пока безымянно

Довольно сильный для этих мест ветер принёс если не прохладу, то хотя бы облегчение той жары, которая держалась с самого Сониного приезда. Но, идя по тускло освещённой улице, стараясь не вслушиваться в разговоры немногочисленных прохожих и подставляя лицо этому ветру, Соня не чувствовала привычного глотка свежести, какая бывает, когда дует ветер с Балтики. Этот воздух был хоть и не жарким, но совершенно сухим, и напоминал московский июльский ветер.

Соня откинула волосы резким движением, и тут только заметила, что уже стемнело. Темнело тут исключительно быстро. Буквально за несколько минут яркое солнце сменялось неравномерными сумерками, и через ещё две или три минуты наступала глухая темнота, разрываемая в клочья яркими жёлтыми фонарями.

Это была забавная страна. Люди не ходили по газонам. Причём не потому, что это запрещено. А просто потому, что не видели в этом необходимости. Например, короткая тропинка между столовой и общежитием была старательно вытоптана ленивыми студентами. А сойти с дорожки, чтобы дойти до беседки, оплетённой каким-то местным кустарником или посидеть на траве около будто акварелью нарисованного красного клёна - такого, очевидно, никому просто не приходило в голову.

Хотя соседка по общежитию несколько озадаченно и очень сдержанно сказала Соне пару дней назад, что на газоне около учебного корпуса в прошлом году была замечена группа студентов, поющих под гитару. 'I tell you, they were Russian students', - с дежурной улыбкой отреагировала Соня.

Здесь, в этой атмосфере пустого и бессмысленного дружелюбия, Соня удручённо наблюдала в себе стремительные изменения. Пропадала буквально с каждым часом её привычная тяга к новому. Ей не хотелось пройти по новой улице, не хотелось познакомится с кем-то из не в меру общительных местных жителей.

Мысли, подстраиваясь под неспешную жизнь, начинали двигаться медленнее, как патока или полузасахарившийся мёд, стекающий с ложки в жиденький прохладный чёрный чай. И такие образы тоже всплывали в голове со странной тупой уверенностью.

Только к вечеру, даже ближе к полуночи, когда жара спадала, Соня садилась у окна, и воспоминания привычным потоком начинали скользить мимо, иногда задерживаясь. Сложно было их назвать мыслями - это были именно воспоминания. Потому что мыслям привычно быть сиюминутными и отражать объективную реальность, вокруг же не происходило ровным счётом ничего, что могло бы наводить на мысли.

Жизнь казалась искусственной. Соня работала "мало и скверно", как будто играла свою роль в игрушечном спектакле. Люди, которые приходили и что-то говорили ей, на самом деле не хотели ничего купить, это были просто куклы, которым отведена небольшая роль во всей этой постановке. И, выйдя на улицу, они тут же прекращали прикидываться людьми и отправлялись обратно в ящики с нафталином. Еда была бутафорской, разговоры - прописанными в глупом и - главное - никому не нужном сценарии. Это всё душило Соню беспрестанно, даже во сне.

Временами ей думалось о том, что в этот момент происходит в Питере. Наблюдая из окна неестественно быстрый рассвет, она почти видела, как по гранитным набережным исступлённо барабанят крошечные капли, слегка солёные на вкус. Она явственно ощущала сентябрьский холод под одеждой, и её руки, не повинуясь голове, тянулись запахивать на груди не существующую шаль.

Временами ей вспоминались последние дни в Питере. Казалось, с этого времени прошла пара месяцев, хотя в действительности она улетела неделю назад. Сотня последних встреч со всеми, кто вдруг вспомнил о её существовании и возжелал встречи. С кем душевные, а с кем скомканные объятия, пожелания не забыть родной язык, тонино бесцветное "увидимся через год", махания руками в аэропорту.. Стоп.

осень 2011