а люди не курили. Струйки белого дыма про-
плывали мимо и люди испытывали свою волю, воз-
держиваясь от дурманящих затяжек. Дурман уходил
прочь от них, не указав избранных, не оставляя раз-
очарованных. Они не были такими уж всеядными.
Но жизненные дороги ведут к концу. Ночные приви-
дения его достигли. Когда люди по вечерам покида-
ют улицы, позади стоят они. Тихо плачут, готовые
оттолкнуть любого, кто захочет вернуться. Но с
сильными они не справляются. Фанни и Бэб – обе
сильные. С ними не справиться. И эти двое, пытаю-
щиеся составить какую-то пару, об этом знают. И
возвращаются, сначала одна, за ней другая. Первая
потому, что не может не вернуться, вторая потому,
что не может не последовать за первой. Подчиняясь
страшному и странному закону, по которому всегда
за преступлением следят восхищенные глаза.
– Я слышала, собственный конец можно от-
далить, отдав ему что-то дорогое, – на самом деле
Фанни не гадала. Может быть, она примеривалась...
– Ты не похожа на язычницу, – Бэб улыбну-
лась, у нее в животе стало холодно. Фанни тоже
улыбнулась.
– Чем откупиться от поганца конца, если до-
рогого нет? – у Фанни действительно не было по на-
стоящему дорогого. Что ей пускать на взятку? Она
смотрела на Бэб.
53
– У любого найдется, – Бэб, глядя на Фанни,
судила по себе.
Фанни посмотрела на женщину и промолчала.
Бэб видела это. И она видела, как Фанни встала и
пошла прочь, может быть, грабить, может быть, нет.
Бэб не двигалась. Догонять было нельзя. Надо пони-
мать, когда за кем-то нельзя идти следом. Сейчас
Фанни не нужна была погоня. И она сама сейчас не
гналась ни за кем, и не собиралась нападать сегодня.
Одну – единственную ночь можно побыть на диете и
волкам, и людям. Плотоядные и собиратели плодов
пасутся вместе. Нежный сад. Фанни посмотрела в
небо. Она знает, что ее сердце – это дом, в котором
протекают потолки и неисправна канализация. Фан-
ни постоянно промачивает ноги. Царящий в нем
сквозняк, в силу привычки злой, жестокий, выгонит
оттуда любого с другими привычками. Но это ее
сердце. Другого нет. И для этой ночи это достаточ-
ный свет. Осветить дорогу для маленькой девочки
нетрудно. Трудно положить ей на плечо руку и оста-
новить ее. Трудно остановить саму себя. Даже если
свои стопы приклеить к тротуару, сила непонятной
инерции протолкнет на пару ярдов вперед. Лоб рас-
шибать не о что и ты сделаешь новый смелый шаг.
Свидетели твоей смелости не хотят показывать тебе
свои лица. У тебя не возникает вопрос, почему. Ты
видишь себя со стороны и все понимаешь, но ты не
можешь остановить себя. Тебе остается продолжить
поход. Без попутчиков, без провианта, без палатки. К
54
темной цели в ночи. Все дальше от света.
Уже час Фанни сидела на этом парапете. Но-
чью любой город пустынен. Девочка уже пропустила
двух мужчин-тяжеловесов. Фанни прекрасно пони-
мала, что вряд ли она достаточно сильна, чтобы
справиться со взрослым мужчиной. Несмотря на ло-
гику вещей, случается так, что одного мужества бы-
вает недостаточно. И одного ножа тоже. Увы. Фанни
ждала и ждала. Стараясь сохранить припадок геро-
изма, который позволил бы ей действовать спокойно.
Часто героизм может заменить пистолет. Фанни в
это верила. Как рыцарь в свою даму. Готова ли она
подтвердить атакой свою веру? Без сомнения. Когда
ты вырастешь, самая крупная дичь будет разгуливать
для тебя. А сейчас расти свои зубы. Привыкай пи-
таться положенной тебе добычей. Которую предва-
рительно добудь. Сам. Ты сирота на этих улицах.
Родители давно потеряли тебя. И скоро ты сам себя
потеряешь. Двигаясь бочком и замирая на месте, ты
прощаешься с очередным днем, которому было на-
плевать на тебя. Равнодушие с твоей стороны правда
процентов на пятьдесят. Остальные пятьдесят про-
центов самая дерзкая ложь в твоей жизни. Тебе еще
рано умирать. Очень хочется жить. Для этого остает-
ся ночь. Фанни глянула на свои руки. Черные пер-
чатки, настоящая кожа. Гордость франтоватой де-
вочки. Фанни не любила их снимать. Они еще не
стали кожей, они еще оставались только частью
одежды, и собственные наглые руки не начинали
55
смущаться, оставаясь без них, но когда часто трога-
ешь чужих людей, то до тебя быстро доходит, в чем
разница. Тело чужого человека не только террито-
рия, уставленная капканами, в которые попадаются
отпечатки твоих играющих пальцев, но и террито-
рия, населенная случайными людьми, у которых од-
но общее-ненависть к тебе. Каждый раз к встрече с
ними Фанни была готова только наполовину. Люди-
собаки. Их ненависть достает тебя через все перчат-
ки. Но надо делать дело. Есть некоторые команды:
"лежать, "сидеть, "к ноге, "стоять, "стоять смирно,
"давай деньги, которые людям суждено выполнять.
Отдавая команды, надо забывать о собственном
страхе. Или он подставит тебе подножку и захохо-
чет, когда ты своим чистеньким лицом врежешься
возле ног того, кому только что отдавал приказы, в
черную вонючую землю. Темень на мгновение и –
яркий день даже ночью, в котором все в курсе твоего
позора. И твой неслучившийся солдатик надает тебе
обличающих пощечин. Фанни кое-что вдруг показа-
лось желанным. Остановка на большой дистанции
для бегуна, который не может остановиться. Кто
знает, что такое холодный душ после сна, тот при-
вычно не ежится. Раскуривая сигарету, сует ногу,
руку или шею под привычную гильотину. Спасибо
небу, что посылает нам, любителям бега, пьяных, ко-
гда мы страждем. Даже маленькая девочка знает, что
делать с пьяным мужчиной. Фанни долго сидела и
думала о своем воспитании. О результате этого вос-
56
питания. Фанни нашла своего палача. Он, прохожий
с топором, отрубит больное и отпустит Фанни к
"людям, которые не курят". Оттуда она пойдет к
“людям, которые не знают ножа". Она будет разви-
ваться. Фанни покровительственно посмотрела на
человека, который из них двоих в большей степени
был жертвой. Но что поделаешь, господа? Ей это
нужно.
– Эй, человек, – тихо прошептала Фанни.
Пьяный был увлечен спиртной феей. Фанни не стала
ждать ответа.
Жестоко ставить подножки пьяным. Люди,
все это жестоко, что задумала Фанни. Но у нее был
целый арсенал жестокостей и у жизни был неплохой
запас жестокостей для нее. Девочка приблизилась
практически незамеченной к нетрезвому, рожденно-
му под благословенной звездой, прохожему и под-
ставила ему подножку. Мужчина, рожденный под
этой предательской звездой, упал. Фанни спокойно
осталась рядом с ним. Тот недоуменно посмотрел на
девочку-подростка. Лицо Фанни ничего не выража-
ло. Мужчина не без труда поднялся и, не отряхива-
ясь, пошел дальше своей уже намеченной дорогой.
Фанни пошла следом за ним и, нигде не задержива-
ясь, подставила ему вторую подножку. Пьяный сва-
лился на тротуар, больно ударившись боком. Фанни
ждала. И пьяный рассвирепел, во второй раз он под-
нялся быстрее, чем в первый. Удар достиг Фанни
еще быстрее, чем она ждала. Девочка удержалась на
57
ногах. А пьяному мужчине понравилось, он дал ей
пощечину, вроде как разогреваясь. Фанни терпела.
Мужчина бил по лицу; ударь он по животу, он по-
чувствовал бы непонятную твердь. Не пресс девоч-
ки, явно искусственного происхождения. Под курт-
кой находился нож. Мгновениями Фанни хотелось
познакомить с ним мужчину. И мгновение назад она
была готова это сделать, даже может быть не беря
деньги. Но ей надо было дотерпеть до конца экзеку-
ции. Она терпеливо ждала, что желание исполнится,
ей откроется смысл ее нарушений. Фанни просто
подставлялась под удары. Мужчина размахнулся и
отправил Фанни в полет. Фанни упала.
Фанни лежала на асфальте. В стороне стояла
ночь и смотрела на отдыхающую Фанни. Ночь по-
звала черных приятельниц, таких же, как она. Ночи,
несколько штук сразу, говорили друг с другом о рас-
тущей преступности, о проблемах на их территории,
которых все больше. Никто не спешил поднять Фан-
ни. А Фанни не ждала помощи. Она сама поднялась
и разогнала теток.
Родители никогда не били Фанни. Никто не
бил. Нельзя сказать, чтобы ей было хорошо сейчас.
Но и плохо не было. Почему-то подумалось, каково
было бы получить от Бэб? Ничего не болело. Вот и
хорошо. Фанни потрясла головой. Одиночество не
вернулось на место. Если раньше оно находилось в
плечах, то теперь оказалось где-то слишком близко к
мозгу. Ей не хотелось домой идти с ним на пару. Но
58
одиночеству "пошло вон!" не скажешь. Это Фанни
знала. Фанни не прогонит, одиночество понимало
это. Оно нуждалось в девочке. Эта девочка. Ей шел
серый цвет тротуара. Какими-то странными полужи-
выми глазами, от другого человека, красивая Фанни
посмотрела на улицу вокруг себя. Растоптанная
честь драчуна валялась в нескольких ярдах от нее.
Фанни не узнала в ней свою честь. Для нее всегда
было главным, чтобы связь с честью не была окон-
чательно нарушена. Девочке было трудно, но она
пробовала нащупать остатки.
Город стал больше в два раза. Тысячи новых
улиц. За эту ночь Фанни не стала старше. Не стала
больше. Ты никого не напугал, кроме самого себя.
Ты в курсе насчет того, что ты очень заметен под ра-
ботающим фонарем? Уходи от света. К утру город
возвратится к своему обычному размеру, а сейчас
самое важное – определиться с дорогой домой. Нуж-
но успеть уйти с улиц с ночью. С наступлением рас-
света ночь утратит первоочередное значение. День
не станет выделять героев, просто кто-то дерьмо, а
кто-то нет. Кто ты? Никто не обращается по имени.
Сам назови себя. Девочка давно стояла. Сильный че-
ловек на сильных ногах. И сильной должна быть ве-
ра, отрывающая задницу от тротуара, поднимающая
с колен, заставляющая не краснеть после тошно-
творного падения, принуждающая не стыдиться,
стоя среди остатков свихнувшегося представления,
чужих слабых рук и собственного нежного сердца.
59
Фанни повернула лицо в сторону начинающего вста-
вать солнца. Что делает день? Показывает ей свою
мужественную, то ли женскую, то ли мужскую
грудь. Он надеется, а вдруг Фанни не так равнодуш-
на, как ему кажется? Фанни не видит его. У ночи
ровно столько же акций, сколько у дня, но ее голос
решающий. День опять, не успев толком начаться,
проиграл. Фанни снова не протянула свою руку про-
игравшему. А солнце наступало. Мир светлел. Фан-
ни посмотрела прямо перед собой, надо уходить.
Солнце смотрело в спину человеку и не могло дос-
тать его. День разжал руки, Фанни в них опять не
оказалось. Фанни была в чьих-то других руках. В ру-
ках, в которых была почти в безопасности. Ревность
все сильнее сдавливала дню горло. Фанни ушла
спать. Это день без Фанни. Когда террор светлого
времени суток кончится, Фанни выйдет прогуляться,
как обычно думая о великой роли железного века.
Время от времени ее нож рассказывает ей о своих
предках из этого века. Кривые, прямые, железные,
необходимые. Фанни слушает, думая о сегодняшнем.
Ни черта не изменилось. И она тому подтверждение.
Ее рука на плече смелого воина, он ее ведет и он ее
кормит. Его прямая, плоская металлическая фигура
то привлекает Фанни, то оставляет равнодушной.
Она не загорает на солнце и не мерзнет в тени. На
ней не остаются синяки, но на ней не заживают ца-
рапины. К ней с большим трудом приближается ста-
рость. Ее обладатель не чувствует боли и запрещает
60
чувствовать Фанни. И она согласна с ним, уменье
чувствовать лишнюю боль – плохая привычка. От-
сутствие же этой привычки –кольчуга на теле на всю
жизнь, долгой ли, короткой ли она будет. Давай по-
дождем, прежде чем выяснить это. Утреннее всеси-
лие все за тебя решает. Я только на время зайду за
занавес.
Этим утром быстро и тихо на небе появилось
созвездие Пса – ранний восход этого созвездия в се-
редине июля возвещал наступление самой знойной
поры. Люди, меняющие цвет кожи в силу моды, а не
в силу мимикрии, подняли продажные лица, они за-
стыли в ожидании благословенной жары. Когда Со-
звездие появляется на небе осенью, это обещает
большие беды. Фанни его не видела, ее дорога шла
по земле к самому солнцепеку под самым Созвезди-
ем и девочка смотрела на воду. Не просто смотрела,
она ждала от воды доклада. Этим утром быстро и
тихо на лице Фанни появился шрам, оставленный
этой ночью и ее нетрезвым посланцем. Он нашел
свое место на правом виске, старшем близнеце лево-
го, близко к той части мозга, которая отвечает за
прошлое и сможет отвечать за настоящее. Фанни
привыкала к нему. Рядом с ней плавился город. Сре-
ди плавящихся ножей не расплавится один, что ле-
жит между детством и горькой зрелостью. Среди ты-
сяч идущих людей один обернется назад, размышляя
над своими следами. Кто остановится? Ни один не
может вспомнить секрет мира. Фанни не выгоден
61
мир. Он забыт ею, что обеспечило ее повышенным
вниманием соответствующих муз. Но выбор всегда
остается. Среди прочих одному будет отказано в вы-
боре, просто не хочется расставаться со своей старой
игрушкой. Не для забавы заведена и получила имя.
"Фанни" скажет одна улица, "Фанни" отзовется дру-
гая. Эхо от этого короткого разговора потревожит
ребенка в Анахейме. Фанни, как зараза, не меняя
одежды, коснется всех. От этого короткого касания
все покажется нам странным. В первую очередь мы
сами странны сами себе, странен наш облик истории,
которая еще смотрит на нас. Время принимает раз-
ные формы, тайком что-то корректируя. Странные
места, странные мужчины смотрят на странных
женщин, думая, как их называть, странные дети
ищут свои школы, чтобы, найдя их, сказать там:"У
меня небольшое дельце “ и отправиться выдергивать
дешевую сигарету изо рта нигде ненужного бродяги.
Тебя не было на этом уроке, том самом, во время ко-
торого мисс учительница рассказывала о добре, ски-
тающемся среди нас. В итоге мораль-имя иностран-
ки. Ее участь решается один раз и навсегда – выки-
нуть ее на улицу. Это она, улица несчастных случаев
и убийств, здесь каждый день на прямой, как нож,
улице пел бездомный. Фанни каждый день могла бы
подпевать ему своим хриплым сомневающимся го-
лосом. О чем они оба пели бы, всю жизнь будет рас-
следовать Бэб. Рядом с улицей потерянных и поздно
найденных детей следствие течет, как сонная река,
62
даже в исполнении энергичного детектива. Этим де-
тям все равно, поймут ли их. Их маленькая политика
насчет их доли в этом городе обескураживает видео-
камеру. Люди в кадре принадлежат им. Они начали с
того, что присвоили себе свои зеркальные отраже-
ния, потом они присвоили соседей, сидящих без дела
вдоль дня, жизнь не хотела подчиняться и они ушли
из дома, забыв свои имена, чтобы объявить ей бой-
кот. Жизнь, не новенькая в этом деле, зло ухмыль-
нется:"Меня опять вызывают" и откроет им счет, ко-
торый они обязательно оплатят своей неповторимой
молодостью, но пока они все здесь, смотрят, как ру-
шатся домашние миры и остается улица, безветрен-
ная в тихую погоду, когда пыль преступных лет ни-
кого не тревожит, полумертвая от безделья. Про-
шлявшись две-три недели, они, все до единого, при-
знают их обреченность и каждый второй будет пла-
кать к тому времени, когда в их руках загремит же-
лезо. Это не детская нагрузка, секрет железа давит на
ребенка. Они почти хнычут. Рано или поздно рас-
крываются объятия ему навстречу. Он радостно ша-
гает в них по той пыли, что тихо лежит, словно она
мертва. А люди готовятся его встречать и сомнева-
ются, готовятся и сомневаются. Придумывают слова
для встречи. В лучшем случае это звучало бы так:
они новые люди и пришли сюда, познав дни порока,
греха и лучшего. Они среди нас и для нас, а мы гото-
вы быть с ними. Да, вот такие слова могли бы про-
звучать для хороших детей. Но кто-то из них обяза-
63
тельно сорвется. Всегда находится такой... Пьяным
шагом, переставая воспринимать ночь как опору, на-
чиная опираться на день, идет Фанни, вспоминая се-
бя. Да здравствует свет на улицах! Когда можно ви-
деть свое лицо, Фанни, обернись, да! и старое выра-
жение на нем. В этот раз ночь будет прямо днем.
Имея светлую ночь перед собой, Фанни направилась
к месту встречи с очередным номером из крими-
нальной хроники. Ей уже доподлинно известно, что
она будет его героиней, а партнера по происшествию
девочка отыщет. В порядке сюрприза Фанни оста-
лась на улице. Ночь ушла одна. Свет дня, кем бы он
послан не был, увидел легкое волнение, прекрасно
переживаемое Фанни, он приблизился и стало ясно,
что это гордость за свое лицо. Отношения у Фанни
со шрамом нормальные. Сегодня ее нож впервые
увидел день. Кому-то предстояло увидеть ее нож
днем. При новых обстоятельствах она поступит по-
старому. Лучше завтрака выглядит чемпионский по-
ступок. В жилых кварталах города черт может
явиться детям – никто не узнает. Вдохновенно дей-
ствуя, Фанни загнала нож подмышку этому молодо-
му мужчине. Приставив нож, Фанни негромко сказа-
ла:" Деньги. И было удивление этого человека, на
скорости сменившееся согласием, и было равноду-
шие Фанни к сотне. Еще одна сотня ранним утром,
"посвящается Джо, девочке, которая была, как маль-
чик", стареющий без болезней нож, взрослеющее по
многим причинам лицо Фанни: на одно уличное ог-
64
рабление список всех уличных ограблений увели-
чился. В исполнении Фанни это все равно осталось
ограблением. Для ограбленного мужчины есть раз-
ница, кто на него напал: взрослый бандит или симпа-
тичная девочка? А для полиции? Полиция состоит из
многих. Но с ними Фанни говорить не станет, она
скажет Бэб, если та спросит, что этот день надо было
как-то начинать. Она начала, грабя прохожего. Без
юмора, но с идеей. Как бедная овца прощалась со
своей шерстью, так он прощался с купюрами, кото-
рые уже осваивались в моей руке. Коротенькое ин-
тервью занимает время и внимание Фанни. А между
тем вокруг светло. В этом есть угроза для Фанни. Ее
фактическое дневное лицо уже видно. Фанни начи-
нает догадываться об этом, потому что ее щеки при-
нимают слишком много света. "Раньше я просто не
спала ночью, теперь не сплю вместе с тобой", – это
произносит кто-то поблизости. Черная кожа Бэб сво-
бодно поглощает солнечный свет, но для нее это
обычная процедура, не содержащая избытка витами-
нов. Сколько у них общего и сколько противопо-
ложного? Фанни начала слишком доверять этой не-
известной полицейской Бэб. Возможно, ей надо быть
осторожнее. Бэб всегда готова преподать урок. Фан-
ни не убегает и остается, чтобы получить его. Фанни
всегда готова учиться... Они будто бы обе оказыва-
ются в спальне, где спит легальная тень девочки. Де-
вочка, окаймленная плохим поведением, прислуши-
вается к ее дыханию. Рядом сохраняет молчание Бэб.
65
Бэб не активистка здоровых завтраков, но готова по-
дать пример... Фанни культурно благодарит и пред-
почитает преступный сон. Женщина отдергивает
шторы, девочка натягивает на себя ночное одеяло.
Бэб пытается познакомить Фанни с белым днем,
Фанни отказывается отказываться от всех своих пре-
ступных манер. Она упорно сопротивляется незва-
ному рассвету в ее комнате. Фанни надо вовремя
уходить с улиц. Бэб мотает головой и Фанни мотает
головой. Бэб еще не все понимает в прекрасных де-
лах ночи – все-таки молилась на солнце. Фанни хо-
чет кое-что сказать Бэб и инстинктивно в последний
момент переходит на шепот, этот шепот звучит как
крик:
– Бэб, Лос-Анджелес сжигает!
Как мы теперь знаем, от солнца и дня нельзя
отвыкать на полном серьезе. Сегодня Фанни первый
раз – оборотень, который не успел убраться с улиц с
восходом дезинфицирующего солнца. Но кое-чего
она достигла. Равновесие в природе восстановлено.
Заблудившийся волчок с опозданием, но добыл хо-
рошую отметку. Добыл и не смог исчезнуть, как того
требует разумное правило, которое еще в материн-
ское молоко ему подмешивали, засветившись всеми
своими почти зрелыми контурами, в чужом ему дне.
Сложная ситуация. Трудное утро.
На углу улицы воет скучная собака, с проти-
воположной стороны перекрестка на нее смотрит
мужчина, думая, что эта собака похожа на его жизнь.
66
У каждого найдется собака, на которую похожа его
жизнь.Фанни посмотрит и скажет:
– Будем стрелять в эту собаку?
Бэб ответит:
– Если она нарушит закон...
Мужчина хватает эту собаку и бежит прочь.
Собака избежала наказания, потому что ее похитили.
Бэб тоже похитит Фанни. Когда в зоопарке пересе-
ляют зверя на новое место, его часто приманивают.
Как кормилец в зоопарке с куском мяса, она подхо-
дит к клетке. Возбужденный зверь учится терпеть
возбуждение. Бэб видит это. Ему нужно это мясо, но
не нужен тот, кто его протягивает. Бэб согласна пе-
решагнуть через это, стиснув зубы от безответности,
нести на вытянутых руках девочку, оставляя за их
общей спиной общий зверинец. Зная, что никогда не
будет грозить дешевизна звонкой благодарности.
Сколько можно спасать ее преступление? Смотреть
на него долго-долго и приходить к выводам... всегда
спасать в других себя, порой поднимать больше сво-
его веса. Спросить любого, встреченного на тропе,
сколько фунтов он способен оторвать от земли, что-
бы отнести домой? Ровно столько, сколько весит его
золото. Фанни золото Бэб. Фанни беспокоит совесть
Бэб. Фанни приятно раздражает ее разум. Бэб не
мечтает родиться второй раз, но хочет интересно за-
кончить эту жизнь.
На углу улицы выла скучная собака, самая
младшая сестра небесного Пса, с противоположной
67
стороны перекрестка на нее смотрел простой муж-
чина, необязательно чей-то брат, думая, что эта со-
бака очень похожа на его жизнь. Ну, у кого еще
жизнь похожа на собаку?! Дома собак держать нель-
зя. Неизвестно, сколько еще человечьих собачьих
жизней понадобится жестокому кино, чтобы те и
другие поняли: либо друзья, либо враги, две стихии,
которым не дано быть равнодушными друг к другу.
Кино про собаку, это к тому, чтобы понять про нас –
равны собакам. Люди, которые волки, это не про нас.
Фанни фотографируется с желающими, а автограф
она даст Бэб. Возможно, Бэб предложит ей поставить
автограф на щеке Бэб. Но Фанни не станет рисовать
на щеке взрослой серьезной Бэб. Родной Бэб.
Фанни замрет ненадолго. Она прислушивает-
ся к себе и одобрительно кивает. Она кивает тому,
как разворачивается в душе Фанни жестокая и луч-
шая детская игра со следующими правилами: первое
– молчи обо всем, что знаешь, ты начал и ты закон-
чишь, второе – думай обо всем, неизвестно даже ум-
ному богу, где пригодятся твои способности, без
третьего. Бэб читает на ее лице.
– Дети должны вовремя заканчивать свои иг-
ры, – Бэб многозначительно смотрит на одного ре-
бенка.
– Я не хочу переставать, – говорит Фанни.
Безнаказанность заводит человека... Рано или
поздно захочется испытать судьбу до конца. Значит,
договорились в этот раз так, ты не перестаешь. Фан-
68
ни продолжает наслаждаться своим детством. Своим
потом, который днем выступает так же, как ночью.
Жара начинает владеть положением. Ночная пус-
тынность сменяется дневной пустынностью. Бэб ка-
ждый раз покидает. Фанни знает после этого, что до
следующего раза есть время. Если она хочет, то мо-
жет посвятить себя философии проблемы. Девчонка
готова потрудиться над загадкой притягательности
ножа. Зной достает свою самую острую стрелу. Фан-
ни, не смотря ни на что, сумела отползти в тень.
Фанни оставила домашние дела на неизвест-
ный срок и вышла в опасную ночь. У нее было опас-
ное настроение. Возле ее дома еще на ее территории
местная темнота обняла девочку на прощание, про-
вожая ее к своей соседке, темноте дальних улиц, от-
давая ее чужим традициям, упуская ее. Фанни охла-
ждала свой ожог. Желая, чтобы он не стал клеймом
глупости. Фанни училась... Снарядив воина, тьма
равномерно распространилась по округе. Фанни от-
казалась от крадущейся поступи сразу. Ей нечего
скрывать, ей самой надо знать. Фанни говорит ночи:
– Давай, расскажи, что замышляешь на про-
тяжении стольких веков?
Девочка наконец захотела узнать, что проис-
ходит, почему ночь каждый раз сменяет день. А Бэб
из полиции занимает тот же вопрос. Это жизнь.
Ошибаются те, кто сравнивают ее с зеброй, лучше
сравнивать ее с тигром, разлегшимся поперек тро-
туара. Не всегда разумным тигром. В его присутст-
69
вии непременно происходят истории. Ему на ра-
дость. Как же история может закружить голову,
склонную к опасности! Напряжение, вечно сохра-
няющееся во тьме, медленно растет. Мир фосфорес-
цирует... Две собаки сближаются. У Фанни была па-
ра тренировок перед этой ночью, падение на спину и
прыжок на ноги даются не сразу, но даются. Фанни
способна выполнять фокусы взрослых волков, нели-
цензированное исполнение в данном случае не при-
ведет исполнителя к травме. И как обычно, не при-
ведет к аплодисментам.
– Твой удел – принимать гнев людской,
Гейдж Фанни", – глядя в темноту, проговорила
Фанни.
Перед ней был целый кусок лос-анджелеской
темноты. Эта темнота не была безликой, у нее было
лицо Бэб. Внимательнее обычного. Оно следило за
Фанни. Фанни без страха читает ночные повести и
добавляет к ним свои абзацы. Ночь и Фанни в штате
Калифорния-это те явления, на которые люди смот-
рят. Среди них Бэб. Их встреча снова нужна сюжету.
Кому-то придется легко и просто организовать эту
встречу, пришлось обстоятельствам красиво подвес-
ти Бэб к Фанни. Бэб материализовалась в ночи перед
Фанни. Как механизм, который не бывает неисправ-
ным, черная женщина несла свою вахту. Цели этой
вахты были известны только ей. Нам остается наде-
яться, что они были благородны. Бэб, в общем, хоте-
ла сделать лучше для Фанни. Дальше позволять
70
Фанни играть с ножом ей запрещает дефицит безо-
пасности. Эбонитовая Бэб больше не может спасать
своей красотой Фанни. Одной душой не оденешь
двоих. Сможет или не сможет ее ладонь в нужный
момент закрыть лицо девочки? Шрамы – это как
вражеские солдаты, один из них уже достиг своей
цели. Не изменил ее лицо, но добавил ей мучитель-
ную мудрость. Пора брать ее за руку. Улицы откры-
вают рты, Фанни нельзя оставаться на них.
– Ты просто девчонка, пошла вон с улицы!
Фанни ударила женщину. Чтобы сказать это
ей, Бэб подошла слишком близко. Фанни не разду-
мывала ни секунды, единственная первая реакция –
сшибить с ног. Когда в тебя летят такие слова, един-
ственный выход – это избить того, кто послал в тебя
тот тяжелый снаряд. Несколько синяков на этом че-
ловеке, и тебе становится легче. И он в принципе по-
лучает по заслугам. Когда ты отомщен, время пере-
стает быть стоячей водой. У тебя получается
всплыть и сделать необходимый вдох. Ты смотришь,
и нет мысли, каково твоему врагу, каково тебе, твоя
рука совершила поступок, ты посылал ее невоору-
женной. Кому-то пришлось принять ее поступок. Он
расставляет все по местам. Грусть в нужную душу,
Бэб на задницу на дорогу. Движение – король, все
сигареты погасли без ветра. Бледная изнанка погас-
ших сигарет провозглашает, что настоящий цвет но-
чи не черный, а серый. Но важно ли это тому, кто
встречает ночь спящим? Фанни так захотела, ее идея
71
хороша – наказание для полицейского, легкое и за-
поминающееся, Бэб это было нужно, урок во второй
половине гончей жизни и выправка с профессио-
нальной точки зрения стала еще лучше. Но для этого
ей пришлось упасть на асфальт, движение погасило
огонь сигареты. Сидя на дороге, Бэб вдруг поняла,
что она человек, которого свалила пощечина реши-
тельного ребенка. Сильная пощечина очень реши-
тельного ребенка. Фанни не становилась слабее от
ночных прогулок. Охота приучает тело к силе. А она
там охотилась. Фанни росла. Бэб никак не могла
быть слабее Фанни, со всеми арестованными днями в
своих руках и людьми, которыми эти дни были на-
биты. К тому же она полицейский. Полицейский- че-
ловек, который должен быть сильнее борца и акку-
ратнее доктора. Но теперь вот пощечина. Пощечина
была неожиданной. Правда неожиданной. Женщина
отряхнулась, девочка, которая ее ударила, одной ру-
кой, наотмашь, не отходила. Непонятно почему, то
ли, чтобы ударить еще раз, то ли, чтобы помочь
встать. Бэб не выяснила.
– Спасибо. Спасибо, что еще раз не ударила, –
Бэб встала.
Фани, не двигаясь, смотрела. Ей не было жаль
женщину. Женщина догадывалась об этом.
– Не жалей меня, ты права, Фанни. Не жалей.
Ты ударила меня, это было больно. Интересно, оста-
нется ли у меня шрам на память от тебя?
Бэб было грустно. Но терпимо. Мысль уда-
72
рить в ответ ей в голову даже не пришла. Фанни
просто смотрела на нее. Она сильно жалела, что не
дала сдачи тому мужику. Не жалела, что только раз
ударила Бэб. И... и она замерзла. Погоду портил ве-
тер. Она нахмурилась. И пошла в сторону дома.
Одеть было нечего.
Бэб уже отошла на некоторое расстояние и
остановилась. Не оглянулась. Сильный взрослый че-
ловек не мог плакать. Хотел, но не мог. Как больно
дети могут делать взрослым. Любимые дети нелю-
бимым взрослым. Бэб было страшно за Фанни, од-
нажды она ударит не того человека и ей дадут сдачи,
и она не выстоит. Но еще больше Бэб боялась, что
Фанни может выдержать. Чем больше девочка смо-
жет вынести, тем ближе к ней будет то, что все-таки
ее уничтожит. Бэб знала, что обстоятельства могут
убивать. Но не знала, убивают ли они девочек. Берет
ли их смерть. Может быть, некоторых, тех, которые
сами не против встречи с ней. Ее смерть может
явиться в виде пьяного садиста ночью, когда ребенок
будет думать, что он сильнее всех. Подслеповатый
полицейский когда-нибудь ее подстрелит, не разо-
брав, что перед ним всего лишь девчонка. Какого
черта она не сдала ее полиции, Бэб уже расскаива-
лась во всем. Она развернулась и пошла за Фанни.
Какое счастье, что сегодня они обе решили прогу-
ляться пешком. Еще один человек решил пройтись
по своим делам этой ночью. Мужчина средних лет
куда-то торопился. Бэб сначала вытащила пистолет и
73
направила его на мужчину, потом поняла, что сдела-
ла. Еще через две минуты она знала, что забрала у
него девяносто долларов. Ей захотелось, как собаке
свою кость хозяину, отнести эти деньги Фанни. Мо-
жет быть, она отдаст ей свой пистолет, чтобы та ее
пристрелила. Она быстро научится. Было бы любо-
пытно испытать милосердие девочки. Но возможно,
девочка удивится, услышав это слово. Да и она сама
многие вещи делает лучше. Мир этих двоих не мо-
жет решиться на милосердие. Боится быть непра-
вильно понятым. Все живые в нем либо переодетые
звери, либо бастующие ангелы-хранители, чью за-
бастовку видно по только что ограбленному Бэб
мужчине. Поэтому ребенок-волк, а Бэб – добрая вол-
чица. Правда, добрая волчица, как правило, оказыва-
ется собакой. Бэб "повиляла" хвостом. Граждане
спали мертвым сном. Спокойной вам ночи, все мерт-
вые и все живые. Найти на улице волчонка и... хотя
бы покормить его. Плюнуть на вас и на ваши капка-
ны, которые вы выставляете на диких зверей, про-
вести его невредимым сквозь все опасности и ви-
деть, как шерсть лоснится на его сытых боках. Пусть
кусается и никогда не слышит лязга захлопываю-
щихся капканов. Четыре лапы моего волка никогда
не обнимут меня. Это – волчьи лапы. То, что мы не
обнимемся, ради моего блага, но как преступник, ко-
торого разыскивают все штаты сразу, я стремлюсь к
тому, ради чего пошла на преступление. Мое место в
жизни. Я всегда возле одной из его лап. И если кто-
74
то попытается отнять у него его волчью жизнь, я
подбегу и насильно всуну тому в руки свою. Я служу
и защищаю. Служу ему и защищаю его. И я готова
закапывать трупы, которые он наделает. Я даже го-
това их есть. В своей душе я мигрирую за ним и на-
деюсь, что тело у меня достаточно крепкое, чтобы
выдерживать нужную скорость. Его запах помогает
дышать. Когда он смотрит мне в глаза, глаза пере-
стают слезиться и сквозь мою кожу, давно похожую
на асфальт, проступают клочки шерсти. Достаточно
одного его следа на несколько миль, я отсюда вижу
кончик его хвоста. Если он бросит меня, я уже не по-
теряюсь, я превращусь в другого волчонка и начну
свой тихий бег. Не знаю, сколько миль мне придется
пробежать в одиночестве, прислушиваясь своим но-
ворожденным носом к воздуху. Мой нос сам только
появился на свет и ему приходится вести меня. Но
наш знакомый волк не склонен к доброте, он скло-
нен к бегу, как беговая собака. Только если послед-
няя бегает за призом, ее очень далекий серый родст-
венник бегает, чтобы не достаться своей смерти. Кто
друг, кто враг- на скорости не различишь. Долго бе-
гая, утрачиваешь цепкость взгляда, который стано-
вится равнодушным, но однажды можно заметить
своего напарника. Это значит, он там, я здесь пасем
наши стада северных оленей. Бэб подпустила слиш-
ком близко волчью пасть к своим. В эту ночь на-
строение Фанни было испорчено, и сегодня она уже
никого не смогла ограбить. Этой ночью они уже не
75
увиделись. Фанни пошла какой-то другой дорогой.
Этот день с утра, без всяких на то оснований,
напоминал собой боксерский ринг. Какие-то, неви-
димые в этом мире, зрители до обеда ждали выхода
бойцов. Бойцы не спешили сближаться. Не они, их
тренеры сцепились раньше. Правда тренера не обя-
зательно правда бойца, но если схватка должна со-
стояться, то лучше покончить с этим быстрее. Бэб
пошла на контакт первой. Зачем Бэб вышла на ринг?
Нет, не для того, чтобы проучить Фанни. Фанни жи-
ла по закону, поставленному перед ней ее природой.
Бэб хотела спросить, что ей делать с ее списком за-
конов, которые она давно выучила, но которые были
противны ее нутру и которым она никогда не следо-
вала. Один вопрос, которому нужен один ответ. У
Фанни не было ответа. Спокойно, как никогда в
жизни, Фанни смотрела на Бэб. Та в ответ смотрела
не так спокойно, но не отрываясь, на Фанни. Бэб
пришла с темным другом. С близким другом. Фанни
было ясно, что этот друг опасен. Бэб крепко сжимала
его правой рукой. И он крепко прижимался к ее руке.
Они были влюблены. Этот друг лучше мужчины. И
часто гораздо нужнее. Слишком часто. Хотя бы пару
раз в жизни такой друг нужен каждому. И Бэб при-
несла его. Он будет представлять ее интересы. У
Фанни не было адвоката на такой случай. Фанни да-
же не надо было оглядываться, тренера тоже не бы-
ло. Одна в американском колизее. И бронежилет она
сегодня не одела. Впрочем, что бронежилет? Она по
76
жизни не носила на голове шлем. До мотоцикла она
дойти не успела и от этого визита Бэб некуда было
деваться. Дружок Бэб наконец сказал, что его зовут
пистолет.
– Сколько у тебя с собой денег, Фанни? Давай
сюда все. Если ты не послушаешь меня, я застрелю
тебя, девочка. Это не похоже на нож, но тоже опас-
но, – Бэб держала руку с пистолетом у своего бедра.
Фанни молча помотала головой. Она не от-
даст. Плевать на доллары, дело в ее достоинстве. Бэб
сняла пистолет с предохранителя. Ее дружок насла-
ждался в ее руке. Глядя на них, Фанни склонила на-
право свою голову, ранее склоненную по ее привыч-
ке налево. Обе ждали. Бэб медленно подняла руку.
Бэб и Фанни стали друг против друга. Город дожил
до человеческой дуэли. Посреди заполненного
школьного двора Бэб целилась в Фанни. Патроны
были в пистолете.
– Ты знаешь, что это лучший момент моей
жизни? – Фанни спросила и ждала ответа. Еще она
ждала пулю. Она не знала, умрет или нет. О чем она
думала? О том, что ей всего тринадцать. Она думала,
что Бэб выстрелит. Она думала о том, что ей, девоч-
ке из Лос-Анджелеса, ничего не жаль. Фанни не
смотрела по сторонам, чтобы лицо Бэб стало послед-
ним, виденным ею в жизни. Ну а пока она жила.
Весь мир сузился и бросился к одному-
единственному темному пистолету, зависшему в че-
тырех футах над землей. Фанни верила Бэб, та не
77
стала бы целиться из фальшивки, пистолет должен
быть заряженным. А Бэб должна быть убеждена на-
счет моральной виновности Фанни. Бэб было тошно.
Она знала, что Фанни даже не прикоснется к своим
карманам. И неважно, что это дневная Фанни и, мо-
жет быть, у нее в карманах ничего нет. Хотя в любое
время суток Фанни остается собой. Итак, Фанни не
выдаст пропуск в свои карманы. Шмон под дулом
пистолета не для нее. Ограбления не получится. Бэб
не станет сегодня грабителем. Только одна из них
двоих станет победителем. Сейчас она должна будет
проиграть. Бэб опустила руку и проиграла девочке.
– Ты давно такая смелая? – Бэб устала.
Фанни была неприятна роль победителя. Сила
Бэб совершенна. Она запретила своему металличе-
скому дружку обижать Фанни. Бэб сгорала от стыда.
Фанни кое-что ей доказала. Бэб частично смирилась.
Бэб догадывалась, какая нужда гоняет Фанни на
улицу по ночам. Персональный призыв, адресован-
ный юному ценителю возможностей, скрытых в тем-
ноте. Поэтому Фанни не может сопротивляться.
– Тебе надо услышать, как ночь заявляет о
том, что владеет городом, – Бэб поняла, к чему при-
говорена Фанни и к чему она сама приговорена вме-
сте с ней. И у Бэб не возникло желания сопротив-
ляться.
– Быстро пошли отсюда, – Фанни только что
стала дворовой звездой, не стукнув пальцем о палец,
теперь ей гарантированы поклонники даже среди
78
преподавательского состава. Что ей теперь светит,
Фанни думать не хотела. Теперь ей надо защищать
эту особу с пистолетом.
Бэб абсолютно не походила на полицейского
при исполнении. А на кого походит Фанни, как сей-
час чувствуя на своем лбу фанатичный взор оружия?
Его не смахнуть со лба, как прядь волос. На каждом,
на кого было нацелено, на кого посмотрело дуло, ос-
тается невидимая татуировка. Позорное пятно уни-
женных, но гордость выживших. Потом долго дума-
ешь, мстить или не мстить за эту новость в твоей
жизни – двойное клеймо. Тот, кто его тебе поставил,
остается с тобой в этом мире, на него тяжело смот-
реть, но больше ни на кого смотреть не хочется.
Шею сводит, но такой враг притягивает взгляд. Не
знаю, найдешь ли ты его однажды прекрасным, но
привыкнешь к нему рано или поздно. Как почтальон
рано утром, его образ запускает твой день. С выстре-
ла начинается утренняя молитва. Мы никогда не за-
бываем стрелка, решившего, что мы дичь. Мы смот-
рим на него и ему ясно, что мы имеем в виду. Мы не
обещаем ему смерть, но самые сильные из нас всегда
будут преследовать его, до самого конца его жизни
или до конца своих. Фанни решила простить. Они
снова стояли друг против друга. Бэб на несколько
секунд предалась воспоминаниям. Фанни тогда про-
сто стояла напротив... Этого оказалось достаточно
для поражения Бэб. Бэб это хорошо запомнила. Что
же помнит Фанни? Все.
79
– Ну и какого черта ты меня не пристрелила? –
Фанни улыбнулась, затрудняясь, смотреть или не
смотреть на Бэб, сошедшую с ринга. Бэб держалась
спокойно, учитывая то, что она только что проиграла.
– Кто-нибудь еще пристрелит, – женщина
злилась на Фанни, но все сделала бы, чтобы никогда
не нашелся такой, кто застрелит эту девчонку. – Ско-
ро люди будут знать твое имя и тебе не будет так
привольно.
– Я не выкрикиваю свое имя на каждой улице, –
Фанни говорила правду.
Она села на тротуар возле машины. В озера
пепла погружая глаза, в озера, образовавшиеся отто-
го, что выше кто-то получал удовольствие от куре-
ния. Бэб больше знала о том, как имя отрицательного
героя становится известным. И какие дивиденды он
получает от своей известности. Какие развлечения
получают окружающие от его наклонностей.
– Жизнь знает наперечет всех хулиганов обо-
их полов, – Бэб знала, о чем говорила. Непонятно,
напугалась ли Фанни. Похоже, нет. Она водила
пальцами одной руки по тротуару и пренебрегала
собой.
– Ты предупреждаешь меня? – Фанни не
смотрела на Бэб.
Бэб впервые заметила, что у Фанни каприз-
ный подбородок. И какой-то жесткий, будто его
формировали кулаками. Бэб зажгла другую сигарету
и мирное время для них не смогло начаться. Бэб сно-
80
ва и снова смотрела на Фанни.
– Я спасаю тебя, – меняя позицию напротив
нее, Бэб, проходя, попыталась пнуть Фанни по но-
гам. Нога Бэб прошла мимо ног девочки, которые та
поджала в секунду. Стоя спиной к девочке, Бэб ус-
мехнулась.
– На что похоже ограбление? – это походило
на допрос. Настоящий допрос Бэб пока не могла уст-
роить.
Фанни подняла голову. Скорее всего ее не
устраивал тон, но она даже не потрудилась сощу-
риться, отвечая Бэб.
– Ограбление похоже на секс, что-то происхо-
дит между тобой и тем, кого ты грабишь, вы слишком
близки. Ты почти всегда можешь отнять жизнь и ты
это знаешь. Такая власть над жизнью жертвы почти за-
ставляет любить ее. А что ты ждала услышать? – Фан-
ни опять даже не потрудилась ухмыльнуться.
Бэб почему-то уважала эту девочку. Что де-
лать с человеком, если он знает, что не полностью
прав, но слишком силен и может обойтись без поло-
вины правоты? Фанни смотрела на Бэб, Бэб смотрела
на Фанни. Девочка была недоступна. Удачное ме-
сторасположение, хорошая оборона при полном от-
сутствии советчиков и хорошая агрессия Бэб разва-
ливается на полном ходу. И уверенный взгляд, у Бэб
не было такого взгляда. У Бэб тяжелый взгляд, а у
Фанни уверенный. И в чем же она уверена? Уверена,
что жизнь не сможет ее сломать. А она наставит
81
жизни синяков. Даже если сломает при этом руки.
Уверена в бесконечном законном карнавале, захва-
тывающем всех. И потом, она прикрыта. В конце
концов, она так невинно паркует "Скитальца". И в
итоге закономерная авария начинает казаться ошиб-
кой. Тем более на ночном фоне...
– Какого черта тебя носит по ночным ули-
цам?- Бэб все-таки хотела остановить Фанни. Встать
на ее пути и задержать за минуту до появления глав-
ной неприятности в ее жизни.
– Я представлю тебе мои отчеты о ночных
дорогах, пройденных мной с ножом в руке, – Фанни
представит, если у нее будет время их написать.
Днем школа, ночью улицы...
Бэб не знала, будет ли она читать такое. Са-
мое правильное – выпороть маленькую писательни-
цу, но такая порка может кончиться кровью их обе-
их. Четыре глаза на темнеющей улице: два глаза
Фанни, два глаза Бэб, люди медленно превращаются
в волков. Пусть им нечего делить, но еще не поделе-
на темнота, а она – родня обеим девочкам. Волки,
они военные природы и сражение идет только за од-
ну половину суток. Ночь забила гол и обе команды
проиграли.
– Если ты раньше встретишь свой конец на
этих дорогах, его нож может оказаться больше твое-
го, – Бэб озвучила очевидное.
Капитаны, где вы были? Команды разменяли
лучших игроков, решившихся стать волками, и судья
82
разыскивает виновных на этом поле.
– Если я встречу судьбу на улице, я дам ей в
морду, – Фанни встала и они разошлись. Каждая при
своем. Фанни чувствовала спиной, что день смотрит,
как собака, пропустившая время спаривания. Вече-
ром она включит свой телевизор, который показыва-
ет два канала. По первому показывают естественный
ход событий, отражающийся в глазах людей, по вто-
рому передают новости с ее личной войны. Она по-
беждает.
Расставшись в этот раз с Фанни, Бэб точно
знала про саму себя, что она страж порядка, что она
чертов страж порядка. Но ей не взять Фанни. Потому
что Бэб сама этого не хочет. Она сама готова аресто-
вать любого полицейского, чтобы не тронули Фанни.
Фанни опасна и еще раз опасна. И Бэб опасна, за-
щищая ее. Ломая головы виновных и невинных.
Создавая нового, более могущественного бога, кото-
рому было бы можно молиться о спасении Фанни, но
не слишком ему доверяя. В принципе рассчитывая
только на собственное могущество, которого на одну
Фанни и хватило бы. Порой едя за двоих, за себя и за
девочку. Пусть Фанни не дочь, но жаль, что она не
может быть рядом. Бэб ни разу не видела родителей
своей девочки и плевала на них. Хотя и где-то пони-
мая их, страшно терять такого ребенка, как Фанни.
Бэб надеялась, что с ней это не произойдет. Она не
мать Фанни, но она больше: она вынула оружие во
имя Фанни. Она уже не ставила оружие на предо-
83
хранитель. Дважды полицейский, две службы: по
правую руку шеренги официальных дел, так избран-
ные ученики становятся справа от сэнсэя, а за левым
плечом стоит Фанни, единственный последователь
самого сэнсэя. Единственный, чьим последователем
является сам сэнсэй. Несмотря на разнообразие шос-
се, разбегающихся перед молодым талантом. Хоро-
ший автомобиль не испугается пути и с трезвым, и с
пьяным водителем. Смелая девочка не испугается ни
себя, ни Бэб. Ночные улицы не пугали взрослую Бэб,
но не рано ли они перестали пугать Фанни? Не рано
ли она включилась в танец, который танцуют хули-
ганы, бандиты, седые преступники с давних времен.
Со времен, когда, как и сегодня, люди хотели быть
целыми. И всегда на них голодные волки смотрели
алчно. Но сторожевые псы охраняли их. Волчий вой
и блеяние овец указывали им их место. Дважды жи-
вы: один раз днем, кукуя между боков себе подоб-
ных, второй раз ночью, во тьме страха, молясь боль-
ше на охранников, чем на иконы. Обожая свое место
в стаде. Обожая стадо. Соглашаясь, что лучше всего
успокаивают голоса собратьев-овец. Редкие решают-
ся раз в жизни выйти за ограду. Чтобы посмотреть,
что там есть. Им мало рассказов псов-охранников о
жестокости, царящей вокруг невинных овец. Чем за-
канчивают смельчаки, неизвестно, они не оставляют
записки с информацией, где их искать. И если порой
какой-нибудь супермен от овечьего племени возна-
мерится провести исследования этого вопроса, он
84
обязательно быстро образумится. Неизвестность
лучше. Овца-одиночка это странность. Целая овца-
одиночка это нонсенс. Природа не пытается шутить,
создавая смелых овец, все овцы, как одна, трусливы.
Надо понять преимущества заведенного порядка.
Они очевидны тебе, если ты волк. Ты чувствуешь их
своей кудрявой шкурой, если ты овца. Сторожевым
псам они дают работу. И они дают повод для раз-
мышлений жалкому богу людей. Извини за грустный
урок, кто бы ты ни был, Бэб или Фанни. В простран-
стве и времени лос-анджелеские овцы – забота Бэб –
становятся членами городского клуба потенциаль-
ных жертв, где им не говорят, что в жизни потенци-
альными жертвами являются и такие непонятные
волки, равнодушные к слезливым письмам, и близ-
кие, теплые, деловые псы, слишком приближенные к
своим подопечным, отчего сходство неизбежно. Ко-
роткое "гав-гав" или бесконечно длинное "ууу-у-уу..."
издает хирург, ему не перекроить дикую плоть его
общей со многими мачехи-природы. Поэтому неод-
нозначными огнями в ночи процветают клуб моля-
щихся о жизни и пара дезертиров, с максимальной
пользой использующих отпущенное им время. Они
все равно не успеют разрушить город и знают об
этом. Но так же знают, что у них есть шанс разру-
шить одну голову, его никто не отнимал. Двое под-
ростков били третьего. Стандартная картина в горя-
чо любимом нами мире. Двое парней лет двадцати
издевались над мальчишкой лет пятнадцати. Бэб ос-
85
тановилась, она исподлобья смотрела на дерущихся.
Мальчишка слабо оборонялся. Минут через пять-
семь он должен был сломаться. Бэб вспомнилась
Фанни. Почему девочка сомневается в ней? Верени-
ца черных людей вышла из мрака в недалеком про-
шлом, ни разу не предав проводников, честно темнея
на фоне светлого дня. Они глядели на новый мир,
как честные партнеры этого мира, не зная о нем ни-
чего дурного, но уже догадываясь о его дурных на-
клонностях, извиняя предательства, забывая преда-
телей. Обретая профессии, а не выигрывая их в лоте-
рею. Да, она полицейский. Бэб пошла к троице. Ей
не понадобилось много времени, чтобы раскидать
двух хулиганов. Но этого мало. Одного парня она
пару раз саданула головой о бетонную стену. Бэб
знала, чем это может кончиться. Парень с красной
головой равнодушно сполз по стене. Женщине было
плевать.
– Леди, это не по закону, – при чем здесь за-
кон? Уцелевший парень в настоящий момент боялся
жить дальше.
– Я полицейский, я имею право, – Бэб огля-
нулась, спасенный подросток боялся ее больше, чем
своих обидчиков. Бэб это не взволновало. Она дей-
ствовала бы так же, спасая Фанни. Убила бы? Убила.
Села бы? Села. Пыталась бы бежать? Нет, не пыта-
лась бы, чтобы не быть убитой при побеге и не оста-
вить Фанни один на один с этой жизнью. Хотя вряд
ли бы Фанни растерялась. Пусть они с жизнью не
86
пригласили бы друг друга на танец, но, может быть,
сосуществовали бы мирно. Если Фанни будет дано
вырасти. Если она сама решит вопрос в свою пользу.
Фанни нравится себе, но еще больше ей не нравится
день. Ночь – лучший фон для ее кожи. День – луч-
ший фон для кожи Бэб и ночь – пора, когда лучше
всего воспользоваться ее сходством с ней. Может
быть, тогда Фанни привяжется к ней. Делая свои де-
ла в ночное время, Фанни открыта для дружбы. Воз-
можно, не надо нюхать воздух возле друга, словно
не доверяя. Друг пахнет иначе, чем ты, но не это де-
лает его врагом. Что известно об этом Фанни, что
известно об этом Бэб? Бэб темнеет днем и ночью,
ничей друг и многим враг. Подолгу вспоминая доро-
гу домой после очередного пресечения очередного
нарушения. Не видя друга за чертой, из-за которой
бросается опасность. Бэб не может быть дружелюб-
ной... она крутой полицейский – она человек, кото-
рый не протягивает руку в ответ на приветствие. О
жизни ее слова следующие: во второй раз на коленях
стоять проще, но лучше ни разу на коленях не сто-
ять. Она руководствуется своим мнением, страхуя
себя пистолетом, много лет службы и жизни под-
тверждают правильность этого. Много лет склады-
ваются в один день, который Бэб не может понять.
Ледниковый период в мире чувств от правосудия
проходит. Бэб сотрясается, темень сжимает ее спину,
обрывая крылья ангела, может быть, под радостным,
справедливо радостным, взглядом Фанни. Ранняя от-
87
тепель, когда до пенсии еще не близко. Резко объя-
вившееся и жутко прогрессирующее заболевание,
когда до доктора не добежать. Бэб смиряется перед
агрессией неизвестных зверей неведомой страны. По
отношению ко всему порядочному холод в тебе рас-
тет. Симпатия к нежности гаснет. Это тебе в лицо
смотрит ночь. Ночь, пора, когда теряется ориента-
ция. Где твой дом, где твой враг решает за тебя сле-
пота. Ты неаккуратен в своих решениях, когда рядом
с тобой останавливается эта пора. Пора, когда тебе
никто ничего не может гарантировать кроме шансов
проиграть. Даже если ты на "ты" с одним из хозяев
ночи, он выберет собратьев, а не тебя, одинокий
путник. Мы все враги, даже если мы все друг с дру-
гом на "ты" днем. Кто больше всех хочет жить? Твой
враг. Он совсем как я. Мычание остановившегося
животного издал ты: мы опять везде наталкиваемся
на врагов. Неизвестно, чьей матери он сын, но боим-
ся мы одинаково. Боимся, что ночь сделает нам
предложение, от которого мы не сможем отказаться.
Наши, неизбалованные предложениями, умы засты-
нут от испуга. Депрессивная ночь стала классикой.
Столько страха между двумя восходами солнца. Но-
чью у нас есть только ночь и мы боимся, что она не
та, за кого себя выдает, и не скажет нам свое на-
стоящее имя. Какая разница, что там она обещала?
Ночь не держит слово, данное преступнику. А фокус
и волшебство в том, что ночью все преступники.
Мир ополчился против тебя. Мои собственные же-
88
лания в стане врага. Да, вот он, твой враг. Ничего,
что он знает тебя лучше, чем ты сам? Теперь расска-
жешь всем, что видел его. Сколько еще сегодня бу-
дет врагов? Может быть, это все на сегодня. Я толь-
ко представлю тебе твоего последнего врага. Это
Фанни. Ночь все-таки хотела сделать тебе приятное.
Это ночь для лейтенанта. Ночь без звезд. В темноте
ты называешь свое имя – оно пароль. Но для кого? А
кого ты рассчитываешь увидеть? Кто может скитать-
ся по ночи? Пара твоих страхов и лишняя благона-
дежность. Но если честно, не все твои враги растают
с приходом света, где-то там они скроются. Я от-
крою дверь лейтенанту, если он хочет войти. Если у
врага есть логово, пусть и у лейтенанта оно будет.
Он там один, съедает внезапно брошенный ему лиш-
ний день. Лейтенант мечется между своей правотой
и своей неправотой. Жизнь ставит над ним экспери-
мент. Всё ставит над ним этот последний экспери-
мент, не успевая делиться на доброе и злое. Вот еще
один рабочий день, когда он продолжает делать вид,
что все в порядке. Он работает.
Это место на время отгорожено от остального
города. Сейчас это только наша территория. Его и
моя. Мы с ним уже давно знаем друг друга. Знаем
друг друга в лицо. Мы никогда не уточняли друг у
друга, кто за кем охотится. Но мы – манерные коро-
ли городских просторов, играем со временем, как
детский мяч оно для нас ничего не значит. Но добро
побеждает, потому что оно добро, я побеждаю, по-
89
тому что я полицейский. Озлобленный преступник
срывает вывеску, на которой был девиз этого дня.
Посылай пулю вперед, его числа не выпали. Но и
мой выигрыш унес ветер, я опускаю пистолет. Моя
жизнь с врагами – гонки на испорченных автомоби-
лях и в качестве приза я хочу Фанни. Одежду проиг-
равшего я сниму и положу рядом, ее подберет дру-
гой, ее универсальный размер подойдет любому. Но
не мне снова и не Фанни. Я не знаю, когда кончатся
мои враги, но враги Фанни должны закончиться. За
следующим углом следующей улицы их уже не бу-
дет, но до него надо дойти, на своих ногах. Я все де-
лаю правильно. Пока не село солнце, я имею власть
над собой. Думать, делать, решать. Помнить имя,
данное мне родителями. С заходом солнца власть
переходит к Фанни.
Час сменяет час, Фанни глядит вперед. Ули-
цы накладываются друг на друга, сутки сменяют су-
тки. Дети, ее близнецы, играют в игры и понарошку
нападают друг на друга. Зачем ей участвовать в их
игре? Знающей другие правила. Она идет и идет,
иногда ей кажется, что она марширует. Из переулков
к ней подходят волчата и идут с ней, и растут, как
она сама. Фанни вырастает растерянной. Одновре-
менно командир и солдат, потерявший своего ко-
мандира. Наступает время и впереди пропадают ко-
мандиры и надо знать... Не ты идешь с волками, вол-
ки идут с тобой. Стройными военными рядами жёст-
кие волки трамбуют асфальт за усыновленным чело-
90
веком. Фанни, просыпайся от дурмана полицейского,
они пойдут за тобой туда, куда ты позовешь. Они
подождут тебя за городом, который был их, так же,
как твоим. Они, не черная женщина, твои друзья.
Может быть, не единственные, но самые сильные.
Фанни прислушивается к шороху от прикосновения
лап к тротуару, волки уходят с улиц, они уходят из
города, идущие последними оглядываются на Фан-
ни, она пока не двигается. Готовишься проклинать
свою дорогу или признавать ее единственно верной?
Фанни сжала зубы, подсчитав волчат, на одного, на
два волчонка меньше... Воля стала на пару волчат
меньше. Это значит, что кто-то не дошел, пока она
смотрела вперед. Ну и какое из человеческих качеств
еще пропало? Говорят, есть не свете какие-то инсти-
туты, в них ласковые люди учат тебя аккуратно мур-
лыкать. Но Фанни уже выяснила, какой ценой, тогда
нам не по пути. Девочка прошла мимо экзаменаци-
онной комнаты. Экзаменаторы повернули головы,
вылавливая нового ребенка, невинную девочку, и те-
ни ее им не осталось. Ни в одну из церквей этого го-
рода Фанни не впустят. Ее рога не из кости, а из же-
леза – она с ними не пройдет через металлоискатель.
Фанни с повязкой пирата не войдет в законный порт.
Может быть, она войдет в какую-нибудь маленькую
церковь на окраине страны, чтобы испортить святую
воду грязными руками. Она тоже может многое до-
ложить в своей молитве наверх. Но пока улицы во-
нючей дыры дороже ей. Фанни исходила их вдоль и
91
поперек. Бога нет на земле.
Слушая, как Фанни гуляет по городу, я по од-
ной выкуриваю свои, постоянно потухающие, сига-
реты, мне не дает покоя полицейский кодекс. Книга,
которая в жизни Фанни может многое изменить. Я
обеими руками показываю ей на эту опасность. Из-за
чего она решает, что эта опасность все еще в на-
морднике? Медленно идущей девчонке еще нужно
время. Ей дает это время один из редких постовых в
подлунном мире. Постовой спокойно дышит, его
смена закончилась. Я всегда буду настороже, я нико-
гда не расслаблюсь. Садясь за стол, я буду думать не
о молитве, а о засовах на дверях, что отделяют при-
вычное времяпрепровождение Фанни от самой Фан-
ни. Старший ищет способы занять руки ребенка, так
в руках ребенка оказывается его оружие. В нашем
случае такого не будет. Если вовремя сунуть ей в ру-
ки учебники, может, выйдет толк. Фанни и учебники –
зрелище отнюдь не смешное. В жестокой реальности
претенденту на заключение надо читать книги. Да-
вай, девочка, вынимай руки из-под парты и начинай
листать учебник. Добрая информация о президентах
и нашем американском Камелоте соберет из тебя
гражданку для твоего же блага. А твой секрет я забу-
ду. Отрубать какой-то из членов от тела памяти – это
то, что я, как полицейский, делаю часто. Кровотече-
ния останавливаются, когда забываешь о них. Ты
начнешь расти быстрее, когда я забуду о тебе.
За окном ветер гонит мусор по улицам, тем-
92
ное тело женщины, стоявшее у оконной рамы, от-
ступает вглубь комнаты. Человек у себя дома один
во всем городе. Уличный воздух давит на дверь. Тя-
желые призраки, разочаровавшиеся в смерти, пыта-
ются вернуться к жизни. Каждый вечер выбивает
входную дверь тот, кто при жизни много весил. Я
никогда не приглашу его внутрь. Но и без него я не
узнаю мой дом. Но моя голова хорошо крепится к
моему телу. Всегда обеспечивая меня начальством.
И я решаю остаться здесь. Я сама могу придумать
автомат. Несколько пистолетов лежат рядом. Я кла-
ду свое тело на постель. Вечер укладывается на со-
седнюю подушку. Кто примет мою присягу?
Фанни рассматривает свой кулак. Удивляясь
ему и любуясь им. Это ее второй друг. Фанни в ок-
ружении друзей, ножей и кулаков, на своем месте
под солнцем стоит и смотрит поверх голов самых
высоких людей, не видя за их спинами заката. День
охоты будет продлен. В правой руке нож, левая сжа-
та в кулак, не заходя со спины, вызывать на бой про-
хожего и выигрывать пару долларов, пару сотен дол-
ларов, плевать на первую тысячу. Плевать на первую
жизнь, но пока не отнимать. Каждое утро в зеркале
все еще рассчитывать увидеть человека, хорошую
девочку – не оставляй меня, мое человеческое обли-
чие. Двери дома закрываются за спиной. Ее туда не
выталкивают, она сама выходит на улицу. Фанни
бежит по тротуару, спасаясь от огромного пса без
ошейника, у нее бесстрастное лицо, а ноги надолго
93
впечатывают ее бег, как авторы древности наскаль-
ные рисунки, в асфальт. Девочка побежала за две
минуты до появления собаки, лай издалека нащупы-
вает твои проступки и определяет их как преступле-
ния. Пока ты можешь только бежать. Через плечо
кричать назад о том, что ты невиновен или молча,
признавая вину. Что ты унюхал во мне, дьявольский
пес? Фанни пока сохраняет человеческое обличие,
но чужой, прибежавший из детского ада для право-
нарушителей, в общем из того же места, где и поли-
ция находится, пес узнал под ним нутро незнакомого
зверя. Теперь подобные случаи должны участиться.
Асфальт слишком горяч, чтобы идти по нему
дальше... Вечер стоит в городе, как черный человек
на светофоре, ожидая зеленый, чтобы двинуться на
ночной фронт. Черный парень на черной дороге, он
знает жизнь. И переходит ее вброд, без ненужного
риска. Ему нужно и Фанни, и Бэб, их обеих, вывести
из темного Лос-Анджелеса на его светлую дневную
половину – это значит отклониться от своего обыч-
ного маршрута, но в конце нового маршрута две
жизни вместо одной. Ему приходится задуматься.
Его обычный маршрут пролегает по нездоровым
ночным улицам, каждая из которых имеет свою бо-
лезнь, свой шрам. Парень роняет на них стерильные
бинты и они исчезают, их разбирают. На ощупь на-
ходят и заглатывают огромными желудками куски
здоровой жизни. Но этой пищи всегда не хватало.
Парень устал от собственных усилий. Он оборачива-
94
ется к ожидающим Фанни и Бэб. Он ставит им свои
условия: отдать ему свое оружие, девочке Фанни это
странно, ты, улица и нет оружия – это приводит к
известным неприятностям, впрочем, наличие оружия
приводит к ним же. И даже если ты не хочешь вой-
ны, уже воюешь, потому что оказываешься воору-
жен. Оружие – это обязанности. Да, мама, я сделал
свою работу по дому, мама, я поцеловал тебя перед
уходом, теперь меня ждет моя служба на улице. Ут-
ро этого дня, вечер этого дня...что я должен утром и
вечером делать и думать? Не выглядывай ближе к
ночи на улицу, чтобы позвать меня в дом. Я сам вер-
нусь, когда улица скажет "хватит". Но она не скажет
"хватит", мама. Она больше моя мать, чем ты. И я
люблю мою жестокую мать. Все на улице начинает-
ся, все там заканчивается. Маленький отряд проби-
рается по улице из чьего-то бодрствования и из чье-
го-то сна. О счастье жить говорят нам чья-то реаль-
ность и чьи-то кошмары. Это кошмар делает челове-
ка счастливым. Каково это счастье, может судить
только сам счастливчик. "Фанни, ты знаешь, что мы
не дойдем? И сейчас я, может быть, дам тебе писто-
лет. В такую пору ребенку лучше быть с оружием. В
кого пошел этот ребенок, что все понимает? Улица
по-прежнему остается моим командиром, капитаном,
командующим моей души. Вся моя ответственность
остается мне. Я, Фанни, под ней расписываюсь". Ты
чувствуешь, что асфальт горит? Ни черный парень,
ни недельный или даже суточный дождь не помогут
95
в этом. Может, станем беговыми собаками, женщи-
на? У Фанни нет лучше предложения. Есть предло-
жения, которые еще быстрее приведут к разрухе
Фанни. "Я буду беговой собакой, а ты пойдешь
дальше человеческим шагом. И чтобы Фанни не
ошиблась адресом, Бэб добавляет: "Не забудь, где
твой дом. Но зачем мне идти домой с пистолетом? Я
история улицы. В общем-то, наверное, нельзя по-
мочь тому, кто отказался сдать оружие. Вот места,
которые с недавних пор стали моими владениями. Я
обращаю ваше внимание на открывшуюся панораму.
И скорее всего вы сами задержите взгляд на обита-
телях этой панорамы. В уличной пыли заметны мол-
чаливые мыши. На крышах зданий каратисты удара-
ми ног разгоняют тучи. Азиатские молитвы падают
вниз в руки с трудом успевающих подхватывать их
восточных стариков, спасающих их жизни, не доле-
тая до европейского бога. Так далекие звериные
мысли остаются в зверином теле, не найдя входа в
человека. Они бегают на четырех ногах, он бегает на
двух. Они бегают по периметру города. Вдоль тро-
туара молча стоят прошлые жертвы каратистов,
Фанни проходит мимо, не становясь в ряд. Можно
всем показать кулак, можно показать ладонь в знак
мира в подворотнях, между кошками и мышами, ме-
жду собаками и людьми, между волками и всеми ос-
тальными вместе взятыми. Но кулак – это один сим-
вол для всех. Единственное, мы не уверены, как на
него прореагируют волки. О их реакции можно дога-
96
дываться. В конце концов они отправят самых голо-
систых из низ выть в знак долгожданной, ожидаемой
несколькими волчьими поколениями, войны. Оста-
вить порезы на истории этих дней честь для них. Я
остаюсь вписать новые жирные шрамы в энциклопе-
дию улицы. Это была хорошая попытка увести меня
от них. Может, в следующий раз она удастся. Привет
тому черному честному парню.
Улица продолжает оставаться резиденцией
темноты. Темноты стоящей, идущей, молчащей или
разговаривающей с некоторыми. В ней что-то шеве-
лится. Слепой житель тьмы ведет рукой по шраму в
форме преступления, что там случилось и где участ-
ники событий? Я хочу, как старый фильм, просмот-
реть пленку с преступлением, подкинув пару биле-
тиков, к примеру, Фанни. Она не станет приглашать
друзей на просмотр и один на один с фильмом в сон-
ной комнате решит, быть ли ей героиней следующе-
го. Какая-то роль всегда будет главной, она ближе к
тебе, чем ты думаешь, любая роль в любой момент
может быть принесена в жертву или определена в
тюрьму вместе со своим исполнителем. Ты и тюрьма
встречаетесь и расстаетесь, как двое незнакомцев
сходятся и расходятся. Девочка и человек идут на-
встречу друг другу, у обоих нет хороших новостей.
Девочке за это стыдно, но не стыдно за себя. Она хо-
рошо трудилась в последнее время. Ей легко смот-
реть в лицо человеку. Фанни и незнакомый человек
останавливаются друг рядом с другом.
97
– Как сегодня настроение? – спрашивает не-
знакомец.
– Город уже не тот, – отвечает Фанни.
И хоть город не стареет и не теряет былую
удаль, ночные улицы скучны и сон на них выгоден
только псу, который глодает в обстановке относи-
тельного покоя свой кусок. Фанни качает головой,
глядя на него. Ей идти дальше, может быть потому,
что ее кусок еще не найден ею. Она хочет дойти до
вопроса, чтобы принести ему свой ответ. Он у нее
есть, она скажет его достаточно громко, чтобы вы
услышали его. Может быть, он завершит ее путь к
центру города – району, где тела находят свои души.
В целом, этот город больше не может удовлетворять
ее запросы. Фанни делает заявление, которое давно
готовила. Ведь в конце концов она идет к допросу. В
нем, собственно, говорится только о том, что она си-
дит на покосившемся стуле. И тем не менее речь:
пусть ваши жрицы правопорядка будут свидетелями
нескольких моих шагов, но я своим детским голосом
запрещаю нумеровать их.
Эх, Фанни, скорей переоденься в невинное
детское платье, пока для тебя сохраняется дорога к
отступлению. Это тебе предложение сохранить голо-
ву в обмен на приемлемое поведение: вежливо при-
седать при знакомстве с новым на новой территории
и не гавкать, а тем более не выть, не намекать на об-
щее с серой популяцией. Быть девочкой. Фанни спо-
собна согласиться, но жрицы решают иначе. Бандит
98
с тихой лос-анджелеской улицы превращается в де-
вочку и заводит своего духа-хранителя, не приятеля,
а новое оружие. Этот дух-хранитель знает все прави-
ла бойцовских духов-хранителей и рассказать о сти-
лях чемпионов своей хозяйке – это все, что надо ему
сегодня вечером. Сегодня в этом смысл его, их жиз-
ни. Фанни все больше узнает о чемпионах преступ-
ности с его слов. Полицейские, самая отвратительная
сторона преступности, по-прежнему не знают о
Фанни. Но шпион начал работать на Фанни в их ла-
гере. Как тучи на небе, на земле собирается сраже-
ние, две армии с разным на знаменах идут друг на
друга. Знамена одной армии кричат противнику о за-
коне, распространяющемся и на несовершеннолет-
них, не знаменах другой нарисованы разрушенные
школы и насмешливая тишина висит над ее рядами.
Дай пойти нам своей дорогой. Не пускай законы по
следу, мы ваши дети. Пока еще дети... Но нам все
меньше нравится расти в тепличных условиях ваших
подштанников. Тепличные условия искусственно
замедляют наш рост. Наказывать нас не надо, мы та-
кого не позволим. Что я говорю, то ты слышишь. Что
я курю, то ты вдыхаешь. И мы вместе творим мое
будущее. Хорошо творим. Ну, а сейчас мне, правда,
пора к моим ночным делам. Пусть, конечно, ты не
дала мне никакого пистолета. Фанни обойдется. Она
бросила того из двух родителей, кто принадлежал
дню. Жизнь раздвигает руки, изображая объятия.
Поднимается ветер, во мгле блеск и электричество из
99
металлических букв складывают слова, особенным
образом горят огни – это аттракцион, работающий
только по ночам. Фанни бывала там каждую ночь.
Развлекалась сама и развлекала тех, кого встречала...
Фанни захотела зевнуть, но только вздохнула, избы-
ток военных действий выматывает и энергичную
юную душу. Под утро у людей появляются тени,
держащие человека под руку. Если он оступится,
они, может быть, помогут, может быть, нет. Но че-
ловек все равно благодарен за компанию. И слабый
младенец, и супергерой, и продажная женщина нуж-
даются в утреннем проводнике, который знает доро-
гу к естественному ежевечернему закату. Сохранить,
избавив от приключений, он занимается этим каж-
дый день. Именно он решает, какой рюкзак по плечу
его подопечному. Какая подножка не свалит и чье
дыхание не лишит кислорода. Человек смотрит на
него, можно ли дышать? Для робких он стоит на
противоположной стороне пешеходного перехода. В
его руке нарушено кровообращение, потому что сла-
бые сжимают ее. Сторонясь преступлений. Что,
Фанни, ты отказалась от проводника?
– Что ты решила доказать улице? – Бэб пони-
мала, что Фанни взялась доказывать теорему, кото-
рую нормальные люди доказывать не берутся. Двери
закрыты, никто не входит и не выходит, и улица
спокойна. Пока однажды кто-то не пройдет по ней.
Переворачивая мусорные баки. Добрый полицейский
идет следом и ставит их на место. Бэб – злой поли-
100
цейский, нарушенная тишина на ее улице способна
заставить ее вытащить пистолет. Чтобы сделать что?
Перед ней Фанни. Фанни решила ей ответить.
– Ты оставила мне жизнь, – Фанни не благо-
дарила и не упрекала. Оставили жить, будто сказали
"пошла вон на улицу". И Фанни вышла из дома на
улицу. Дети дерутся, как шакалы, быстро и коротко.
В минуты выясняется, кто способен выжить. Иногда
их растаскивают в стороны, а иногда дают им вырас-
ти на поле битвы, дают им понюхать везение и сби-
вают им носы к левому или правому уху. Неважно,
кто сможет вырасти, важно сейчас и здесь выяснить,
кому не дано. Чтобы усилить питание? Нет, чтобы
совсем отказать в нем. Фанни взирала на месячную
голодовку с приличествующим равнодушием. Не се-
годняшний день прогонит твой голод. Завтрашний?
Бэб ответит.
– Чтобы ты выросла, я буду таскать тебе еду,
находя твое тело без путеводных следов и запаха, в
любую подворотню, где ты устроишь свою нору, – Бэб
смотрела на Фанни, как много раз до этого. Прошло не
много времени с тех пор, как они встретились, Фанни
не успела измениться. У нее впереди большой голод.
Он может изменить ее. На свете многие вещи могут
изменить ее. Скверная метаморфоза это может быть.
Люди, меняясь, уходят вдаль по улице святого города,
назвавшегося квартирой ангелов. Фанни скрылась за
углом последнего здания. И Бэб догнала ее. Нет, не от-
пустила в неизвестное им обеим будущее. Бэб обнару-
101
жила Фанни в тупиковом переулке. Бэб задумалась над
тем, как пригласить девочку наружу. Бэб поступила,
как всегда поступали до нее. Она протянула ей пищу,
неважно, материальную мясную или духовную. Фанни
изобразила вопрос в своих глазах.
– Выйди и возьми, – Бэб встала точно напротив
вопроса, ноги на ширине плеч.
Впервые на Бэб посмотрело детское лицо. Бэб
сдержанно, но прекрасно улыбнулась. Фанни покинула
тупик.
Под созвездием Пса Бэб переселила Фанни на
волю. До сих пор неясно, была ли эта идея хорошей.
Но сейчас Бэб повторила свой поступок. Возможно,
инстинктивно творя добро для Фанни.
– Будешь расти, как все.
– Попробуем сделать это, – резюмировала Фан-
ни.
Какая-то надежда покинула тупик. Завтрак с
собственной совестью – неприятное дело, особенно,
когда Бэб свидетель этого.
Бэб смотрит на Фанни, уже ни в чем не раз-
бираясь. Был какой-то главный вопрос. Может быть,
этот.
– Я забыла спросить тебя, ты убила бы, если
бы кто-то отказался отдать деньги? – было ощуще-
ние, что появление Бэб в жизни Фанни только усугу-
било особенность этой жини. Жизнь Фанни напоми-
нала закрытое заведение, в которое можно пытаться
много лет достать пропуск. Ворваться туда с оружи-
102
ем значит остаться там навсегда. Фанни сама запрет
двери, чтобы вы не вышли. Пока она ответит:
– Да, – Фанни была серьезна. Если человек
готов к смерти, пусть попробует с ней встретиться.
– И никакого уважения к его верности прин-
ципу? – Бэб уже никуда не деться от любви к этой
девочке. Пусть отвечает, что хочет. Бэб глядела на
девочку, сейчас она ответит, это как приговор для
кого-то, и Фанни ответила.
– Никакого уважения, – Фанни уважит такого
человека, уважая его выбор. Фанни мудро усмехну-
лась, глянув на Бэб, решив отчитаться до конца.– Я
окажу уважение этому человеку, уважая его выбор.
Вот так человек нашел дорогу, ту самую, ко-
торую ты от него прятал. Он срывает замки, которые
ты вешал, один за другим. Он срывает их голыми
руками, без перчаток, ничего не боясь. Оставляя
свои отпечатки, как плевки на твоем лице. Если хо-
чешь, их снимет оттуда экспертиза. Что ты можешь с
ними сделать? Только запомнить. И его храброе ли-
цо тоже. Бэб уже запомнила Фанни навсегда. Надо
надеяться, что и Фанни запомнила Бэб на всю жизнь.
Бэб дала охрану, дала дружбу, заполнила собой
очень уж очевидное одиночество девочки, многое
стало лучше после появления Бэб. К примеру, посто-
янная охота приобрела необходимые черты плодо-
творности. Может быть, это логический конец?
– Хочу перестать, – решение далось Фанни
легче, чем можно было ожидать. Официальный ста-
103
тус пайдевочки ей теперь все равно не дадут, но
можно начать с хорошего поведения. Если будут
одобрять, можно жить дальше. О, добрые дни и доб-
рые люди, я хочу быть среди вас. Попробуйте пове-
рить мне. Фанни делала невероятные волевые уси-
лия. чтобы ее лицо не окаменело. Бэб незаметно
улыбнулась: что за послушная девочка! Ведь ей даже
не нужен повод, чтобы правой или левой, вернее
всего, конечно, правой, рукой сжать нож. Но Бэб ви-
дела, как сгибается Фанни. Новая жизнь дается так
же трудно, как отжимания от пола перетруженному
телу. Где оставлены восторги? Смысл жизни, ее при-
ятная сторона удалены из жизни. Фанни раскачива-
ется, подчиняя свое юное тело ветру, поднявшемуся
в ее голове.
– Как собираешься дальше распоряжаться
своей юной жизнью?- от Бэб хрестоматийный вопрос
приходит с уведомлением – преступное детство поч-
ти растаяло.
Фанни огляделась вокруг, после чего посмот-
рела снизу вверх на верную Бэб. Верную больше че-
му? Ты не всегда будешь со мной? Губы Фанни
слегка двигались, возможно, именно это произнося.
– Может быть, стану полицейским, – Фанни
усмехнулась своим словам, себе, жизни и Бэб. Кем
теперь она станет, кто возьмется ручаться? С ее опы-
том она беспомощна перед поводом к тому, чтобы
достать нож. Человек, влипший в историю, с понят-
ным интересом смотрит, какое оружие, холодное или
104
огнестрельное, в руках у Фанни. Как много их, инте-
ресующихся, на счету у девочки. Она не обеспечива-
ет их порядковыми номерами, не запоминает их ли-
ца, но усталость в голове и в руке говорит о том, что
они были. И каждый был опасен для ребенка. Для
ребенка, решившегося грабить более крупных зверей
по сравнению с ним. Всегда интересно выяснить, кто
наделает в штаны. Она видела тех, кто сдерживал ес-
тественные позывы, тех, кто вызывал у нее уваже-
ние, и тех, кто хотел жить и с грязными штанами, и
тех, и других она оставила жизни. Фанни ни разу не
пожадничала. Джентльменское соглашение с самой
собой она выполнила. Теперь у нее свободны руки,
может быть, для того, чтобы держать в них два ножа.
Бэб прикрыла глаза и открыла их снова навстречу
тому, что ей приходится видеть в жизни. Вонючие
жаркие дни, горячая бледнолицая девочка и где-то
совсем рядом в жизни в чьих-то душах куются мечи.
А Фанни как будто не знает об этом. Бэб пригляде-
лась к ней. Нет, неизвестно. Бэб протянула ей целую
пачку сигарет.
– Кончай курить.
Ценный совет ею дан. Бэб надо возвращаться
на службу. Упасть на колени и кричать, вызывая го-
род на бой. Тебе все равно, кого он выставит против
тебя. Мужественного старика, которого ты не нач-
нешь уважать или подростка, с которым не в состоя-
нии договориться его родители. Он курит на заднем
дворике. Ты согласен на любого противника. Лживо-
105
го и подначивающего. Подсчитав все свои пораже-
ния и победы, ты решаешься играть со скромными
шансами. Скромные шансы лейтенанта полиции на
жизнь. Свою собственную жизнь. По сравнению с
шансами американского подростка их действительно
не много. Того прикроют. Меня нет. Открытый ста-
дион, на котором проводятся игры, я имею лишь об-
щее представление о правилах. И знаю лишь один
способ выигрывать свою жизнь: нарушать. Зачем
мне подмигивает судья, когда я в упор не вижу ра-
зумные правила из общего стада законов? Когда
Фанни снова вернется к старой дороге разбойников,
мне надо быть в конце ее, чтобы встретить эту де-
вочку. Подло это или не подло, но я еще полицей-
ский. Если Фанни снова возьмется за нож, я начну
бить ее по рукам. Моя жизнь скорее всего будет со-
всем короткой. Фанни я не успею воспитать. Что
больше, этот город или мое сердце? Моих выходных
не хватит, чтобы выяснить это. И в том, и в другом
случае и я, и город проиграем. Чему-то научив
внешне беспечное сердце Фанни. Чему она научи-
лась, узнают другие, не я.
Фанни побежала по своим делам. Эй, Фанни,
после того, как мы разошлись, я продолжаю разгова-
ривать с тобой. Разговор продолжается на улицах, в
домах, в гаражах этих домов. В местах, где я рабо-
таю, напрягая жилы и мышцы отдавшегося мне дня.
Во время редкого отдыха я сижу по-турецки, не дви-
гая головой, и мой взор устремлен только на тебя. Я
106
вижу, как ты подходишь к ним и быстро вынимаешь
нож, и нож, и ты, и я давно готовы к тому, что долж-
но быть после этого, и не нужны тебе их деньги, а
важен только процесс стрижки счастливых кроли-
ков. И я признаю, что мы с тобой одной крови, Фан-
ни. И я не мешаю тебе. Меня будут судить за это, я
уйду от дел – мне будут мстить. Я не смею сомкнуть
веки, глядя на тебя. Ветер задувает мне в глаза лож-
ные мысли. Я пытаюсь видеть тебя истинной. Исто-
рия, которая мотается сутки за сутками, заплетает
длинные косы из коротких волос, твои волосы пах-
нут, как свежие туши на рынке в пять утра, аромат
доходит до носов с тонким обонянием и носы эти
торчат из законов, Фанни. Как указка в руке учителя
у школьной доски, в моей руке сжата сигарета, я ку-
рю изо всех сил, окуривая личное пространство, что-
бы демоны извне не проникли в него. С секирами,
топорами, законами и пилами для распиливания ус-
тоя моей собственной жизни, которая и без них
стремится к концу. Стремясь к ней наперерез, я пом-
ню только о долге, больше ничего, поэтому не успе-
ваю. Но мы сней обе крепкие. Двадцать лет из соро-
ка я бегаю за ней, она от меня. Заряжая и разряжая
оружие, я споткнулась, чего нельзя было делать.
Кошмары и сны – это давно одно и то же. Вы с моей
жизнью бежите в разные стороны. Я имею такие
сны, Фанни. Я сказала тебе все, Фанни, что делает
жизнь похожей на кладбищенское веселье.
Я сказала ей об открытых могилах в законо-
107
дательстве и о старых костях в этих могилах и возле.
Я немного научила девочку делать разные тайники.
Что-то она схватила на бегу. Ей легло возле сердца
искусство тайника. Фанни закопала имя преступле-
ния, я хожу вокруг того места и принюхиваюсь к
воздуху над ним, я не верю, что заболевшие живот-
ные выживают. Я больше не ставлю на жизнь.
Что было одной длинной минутой ранее:
Фанни взяла сигареты, с наслаждением поню-
хала пачку и стала прощаться, жестами, глазами. Бэб
долго смотрела на нее. Ей долго казалось, что она
сбегает. Бэб надеялась, что Фанни не пожалеет о ре-
шении и Бэб надеялась, что она сама, лейтенант по-
лиции, не пожалеет о том, что Фанни перестала тре-
вожить ночь. Теперь все несколько часов истинной
ночи Бэб должна мысленно молиться одна. Зато еще
кое-что она может сказать вслух. В моих снах и на-
яву вы с моей жизнью бежите в разные стороны. Я
посередине и не могу разорваться, не могу раздво-
иться даже для дела. И я выбираю тебя и бегу за то-
бой.
Будем смотреть за происходящим. Итак,
хрупкий, в общем-то ненужный им обеим, порядок
наведен. Чего добилась этим Бэб? Она стала пасты-
рем, утратившим свою единственную овечку. Нети-
пичную овечку, стоявшую особняком из-за свер-
кающего возле нее ехидного металла, но каждый раз
дававшую Бэб шанс на проявление великодушия.
Теперь Бэб надо возвращаться к основной массе пре-
108
ступников. К массе, не склонной ни к чему. Эта мас-
са заждалась ее, но никто там не соскучился. Кивая
ей по долгу знакомства, извиняя ей профессию. Ста-
рая Бэб опять выползла в ночь. На ходу из машины
выкидывая точные воспоминания, среди которых
каждое может все, такое, как это, к примеру, вернуть
всех на круги своя или изначальные охотничьи по-
зиции – идиллический мир и его светомузыка замер,
высветив тех, кого считал нужным, и снова зарабо-
тал. С прежним весельем, но со слезами на глазах. С
утра несколько отжиманий, кофе или вода внутрь,
которые дают силы к борьбе, проверка оружия, вос-
поминание о Фанни, ясное и резкое. Но об этом ко-
ротко. Если надо, охотник может забыть о лисенке,
задравшем пару кур. Оттолкнуть от себя его пуши-
стую голову, отказать – ему в ласке, себе в сложном
друге. Как все уличные предатели делают, погру-
зиться в работу с целью кастрации души. День за
днем – работа кипит, делается, удовлетворяет, рабо-
та, возвышающая плоть, задевающая дух всем смра-
дом своих нюансов. Между этой клоакой и трепе-
щущим мозгом по аналогии с унитазом нужна водя-
ная заслонка. Спасающий океан, аккумулирующий
единственную сырость Лос-Анджелеса – это океан
покоя, в котором Бэб купает ноги. Покой и контроль,
жизнь собратьев лучше контролировать, покой и
контроль. На работу, с работы, несколько раз в сутки
лейтенант Бэб проезжает мимо дома подозреваемой
Фанни. Законопослушная тишина достает ее тоже.
109
Каково же тогда Фанни? Девочка с быстрого мото-
цикла свистит мотив несмирения, мотоцикл подпе-
вает в гараже, сердце Фанни обливается кровью.
День за днем – терпеливое ожидание лучшего вре-
мени суток, ночи...и Фанни остается дома, убеждая
себя в своей добропорядочности. Стесняясь малень-
ких успехов этого дела. Ты хорошая девочка, мо-
жешь быть в этом уверена. Фанни много чего обеща-
ет своему будущему. Оно тоже помнит о ней и дает
ей обещания, приятные и, к сожалению, справедли-
вые. К сожалению, у Фанни есть время рассуждать
об этом. Будущее ограничено в своих правах относи-
тельно настоящего. Это настоящее криво, все, что
есть у Фанни, это резь в глазах. Должно быть, это
какая-то аллергическая реакция на порядочное. Все
страшно хорошие люди. Положение Бэб и Фанни
среди них безнадежно. Вдруг появляется ниоткуда
боец, которого еще помнят на улицах и на рингах.
Он кричит:"Ко мне!" и смотрит, сколько откликнет-
ся. Кто имеет слух. Кто еще способен возродиться.
Кто не просрал свои интересы. Кто еще не засыпает
при виде его. При его старомодном виде, внушаю-
щем разные мнения. В ком хранится надежда на воз-
вращение старого времени. Боец пробует свою
улыбку. Он стыдит тех, кто не отзывается на его
дружеский оскал. Среди таких Фанни, ей достается
от него. Но в общем он добр. Его физическая форма
улучшается от первой ответной улыбки. И человек,
готовый купить билет на бой, становится лучшим
110
другом. Не станем уточнять, был ли ответ со сторо-
ны Фанни. Он готов показывать. Каждому нужно
что-то выяснить, из этого строятся дни и ночи. Из
этого строятся беседы между святыми и нет. Выра-
батывающие и пускающие с конвеера сентенции, ко-
торые не возбуждают ни мертвые беседы, ни малую
бодрость беседующих. В них не найдет правды ма-
ленький полицейский. Но со следующим дождем к
нему падет капля разума. Если Бэб еще нужна на
улицах Лос-Анджелеса, имеет смысл принимать зав-
трак, останавливаться на обед, вспоминать про свой
ужин. Но внезапный, хоть и долгожданный, воин
возбуждает в разных людях разное. И вот так рассу-
ждает Фанни, вдоволь с неохотой пользуясь появив-
шимся у нее временем:
Все последнее время я делаю вид, что мои
мечты это не мои мечты. Я предаю себя по многу раз
на день. Но ничего не забываю из своего прошлого.
Когда я пинаю ограду, как боксерский мешок, я плачу
о своем противнике и мои руки присоединяются к мо-
им ногам почти против моей воли. О которой я узнаю
новое все чаще. Потом я закуриваю, делаю шаг в сто-
рону и смотрю на ограду, ставшую боксерским меш-
ком, как бы спрашивая:"Ты в порядке?" Стиль моего
поведения – стиль улицы, стиль офисов, стиль подсоб-
ных помещений, где люди скрывают свои боксерские
мешки, преодолевая ограды в одиночку. Пусть по-
следнее время ко мне все чаще и чаще приглядывают-
ся. Я не назову вам мое имя. Идите до конца проспекта
111
и находите там девок, которые укажут адреса, по кото-
рым вам всегда набьют морду. И не вините в этом ме-
ня. Я возвращаюсь к мешку, то есть к своей ограде, и
бью, как взрослый агрессор, так я расту второй раз и
вдвое быстрее. Ненавязчивый рост, который я почти не
чувствую. Но есть признаки. Меня тянет к прежне-
му...От такого духовного бокса и ночного незабытого
ветра кожа дубеет на лице, вы не узнаете меня. Моло-
дой гражданин, все, что надо знать обо мне. Смотрите,
полицейские, мой добрый нрав уступает свое сиденье
закону. Что еще я должна уступить закону? Моя полу-
детская задница заходится от восторга, подчиняясь бу-
кве, придуманной вами, мои руки сжимают голову, по-
том делают все по порядку, а я смотрю на них и про-
клинаю результаты их трудов. Так цирковая обезьяна
заболевает нехорошей болезнью и начинает выздорав-
ливать от другой, более тяжелой болезни.
Фанни снова взялась за нож. Вторая глава от-
крывается чередой свежих ночей. Отличным спи-
ском экспедиций Фанни. Сорвалась она или давно
это задумала, никто не спросит у нее признания.
Фанни забыла, как останавливаться. Она перемерила
множество звериных шкур. Она все реже и издалека
смотрела на свет. Ей меньше всего хотелось внимать
чужому разуму. Фанни получила слишком много уп-
реков от Бога. В итоге она совсем перестала уделять
ему внимание. Лос-Анджелес все еще велик. Сколь-
ко в нем душ, сколько тел, сколько зверей без души,
а иногда и без тела! После каждого нового происше-
112
ствия Фанни точно может сказать: "Я запечатала
конвертик". Пусть где-то лениво разлегшееся убий-
ство превратило улицу в спальню – это не ее, про-
ступивший на виске города, отпечаток, у нее другой
след, аккуратный грабеж ее честное занятие. Но не
взирая на ее лояльность, духовной комиссии, соб-
ранной из ангелов, больше похожей на салат из ан-
гелов, для большей справедливости приходит в го-
лову выдворить девочку Фанни из города. Неважно
как, если ее животное "Хонда" опять откажется ра-
ботать, хоть на велосипеде. Но для гарантии им, че-
стное слово, лучше отправить Фанни железной доро-
гой. Самый умненький и чистый ангел возьмется по
зову своего самого лучшего сердца и делая заметное
одолжение другим ангелочкам доставить Фанни к
железной дороге. "Сиротский поезд" мог бы увезти
Фанни из Лос-Анджелеса на безобидную ферму...где
много-много маленьких овечек. Каждая из которых
искушение для Фанни. Стоило бы пересчитать их до
приезда Фанни и обязательно пересчитать после отъ-
езда. Когда Фанни со своей покалеченной совестью
отбудет сытой. Ей было не справиться со столь серь-
езным искушением. Фанни отбывает с чудесной
фермы, очень плотно сжав зубы, чтобы из желудка
не вырвалось отчаянное блеянье. Она довольна этим
железнодорожным рейдом и буфетом той фермы.
Естественно, обо всем узнает Бэб, Бэб в шоке от
"овечьего" преступления.
– "Сиротский поезд" с Фанни? – Бэб напря-
113
женно поднимает бровь, – ни шагу из Лос-
Анджелеса, – железный голос выходит из горла Бэб.
Но утраченных овечек уже не спасти. Бэб вспомина-
ет, что тоже может превращаться в волка. Сейчас это
ее не пугает. – Под моим присмотром это все разви-
валось и кончится. Насчет "кончится" Фанни не зна-
ет. Это лучшее занятие, какое она пробовала. Кстати,
она никогда не пробовала длительное время оста-
ваться пай-девочкой. Добрые родители притягивают
детей за подбородки, нет ли в них чего-нибудь от
Фанни? Фанни популярна среди плохих детей и еще
больше популярна среди хороших. За облик него-
дяйки, плохой звезды. Она может посмотреть на тебя
и подумать: "Сколько ты стоишь сегодня?" А ей все
равно по карману. Фанни богата каждый раз, когда
вы счастливы посреди ночной немноголюдной ули-
цы. Тринадцать лет – это состояние для того, кто
школьник время от времени. Ученица иногда, со
временем это все выгодней. Чужие матери – это не
твоя забота, это забота других детей. Завод дымит,
выпуская хорошую жизнь для каждого, кто доказал,
что заслужил. Ни наркотиков, ни плохого ТВ, плохое
воспитание дается улицей детства тебе безвозмездно.
Это хороший багаж за одно спасибо. Тут все: и ушки
на макушке, и взгляд обнаглевших и в то же время
отчаявшихся глаз через плечо, и добрые намеренья,
и острые, в большинстве случаев от природы, реже
заточенные, зубы, от которых слышится клац-клац, и
рукопожатие врагов, и рукопожатие друзей, смерть
114
за спинами взрослых и ныне распущенные игрушеч-
ные банды, а ты тоскуешь. "Спасибо", это был мак-
симум твоей благодарности. Все заканчивается, а
тошнота продолжается. На одной из последних ско-
ростей свистит по улицам опустившийся "Скиталец"
со слабо держащейся на нем Фанни. Последняя или
предпоследняя поездка, если посмотреть в близкое
будущее Фанни. Фанни молодец, она целится в при-
зрака, чтобы никого не убить. Может за ее доброту
кто-то "позаботится" о ней. Короткая бессмысленная
остановка у какой-то там последней черты и беспо-
щадно очевидно отсутствие смысла в этой останов-
ке. Из нее нельзя сделать передышку и призрак от-
носится к самому себе с сочувствием. Фанни, Скита-
лец, отчаяние расставлены на городской сцене. Мы
собираемся прокатиться так, как может прокатить
"Скиталец" любимою хозяйку. Фанни кивнет голо-
вой, помчались до конца улицы, потом до конца сле-
дующей улицы, но не на стены, украшающие обочи-
ны. Я не собираюсь кончать с собой, мне интересна
моя история. Разведаем еще раз, что к чему в городе.
Кто нынче считается хорошим, кто плохим. Полиция
могла бы объяснить, кто кем считается, но у Фанни
нет времени для полиции. И она надеется, что у по-
лиции тоже нет времени для нее. Лучше самой си-
деть за рулем, чем сидеть на одном из бортов амери-
канского пикапа гениального правосудия. Плохо, что
человек в тринадцать лет не имеет веры в правосу-
дие американских шерифов и сам делает почти все,
115
что может, для того, чтобы его не было. Знаете, ка-
кой путь его ждет? Фанни ответит: "Жестокий, но
короткий. Ты либо сейчас сойдешь, либо не успеешь
сойти. Чего никогда нельзя делать, так это доверять
Фанни водить школьный автобус. Дети с ней поедут
не в ту сторону, не в нужную родителям, и вообще
никуда не приедут. Куда хотели бы прие-
хать…Поэтому Фанни сидела на мотоцикле. Девоч-
ка, набирая на нем скорость равную дороге, ехала в
свою сторону, в сторону Фанни, противоположную
законным улицам, детству. Потом, потом будет жаль
детства. Когда она, будучи в возрасте Бэб, быстро
глянет в прошедшие ночи и дни, кто посмотрит на
нее оттуда? Посмотрит неизвестный человек, слу-
чайно нашедший валяющийся на земле нож, прон-
зивший твое детство. Да пошло все! Как сказал не-
давно один школьник, учебный год не закончится,
пока все дети не научатся прятать свои шпаргалки
как следует. А что касается тебя, Фанни, тебе при-
дется спрятать много больше. Пришла очередь Фан-
ни убирать за собой. Чтобы не проиграть охотнику,
ставящему капканы. Отныне на каждой улице по
капкану. Капканы с обонянием самого охотника.
Фанни надо подобрать свой запах. Унести его от
охотника. Его система капканов подлее и совершен-
нее системы ложных лап Фанни. Даже перебравшись
на мотоцикл, перестав касаться асфальта ногами,
Фанни не обрела безопасность, она по-прежнему до-
сягаема для какого-нибудь борца за добро, тем более
116
для закона. Фанни стала еще резче сворачивать с
прямой дороги, пользуясь каждым поворотом, чтобы
отточить до совершенства свой стиль поведения. Бу-
дущее всегда было четким, и, может быть, было про-
играно. Бой состоялся, Фанни дала бой всему тому,
что не соответствовало стилю ее мира. Она не знала
другого мира. Юный прекрасный варвар решил пе-
ределать данный ему мир под себя со всей решимо-
стью своей свирепой души. Фанни надеялась, что
обойдется без жертв. Она надеялась, что ее образ
жизни это допустит. Резко вести мотоцикл и не
сбить никого, она действительно мечтала об этом.
Она видела, как умерла ее мечта, и она стреляла и
стреляла в призрака павшей ответственности, коль
скоро он относится к пуленепробиваемым вещам
этого мира.
Фанни перестала присматривать за собой.
Можно ли ее сравнить с несущимся грузовиком, по-
терявшим управление? Да. Что находится между та-
ким грузовиком и неизвестным будущим? Одна
принципиально важная секунда. Ее очень просто
пропустить. А между тем эта секунда главная в мед-
ленной земной жизни, про нее даже говорят, что она
волшебная. Фанни нейтрально относится к волшеб-
ству, его нет в ее жизни и в ее голове. А голова по-
вернута к будущему, куда движутся ежедневные
мысли. Каждая из этих мыслей подобно муравью не-
сет свою энергию к краю. Молодые глаза очень при-
стально смотрят в магическую пропасть. Там где-то
117
находится темная страна, которая светлее всех. Фан-
ни оттуда. Там ее место. Но уставший и дрогнувший
мир дал трещину и она появилась здесь в грязи и
свете в виде девочки, у которой две любви, мотоцикл
и нож, каждая из которых способна свернуть шею
либо ей, либо кому-нибудь еще. Но не скоро себе
самой. Однажды мудрая американская старуха, со-
седка ее семьи по улице, назвала Фанни всадником
апокалипсиса. Всадник, в определенные моменты
мудр и таинственен, смотрит на реку. Множество ав-
тобусов движутся к школе, их общей цели, и сталки-
ваются. Фанни вне потока, она на своем мотоцикле с
нового раза осваивает свою америку. От которой
сюрпризы не ожидаются. Маленькая америка, спря-
тавшаяся в калифорнии, не апеллирует к ней. Фанни
в меру расслаблена. Ее внимание не то чтобы приту-
плено, но избирательно. И за ним не всегда остается
правильный выбор. Но с выбором ей еще готовы по-
мочь. Всегда или в большинстве случаев можно пе-
ременить день к лучшему. Надо слезть с мотоцикла и
пересесть в автобус. Пусть он много медленнее по-
коряет жизненные дороги, но в нем ты всегда съешь
свой правильный завтрак и тщательно прожуешь по-
следний кусочек. Это значит вернуться к прежнему,
к папе с мамой, к потерянной ночи, проведенной в
сновидениях, к туманному во всех отношениях утру
и виноватому лицу судьбы. У меня нет для тебя дру-
гой жизни. Но и Фанни не Питер Пэн. Она начинает
движение в стиле ада параллельно общему потоку.
118
Колеса, сначала одно, затем другое миновали еще
одну моральную преграду. Небольшая тряска не
обеспокоила Фанни. Но эту тряску дало исчезнове-
ние редкого вида. Это животное металось от зла к
добру и никого не выбирало, множа сомнения Фан-
ни. Фанни его переехала... Мы в ужасе говорим ей:
– Фанни, ты переехала его.
Фанни тяжело посмотрит на нас.
– Ну и к черту священное животное.
Быть может, она не узнала его. От такого вес-
кого заявления у этого животного шерсть встала ды-
бом последний раз. Мотоцикл отразился в глазах
животного. Оно испустило дух. И только Фанни зна-
ет, где оставленное им наследство, и Фанни знает,
что его наследство – это болезнь. Болезнь животного
передастся всем нам. Первой падет Фанни. Переда-
стся через Фанни. Кому, если не Бэб? Бэб легко при-
мет заболевание. Слишком легко и быстро. Если это
подозрительно, то эти подозрения легко встретить
честным ответом. Ей нечего терять кроме Фанни.
Себя она не считает. Вместе с Фанни Бэб готова чем
угодно болеть, теряя себя. Какое мы дадим название
этой болезни, сделавшей нас взрослыми? Непохо-
жими на прежних. Что в итоге случилось, в чьих ру-
ках побывало животное, бывает ли причина, доктор?
Доктор закурит, совсем как Фанни. Что он может
нам ответить? Университеты не задумывались над
этим. Фанни задумывалась, пока ей не надоело. Те-
перь ее голове легче. Неизвестно, нравится ли это
119
Фанни. Но она похожа на солдата и делает выбор ко-
ротко. Фанни давно чувствовала, что судьбой ей
предлагается под давлением, под взглядом жизни за-
гнать свой страх как противную собаку насмерть.
Она наконец-то сделала это. Все, теперь жизнь по-
бежит своей дорогой. Естественно, кого надо обго-
няя. Сегодня переплавится в завтра на твоих глазах,
невинный станет преступником, закон скажет "ам, а
вырвет тебя.
Фанни-девочка держит свою удачу за шею и
ее держат за шею улыбчивые обстоятельства. Фанни
смотрит на них и ее мутит от их улыбок. Кто побе-
жит прятаться? Не Фанни. И если есть искушение
занять позицию мишени, то только, чтобы показать,
как хорошо ты можешь двигаться. Как медведь на
ярмарке, рыдающий после представления. Слишком
большой, чтобы спрятаться. В его мохнатых лапах
стыд, который он не может выкинуть. Как спасти
его? Фанни не знает, как спасти всех медведей. И
стоит рядом, не отрицая знакомства. А знакомство с
преступлением – это как знакомство с евреем под
носом у фашизма. И когда что-нибудь летит в тебя,
хочется стать прозрачным, а Фанни не хочется. Она
идет и думает, что к черту удачу. К черту. К черту.
Когда обстоятельства сломают тебе шею, твои паль-
цы разожмутся без единого скрипа и гулящая девоч-
ка-удача ненавидяще улыбнется своему бывшему
плену. Но ты уже не увидишь этого. И удача со сле-
дами твоих пальцев пойдет прочь. Поэтому сегодня
120
ты владелица двух рук, в которых ничего не бывает.
Ни гроша. Из подобранной газеты узнаёшь, что у те-
бя слишком маленькие ладони, чтобы закрыть свое
лицо. Все его видят и все знают, что ты нищая. И ты
смеешься, как женщины и мужчины, очень громко
смеющиеся над твоим медведем. Который уже не
превратится в человека, не научится есть ложкой и
не сможет прочесть твои "отчеты о ночных дорогах,
пройденных тобой с ножом в руке. И тебе уже ниче-
го не надо. Заходящее солнце в окнах Лос-
Анджелеса молча погибает, зная, что ночь съест на
завтрак твою память о нем. Целиком завладевая тво-
им вниманием и надевая на тебя новую маску. Мо-
жет быть, ту, что тебе и не впору. Ты не напишешь
свои отчеты. Твои автографы для истории – рисунки
рельефа подошв твоих кроссовок: сразу видно, кто-
то бежал. Ты кого-то настигла, а стоило? И кто обер-
нулся? Ни шерсти, ни медвежьей морды. Где Бэб?
Бэб не придет и не поможет арестовать. А сама ты не
справишься. К этому чужаку не нужно было подхо-
дить. Металлический друг спокойно вытянулся в
своих ножнах, в пристанище твоих далеких родите-
лей. Ты хороша и без ножа, но ты устала. Кто-то на-
носит удар и ты, не обращая внимания, падаешь. Па-
даешь, не успев благословить ночной нокдаун. По-
том пара прохожих поинтересуется, не плохо ли те-
бе? А ты помнишь только подобранную газету, из
которой узнала, что на твоих маленьких ладонях не
может держаться мир, а медведя забрал передвижной
121
цирк. И ты одна будешь вертеться вокруг шеста или
вокруг уличного столба, играя с оголенным прово-
дом, как со шнурком, с которого сорвалась собака, и
развлекаясь тем, что просто обзываешь прохожих.
Кто обратит внимание, если ты запретила взрослым
влиять на твой мир? А без взрослых так скучно в
этом мире. Ты отходишь от своего шеста, не дож-
давшись аплодисментов, хотя твоя смена еще не
окончена. Взрослый ухмыляется, ты отворачиваешь-
ся, он думает, что ты скрываешь слезы. Он ошибает-
ся. И лучше ему не дожидаться, пока ты обернешься.
Ведь твоя смена пока продолжается. Тебе еще не
приходилось атаковать без оружия? Тебе понравит-
ся. Ты продвинутый ребенок. По мнению, пока еще
разобщенному, очень, очень смышленый. Обошлась
на первых порах без учителя и без приемной комис-
сии сдала свой экзамен. Единственный отличник в
своем выпуске. Без труда поступила в один из самых
диких университетов жизни, и ты преданна именно
своему. Об руку со своей гордостью ты идешь туда,
где может пригодиться твой большой талант. Тебя
рассматривают, кто тайком, кто явно и ты гордишься
собой. Только не обольщайся. Там мало твоих дру-
зей, больше врагов. Солнечный день сменится без-
лунной ночью, а безлунная ночь и для тебя может
быть опасной. Друзья никогда не оказываются ря-
дом, когда нужны. Каким способом ты предпочита-
ешь погибать? Темная улица, как ничто, способству-
ет твоей неизвестности. Твои слабые места встанут
122
вокруг тебя и только что начинавшая зарождаться
слава, задушенная неприятелем на твоих глазах, па-
дет в середине неприятельского круга. Ты просишь
позволения произнести недолгую и ненавязчивую
молитву. Тебе отказано, молитву произнесет один из
них. Отлично произнесет, не переврав ни слова. И
улыбнется своим. Ты даже не пробуешь ожидать его
улыбку в свой, забытый ангелом-хранителем, адрес.
Тебе все ясно с тобой. Телефонные провода над тво-
ей улицей все больше провисают. Полиция недос-
тупна и не нужна. Все кончено. Если перевернуть
сигарету огоньком к себе, можно увидеть вселенную
вверх ногами, ее красное дуло смотрит на одного те-
бя, красное дуло твоей сигареты, тебе кажется, что
еще есть шанс докурить ее. Просто докурить свою
сигарету. Выкурить от начала до конца, как ты соби-
рался. Но твои планы – дело прошедшее, хотя ты
точно видишь свое место в будущем. Ты хороша в
нем. Живой и свободный, сильный белый человек,
герой своего времени. В разных масках и без них за-
нимающийся сексом с закройщиком блатных ночей,
с удачным днем, со жрецом уличного вуду. Особен-
но жрец уличного вуду. Иногда он дает тебе силу,
иногда нет. Протягивает руку, и ты прикуриваешь от
его духа, ведающего саванами улиц. Или отворачи-
вается от тебя, это заставляет прикуривать самостоя-
тельно и от воздуха. Пустого здесь, как нигде на све-
те. Все делать самостоятельно. Самостоятельно ска-
зать "нет" сегодняшнему неприятелю от улицы. По-
123
ворачиваешься к своему настоящему. В тысячный
раз в своей, очень долгой для тринадцатилетнего,
жизни закуриваешь и выдыхаешь мистический дым.
Все враги один за другим упали. Только ты стоишь.
И ты снова почти победитель. День тошно закончил-
ся, ты на двух ногах добрался до дома, в котором все
спят. Скоро они проснутся. Вы с двух разных сторон
приближаетесь к часу икс, сближаясь. В означенный
час будут выпиты кофе, молоко, съедены хлопья и
стейк, увидены лица, умытые водой, которым ничего
не дает утренний туалет, ты сам мог бы лучше рас-
порядиться ими, будь это твои лица. Фанни на две-
три минуты остается со своим лицом. Покурить пе-
ред сном пока никто не видит и завтра в школу
учиться.
С рассветом у тебя в голове светлеет, может
показаться, что день гладит тебя по лицу, если рас-
слабиться. Но это уже трудно девочке. Натруженные
шейные мышцы поднимают голову высоко. Так
держит голову человек с чистой совестью. Плевать
на расслабление, хорошо быть просто чистым перед
законом. Ты хороший человек. Люди на утренних
улицах могли стать жертвами, но не стали ими. Де-
вочка, как любой другой человек, жива и заодно с
живыми. Что случилось этой ночью? Осадки в Чика-
го не имели никакого отношения к Фанни в Лос-
Анджелесе. Эта ночь была, как прежние далекие но-
чи: простая бессонная ночь без командования желез-
ным солдатом и без его повиновения. Ночь-до-
124
начала, обычная ночь подростка и человека, когда
могут избить, а может пронести. Это был самый до-
брый урок за последнее время. А уроки свисали с
Фанни, как колючки репейника с длинношерстной
породы. Но она усердно посещала их все, пытаясь
чему-то научиться. Пытаясь научиться чему-то, чему
там не учили. Делая, как католичка, ходящая в буд-
дийскую школу, которой в сущности безразличен
восток. Не похвальное поведение белого не пример-
ного человека. За этим поведением не обязательно
последует наказание. Но последствия неинтересны.
А школа снова примет нас любыми. Мы воз-
вращаемся с кривыми лицами от применения непра-
вильных препаратов или от неправильного юмора. С
дрожащими руками не от волнения, а от усердия, мы
слишком часто трем свои любимые места. Чудесные
вещи не происходят. Твои ноги растут, ты уже шага-
ешь через ступеньку, ты велишь вставать солнцу в
определенный час для тебя, у тебя намечены дела.
Какое из них ты доведешь до конца? Ты не знаешь?
Ты кладешь ноги на стол директора сего достойного
заведения, но заведения, не уважаемого тобой, и
молчишь. Далее на повестке дня: зачем нужен атте-
стат и из чего его приготавливают здесь? Из чего бы
ни готовили, у старого рецепта бессилен запах. У
тебя есть новый рецепт, по которому твоя шкура че-
го-то стоит: "Ну, директор, ты принимаешь мой ре-
цепт неприкосновенности свободы? Дальше выйти
из кабинета надо. И предстоит, потому что надо, на
125
переменах между умственными забастовками и на
недочасовых сборищах всех, кому хочется лично ви-
деть странного человека преподавателя, мстить,
мстить, мстить. Не очень сильно, но чтобы запомни-
ли. Но в целом сегодня Фанни изображает хорошую
девочку. Хлопают двери школы, лос-анджелеские
подростки попадают внутрь, сохраняя веру на то, что
скоро они попадут обратно на воздух. Это воздух
свободы, пока все еще питающий их. Внутри состав
воздуха иной, в нем сокращен процент свободы. По-
началу многим плохо дышится. Но свобода вообще,
как конфета, быстро кончается. Стартует голод по
сладкому, по бунту и начинаются неприятности. От
плохого воздуха все разломы во вселенной. Смуще-
ние в голове о себе не заявляет, прячась от безвоз-
душного пространства снаружи. Фанни делает бес-
ценный вдох и убирает челку со лба пятерней. Ее
взгляд в перспективу не обнадеживает и не угрожа-
ет. Думая о школе, она думает, что однажды все это
кончится. Философское отношение, философия в
каждом жесте, свойственные ей, не свойственны
другим навигаторам, осваивающим интеллектуаль-
ные просторы. А они бескрайны. Беспокойство здесь
и дома гложет тех, у кого есть дом. Оно же убивает
тех школьных зубрил, которые свой дом уже не
помнят. Этот же зуд съедает нервы старых мятежни-
ков, точнее бывших мятежников, кто окопались у
школьной доски. Кто справедливо подозревают уче-
ников во всех тягчайших грехах и в совершении пре-
126
ступления против них. Итак, здесь у нас есть беспо-
койства, мятежи, заговор поколения против преды-
дущего – и для всего этого достаточно школьных пе-
ремен. Их на все хватает. Подобно шеренге строй-
ных полицейских проходят уроки, их парад не соби-
рает фанов. В этом здании мира, знания и улыбки
многие идеи становились известны после оглуши-
тельного успеха или оглушительного провала, но не
отдавшись урокам. Насилие лишним знанием трево-
жит тех, кто от доски сидит дальше, чем преподава-
тель. Волнения среди народа школы здесь же нахо-
дят выход. Ребята психуют по многим поводам, вол-
нуются об отметках. Парни и девушки колдуют над
своим имиджем. Фанни уже нашла для себя способ
не волноваться насчет своих кошелька, досуга и ре-
путации. Другая публика не такова. Но и в школе, не
знающей о ее гениальности, Фанни все-таки была
популярна. Именно сегодня постоянный член "пуб-
лики" решил излить душу. Фанни знала, как это бы-
вает. Как портится после день. Он решил подойти
один к ней одной. Когда-то, где-то, видимо в школе,
она уже видела эту рожу. Парнишка был настроен
решительно. Ну, этот сейчас все скажет. Парнишка
здорово напоминал молодого барана. Баран пёр на
нее. Фанни любовалась этим нашествием индейцев,
благополучно затаптывая трубку мира, она собира-
лась бросать курить, индейцы начали по очереди
впрыгивать в парня, превращая и его в индейца, до
такой степени, что чуть не познакомили его с пред-
127
ками, отворачиваться не хотелось, Фанни достала
сигарету, скомканная пачка полетела в корзину для
мусора. От какого твоего умения зависит возмож-
ность заставить день повернуться к тебе спиной,
чтобы не смотрел на тебя, все в жизни, как ловкая
сигарета в ловких пальцах? Фанни задымила. Она
все прекрасно видела. В этом суть сегодняшнего дня
– как вы относитесь к неприятностям, леди? Фанни
не пошевелилась. Мальчишка подошел почти вплот-
ную, Фанни не позволила себе сделать шаг назад. Он
стоял, заняв хорошую долю ее личного пространст-
ва. Но сейчас не ночь и нельзя поступить с ним, как
ночью она поступает на охоте. Вокруг люди и это
школа. Фанни надавила на него грудью, слегка, он
слегка подвинулся.
– Гейдж, ты мне не нравишься, – это челове-
чество: это такое поколение: один представитель по-
коления недоволен другим. Похоже, что скорее всего
он попробовал призвать Фанни к порядку, попросил
о том, чтобы она не была такой надменной.
Он по-своему не любил людей, которые хо-
дили с высокомерным видом по школе, по жизни.
Они ходили хозяевами и не боялись его взгляда. Хо-
тя его родная мать вздрагивала от него. Только од-
ной матери мало. Вот девчонка, будет нет матерью,
еще неизвестно, пока не способна ни к чему толко-
вому на его взгляд, но уже слишком полноценный
член его общества, честно говоря, не очень справед-
ливого к нему. Ей надо объяснить.
128
Фанни даже не стала оглядывать его с головы
до ног, эти бойскауты от самих себя... Сначала про-
сят порядка, потом просят милостыню. Дисциплини-
рует ее и будет ходить с гордой мордой. У Фанни
нет для них подарков.
– Давай стреляться, – Фанни все равно, ка-
таться на велосипеде или стреляться насмерть.
Белый мальчик посмотрел на белую девочку,
и ее руки, и его были готовы бить неприятеля, моло-
ко вскипает на тротуаре, уже не будущие, а настоя-
щие бойцы враждебных группировок, тут же образо-
вавшихся, грозно улыбаются надежде противника,
мысленно размазывая ее у того на лбу. Молоко сбе-
жало. Хорошо, что вы дети, а то вы задушили бы
друг друга. А скорее застрелили бы или зарезали бы.
Кто воинственнее, девочки или мальчики? И те, и
другие очень воинственны. Просто по-разному. Это
как что опаснее, ножи или пистолеты? Пистолет
снимает часть ответственности со стрелка, механизм
только просит: "Не промахнись. Действия ножа, лез-
вия с рукояткой, всегда означают ручную работу. И
слишком близко ты к жертве, и слишком привык до-
водить дело до конца, не считая ограбленные жерт-
вы. Какая разница, кто сегодня? Пусть Джонс. Слово
"нельзя" высвечивалось в сознании на каком-то ино-
странном языке, который Фанни давно забыла. В ее
сознании еще что-то светилось, что светилось в созна-
нии Джонса, нельзя было увидеть сквозь толстую бе-
лую черепную кость. Джонс гордился своей костью.
129
– Окей, Гейдж, – Джонс дал добро на добро
Фанни. У них два "да" вместо двух "нет". Нешколь-
ная математика сегодня вместо уроков им обоим.
Для обоих это не начало курса. С приблизительно
одинаковыми оценками оба продвигаются вперед.
Может, им не стоило знать друг о друге.
Итак, это "да". Будет стычка на задворках. Две
молодые реки выяснят отношения между собой. Ста-
вить ставки не предлагается. Это будет грустный эпи-
зод. Первый в их жизни. Они сами не боятся, боятся
за них. А детишки наяривают свой спектакль. Фанни
стоит в дыму, который вьется вокруг фигур, не беспо-
коя их кожу, она думает о дыме. Джонсу дым не нра-
вится, в нем много неизвестных темных углов.
– Ну? – мальчик Джонс лишался социальной
девственности и получал грязный опыт.
Фанни не была причастна к этому. Она нико-
гда не несла ответственность за чужие непонятные
души.
– Ну... – Джонс вопросительно взглянул на
девочку. Расстрелять ее мячиками для пинг-понга,
как свинцом, нарушив гнусный покой ее движений.
– Я хочу просто докурить свою сигарету, –
Фанни выпустила дым. – Кто против?
Кто может быть против, когда человек доку-
ривает свое? Тени отступили от Джонса, удивляясь
ему, как можно не понимать этого? Не бойся, Джонс,
никто не собирается отнимать у тебя игру. Девочка и
мальчик могли бы зашагать в ногу к печальному
130
концу юной жизни. Дух-проказник, миссис Петерсон
возникла из одного из школьных коридоров и внесла
коррективы в замыслы подростков.
– Гейдж, оставь в покое Джонса, Джонс, ос-
тавь в покое Гейдж, – наведя порядок, Петерсон по-
шла дальше по проторенным дорожкам уже давно не
ее государства.
Уже давно не ее поданные, Фанни Гейдж и
Филипп Джонс посмотрели друг на друга. "Мы,
Гейдж, граждане клыкастого школьного государства.
Все, не потраченное на школьные обеды, идет на
персональное вооружение", – как будто произнес
Джонс. Фанни поняла своего неприятеля, в средних
школах развита телепатия. За ним последнее слово,
после будут предприниматься шаги. Пусть скажет.
Политик Джонс взял на себя резюме.
– Не сейчас, не здесь. В сумерки мы увидимся
около пустыря. Я принесу тебе пистолет, – Джонс
кивнул девочке и пошел на урок.
– В восемь вечера, – негромко произнесла
Фанни ему в спину. И улыбнулась. Политика – это
здорово.
Время не побежало, шло как обычно. День
пьянел все больше и больше. Фанни, как обычно,
была трезва. В оставшиеся часы она взрослела. Ис-
ходя из таинственного результата будущей встречи,
она посчитала возможным наверстать сейчас, если
не получится в будущем. После все быстрой игре от-
дать. Ничего не важно, кроме имени победителя.
131
Никто не остановит жизнь победителя. Выигравший
у черта в аду овладеет миром. Для нас всех останется
неизвестным имя проигравшего черта. Победитель
не болтун. Такими твердеют сегодняшние и любые
вечные правила. Может быть, Филипп Джонс тот
чёрт для Фанни. Это скромное разнообразие в ее де-
вичьих занятиях могло бы развлечь полицию. Фанни
уронила, уменьшившуюся наполовину, сигарету и
пошла, между прочим, на уроки. Там, в королевстве
уроков они, конечно, с Джонсом не встретятся до
урочного часа. Зачем обоим понадобились эти по-
следние знания из, дискредитировавшей себя,
школьной программы перед часом откровения, жду-
щим впереди обоих? Неужели ностальгия украшает
сердца обоих? Похоже на то. Память о детстве обла-
гораживает их. А уроки – первые представители дет-
ства. Поэтому Фанни засела в классе. Эта видимость
скрывала другой урок поглавнее. Некоторые из лю-
дей начинают с нами войну без нашего согласия.
Маленькая война с дурным характером начинает го-
ворить. Повествовать свои басни налево и направо.
Восемь часов вечера – время такое же, как и любое
другое. Восемь часов вечера ничем не отличаются от
семи часов вечера и от девяти часов вечера. Восьми-
часовая вечерняя улица ничем не отличается от се-
мичасовой. Уличное происшествие может выделить
какую-то одну, а после ты сможешь отличить одну
от другой. Найдя путь на нужную тебе сцену, где у
тебя запланировано участие. Мы поможем скучному
132
дню оправиться от бюрократических забот и стать
занятным для глазастых людей. Устроим представ-
ление, которое только для нас будет настоящим
адом. Будет жарко или холодно, но очень. Будем ря-
дом. Мы решим наши задачи с помощью друг друга.
Если мы не друзья, то и враги странные. Сделаем
вместе еще несколько шагов к своему росту и пол-
нокровному развитию. Дети справедливы в своих
намерениях. Но им никто не говорил, что они своей
справедливостью не нарушают закон. Придуманный
для них же. Они его нарушают, с большим вдохно-
вением и с надеждой. Они не правы. У них нет ни
малейшего шанса, что эта история станет красивой
легендой. Моя бабушка погасила маленькую лам-
почку на кухне, почти все уложены... Не хватает
двоих, что избегают своих постелей. В космосе тем-
но, как в печке, земной ублюдочный шар наворачи-
вает круги, как свихнувшаяся балерина, на которую
давно никто не смотрит, дети идут, ярды между ни-
ми тают, моральные мили восклицают, это Филипп
Джонс, это Фанни Гейдж, гордость и гордость, лоб и
лоб, пара глаз и пара глаз, в которых нечего искать
раскаяния. И самое время появиться хоть одному
взрослому, который этого делать не станет, и кото-
рый воскликнет: "Я делаю рекламу скверным де-
тям!" Пока дети пробуют разобраться с окружающим
миром и друг с другом, сами не зная, за каким чёр-
том они это делают, он щелкнет их на камеру, еще
живых. И будет фотография, а я расскажу эту сказку
133
кому-нибудь на ночь, чтобы свой день он начал по-
другому.
Джонс пересекает невидимую линию и ма-
ленькие советчики у него в ушах шепчут ему, что он,
Джонс-какой-то малый, миновал границу Террито-
рии. Юноша двигает бедрами. Что тут, на террито-
рии Фанни?
Где она, чёрт возьми, эта территория Джонса?
На лбу Фанни повязка, на которой написано "комис-
сар. Для Фанни любая территория, малоизвестная
или совсем неизвестная, потенциально ее. Ее шаги
на ней знакомят их друг с другом. Не всегда неиз-
вестная территория скажет ей "приятно встретить
тебя", но тринадцатилетней Фанни знакомо разоча-
рование, как и всем людям. С этим живем. Ее при-
гласили на рандеву, ей дали время высказаться сло-
вом и делом. Ей предложили альтернативный способ
самовыражения и она вежливо ответила, предложив
поступать серьезно. Это если к двум словам свести
произошедшее в школьном великом коридоре. На
деле было интереснее. Теперь у Фанни мероприятие,
требующее особенной выносливости.
Джонс встал на свое место еще засветло. Как
ни странно, для него все это было счастьем. Пред-
стоящее рандеву в его глазах похоже на свидание.
Его бог, которому он каждое воскресенье молится
вместе с родителями в общекатолическом храме, мог
бы сделать Фанни его пассией. Филипп размечтался
о многом, чего не было в его жизни. Фантастические
134
видения закрыли его глаза, расслабили его мозг, от-
правили его в далекое, слишком невероятное путе-
шествие, таким образом Фанни подошла близко к
нему в действительности.
– Впереди тебя идет твоя уверенность, – про-
комментировал Джонс.
На очень темном декорационном городском
фоне одна из фигур почти начала светиться. Это не
старт к тому, что она начнет подвывать от праведно-
го гнева и точно не конец происходящего. Больше
оно похоже на скромную демонстрацию превосход-
ства. Город, как невеста, смотрел и смущался, он не
раз видел героев за делом, но каждый такой раз не
понимал, что это значит. Но у самих героев не было
с этим проблем. Другая вечерняя фигура, на пару
дюймов выше, уперла руки в бока. В сумерках она
смотрелась эффектно. Она претендовала на то, что-
бы гармонировать с закатом, который успел кон-
читься. Первая фигура, которая была Фанни, пода-
рила ей маленькое солнце, безвозмездно. Как рва-
ную, затасканную визитную карточку.
– Много куришь, – Джонс улыбнулся и стал
старше. Но не достиг возраста родителя своей визави.
– Тебе тоже следует начать, – Фанни еще раз
затянулась.
Она выдохнула свой дым, как элегантный
дракон. С этого момента Филиппа Джонса можно
рассматривать как охотника за драконами.
135
– Я хочу, чтобы ты была скромнее. Девочке
следует быть приятной. Как ты считаешь? – Фил
поднес ко рту два пальца, указательный и средний,
будто между ними была сигарета, изображая куря-
щего. Фанни подумала, что он курит, как она.
– Я считаю, что тебе сейчас надо быть дома и
укладываться спать.
Филипп изобразил, что его "сигарета" с нар-
котиком.
– Мне и здесь неплохо. Ну так что, это будет
дуэль, как у древних? – не затянувшись ни разу, Фи-
липп перестал изображать курящего.
В это время Бэб останавливала машину не-
вдалеке. Фанни сожалела бы об этом событии, знай
она о нем. Сквозь лобовое стекло Бэб наблюдала
сцену с участием ее маленькой тайны.
– Ты обещал принести мне пистолет, – Фанни
изобразила на лице вопрос.
Такова ее манера ставить на место и вспоми-
нать о важном.
Джонс не принес его. Зачем? Он не вечерний
убийца. Дуэль это, естественно, шутка. Но его собст-
венный пистолет конечно же был с ним. Он только
подразнит им Фанни и возможно даст потрогать.
Фанни смотрела на вечернего дурака и думала о сво-
ем сегодняшнем сне, ей снился местный океан,
"Скиталец" буксовал в песке, а на его сиденье никого
не было. Босая Фанни стояла невдалеке, спиной к
своему мотоциклу и смотрела в океан.
136
Джонс только хотел вернуть девочку в дейст-
вительность, достав пистолет и погрозив ей, а Фанни
успела выхватить нож и прижать его к мальчише-
ской враждебной – держащей пистолет, стало быть
враждебной – руке, как раз там, где режут вены.
Фанни сделала это почти профессионально. Ее ноч-
ная практика дарила ей сюрпризы.
– Я успею отрезать эту руку.
Фанни даже не заметила, что прижимает лез-
вие к руке человека, которого знает. Это заметила
Бэб. Первый раз ее Фанни готова пустить кровь. Нет,
слишком быстро она растет. Но Бэб не давала ей со-
веты и сейчас пока не вмешивалась, она доверяла
Фанни, и справедливо. Фанни получила контроль.
Счастье Джонса пало. Он недоумевал, но недоумевал
недолго. Очевидно, что Бог, скорее его родителей, не
выполнил желание. Джонс смутился, он начал лихо-
радочно думать, что делать. Что делать без Бога. Бэб
закончила любоваться Фанни. Она решила, что двум
вооруженным, кипящим фальшивым покоем детям,
нужен хотя бы один взрослый, так, подстраховать
их, и сделала ошибку. Дети не были готовы к появ-
лению мессии от порядка. Тем более, что какой-то
свой порядок у них был. Они были заняты делом.
Джонс не ждал третьего собеседника. Бэб в штат-
ском, но Джонс решает, что это полицейский. Поче-
му? Бэб попробует угадать течение его мыслей, их
возможный порядок. Их нынешний беспорядок и
драму. Что в Бэб смутило его мозг? Дело в том, что
137
движения Бэб превратились в одну повадку, свойст-
венную и преступникам, и полицейским. Но у пре-
ступников она кажется приобретенной. У Бэб она
выглядела натуральнее. Это все вместе и учуял Фи-
липп Джонс. А поверил в то, чего боялся и с этим
угадал. Бэб это не дискредитировало в рамках ее за-
конной юрисдикции, последнее время расплывча-
тых.
– Роняйте пистолет и нож, – скомандовала
Бэб.
Дети смотрели только друг на друга. Они бы-
ли в этот момент очень важны друг другу. Что при-
давало им важность в чистых глазах друг друга, вы-
яснять рискованно. Бэб рискнула достать свой пис-
толет. Она не была воспитателем из детского сада,
что она знает о педагогике? Ее калибр дыхнул ве-
чернего воздуха. Бэб знала, что легкий пистолет
мальчика на предохранителе, о чем Джонс не имел
никакого понятия. На секунду Бэб поддалась фанта-
зии о том, что мальчик берет Фанни в заложники и
она спасает ее. Бэб не могла просить об этом маль-
чишку. Да мальчику и не нужен такой заложник. И
дети опять были заняты делом.
Дети слышали приказ. Филипп думал, что это
полицейский, Фанни знала, что это полицейский. В
любом случае это взрослый с оружием. Джонс начи-
нал задумываться прямо здесь о смысле жизни, где
он, смысл жизни Джонса? – Фанни отвернулась к
Бэб. Но на Бэб она тоже не смотрела. Она не видела
138
свою руку и у Джонса появилась кровь. Бэб подума-
ла, что первая кровь на совести ножа, она могла бы
сформулировать, что первая кровь появилась по вине
ножа. Бэб выжидающе смотрела на Фанни. Девочка
стояла тихо и твердо и в то же время Фанни шла по
границе между взглядом Бэб и энергетикой Джонса.
Полицейский хотела указать ей путь, Фанни не по-
вернула головы к Бэб. Бэб ненавязчиво заметила:
– Фанни, тебе еще рано связываться с маль-
чиками.
Фанни, не поворачивая головы, кивнула. По-
тупив глаза, она смотрела на запястье Джонса. По-
степенно, понемногу она надавливала на него, и дуло
уже смотрело почти в землю. Джонс не бросал пис-
толет. По неизвестной причине мальчик жаждал
максимально большей близости с этим символом
хоть какой-то власти. Он вместе с ним задумывал
выстрел, Филипп рассчитывал на него в такой груст-
ной и опасной ситуации. Он видел в пистолете
единственного друга среди присутствующих, видя в
окружающих врагов. Пусть за него ему режут руку.
– Роняйте...
У Фанни не было такой тесной связи с ее
оружием. К тому же она решила, что в этот раз стоит
поступить соответственно желанию Бэб. Фанни бро-
сила нож, тот произнес "ах" и стукнулся об асфальт.
Мальчик тревожно воспринял этот звук. Джонс снял
пистолет с предохранителя, удивив Бэб, и поднял
руку. Он понимал, что полицейский это всего лишь
139
профессия. Да, за полицейского его примерно нака-
жут, но не очень серьезно. Ребенку можно стрелять
во взрослого, наоборот – нельзя. И Джонс сделал
это. Фанни встала напротив дула и удачно получила
пулю. Эту свою пулю, получившую благословение
на полет в принципе к любой цели. Глупость науда-
чу выстрелила. Бэб, Джонс, Фанни поняли, в кого.
– Фанни... – это коротко выдохнули Бэб и
Джонси.
Фанни обернулась к Бэб и кивнула ей. Фанни,
как стояла, не разворачиваясь, сделала шаг назад от
того места, где стоял Филипп Джонс. Сейчас он убе-
гал прочь. Таков хрестоматийный шаг подстрелен-
ного, он не верит в опоры. В тот момент, когда Фан-
ни собралась молча оседать на землю, Бэб подхвати-
ла ее сзади. Фанни было трудно опираться на одну
ногу. Но у Бэб были сильные руки. Фанни имела
возможность в этом убедиться. Ее кровь уже достиг-
ла тротуара. Как резвый первопроходец. Бэб позво-
лила Фанни тоже сесть на тротуар. Фанни вытянула
ноги. Бэб начала подручные средства превращать в
спасательные. Фанни помогала тем, что не мешала.
Бэб и Фанни все делали молча. Лучший разговор
происходит в тишине. Беседа о тротуаре, лежащим
под ними и о его отношении к жизням. Обеих заин-
тересовал факт, что Фанни подстрелили. Символ
хоть какой-то власти выстрелил, сразу продемонст-
рировав всем свою упрямую власть – прибегнув к
демонстрации власти, Фил просто просил о возмож-
140
ности уйти. Напарники остались вдвоем. Филипп
унес пистолет и Бэб разрешила ему уйти с ним. Он
так и понес в руке кусок своей власти. Кровопуска-
ние он тем не менее счел полезным, в его случае
произошедшее благодаря ножу, не пистолету. Пис-
толет занялся другим человеком. И Бэб теперь точно
знает, что есть в маленьком мирке волшебной по-
мойки мальчик с пистолетом. В городе, где она слу-
жит, случаются мальчики с пистолетами, этот не
слишком потряс ее воображение, но только их власть
такими, как Бэб, вовремя подрезалась навроде газо-
на. Сейчас подрезать не удалось, на этом газоне была
Фанни. Бэб, не выбирая между прозрачным поряд-
ком и буквальным решением, посвятила себя на
ближайшее время ей. Ее служба очень быстро све-
лась к одному делу, забрать часть скорости у крови.
Фанни в моменты доступной ей философии думала,
что представлял бы собой этот день без выстрела?
Этот же вопрос в одинаковой мере занимал мысли
Бэб и Джонса. Бэб, оставшейся около Фанни и Фи-
липпа, который предпочел общество пистолета.
Фанни подумала, что без выстрела тротуар остался
бы чистым. Бэб поглядела вокруг, осталось подоб-
рать нож.
– Можешь сейчас взять это?
Из протянутой руки полицейского Фанни взя-
ла свой нож. Сейчас Бэб должна была принять реше-
ние. Им придется выйти к людям. Даже Фанни.
– Не останавливай ритуальный танец, улицам
141
без этого нельзя, – Фанни дрожала вслед за своей но-
гой. Бэб тоже стала подрагивать. А на улице было
тепло, как всегда в пустыне.
– Не прекращай танцевать, Бэб, – Фанни улы-
балась, зажимая обеими руками кровь.
С этого момента Бэб возненавидела кровь.
Сейчас она воспринимала кровь как личного врага.
Та шла медленно, но не останавливалась. Побеждая
обеих, и девочку, и женщину. Девочка не боялась.
Женщина не хотела смерти ребенка у себя на руках.
Как взрослый, она боялась смерти ребенка. Дети
должны умирать после взрослых. Но некоторые дети
лезут вперед. Хватая пули, летящие во взрослых.
Фанни схватила свою удачу. Удачу, которую упус-
тила Бэб. Хотя удача, удача последняя, направлялась
именно к ней.
– Почему, почему ты не теряешь сознание?! –
было впечатление, что кровотечение у Бэб.
Девочка даже не улыбнулась. Она на работе,
так же как и Бэб. Она сама нашла себе должность.
– Если я выйду из строя, моя армия проигра-
ет, – Фанни словно уже видела свои поражения и их
с Бэб общую усталость.
– Никто не приходит сменить меня, – добави-
ла она негромко через некоторое время. Фанни гля-
дела в пространство, как будто разыскивая там бук-
вы.
Бэб ненавидела того, кто не приходил сме-
нить Фанни. Бэб посмотрела на девочку и позволила
142
себе первую и последнюю лирику по отношению к
Фанни.
– Девочка, ты родилась постовым, – сказав
это, Бэб стиснула Фанни, будто пытаясь вдавить убе-
гающую кровь обратно в тело. Женщина посмотрела
на темную улицу.
Телефоны разбегаются, когда они нужны.
Лучше вырастить двадцать питбулей, чем иметь на
руках одну эту девочку. Бэб посмотрела на Фанни, та
была в сознании. Бэб перевела глаза на свою рубаш-
ку на ноге Фанни, она была мокрой.
– Видишь ли, девочка, я должна отнести тебя
в машину, – Бэб боялась, что не донесет Фанни жи-
вой. Фанни заняла свое место на руках у Бэб.
– Нам надо прокатиться, – ничего никогда в
своей жизни Бэб не держала с такой нежностью. Бэб
не остановилась ни на одном светофоре. Если бы
иначе было нельзя, подобно бешеному лесорубу Бэб
вырубила бы все светофоры на пути. Она уже заме-
тила их страшного попутчика. Рядом с машиной бе-
жала девушка, такое лицо могло быть только у смер-
ти. Бэб желала бы торговаться. Предложить ей свою
голову, всю свою жизнь, которая в три раза длиньше,
чем у Фанни. Предложить, в сущности, хорошую
жизнь, наполненную чьими-то побегами, арестами,
подозрениями, подменами, извинениями перед кем-
то за то, что кому-то пришлось провести на свободе
меньше дней, чем ему полагалось. Служба полицей-
ского редко бывает идеальной. Предложить целый
143
путь, полный падений и редких взлетов, оставшийся
за спиной у сегодняшнего лейтенанта. Лишь бы
только она оставила в покое ее пассажирку. Одна
жизнь хочет заменить собой другую. Бэб все пони-
мала. Хоть смерть и подбирает всех, но и она, как
любой, выбирает. У Бэб была интересная юность, но
Фанни ей не переплюнуть. Фанни знала, что делала.
Доллар на конце ножа, пусть даже оказавшийся там
без капли крови, волнуется как от ветра, от твоего
дыхания. Он становится флагом твоего отряда. Вы
ищите работу на улицах целый день и в течение но-
чи. Как правило, находите. Остерегаясь удивляться.
Все, контракт подписан. Тот, кто ставил твою под-
пись, знал тебя, если условия контракта нравятся, ты
не откажешься. Ум шепчет: "Читай контракт внима-
тельно". В контракте на второй странице твоя
смерть. Смерть уличный мальчишка, пытающийся
проникнуть в кинотеатр без билета. Бэб отлавливала
таких мальчишек. Эти мальчишки в свободное от
кино время охотятся на девочек, заставляя их уми-
рать сегодня вместо завтра. Поймать такого и спро-
сить, что тебе надо? Он молчит и смотрит на девоч-
ку. Девочка смотрит в ответ и не боится его. Фанни
ждет и не протягивает руку за жизнью. Бэб протяги-
вает свою вместо девочки. Я спрячу свой пистолет и
прошу, а не угрожаю... Фанни так и не потеряла соз-
нание.
– Ты остаешься жить или умираешь? – Бэб
задала свой вопрос, отворачиваясь от маленькой лу-
144
ны, сегодня ночью похожей на фонарь.
Фанни смотрела на проносящиеся ночные
улицы и она хотела вернуться на них. Как они будут
без нее? Чем будет она без них?
– Буду жить.
Выживать, чтобы жить или жить, чтобы вы-
живать? Вышвыривать смерть со своего порога, пока
она не вернется со своей косой. Меня нет дома для
нее. Но что я могу? Позади своего дома с искусством
фехтовальщика уворачиваться от ее разящего ору-
жия. Ты готов покрыться шрамами? Высшие баллы
за танцы, низшие за маленькие шансы. Я хожу не в
отличниках и не в худших школьниках. На меня по-
ка смотрят. Я не могу станцевать умирающего лебе-
дя. Уличные спектакли, в них обязательно участво-
вать героем-солдатиком, показывая свое стремление
к краху, презрение к жизни, проигрывая... Даже бу-
дучи вооруженным со всем своим умением.
– Я пока возьму себе твой нож, Фанни.
Конечно, бери и помни его заслуги. Фанни
первый раз была ранена, она улыбалась. Бэб первый
раз находилась на улице с голым торсом, если не
считать бюстгальтер. Она хотела плакать. О городе,
где главный не город, о детстве, которое не соответ-
ствует детям, о службе, на которой плохо держится
этот город. Ремень Бэб тоже был на ноге Фанни.
Очередное отделение скорой помощи приняло
очередного пациента. С ним было сопровождающее
лицо. Пулевое ранение было прокомментировано
145
этим лицом самым правильным образом. В стиле го-
рода и его, и их жизни. Была оказана помощь. Фанни,
как хороший ребенок, обо всем молчала. Молилась
тишине. Люди лечили ее там, куда доставил ее волк.
Очередная нога зажила. Неважно, чья нога была ра-
нена и зажила. Дни и ночи следили в городе, у Бэб
были дела. Она ждала, когда Фанни появится на ули-
цах. Среди волчьего племени нет слухов. Я останусь
подсмотреть. Сильные самки встают полукругом,
скрывая что-то. Самцы справа и слева от них рычат
мне в лицо. Я спрашиваю их, когда она потребует
назад свой нож? Самец, что стоял справа, отходит от
серого забора, что есть сейчас между мной и Фанни,
приближается ко мне и говорит: "Я пожизненно во-
жак, ты пожизненно полицейский, мы все пожизнен-
но кто-то, она пожизненно наш ребенок. Зачем ей
нож? " Я хочу что-то сказать ему, им всем. Но он до-
бавляет: "Ты человек, из стана врага. Но пахнешь
нормально. А про нож ты зря... Волкам не нужны
ножи, у них есть клыки и доброе сердце." Он после
стоит среди спокойствия и тишины на улице, он не-
долго думает и они все исчезают. Мой город подчи-
няется не только мне. Там есть другие главари. Се-
рые волки бегут по земле: прямо по черным пустым
просторам и петляя в городах. Бегут на встречу с
Фанни. Хочу надеяться, что, увидев их, она побежит
от них. Скроется в доме, щелкнет дверной задвиж-
кой и, услышав как бьется оконное стекло на кухне,
уйдет по воде. Как предки и потомки всех беглецов.
146
По белой воде, погрузившись по шею, против тихого
течения, глядя по берегам, как по сторонам улицы,
на которой неторопливо оживляются полицейские.
Но не волнуйся сейчас, пока еще не ты причина их
оживления. Это больше их рефлексы. Но не играй
больше с их рефлексами. Все может превратиться в
чувства. В замкнутом царстве. Лос- Анджелес – это
бассейн, нож тянет тебя ко дну. Таковы все законы
рек. Я спокойно ожидаю тебя на берегу, на который
ты выйдешь из воды сухой. Прощайте, серые псы.
Но думается мне, что они ее настигнут. Думается все
чаще мне, что она их ждет. Они принесут ей свой
нож. На комиссионное профессиональное стреми-
тельное одобрение. Я не верю, что она не даст его.
Она верит их атрибутам. Волки носят нож, подчиня-
ясь веку, что всегда один. Их разговор волшебный.
Она опять будет одной из их резвой стаи. Но пока у
меня ее нож, она придет ко мне.
Лос-анджелеский институт белых и черных,
вооруженных и нет, разъяренных и не очень, потен-
циальных преступников объявил набор новичков.
Чтобы научить их читать по определенному алфави-
ту. Общественное заведение набирает в свои ряды
всех, кто захочет там оказаться. В каком-то районе
Лос-Анджелеса появилась вакансия ночного кошма-
ра ночных прохожих, где-то там же пройдет главный
экзамен. Новички будут пробоваться на место, ранее
принадлежавшее кому-то, чье имя начинается на Ф...
Фанни обошла объявление кругом. Объявление было
147
предельно ясно ей с первого раза. Что ж, у нее най-
дется свободное время... Должны были остаться на-
выки. Фактически это не то занятие, которое требует
специальных навыков, но Фанни готова осваивать
его заново. Познавая себя среди темноты и искусст-
венного света небольшого города. Учиться трудно и
хорошему, и плохому. Но сначала надо выбрать что-
то одно, чтобы не делить свое сердце на две части.
Самая отвергнутая из всех, уличная фея нашепчет
тебе на ухо смысл твоих фантазий.
Стоп. Это мы уже проходили. День закрыва-
ется от меня, как будто я в него целюсь. Я сейчас
безоружна. Так вышло в недавнем прошлом, что я
оказалась на каникулах, но все странное в этой жиз-
ни рано или поздно получает объяснение или нахо-
дит свой конец. Так и с этими первыми не школьны-
ми каникулами. Уже можно или еще нельзя рассмат-
ривать их как профессиональный отпуск? Интерес-
но, как рассмотрит это Бэб? Бэб в порядке. Она уже
решила, что не подведет Фанни, даже если подведет
всю полицию города. Фанни тоже не может и не хо-
чет подвести ожидания Бэб. Фанни первый номер
для Бэб. Кто бы ни прочел это объявление еще, кто
бы ни решил, что оно адресовано ему и только ему в
его преступном бунте, первенство сохраняется Фан-
ни, как зеница ока. Сейчас и вовеки. Фанни решает
оставить свое место за собой. Бог после этого только
разводит руками. Ему, видно, не удастся поселить
послушание в сердце Фанни. Словно в ответ ему
148
Фанни вешает плакат с надписью "опасность" над
своей кроватью, и надо заметить, что, разумеется,
эта надпись не указывает на возможный секс в этой
кровати и на ночное мочеиспускание в ней же. Очень
быстро настороженность хищного зверя, скованного
городом, просыпается в Фанни, меняя ее взгляд.
Взгляд, который выражает тайные опасения: что ты
несешь в своей голове, идя мне навстречу с руками в
карманах? Ведь то, что таится в твоей голове, опас-
нее того, что таится в твоих карманах. Мои белые и
черные друзья, я слышу вас за своей спиной, что у
вас в руках? У них в руках и ненависть для тебя, и
доброе слово для тебя, весь спектр человеческого
сердца. Фанни слышит, как бьются сердца под одеж-
дой, нежные часовые над кладом своего хозяина.
Эти клады утаскиваются по-разному, и днем, и но-
чью. Что-то из этого касается Фанни, что-то нет, но
то, что касается, делает свое черное дело. Пусть ря-
дом с Фанни теперь появиться второй охотник за
чужим серебром. Фанни чует это серебро лучше
всех. А общая погода города полна туманами для
Фанни так же, как для любого, кто спешит к себе
домой. Бог прощается с обоими претендентами, вы
думаете, что он ушел на обед, но он не возвращается.
Похоже, что это уже взрослый путь преступления.
Первый вариант: откажусь сразу. Второй вариант:
сделаю несколько шагов. Фанни не суждено разры-
ваться между этим.
Каждое утро поднимается занавес. Он откры-
149
вает такую картину. Мы участники турпохода, а
Фанни диковинный зверь. Это здорово похоже на
облаву. Чтобы было больше света, расцветить улицу
факелами и фонарями. Искать фигурку, что станет
метаться. Я хотела бы сказать: "Я знаю, как ты пах-
нешь, когда тебе страшно, но у меня нет повода и
нет девочки, которой бывает страшно. А может ты
просто не сознаешься. Сознаешься другим и в дру-
гом, в том, в чем нельзя сознаваться никогда, я гово-
рила тебе Фанни. Знаешь ли ты слово "дичь" и что
оно означает? Для всех, кроме тебя, оно означает
мертвых животных, убитых в начале, в середине или
в самом конце принципиальной охоты. Я даю тебе
намек и опять немного времени. Пока ты не знаешь,
что такое плен. Знакомые волки не рассказывали те-
бе? Если бы ты знала, сколько людей хотят познако-
мить тебя с ним. Поместить в выставочный зал, чтобы
любого остановила правдивая надпись "Вот тот, кто
хотел забрать у нас спокойную ночь. У него не вы-
шло. Но хуже всего то, что у тебя вышло, Фанни. Они
назовут тебя “вор ночи. Это жестокий псевдоним.
Главным местом становится местонахождение похи-
тителя ночи. Первый интерес – интерес к человеку.
Потому что никто не разыскивает нож – люди важнее
всего. Люди образуют деловую толпу, ты знаешь, ка-
ким делом они заняты, – кто-то скользит и крадется,
они даже пытаются нюхать воздух, они пытаются не-
заметно что-то взять у волков, тебя это будет долго
забавлять, но все-таки позабавит, благодаря случай-
150
ному чувству юмора, о чем-то добросовестно шеп-
чутся, они быстро обмениваются разными знаками.
Это начат розыск. Они возжелали тебя, Фанни. Нако-
нец захотели знакомства с тобой. Если музыкальных
кумиров разрывают на части, то чего удостоят тебя,
стоит призадуматься.
Фанни просит забыть о ней. Милостыню хо-
рошо просить на испанском. Какой из законов пони-
мает этот испанский язык? Какие еще языки Фанни
знает, кроме рычания мотоцикла и молчания ножа?
И уже обрушивается облава прозрачных намеков на
до сих пор холодную голову. Фанни думает и судит.
Когда идти больше некуда, может остановиться са-
мый решительный путник, замерев в поломанной те-
ни. Фанни нужен друг, чтобы провести ее настоящее
мимо нее. Фанни поворачивается в сторону зоопар-
ка, где стоит тишина и печально понимает все, что
там происходит. Дикий зверь зажмуривается в клет-
ке. чтобы не видеть решетки. Как однажды сказала
Фанни, можно и у полицейского просить отпущения
грехов и воли... А что толку? Полицейские не робо-
ты, но патологически хорошо работают там же, где и
она. Поэтому хорошо запоминается история о том
звере, это, может быть, она. Она зажмуривается, а за
решеткой высокий лоб ее врага. Потому что и она
уже его враг. Фанни максимально по-детски моргает,
смаргивает только что виденный ею кошмар, и ком-
ментирует взрослым голосом: "Мне время распус-
кать мой фан-клуб. Положить твои слова на музыку
151
и будет песня – полная гордой грусти и опыта. Я по-
пробую пожелать тебе, чтобы ты никогда не смотре-
ла на своих врагов из-за решетки. А ты попробуй
пожелать мне, чтобы я никогда не носила тебе пере-
дачи за решетку. Девочка предоставь взрослым на-
рушать закон, а Бэб этим заниматься. Сегодня этот
караван пройдет мимо тебя. Его второе пришествие
тебя заметет. Учти и спрячься в школе среди детей.
Пока ты еще немного похожа на них. Не надо тебе
недооценивать жителей Лос-Анджелеса. Память
оружие тех, у кого нет оружия. Ходи по городу чест-
ным ребенком, а то посадят тебя в тюрьму и лязгнут
двери. Останется за воротами цветное кино и черно-
белое. Если честно, ты виновна не в пустяке. Фанни
думала об этом. Когда город закрывает свои ворота,
увы, останавливается тот, кто хотел выйти. Как
жертва наедине с ней, так она наедине со своими но-
чами. Исследовать жизнь в одиночку среди других
исследователей уже не хватает куража. Шаркать но-
гами по тротуару, гулять с опасной целью – это как
на танцплощадке танцевать одному и никто не ждет
твоего возвращения с этой танцплощадки. Прекра-
тить свой танец и остаться на ней навсегда, слив-
шись с полом под чужими ногами, без шанса на са-
мую жалкую победу. Такой позор маячит перед каж-
дым, кто только повернул лицо в ту сторону. Остает-
ся честно держать марку, по-прежнему красоваться в
ночи, прибегать к нескольким резким движениям,
выхватывать нож, выхватывать деньги, сбегать из
152
ночи, не оглядываясь, падать для сна, вставать по
утрам и совать в рот зубную щетку, мучаясь утром
раскаянием о недотанцованных или слишком хоро-
шо станцованных движениях. Открывать свой чис-
тый рот и проглатывать день, как пилюлю от вечной
охоты. Терпеть несварение, извиняя его, как хоть ка-
кое-то наказание, забываться до вечера и ночью в
своих фантазиях плясать с ножами, тайком от всех
корифеев, прародитель и потомок юного стиля в
охоте. И кто видит, как цепь проступков растягива-
ется и дрожит, как струна в преступной гитаре? Пре-
ступник-гитарист смотрит, как площадка для жизни
становится все меньше. Иные формы, другие виды
выстраиваются у дверей, чтобы войти в его про-
странство. Тебе самой жизнью, казалось бы, предло-
жено без лишних телодвижений лечь и умереть под
солнцем, светящим сразу всем. Если не хочешь,
встань и беги, не думай, что нужнее, нож в руке или
попутный ветер. Девочки бегают так же, как мальчи-
ки, в жизни бегая за спасением, мы не делим друг
друга на полы, догоняя спасение, мы готовы назвать
любой пол, чтобы приглянуться ему. Из зеркала все
чаще смотрит гермафродит. Кто кому улыбается
кривой улыбкой, очаровывающей отчаянных людей?
После этой улыбки болит лицо, примерившее пар-
шивое безумие. Ты держишься, пока твердо уверен,
кто чье отражение. И постепенно выздоравливаешь,
заново привыкая к себе. Мужская сила будет соче-
таться с женской наружностью, отбросив в сторону
153
все ложное детское. Теперь четыре лапы будут но-
сить тебя по грязным, темным улицам Лос-
Анджелеса. Где-то Бэб сможет найти тебя, где-то
нет. Люди начнут присматриваться к тебе. Где-то ты
сможешь спрятаться, где-то это ни за что не выйдет.
Ты начнешь смотреть в ответ, думать, кого укусить.
Выбранный тобой сам тебя укусит, а укусы людей
ядовиты. Ты устала выживать, но укус не смертелен
и молодой организм переварит яд. Ты опять на но-
гах. То, что не убивает, делает сильнее и людей, и
всех остальных, на них похожих. И снова ты двига-
ешься.
След в след двигается человек и откидывает
от себя лишний воздух, столбы, стены домов, урны и
толстых прохожих. Призрак, ведущий его, все боль-
ше пугается, клиент слишком настойчив, они так не
договаривались – средь бела дня зажимать друг дру-
га в каждом, встреченном на пути подъезде. Подъез-
ды, люди, полицейские, мечта и срач, это были луч-
шие улицы Лос-Анджелеса – земля, выложенная
дубленым тротуаром, под ногами сраный мусор,
Фанни выплюнула сигарету и день погас. Если бы
Фанни смотрела документальные хроники своей
жизни, что бы она вычеркнула? Десять минут плача,
которого никто не видел, на пустыре, бог знает, где в
городе. Ее свидетели, пара крыс, были полны сочув-
ствия и Фанни была благодарна всему крысиному
племени. У жизни мало вариантов и крысы не худ-
шая компания, главное, не плакать, вспоминая про-
154
шедший день. Что он сделал тебе? Фанни моргнула,
какой-то сор в глазах мешал видеть свою тень, кото-
рая валялась возле самых ног, вроде бы она была ку-
да-то ранена. Когда в воздухе вокруг тебя столько
всякого летает, то однажды ты оказываешься с пулей
в сердце. И жизнь еще крепче обнимает тебя в то
время, как тебе нужен полный покой. Кто бы ни об-
нял тебя, свинец из тебя все равно не выдавить.
Фанни вздохнула и сплюнула. Ах, этот день! Его
идеальное тело мешает дышать. Ты вертишь головой
и везде натыкаешься на его мужскую грудь. Вскорм-
ленную законной силой, которой ты не знаешь. Его
смех напоминает гиену. Тонкий женский смех. И сам
он, как вульгарная женщина, если Фанни даст ему
пощечину, она поступит некрасиво, если спустит, он
расскажет другим и все триста шестьдесят пять дней,
имеющиеся в году, станут по очереди зажимать ей
нос, играя с ее дыханием. Фанни не понимает такой
юмор. Разворачивается и бьет, бьет, будучи раненой
в самую душу, что на человеческой карте находится
прямо рядом с сердцем. Это в первую очередь может
нанести вред ей самой. Но ей плевать, плевать на
свое здоровье и тем более плевать на приличия, ей
плевать на шрамы, но не плевать на бирку, которую
прикрепят к ней после инцидента, когда она, быть
может, будет прохлаждаться в морге. С кем подра-
лась? Из-за чего? А главное, чем закончилось?.. Бэб,
отвернись. Он первым начал, я просто ответила. Я
играла в рулетку с несколькими крысами, когда день
155
начал качать свои права и прогонять нас, ночных
жителей. Когда мы просто выползли на солнце, по-
тому что в ночи нынче болят зубы. Пусть наймет се-
бе адвоката. Никакие претензии не принимаю. Наша
девочка заводилась с полоборота. Это вроде пока
все, что осталось от похвальных дел. "Ночи уже пора
спеть мне главную колыбельную. Это то, что сказала
мне Фанни. Сказала, вместе со всеми между догад-
кой и истиной потея на лос-анджелеской ривьере.
Где день и ночь пересчитывают всех, ищя виновно-
го. Ей нравятся такие места. Где ночь последний раз
помогает волку обмануть день. Фанни открыла рот,
чтобы сказать "аллилуйя". День снимает очки и бли-
зорукие глаза теряют остроту восприятия. Я скорее
помню Фанни, нежели вижу ее. И скорее она найдет
меня, если ей понадобится, чем я дозовусь ее. Ее
гордая последняя прогулка на мотоцикле такова, что
лицо девочки под шлемом ощущает ветер. Кто такой
человек на мотоцикле? Я думаю, что он может быть
только всадником. Фанни ничего не слышала об Ан-
тее, но периодически касалась земли Лос-Анджелеса
ступнями в кроссовках, родной старый бандит отва-
ливал ей немного сил. Но Фанни никогда не объеда-
лась. По говорящему миру к неизвестному океану
протекает улица, где сегодня ступала ее нога. При-
жать нос к тротуару и двигаться за ней. Собака не
собака, потерявший человек. Потерявший Фанни.
Девочка, ищущая выходы с улицы, как потом ищу-
щая входы. Фанни – губы сами складывались в это
156
имя. Ученица, раньше всех бросившая учебу в своей
школе. Что каждый американец должен знать о ней?
Она только маленькая девочка. У нее маленькие ру-
ки, чтобы держать авторучку для писанья в тетрад-
ках. Поэтому тетрадки в сторону. На какой-нибудь
из улиц Лос-Анджелеса она недолго будет идти за
вами и скорее всего не подойдет. Вы не нужны ей.
Она присматривается к вашим фигурам уже не
слишком пристально, ища подобную себе. Ночь и
день по-прежнему разговаривают о судьбе этой де-
вочки. Процесс идет. Фанни не щурится на солнце. И
больше не курит. Догадывается ли она об этом раз-
говоре? Фанни не смотрит в глаза. Время от времени
она слишком равнодушно сплевывает на тротуар,
чуть в сторону. Смотрит, как плевок достигает ас-
фальта и отворачивается. Она надеется, что ночь не
придет. Знает, что напрасно надеется. Кто же ночь
остановит? Она, а вслед за ней Лос-Анджелес откры-
ты для нее. Но сила в том, что надеешься, зная о без-
надежности своего дела. И когда на улице начинает
темнеть, Фанни остается оскалиться на приближаю-
щуюся ночь. Зная, что не испугает, Фанни быстро
перестает. Встает прямо и смеется. Темнеет не ули-
ца, темнеет сцена, артист давно стоит в ее центре,
погружаясь в грубые аплодисменты, не заигрывая со
зрителями. Ему давно не до них. И рамки собствен-
ного таланта давно не беспокоят его душевные пре-
ступные горизонты. Его сцена покрыта окурками,
его окурками. В массе своей потухшими. Он курит
157
без волнения и усталости. У него хозяйничает в го-
лове бесполезная истина, довлеющая над всеми пра-
вилами – не надо докуривать сигареты. Он может
только выполнят это. Фанни не выходит на поклон.
Перешагивает топтанные и не топтанные окурки –
остатки краткого удовольствия, добавляет к ним еще
один. Часто мне кажется, что по ее следу бегут соба-
ки. Слишком хорошо известной породы. Они нюха-
ют воздух. Слишком часто я прислушиваюсь, не
крикнет ли Фанни "помогите, но она молчит. Не
знаю, сколько очевидцев ее жизни понимают, что
она обречена. Крысы, кошки, уличные псы на ее пу-
ти заползают обратно в норы и, полные достоинства,
бродяги слышат топот быстрых ног у нее за спиной.
Фанни не дергается. Она уже знает, кто это? Фанни
смотрит на обитателей улицы – бродяги, полные соб-
ственного достоинства, кто только не водится в го-
роде. С их странной иерархией, полной гордого аб-
сурда. У уличных людей есть и шестое, и седьмое
чувства, ей надо срочно уходить отсюда, они неда-
ром так смотрят на нее, и Фанни уходит не медленно
и не быстро. Они узнали ее или нет? Кто знает, что
рядовые разыскиваются наравне с генералами? И
пока никто не определил, к кому относится Фанни.
Бегущая со своим прошлым. Но пока не бросившая
его. Умная девочка, решившая, что ночи должны
быть бесплатными. Станцевать вокруг гибели, пока
неизвестно, чья именно эта гибель, и попытаться уд-
рать. Человеку в городе суждено удирать, выбивая
158
пятками тротуар. И всегда врезаясь лицом в какие-
нибудь стены. Таким образом оставляя истории сы-
рые рисунки. Крутить головой, отталкиваться рука-
ми от всех вертикальных преград и бежать, своими
ступнями давая бешеные пощечины асфальту, и он
вас обязательно выдаст. И за что-то, и просто так.
Пока вы ходите по земле, вас обязательно найдут. И
пощады не ждите. В абсолютной тишине запинают.
И так, чтобы вы не смогли встать. Лежа говорить с
миром оказывается трудно. Что ты имел в виду, из
такого положения уже не вспомнишь. Не просто ле-
жать на разбитой спине. И тут над тобой появляется
тот, который должен ударить последний раз. Такие
бывают с любыми лицами, с сильными руками, он,
наносящий последний удар. Ты не воспринимаешь
его, как избавителя. Видимо, ты хочешь жить. Фан-
ни,ты хочешь жить. И ты сопротивлялась все это
время, поэтому ты еще жива. Позволяя себе споты-
каться, ты даешь ему шанс. Не давай ему шанс. Ты
надеешься, что ночь забудет тебя, меняешь цвет сво-
ей кожи. Наивно. Ты белая, как яркий день, как мо-
локо, разбавленное луной, что пьют малыши по ут-
рам. Ты сама пила такое. Родители и страна думали,
что это гарантия. Как в случае с другими молочными
детишками. Но душа твоя была забрана ночью, ты не
получишь ее назад. Извини, Фанни. И день может
лупить тебя, приучая твое тело к боли, а тебя к нена-
висти, ему надо сосчитать, что у тебя четыре лапы.
Смотри на меня, у меня в руках зеркало, а в
159
нем твое отражение. Можешь не признаваться, я
знаю, ты узнаешь себя. Узнай теперь меня, наконец.
Я тот, кто поменял свое мнение. Я вырву твои пе-
редние лапы, чтобы ты смогла ходить, как человек,
думать, как человек, чтобы в твоей жизни было на
несколько десятилетий больше. Безрадостная, по
сравнению с жизнью волка, жизнь человека тоже
должна однажды кончиться. Волк умрет, забывая
всех, кто был в его жизни, человек умрет еще быст-
рее, потому что забудут его. Выбери, Фанни. И Фан-
ни выберет свою собственную смерть, полуволчью и
получеловечью. В любом случае имея в виду поли-
цейский ад. Маленькое тело напротив уборочной
машины, и молчание уже чистых улиц. Презрение,
одно презрение к уборке на улицах. Улицы заканчи-
ваются в душе. Кто-то должен с них уйти. За редки-
ми прохожими вдали такие же длинные улицы. Мой
слух не улавливает бега минут на противоположном
конце города и шагов более сильного убийцы. В го-
лове стрекочет автомат и выбивает из рук нож, моего
младшего брата. Он убьет меня, если кто-то его не
остановит. Я стою напротив своего убийцы. На его
груди светится буква "З. Вряд ли "Зорро, скорее "За-
кон. Детям здесь не место. Я не успею посоветовать
детям слушаться родителей. Почему мой день такой
короткий? Впервые его не хватает. Я надоем ему и
он толкнет меня. Я упаду без крика.
Лос-Анджелес гремит кастрюлями, в которых
варится безвкусная жизнь. То, что тебе предстоит
160
поедать. И жизнь со вкусом вечернего металла выле-
тает из открытого рта. Бэб перезаряжает пистолет.
Дым скрывает ее и мешает ей видеть. Она была по-
лицейским. Пока не пришла сюда очищать город для
девочки. Ей плевать, чем все это кончится, Фанни
далеко отсюда. “Фанни, только не приходи за ножом.
Полиция выполняет свою работу. Действительно не-
правильные люди изолируются. Молча и с руганью
город становится чище. Бэб смотрит вперед. Колле-
гам неизвестно, что она одна из самых неправиль-
ных. Неубранный мусор, снабженный личным ору-
жием и значком. Улицы просят пощады. Бэб в фор-
ме, пощады не будет. Полицейские машины и офи-
церы движутся вперед, как ночное и дневное небес-
ные светила по определенной злой траектории. Го-
лос какого-то офицера после того, как полицейская
машина переехала ногу горожанину: "Кажется, у нас
травма. Горожанину скоро помогут. В толпе некото-
рые люди стоят на коленях, хотя колонна полицей-
ских не похожа на Иисуса. Скромные сведения о
безопасности перешли от отца к сыну и так же по-
лезны сыну, как были полезны его отцу. Заблужде-
ние гласит, что полицейские – это апостолы самого
лучшего бога. Но эти апостолы уличной церкви веж-
ливо разговаривают, потом стреляют. Как привет от
Бога приходит пуля и здесь же сразу же вы видите
этого Бога. – Есть жертва. Теперь придется знако-
миться ближе. Сегодня я как раз выгляжу плохо.
Почти как преступник не из этого города. Они вы-
161
глядят как всегда хорошо, когда в них не стреляют.
Внешне не нервничают ( ну, я тоже...) Все в одина-
ковой форме, как ангелы в жарком раю, кто-то отде-
лится от общей массы и сотрет кислый пот с пре-
ступного лба – потом в наручники. Порядок идет на
город, кому-то отдавливая единственные ноги. Это
такой порядок... Волки под городом принюхиваются
к нему, им нравится его запах. Похожий на его лицо.
Ему все равно найдется место. В котором найдутся
те, кто будут рады гостю-законнику. Кучерявые с
вонью под маленьким хвостом. Порядок осядет в
овинах, от которых понесется Фанни, держа в руках
или в зубах кусок пирога, к волкам или в сторону от
них, опекая кусок пирога, съедая его независимо от
правил сегодняшнего города. Дети Лос-Анджелеса
поют песню, написанную кем-то в грязных условиях
заднего дворика и представляют себе каждое слово,
пропетое ощипанным хором о том, что твое престу-
пление – твое достоинство, обретенное в усилии,
вечной песне поверить легче, чем временному речи-
тативу родителей. Но если не родители, то, главная
тут, жизнь даст тебе пощечину за все твои таланты.
Ты представлял, что песня о тебе. О твоем дне, а не о
полицейских в нем. Наверное, не осталось ни одного
недовольного волка, который бы не видел человека.
Облаченного и им обличенного. Не до конца про-
щенного. Полицейская пара пришла с миром в твою
жизнь, но он не устроил тебя, этот мир.
– За что? – вопишь или шипишь на них. За
162
твой взгляд, за сигареты в кармане, за несделанное
домашнее задание, за собаку, которую ты не стал
выгуливать, за людей, с которыми ты не согласен. За
позу, в которой ты даже спишь. Ты просыпаешься и
видишь рядом с собой человека с плакатом, на кото-
ром написано: "Я пришел тебя арестовать". Ты сразу
притворяешься умирающим и подаешь голос с кой-
ки: "Одна сигарета бедному подростку, сэр или мэм,
я слепну..." У человека возле твоей постели появля-
ется второй плакат, будучи подслеповатым по при-
думанной тобой легенде, ты все же выясняешь, что
вторая надпись интимно сообщает тебе: "Я арестую
тебя" с полным равнодушием. Видя, что умирать
нельзя, потому что арестуют в любом случае, ты,
став серьезным, говоришь ему: "Я часто курю в сво-
ей комнате наверху, это как раз здесь, я заклинаю те-
бя, зажги эту сигарету и покури здесь. Дай моей ду-
ше облегчение". Курить надо бросать. Никто не по-
курит по тебе. Тебя приглашают прямо из кровати,
то ли, на танец, то ли, на прогулку. Но ты все равно
чувствуешь себя брошенным. Хоть и пристегнут к
человечеству наручниками. Ты один красуешься в
своих браслетах. Один ценишь по достоинству свои
украшения. Полицейские стоят друг рядом с другом,
держась за руки. Они ходят парами, и хорошие, и
плохие. В этом вся соль. Стараются дополнять друг
друга. На действительном деле же... Редко в одну
пару попадают плохой и хороший. Какие достались
тебе? Для тебя это сразу спросонья рулетка. Ты плох
163
после сна в игре. И ты не помнишь, как делать вид,
что ты король фортуны, единственный и незабывае-
мый. Такие-то у тебя дела. Но как они возьмутся по-
лицействовать! Ты сам без пары в своем доме и не
собираешься быть полицейским. Отнюдь. И дал по-
нять. Так и сказав, что не пойдешь, мол, по их сто-
пам. Напугав всех и себя своей откровенностью. У
хороших детей детские страхи превратятся в розы.
Но ты уже не станешь их срезать, чуждый их красо-
те. А у плохих детей сада не будет... Эти наказаны.
Тайный гнев растет. Все растет в этом мире, и пре-
ступность, и рождаемость, и налоги и на то, и на
другое. И я расту, и духовно, и социально. Теперь я
интересую полицию. Да, друзья, мной интересуется
полиция, она оказывает мне честь. – Меня уводят.
Что же, я молчу. Истина известна только молодым.
Отметить улицу брошенной сигаретой. – Пошли, по-
лицейские, куда, вы знаете. Мне смешно смотреть на
вас. Сами полицейские признают, что они клоуны,
которые с возрастом все реже прибегают к гриму, а
главные фокусы никому не известны. И им самим
тоже. Но работают они не сутки, а сутки и сутки. Не
разгибаясь, не перекуривая. Вот еще одним свобод-
ным ребенком, свободным поэтом стало меньше.
Некто таинственная Ф. однажды узнает, волк при-
надлежит жизни или сложная жизнь принадлежит
волку. Вот так проходят дни и ночи, в совокуплении
создавая двойные сутки людей-героев, полиция дос-
тает всех. Бог – молодой парень с пистолетом грозит
164
зарвавшейся Фанни. Естественная реакция испугать-
ся и стать хорошим. Нож можно выронить и можно
оставить у себя в руках. Фанни оставляет у себя. Это
вызывает недоумение у него на лице. Фанни богу:
"Потому что ты подведешь меня". Конец разговора.
Фанни шлялась по городу. Бэб столкнулась с ней, за-
вязался разговор.
– Ну как тебе мой синяк? – Бэб опустилась на
паребрик рядом с Фанни.
– Кто?
– На работе, – неважно, где и кто, главное то,
что Фанни все такая же сытая, белая и даже целая.
– Тебе не идет.
Бэб знает, что синяк ей не идет, но синяк
пройдет. Фанни глянула в разных направлениях, се-
годня в городе страшный шум.
– Похоже на то, что это время играть в игры.
– Сейчас время считать шрамы, – Бэб не
скрыла суровое лицо.
Фанни задержалась и вопросительно подняла
брови, глядя на Бэб.
Она имела в виду свою деятельность.
– Решаешь ты.
Так Бэб ответила, Фанни кивнула.
Облава устала, заснула, умерла. Оставшиеся
измученные полицейские стерли со лбов пот. Даже
само солнце устало. Глухой голос из рации в поли-
цейской машине называет имена, те, кого назвали,
должны откликнуться. Обязаны. Они были расстав-
165
лены во тьме лос-анджелеской пустыни, как столбы
под электрическими проводами, с инструкцией не
пропадать в песках и глине. Чтобы прислониться к
ним могли путники и жены, слабость граждан долж-
на оставить их вблизи от столбов-полицейских. Ме-
сто, над которым будет вывеска "Закон, станет от-
вратительным оазисом в прекрасной пустыне.
Жизнь перед девочкой разворачивалась с ог-
ромной скоростью и никто не приготовил ей места.
Фанни замялась лишь на мгновение. Она столкнет с
уже занятого места самого крупного седока. Фанни
входила на школьный двор, точно зная, что этот день
и все другие может попытаться предложить ей.
Внутри Фанни не было симпатии. Она остановилась.
Фанни осмотрела каждого. Улыбнулась. Братья и се-
стры школьники – невинные дети, не вызывающие
радости. Если ей и было больно из-за ран, получен-
ных далеко от школы, то не внешне. Школьный
день, полный учебы, гладил каждого по голове и
проигнорировал Фанни. Школьный день, полный
учебы и молитв об окончании уроков, имел широ-
кую спину. Фанни скользнула по ней взглядом... Нас
не вытащат. Многим из нас крышка. Фанни переби-
рала пальцами руки, в которой не было оружия. У
этих молодых пальцев было прошлое, в котором им
еще не приходилось перебирать воздух. Стадо шло в
свой хлев за пищей для ума. Фанни не была голодна.
Фанни думала, что в ее жизни могло бы светить Со-
звездие Волка. Волчье созвездие залечит старые
166
шрамы, добавит новые. Оно, наконец, принесет
удовлетворение. Которое даст пару часов для необ-
ходимых сборов. Волку в любом возрасте важно
быть готовым к короткой поре, в которую свершится
изменение жизни на период долгой тишины. Тишина
в сердце позволит услышать главное. Однажды нас
на глазах у собратьев, готовых или не готовых – раз-
ных, сражает свежий факт. Когда придет в жизнь
главное ранение, ранение – освободитель и покори-
тель, чистая кровь волка не растворится среди легенд
и опровержений случайного поколения. Не удержи-
ваемая никем из человечества, сольется с кровью
всех волков, уйдя в реку, текущую над городом. Не
дающую запахов. Оставив тело реке, текущей под
городом, имеющей запах непокоя. Из которой под-
нимаются волки – привидения. Навеки никому не
должные. Смерть волка возможна, если волк разре-
шает ее. Под легким наблюдением жизни. В общем,
Фанни узнала, жизнь должна волку или волк должен
жизни. Один из двух школьных карманников засу-
нул свою руку ей в карман. Скорее даже не он, а его
природа насторожилась. А ему урок, в чужом лич-
ном пространстве легко перегнуть палку. У этого
личного пространства был привкус, будто играющий
на лезвии... Пропала первая заповедь карманника –
быть и оставаться тенью. И вот уже он вслух гово-
рит: "Есть что-то волчье или собачье..." У него раз-
дулись ноздри, он вроде как принюхивался...Фанни
не стерпела дерзость. Обреченную дерзость. Не по-
167
ворачиваясь к нему, она произнесла какие-то букво-
сочетания, каким-то чудом ей еще понятные: "А ты
знаешь, как пахнет волк? Думаешь собакой? " Маль-
чик молча смотрел на волка, не зная, что это за зверь.
Его клыки говорили ему сказку на человеческом
языке. Он чувствовал, что где-то вдали от школьного
двора эта сказка становится все навязчивее. Какой-то
голос работал без усталости. Отвергая прежние,
нежные образы. Волк и клыки, волк и ночь, волк и
лес, давайте забудем все эти пары и оставим волка,
нож и город. Город знает об этой правде. О всяких
случайных свидетелях. Но и об усталости в момент
превращения. Школьник увидел становление волка.
Этот мальчик не был ангелом, но его преступления
не были настоящими, а сейчас он увидел издали не-
кую реалистичную процедуру. Она показалась ему
болезненной. Болезненность была придумана для то-
го, чтобы отпугивать. Фанни улыбнулась одними
глазами, чего он не мог видеть. Его рука была в ее
кармане. Разочарованная в своих лучших ожиданиях
и напуганная – проклинающая долю своего хозяина.
Сейчас он почувствовал свою особенную связь со
своей рукой. Фанни взяла его за эту руку, оберну-
лась к нему, посмотрела ему в лицо и произнесла
шепотом: "Болтливость может быть оборотнем".
Улыбка пропадала в глубине глаз. Рука получила
свободу. Фанни снова улыбнулась, она не собира-
лась его съедать. Полуиспуганный мальчик слишком
быстро пошел прочь от улыбающейся девочки, от
168
которой пахло волком. Он не узнал этот запах, но он
ему не понравился. Фанни смотрела ему вслед ис-
подлобья. От действительности надо как-то бежать.
Ей предстоит медитировать, подсчитывая шрамы. О
самом большом, недавно появившемся на ее жизни,
шраме она еще не знает. Фанни любила свою поход-
ку. Походку белой девочки. Походку хозяина. По-
следний год Фанни шла своей уверенной походкой
по какой-то дороге. Какой бы ни была эта дорога,
делить ее с кем бы то ни было она не собиралась. Та-
кая походка не гарантировала господства над миром.
Фанни это знала, ее это не расстраивало. Ей было
плевать. Фанни отвернулась.
Часом раньше, не обращая внимания на
струйку крови, бегущую изо рта, Бэб говорила: "По-
сле нас остаются наши дети". И смотрела на морду
преступника, маячившую за дулом пистолета. Зря
она не стала ждать подкрепления. В пустой кварти-
ре, похожей на свинарник, не поняв ее, преступник
задал вопрос: "У тебя есть ребенок?" Женщина ус-
мехнулась, прикрыв глаза. Выстрела она не услыша-
ла. Он ударил ее рукояткой пистолета по темени.
Удар оказался смертельным.
169

                Посвящается всем Фанни, прослывшим плохими.
                (Плохим девочкам, но хорошим преступницам)
                Я хотела бы быть Фанни, чтобы встретить Бэб,
                и хотела бы быть Бэб, чтобы встретить Фанни.
 
                Аврора Сонер.

                Я могла бы быть Фанни, но состоялась ли бы
                встреча с Бэб…