Дарьино счастье

                ДАРЬИНО СЧАСТЬЕ.

  С самого раннего утра принялась Дарья разделывать пирожки. На огромный противень укладывала она их ровными рядочками: с капустой, с яблоками, с луком и яйцом, а в конце – два рядочка щедро усыпанных сахаром витиевато закрученных плюшек. Затем каждое своё изделие женщина смазала взбитым яйцом – для красивой хрустящей корочки, и было видно, что это занятие доставляет ей настоящее удовольствие. Закончив работу, она оставила пирожки «для подъёма», а сама присела на табуретку возле стола, положив на колени натруженные руки в синих прожилочках и стала озабоченно оглядываться. Уже три дня пожилая женщина моет, чистит, прибирает свою избу. Выскобленные до желтизны деревянные полы застелены новыми самоткаными половиками, которые хозяйка держала «про запас», на спинке старинной кровати сияет ослепительной белизной  подзор с собственноручно связанными Дарьей ещё в годы молодости широкими кружевами, а пёстрое лоскутное одеяло радует глаз и создаёт неповторимый сельский уют. На печи и полатях  – новые ситцевые занавески с неброским цветочным рисунком, на чисто вымытых окнах – шторки с шитьём, а на подоконниках – пышно цветущая герань: алая, белая, розовая –  словно невиданные диковинные птицы, лёгкие и воздушные, присели на окна. Казалось бы, ни пылинки, ни соринки, но Дарья всё что-то поправляет, переставляет, протирает, волнуясь и не находя себе места.
   В избу зашла живущая неподалёку Антонина, слегка полноватая женщина в ярком сатиновом фартуке с большими карманами поверх тёмного ситцевого платья в мелкий белый горошек.
   – Я смотрю, печь, что ли, топила нынче, соседушка? Что это ты надумала в такую жару? Ой, а пирогов-то, пирогов-то она какую махину намесила, как на Маланьину свадьбу!
   – Гостей жду. – Обрадовавшись приходу соседки и возможности отвлечься от своего беспокойного ожидания, с готовностью откликнулась Дарья: – Нина с мужем и внучкой едут.
  – Да ты что! То-то я смотрю, у тебя всё до зеркального блеска вычищено-вылизано. Это сколько же вы не виделись?
   – Почитай, пять лет. Как увёз этот белобрысый мою Нину в Норильск этот, будь он неладен.
   – Да что ты, Даша, зять у тебя – не чета здешним мужикам: моряк, капитан дальнего плавания. Счастливая твоя Нинка, нечего Бога гневить. Внучку-то тоже впервой увидишь?
   – Впервой, – смущённо улыбнулась Дарья, – только на карточках и видела. Нинкиной-то ни кровиночки нет, вся в Николая пошла, такая же светленькая да голубоглазая. Четыре годика уже. Пока совсем маленькая была, боялись они с ней выезжать, здоровьицем она слабовата была, перемена климата могла сказаться. Вот в прошлом году ездили в отпуск к Колиным родителям, а теперь и до меня черёд дошёл. Хотят Настёну со мной на три недели оставить, а сами на юг съездят, устали от своих северов.
   – Ну и правильно, пусть едут пока молодые да при деньгах. Нас-то вот с тобой ни за какие деньги из нашей Гуреевки не выпихнешь: мы к своей землице прикипели. А ты не переживай, – видя, как волнуется подруга, успокоила её Антонина, – справимся мы с твоей внучкой, тут и речка рядом, и сад-огород. Если что, я подмогну, не унывай, соседушка, прорвёмся!
   Бодрость и уверенность Антонины принесли свои плоды. Дарья успокоилась, разгребла в печи пышущие жаром угли, поставила ухватом противень с пышными пирогами на под, и вскоре над селом поплыл духмяный аромат её выпечки. Женщина долго искала, во что ей переодеться, копаясь в платяном шкафу и, наконец, остановила свой выбор на чёрной прямой юбке и голубой кружевной кофточке, которую всего раз надевала, когда ходила на выборы.
   Ближе к обеду засигналила под окном машина и пока Дарья, волнуясь и суетясь, искала тапочки, чтобы выйти встречать долгожданных гостей, они уже стояли на пороге. Первым вкатилось в избу весело и безостановочно щебечущее маленькое чудо с золотисто-рыжими кудряшками и большими, восторженно смотрящими на мир, голубыми глазами. Увидев Дарью, девчушка в пышном розовом платье с кружевами и рюшечками, похожая на большую куклу с полки местного  сельмага,  смело к ней подошла и спросила:
   – Я – Настя, а ты – моя бабушка?
   – Да, моё солнышко. Иди скорей сюда, – женщина крепко прижала к себе девочку, расцеловала в упругие щёчки, – кровинушка ты моя золотая!
   Затем обняла и поцеловала улыбающихся Нину и Николая.
   – Ну, как доехали-то? Устали, поди, в дальней дороге?
   – Да нет, мама, мы же на своей машине. Несколько раз останавливались, отдыхали. Нормально доехали, не волнуйся, – ответила Нина, снимая возле порога туфли и с волнением оглядывая комнату, – вот я и дома. Всё, как в детстве, будто и не уезжала никуда.
  Дарья тоже с трепетом вглядывалась в родные черты своей дочери. От угловатой девчонки, которая, окрылённая любовью,  уезжала из дома с бравым моряком, не скрывающим своего счастья, более пяти лет назад, не осталось и следа. Это была уверенная в себе женщина с мягкими плавными движениями. Как к лицу ей модная причёска на полудлинных слегка вьющихся волосах и этот открытый ситцевый сарафан, сиреневый с мелкими красными розами по подолу! Скромная и со вкусом подобранная косметика подчёркивала женственность и природную красоту Нины. Невольно залюбовавшись дочерью, Дарья удовлетворённо отметила про себя: «Молодец, пудрами-помадами не увлекается».
   Николай между тем начал заносить в дом многочисленные коробки и сумки. Самая большая коробка была с телевизором – подарком для Дарьи. Дарья радостно и удивлённо всплеснула руками:
   – Ой, да зачем же вы тратились? Я и без телевизора…
   – А вот теперь будешь с телевизором, – бодро перебил её Николай и тут же принялся устанавливать свой подарок на тумбочку в углу избы, под резным киотом с потемневшими от времени иконами.
  Дарья боязливо перекрестилась.
   – Подожди-ка, Коля, вроде как нехорошо это – под иконами-то. Давайте тумбочку в другой угол переставим.
  Нина с мужем перетащили тумбочку в другой угол, и Николай, сняв рубашку и повесив её на спинку стула, стал продолжать своё дело, а Нина принялась разбирать сумки с Настиными вещами и раскладывать их по ящикам в старинном комоде из тёмного дерева с резными ножками.
   – А Настенька-то у нас невеста с богатым приданным, – с тёплой улыбкой произнесла счастливая хозяйка, и спохватилась – ах я, карга старая, что же гостей-то своих дорогих голодом морю? Прекращайте все свои дела, давайте садиться за стол. Уж не обессудьте, чем богаты.
  И забегала, засуетилась, и вскоре на столе появились и картошечка жареная с грибочками, щедро усыпанная укром, и домашняя ряженка томно-золотистого цвета, помидоры, огурцы, яичница с ветчиной и, конечно же, румяная горка аппетитно пахнущих пирогов.
   – Вот, кушайте, детки дорогие, всё своё, домашнее, свеженькое.
   – Да, в городе об этом приходится только мечтать. – Николай, довольно потирая руки, уселся за стол, Нина пристроилась рядом с ним.
   – А что же это я? Забыла совсем… С устатку-то, с дорожки да за встречу…   
  Дарья приподняла половик, открыла крышку подпола и нырнула вглубь. Появилась оттуда, держа в руках две пузатые ребристые бутылки.
   – Это вот наливочка малиновая, а это – самогоночка домашняя, – пояснила она содержимое бутылок и водрузила их на стол. Принесла стаканчики из чулана.
   – Ты-то, Коля, наверное, беленькой махни, а мы с Ниночкой красненькую уговорим. Настенька! Ой, а где же у нас Настенька-то?
  Девочка, пока взрослые суетились, куда-то исчезла. Все трое, переглянувшись, ринулись из избы.
   – По двору теперь где-нибудь ходит или в огороде, ей же интересно всё, в городе-то у вас такого не увидишь, – успокаивала Дарья Нину и Николая, но тревога нарастала. Заглянули в хлев, чулан, обошли весь огород – девочки нигде не было.
   – Село-то у нас небольшое, некуда ей пропасть, – сама волнуясь больше других и не веря своим словам, продолжала уговаривать Дарья,  – Господи, да что же это такое, как в воду канула.
   – Как в воду канула…  – машинально повторила вслед за матерью Нина, и вдруг закричала не своим голосом:  – Коля, бежим скорей на речку, не дай Бог, она туда пошла!
   Нина и Николай побежали через луг к речке, берег которой, заросший густым ивняком, был виден из окон Дарьиной избы. Дарья, схватившись за сердце, бессильно опустилась на завалинку. Подошла Антонина, спросила с добродушной улыбкой:
   – Ну, дождалась гостей? А что это вы все бегаете-то? – увидев взволнованное, бледное лицо своей соседки, осеклась. – Что стряслось-то у вас, Даша?
   – Настенька у нас пропала, – беспомощно разведя руками, выдохнула взволнованная женщина.
   – Как пропала? – Антонина внимательно огляделась вокруг и вдруг безудержно, сотрясаясь всем телом, расхохоталась.
  Дарья недоумённо смотрела на соседку: уж не с ума ли сошла Антонина, над чужим горем потешаться, а у той уже слёзы выступили от смеха.
   – Это вон та, что ли, рыженькая, пропала у вас? –  Антонина показывала пальцем на собачью будку.
  Рядом с большой деревянной будкой, накрытой от дождя куском шифера и свежевыкрашенной в одинаковый с забором зелёный цвет, положив большую кудлатую голову на лапы и виновато глядя на хозяйку, лежал Дарьин пёс Трезор, а в самой будке, уютно свернувшись калачиком, спала Настёна.
   – Уморилась с дороги, уснула,  – умильно глядя на девочку, произнесла порядком переволновавшаяся Дарья. – Слышь,  Антонина, сходи-ка за моими на речку, я не могу: ноги подкосились, и сердце вот-вот выскочит. Они теперь там бегают, места себе не находят. Ах ты бедовая, всех переполошила, – перевела она вмиг повлажневшие глаза на мирно спящую внучку.
  Прибежавший вперёд женщин с речки Николай осторожно вытащил из собачьей будки своё драгоценное чадо и понёс в дом. Дарья, забежав вперёд зятя, разобрала для внучки койку. Нина раздела Настю, заботливо укрыла одеялом. Прежде чем уснуть, девчушка открыла глаза и спросила у Дарьи:
   – Бабушка, а как его зовут?
   – Кого? – не поняла Дарья.
   – Ну, пёсика.
   – Ах, пёсика? Трезором его зовут, Настенька.
   – Он хороший, добрый. Я ему сказала, что хочу спать, и он уступил мне свою кроватку. Я буду с ним дружить.
   – Да уж, только с ним тебе и осталось дружить да вот с кошкой Машкой. Ребятишек-то в селе, почитай, совсем нет, – горестно вздохнула Антонина, заглядевшаяся через плечо Дарьи на разомлевшую девочку. – А тебе, соседушка, одно скажу: скучать тебе с этой рыжеволосой принцессой не придётся. Готовься к весёлой жизни.
   – Это точно, – засмеялась отошедшая от тревоги и волнений Нина, – она у нас такая проказница, каких поискать ещё.
   – Да, мама, не соскучишься, – подтвердил Николай, – вы её тут не балуйте, а то совсем на шею сядет.
   – Ну, это уж как получится. Вы, главное, езжайте и не переживайте. Всё в порядке будет. И давайте-ка, наконец, за стол. Антонина, проходи, неси себе из чулана рюмочку, а ты, Николай, разливай.
  И потекла за столом неспешная беседа, затянувшаяся далеко за полночь. Каждый рассказывал о своём: Нина с Николаем о городской жизни, а Дарья с Антониной делились деревенскими новостями.
  На следующий день родители Настёны уехали отдыхать на юг, а любознательная девочка принялась осваивать территорию. Сходила в покосившийся от времени курятник, переполошив сидящих в гнёздах кур и доведя до панического состояния петуха, который, со всех ног удирая от Насти, потерял зелёное с синим отливом перо из хвоста, чем привёл девчушку в неописуемый восторг от возможности обладать такой красотой. Настя тут же пристроила перо в свои густые рыжие кудряшки и, важно вышагивая, отправилась на огород. Оттуда она вернулась с букетом из резных морковных листочков, который со словами: «Смотри, какой красивый и пахнючий!» вручила Дарье. С широко распахнутыми от удивления  глазами учинила допрос Дарье:
   – Бабушка, бабушка, а разве помидоринки не в магазине растут?
   – Нет, внученька, они на грядке растут. И помидоры, и огурчики, и морковка, и тыковка…
   – Тыковка? – услышав незнакомое название, Настя потащила Дарью на огород. – Покажи мне тыковку.
  Огород у Дарьи был небольшой, (много ли надо одинокой пожилой женщине?), но ухоженный. На тщательно прополотых грядках росло всё, что было необходимо в непритязательном сельском обиходе: морковь, свёкла, редька, капуста, огурцы, помидоры, картошка, а в самом дальнем углу хозяйка посадила тыкву, зелёные мощные плети которой забрались на ограду, а сама она затаилась  в высоких густых зарослях укропа.
  Тыква, которую Настёна видела первый раз в жизни, произвела на девочку потрясающее впечатление. Огромная, круглая, желтобокая, с тёплой ребристой кожицей.
   – А её, что ли, прикатил сюда кто-нибудь? Сама растёт? Такая большая? – и  девочка изумлённо таращила на бабушку свои большие васильковые глаза, опушённые густыми рыжими ресницами.
   – Солнышко  ты моё! – улыбалась Дарья и гладила девочку по голове тёплой шершавой ладонью, привыкшей к деревенскому труду: – Конечно же, она сама здесь растёт, что же ей не расти: на солнышке-то да при хорошем поливе поди как вольготно.
  Неунывающая и  вездесущая Настёна внесла в размеренную, одинокую жизнь Дарьи радостную суматоху и неразбериху. Привычный уклад жизни был нарушен окончательно и бесповоротно.  В познании деревенской жизни неугомонной непоседе услужливо помогал Трезор, которого она потребовала освободить от цепи.
  – Он, бабушка, не пленник, а мой друг.
  И Дарья, сражённая наповал железной логикой внучки, отвязала своего лохматого, коричневого с белым пятном на лбу пса от цепи, и теперь он повсюду таскался за Настёной, радостно виляя хвостом. Трезор был пёс беспородный, добрейшей натуры. Несмотря на его внушительный рост, толку от него, как от сторожа, не было никакого, и хозяйка держала его скорее по привычке и от скуки. Теперь же он всегда был «при деле». Дарья, позвав Трезора и услышав ответный лай, знала, что и Настенька где-то рядом с ним. Если где-нибудь среди грядок мотылялся пушистый пёсий хвост, то рядом можно было увидеть и солнечные кудряшки непоседливой внучки. А вот с кошкой Машкой девочке подружиться не удалось. После того, как восторженная Настя чуть не замяла её маленьких котят, только-только открывших глазки, Машка спряталась от девчушки на сеновал, перетащив туда поочерёдно в зубах и весь свой приплод. Наблюдавшая за этой процедурой Настя, обливаясь горькими слезами, жаловалась Дарье:
   – Кошка Машка злая, она грызёт своих котят за шейки, я не буду с ней дружить! – и упрашивала отобрать у неё котят, пока она их совсем не замучила.
  Дарье еле удалось уговорить внучку:
   –  Что ты, Настенька, просто у кошек нет рук, как у людей, вот они и носят своих деток за шкурку возле шеи. Котяткам совсем не больно, ведь Машка – их мама, и она берёт их очень осторожно.
  Настя успокоилась, но кошка, тем не менее, лишь изредка спускалась с сеновала, поспешно лакала предусмотрительно налитое Дарьей молоко и стремглав, пока не попалась на глаза Настёне, скрывалась в своём убежище.
  Антонина тоже всей душой привязалась к любознательной девчушке и каждый день приходила с нехитрыми гостинцами: то кружку малины принесёт, то горсть леденцов из сельповского магазина, то горку оладушков с мёдом и домашней сметаной. В бездонных карманах её фартука всегда находилось что-нибудь вкусненькое. А однажды она пришла и позвала девочку с собой:
   – Пойдём-ка, чего покажу тебе.
  И вскоре Настя вернулась от Антонины с очередным подарком: в её руках заполошно «цыкал» и старался вырваться маленький пёстрый цыплёнок. Довольная соседка шла следом.
   – Вот, курица привела откуда-то. Я думала, с ней беда какая приключилась, нет её давно, а она мне 12 штук привела вот таких пёстреньких. Не хотела в этом году наседку сажать, а теперь деваться некуда, придётся выхаживать этот выводок поздний.
   – А я-то что с ним делать буду? – укоризненно покачала головой Дарья. – Ты зачем Настеньке-то цыплёнка дала? Или уж и сама в детство впала, Антонина?
   – Да я показать только хотела, – стала оправдываться соседка, – а она за него как влепилась, и не отдаёт. Ну, ничего, вот уедут твои, я его и заберу. Или забудется Настёна, найдёт себе новую забаву…
  На том и порешили. Но новой забавы для внучки так и не находилось, и цыплёнок остался у Дарьи, стал совсем ручным, а у Насти появилось твёрдое намерение забрать его с собой в Норильск.
   – Ох, и подвалят нам с тобой кренделей Нина с Николаем за этого цыплёнка, – похохатывала Антонина, скрестив на животе полные руки. – А мои-то разводятся, – неожиданно, тяжело вздохнув, поделилась она неприятной новостью с соседкой.
   – Как разводятся? Ведь у них вроде всё хорошо было. И в прошлом году к тебе приезжали, дружные такие, сроду бы и не подумала…  – Дарья с сожалением покачала головой.
   – Да чего уж там,  дружные, – горестно поджала губы Антонина, –  с самого начала Андрей слаб был до женских юбок. Сколько ночей Наташка моя проплакала одна, в холодной постели, пока он где-то на стороне блуд чесал. Теперь вот, пишет, лопнуло терпение. Жалко, Виталик будет без отца расти.
   – Ну, уж, прямо, без отца! Наталья твоя девка видная, кровь с молоком, и умница, и работящая. И ей, глядишь, счастье улыбнётся.
   – Да конечно, улыбнётся. Нет, Дарья, если своего счастья нет, на чужое не сядешь. Да и любит она этого лиходея проклятущего, – и, тяжело поднявшись, Антонина отправилась к себе домой.
  Настёна внимательно прислушивалась к разговору бабушки с соседкой и, когда Антонина ушла, спросила с интересом:
   – Бабушка, а Виталик – это кто?
   – Это внучек бабушки Тони. У меня вот ты – внучка, а у неё – Виталик внук.
   – А почему он теперь без папы будет жить? У него что, только одна ручка?
   – У кого одна ручка? Что ты такое говоришь, Настенька? – ничего не понимая, переспросила Дарья.
   – Ну, у Виталика. У него только одна ручка?
   – Почему – только одна? – ещё более удивлённая странным вопросом внучки недоумевала женщина.
   – Ну вот, смотри, – и Настёна вытянула перед собой руки ладошками вверх, – у меня две ручки. А для чего ребёнку две ручки?  – убедительно продолжала она, повергая бабушку в ещё большее недоумение,  – Одна ручка – чтоб за неё держалась мама, а другая – чтоб держался папа. Ведь правда, бабушка?
  Всё ещё держа вытянутые вперёд ладошки, девочка ждала ответа. Потрясённая Дарья не знала, что сказать. Вот ведь егоза, всего-то четыре года, а рассудила своим детским умишком в самую точку. Дарья взяла в свои руки тёплые мягкие ладошки внучки, поднесла  губам и поцеловала. Посмотрев в ясные, как безоблачное небушко, детские глаза, ответила:
   – Конечно, Настенька, конечно, солнышко моё! И у Виталика тоже две ручки. Его папа просто ушёл ненадолго, а потом он вернётся.
  Удовлетворённая ответом бабушки, Настя успокоилась, а Дарья, поражённая неумолимой детской логикой, долго не могла прийти в себя. И вечером, когда девочка заснула, раскинув во сне ручонки и рассыпав по подушке рыжие завитушки, она долго молилась, стоя на коленях перед иконами, и просила у Господа счастья и здоровья  своей чуткой сердцем внучке, и чтобы папа и мама этой малышки всегда были вместе.
  На следующий день Дарья решила разобрать ненужную теперь теплицу на огороде. Настёна, Трезор и Цыпа ( так девочка назвала подарок Антонины) тоже увязались за ней. Женщина принялась сматывать полиэтиленовую плёнку, которой была накрыта самодельная теплица, и вытаскивать из земли большие полукруглые дуги, а живописная компания устроилась неподалёку, возле полюбивщейся Насте тыквы. Трезор улёгся в борозде, прикрыл глаза и время от времени лениво отмахивался хвостом от надоедливых мух, а Настя, насыпав на тыкву пшена, наблюдала за тем, как Цыпа шустро расправляется с кормом.
  Дарья, изредка поглядывая на дружную компанию возле тыквы, сложила в сарай плёнку,  дуги, и стала убирать деревянные ящики из-под рассады, вытряхивая из них землю на ближние грядки. Неожиданно под одним из ящиков она обнаружила земляную жабу. Она сидела в ямке, которую выкопала для себя, и тяжело и беспокойно дышала, очевидно, ощущая страх и беспомощность перед неожиданным вторжением в свой «жабий» мир. Яркий солнечный свет поверг в панику бедное животное. Дарья улыбнулась: «Тоже ведь божья тварь. Не бойся, не трону я тебя. Живи, раз уж тебе здесь нравится, тем более, что животинка ты безвредная». Положив ящик на прежнее место, женщина отошла от теплицы, но затем остановилась и призадумалась. Зная любопытство своей вездесущей внучки, логично было предположить, что рано или поздно она тоже захочет заглянуть под ящик. Не испугается ли городская девочка, увидев впервые такое, неприятное на первый взгляд, животное? «Надо самой показать ей жабу», – решила Дарья и подозвала к себе внучку.
   – Смотри-ка, Настенька, кто у нас под ящиком живёт.
   – Кто, бабушка, кто? – ясные глаза ребёнка загорелись любопытством.
   – А вот кто, смотри, – Дарья подняла ящик.
  Жаба тихо сидела в ямке, таращила ничего не понимающие глаза и взволнованно раздувала бока. Настёна затаила дыхание и вопросительно посмотрела на бабушку.
   – Это жаба, – пояснила Дарья. –  Смотри, какая она красивая. Кожица у неё серенькая, в пупырышках, как у огурчика…
   – Знаю, знаю, – перебила Настя, – у мамы кофточка такая есть, букле называется.
  Дарья улыбнулась внучкиной смекалке и продолжила:
   – Смотри, какие у неё красивые изумрудные глазки с чёрными точечками, а сама она толстенькая и добрая.
   – Как бабушка Зоя? – тут же нашлась девчушка и, увидев недоумение в глазах Дарьи, пояснила: – Ну, папина мама, она тоже моя бабушка. А жаба – она полезная? Папа говорил, что все животные приносят какую-нибудь пользу, поэтому их надо беречь.
   – Конечно, она тоже полезная. Жабы помогают бороться с разными садовыми вредителями. А когда-то давно-давно, когда ещё не было холодильников, жаб сажали в банки с молоком, и оно долго оставалось холодным и хорошо хранилось.
   – Правда? – Настёна изумлённо посмотрела на жабу и погладила её по спине, от чего она скукожилась и прикрыла глаза. – Не бойся, ты хорошая, я буду с тобой дружить. А на ручки её можно взять?
   – Ну ладно, возьми, только потом хорошенько помой руки с мылом. Хорошо?
   – Хорошо, хорошо. Ой, какая она холодненькая! А брюшко – беленькое, гладенькое, лапки маленькие, с пальчиками.
  Настя крутила жабу и так, и сяк. Бедное животное беспомощно трепыхало лапками и как-то странно курлыкало, надувая защёчные пузыри, что вызывало у Насти неописуемый восторг. Дарье еле-еле удалось освободить жабу из цепких детских ручонок и положить на место под ящик.
 – Настенька, деточка, она устала, пусть отдохнёт.
  Девчушка долго не могла успокоиться и настаивала, чтобы жаба жила в доме вместе с цыплёнком. Но Дарья категорически воспротивилась этому капризу внучки, зато Настя выбила разрешение каждый день играть с новой подружкой. 
  Дарья уже и не рада была своей затее с показом жабы. Внучка оказалась не из пугливых и Дарья уже предвидела, что последствия от этого знакомства могут быть самыми непредсказуемыми. И не ошиблась. Когда она, сделав покупки в магазине, полезла в сумку за кошельком и вместо него вытащила на прилавок жабу – это были ещё цветочки. В этот раз Дарья пожурила Настю, и девочка дала обещание не таскать с собой повсюду своё сокровище. Вторым веским доводом оставить хотя бы ненадолго жабу в покое были слова о том, что на Настю могут обидеться Трезор и Цыпа, о которых она совсем забыла в эти дни.
   – Понимаешь, внученька, – внушала бабушка своей проказнице, – ведь Цыпа и Трезор тоже твои друзья, и ты их любишь не меньше, чем жабу. А если это так, ты должна дружить со всеми поровну, чтоб на тебя никто не обижался.
  Девочка задумалась, но ненадолго.
   – Ой, бабушка Даша, они же теперь скучают без меня! Я пойду, извинюсь перед ними и поиграю и с Трезором, и с Цыпой.
  Дарья с доброй улыбкой смотрела вслед убегающей внучке. Она так привыкла к своей неугомонной щебетунье, что с тревогой ожидала приезда дочери и зятя. Заберут Настю, и снова будет тишина и скука, особенно в долгие зимние вечера, когда сидит Дарья возле печи да не знает, чем заняться. Благо теперь, спасибо детям, телевизор можно будет посмотреть, а то хоть вой на пару с Трезором.
   – О, Господи, на всё твоя воля, – оторвалась от своих раздумий Дарья и выглянула в окно. Настёна и пёс бегали друг за другом и оба были безмерно счастливы. – Ну вот, теперь жаба хоть немного отдохнёт от Насти. Надо же, нашла себе игрушку. Удивительный ребёнок. Или городские все такие? И эта лупоглазая, сидит себе в своей ямке под ящиком, давно бы ускакала куда-нибудь…
  Но на следующий же день Дарья убедилась, что её выводы о наступившем для жабы спокойствии поспешны. Выбирая яйца из куриных гнёзд, она услышала истошный вопль Насти. Перепугавшись не на шутку, выбежала со двора.
   – Бабушка, иди скорей домой! – внучка схватила её за руку и потащила в избу.
   – Что случилось, внученька? – женщина вбежала в сени, еле переводя дыхание.
   – Ой, бабушка, жаба сидит в мисочке и таращит глазки!
 С утра Дарья пекла пироги, а в остывающую печь поставила томиться молоко в большой глиняной миске, задумав к приезду Нины и Николая сделать ряженку. Вбежав в избу, она в ужасе всплеснула руками. В миске изо всех сил бултыхалась жаба, пытаясь выбраться, но края посудины уже стали горячими, да и молоко прилично нагрелось. Бедное животное в страхе билось и верещало, глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Схватив полотенце, Дарья вынесла миску на улицу и выплеснула молоко вместе с жабой на дорожку. Трезор тут же подбежал лизать молоко, а бедная жаба так и осталась лежать, тяжело дыша и закатывая глаза. Жалостливая женщина взяла её в руки и стала дуть на шкурку.
   – Настя, а как же твоя подружка оказалась в миске с молоком? – спросила Дарья.
   – Бабушка, но ты же сама говорила, что от неё молоко становится холодным, вот я и хотела посмотреть, правда это или нет, – перепуганная девочка судорожно всхлипывала и вытирала слёзы подолом нового платьица в синий горошек, а жаба громко верещала и рвалась из рук Дарьи. 
  После пережитых волнений, убедившись, что с жабой всё в порядке, они отнесли животное в её убежище под ящиком. Настя, расстроенная этой историей, даже ежедневный вечерний поход на речку в этот день пропустила.
  На речку Дарья с внучкой ходили по вечерам с большим удовольствием. Дневная жара спадала, а вода в речке в это время была удивительно тёплая, ласковая. В спокойных, тёмных водах отражались пышные облака, похожие на диковинных зверюшек. Жёлтые кувшинки закрывали на ночь свои кулачки, баюкая на блестящих зелёных листьях уставших от дневных перелётов стрекоз. Это было время удивительного покоя и блаженства. Дарья с Настей наслаждались таинством своего единения с природой, а потом, держась за руки, шли домой через луг, словно пропитанный ароматами трав, и им было очень хорошо вдвоём: Дарье, жизнь которой повернула на закат, и Настеньке, с широко распахнутыми чистыми глазами и душой вступающей в её рассвет.
  К приезду с юга Нины и Николая Дарья с Настей стали готовиться заранее. Все Настины вещички были перестираны и переглажены, игрушки в идеальном порядке выстроились на подоконниках рядом с цветущей геранью. Вдвоём они навели чистоту в доме, вымели двор. Сходили в сельповский магазин, купили сыр, колбасу, большой арбуз. «Остальное всё своё есть», – здраво рассудила Дарья. Настя нарвала букет полевых цветов и поставила в небольшую стеклянную вазочку на середину стола. Надела своё самое красивое платьице, зелёное с ромашками, рукавом «фонарик» и тоненьким поясочком. Села на табуретку возле кровати, сложила на коленях руки и стала ждать, время от времени нетерпеливо вздыхая. Дарья с интересом наблюдала за внучкой: «Надо же, притихла, соскучилась, наверное, по родителям. То калачом в дом не заманишь, а то – сидит, как вкопанная». Насте такое бездеятельное ожидание вскоре надоело, и она убежала на улицу.
   Машина с родителями Насти подъехала к дому, когда уже совсем стемнело. Девочка, истомлённая ожиданием, уже сладко спала на Дарьиной кровати, но, услышав голоса Нины и Николая, проснулась и выбежала им навстречу. И оказалась в крепких отцовских руках, которые подкинули её к потолку. Настя радостно визжала, Нина счастливо смеялась, а Дарья сдержанно улыбалась. Много ли надо маленькому человечку для счастья? Только, чтобы мама и папа были всегда рядом.
  Наутро Настя радостно суетилась вокруг своих родителей, рассказывала, как прекрасно провела с бабушкой то время, пока они отсутствовали: «Мы с бабой Дашей кино смотрели про мушкетёров. Я теперь знаю, как их зовут: Дрантаньян, Артос, Портос и Барбос!» – раскатисто нажимая на букву «р», которую научилась выговаривать в отсутствие родителей, заявила она, и смотрела изумлённо на смеющихся взрослых, искренне недоумевая, чем вызвано их веселье. Дарья позвала всех за стол. Но неугомонная Настя, переполненная впечатлениями деревенской жизни, не могла не познакомить родителей со своими друзьями. Она рассказала о своей дружбе с Трезором, Цыпой и, наконец, ненадолго удалившись в огород, шмякнула на стол прямо рядом с пирожками жабу, представив её самой главной подружкой и потребовав взять всю троицу с собой в Норильск. Пока Нина и Николай отходили от шока и пытались уговорить свою дочь оставить своих друзей в деревне с бабушкой, чтобы она не скучала, Дарья успела вынести жабу в огород. Вернулась, нерешительно села к столу, не зная, что и сказать, чувствуя свою вину за происходящее.
   – Да не волнуйся ты, мама, – видя смущённое состояние матери, успокоила Нина, – зная свою ненаглядную Настёну, мы и сами могли бы предположить нечто подобное. Нам теперь ещё и дома предстоит наслушаться её рассказов о своих удивительных друзьях.
   – А вы, что же, скоро уже и уедете?
   – Думаю, дня через два и поедем, – ответил Николай, – служба, никуда не денешься. Мы в этом году и так хорошо отдохнули.
   – Я думала, вы подольше поживёте, – растерялась Дарья. –  Как же мы с Настёной расставаться-то будем?
   – А я в будущем году её тебе на всё лето привезу. И не только её, – Николай нежно обнял жену и подмигнул Настёне, – но и Нину, и ещё кое-кого…
   – Кого ещё, папа? – в глазах Насти тут же вспыхнули знакомые любопытные огоньки.
   – А решили мы с мамой тебе братика купить. Я на всё лето ухожу в плавание, а вы все трое здесь побудете, на свежем воздухе.
  Дарья радостно всплеснула руками.
   – Да неужто правда? Ай да молодцы! Вот это правильно, вот это по-нашему.
  Настя, нахмурив белёсые бровки, обдумывала свалившуюся информацию. Потом выдала:
   – Конечно, правильно. Ведь у мамы и папы по две руки – чтоб за одну держалась я, а за другую – братик.
   – Умница наша! – Дарья обняла внучку, прижала к себе. – Я буду скучать без тебя. Но зима и весна пройдут быстро, а летом я и твои друзья будем встречать тебя с мамой, папой и братиком.
  Настёна всем тельцем прижалась к Дарье.
   – Бабушка! Я так тебя люблю! Ты у меня самая добрая и самая красивая… как жаба!
Пока Николай и Нина приходили в себя от новой выходки своего чада, довольная улыбка расплылась по лицу Дарьи. Весёлые лучики морщинок разбежались от её глаз – ведь она-то знала, что удостоилась самой наивысшей похвалы от своей нугомонной внучки. И она ответила, глядя в наивные васильковые глаза Настеньки:
   – А ещё я самая счастливая бабушка на свете.