Граждане пассажиры!

«Там, где клен шумит над речной волной,
 Говорили мы о любви с тобой»
Просто грустная песня.


- Граждане пассажиры! При подъеме занимайте левый ряд эскалатора. По возможности, проходите вперед, - Надя отодвинула микрофон, зацепив краем глаза часы. 16:20. Еще час сорок и домой. Как ме-е-е-едленно-о-о тянется время. Вздохнула. - Граждане пассажиры! При подъеме занимайте оба ряда эскалатора. По возможности, проходите вперед.
Задолбала такая работа. Вон, Катька-соседка целыми днями дома – сериалы смотрит, передачи про экстрасенсов, а все почему? Потому, что может себе это позволить – муж ейный, видите ли, в префектуре штаны просиживает – взяточник, небось, клейма ставить негде.
 - Граждане пассажиры! При подъеме занимайте левый ряд эскалатора. По возможности, проходите вперед.
Где бы себе найти такого мужа. Или хоть какого. Хотя бы завалящего какого найти. Так нет же, попадаются все больше либо алкаши, либо душевные уроды. Термин «душевные уроды» Надя придумала сама и страшно гордилась этим. Под него попадали все «нерусские» - этот термин она прочитала в газетенке, подброшенной в почтовый ящик, а также сантехник ДЭЗа, содравший за установку нового смесителя полторы тыщи. С другой стороны, если задуматься, золотозубый Керим, работающий дворником на их участке, неоднократно делающий Наде предложения, сопровождаемые неприличными подмигиваниями, не «душевный урод», хотя и «нерусский». Но, Надя испытывает к нему что-то непонятное, похожее на чувства, особенно, когда он касается ее ладони, здороваясь поутру. Шершавая, задубевшая кожа пропускает внутрь Надиного организма какой-то ток.
- Граждане пассажиры! При подъеме занимайте оба ряда эскалатора. По возможности, проходите вперед.
Наверное, у него там, на родине, есть семья, да не одна. Детей вагон и маленькая тележка.Вот бы и ей хотелось иметь ребеночка. Своего, родного.
- Ефремова, зарплату получила? – в будку, ухмыляясь всунулась физиономия электрика Коли. – Одолжи детишкам на молочишко.
- Слушай, Пендрыкин, - Надя попыталась закрыть дверь, прижимая его ботинок. – Шел бы ты, а? Знаю я твое молочишко сорокоградусное.
Электрик, вздохнув, ушел, оставив в будке запах застарелого перегара.
- Граждане пассажиры! При подъеме занимайте левый ряд эскалатора. По возможности, проходите вперед.

Взрыв вогнул внутрь стекла Надиной будки, рассыпав их в тот же миг везде. Мелкие осколки попали даже внутрь блузки, оцарапав кожу.
- Что? Где? Кто это? – Надя кричала, лежа на полу, пытаясь криком успокоить себя. – Ёпэрэсэтэ! Мама! Взрыв? Что делать?
Быстро ощупав себя, она пошевелила сначала ногами, потом руками. Попыталась встать – удалось со второй попытки. Сквозь пелену дыма было видно, как тени людей, шатаясь, налезая друг на друга, поднимаются по остановившимся эскалаторам. Еще Надю испугала тишина. Полная.
- Это так тихо кругом или меня контузило? – Надя дернула за рукав какого-то пассажира. Тот только отмахнулся в ответ.
Пытаясь хоть как-то ослабить боль и гул в голове, Надя побрела в сторону, противоположную людскому потоку. Там, в глубине тоннеля был запасной выход наверх, о котором знали только работники метрополитена. Ориентироваться в дыму было сложно, но Надя за столько лет работы знала станцию, как облупленную. Перед ступеньками, ведущими в тоннель, она споткнулась обо что-то и упала. Пошарив вокруг, Надя обнаружила девочку лет шести. Приблизив ее лицо к своему, она попыталась понять, жива ли та. Закатившиеся глаза под приоткрытыми веками испугали Надю. Подхватив девочку на руки, она встала и побрела к заветной двери.

- Мам! – Ленка впорхнула на кухню – легкая в летнем платьице. – А почему завуч сказала, что ты мне не родная?
Надя, охнув, тяжело опустилась на табуретку. Протянув руку, усадила Ленку себе на колени.
- Девочка моя, - начала она, сглотнув накатившую слюну. – Ты уже достаточно взрослая и должна знать. В общем, работала я тогда в метро контролером…