Изнанка мира. Глава -6

(Продолжение. Начало см.: Пролог, Глава -8, Глава -7 и т.д. по нисходящей до Нулевой)


Ужас 

Так, несомненно, проще: тенью дрожать во мраке.
Ужас плохой помощник – медленный липкий кракен –
Щупальца тянет в душу, холод вливает в жилы.
«Я никогда не струшу» – голос до боли лживый.

Горло сдавило крепче, пальцы вцепились в тюбинг.
Ужас плохой советчик. Порченых духом любит:
Красной, как кровь, кулисой застит глаза на время,
И убегаешь крысой в угольно-злую темень.

Это такая карма – словно тузы на мизер.
Ужас плохой напарник в гулком туннеле жизни,
Где даже свет обманчив. Где не помогут книги.
Бойся и плачь, мой мальчик. Вот и пришла погибель.

       Ветер выл жутко. С трудом верилось, что доносившиеся из-за бронированной двери звуки, создаются просто потоком воздуха. Это больше походило на завывание неведомого монстра. Оплавленные атомным пламенем руины не скупились на неприятности. Мертвый мегаполис надежно охранял  сокровища сгинувшей цивилизации, агрессивно защищая их от посягательств. Сгорбленная человеческая фигура сидела прислонившись к стене. Лицо закрывал потрепанный респиратор. Дозорный не двигался уже больше часа. С начала дежурства, положение тела не изменилось ни на сантиметр. Лишь моргающие глаза свидетельствовали, что это живой человек, а не труп, превращенный радиацией в мумию. Взгляд упирался в тусклое пламя на коптящем фитиле. Маленький язычок огня трепыхался и грозился затухнуть под напором мрака, обступившего со всех сторон. Человек наблюдал за дергающимся пламенем, словно от того, потухнет оно или нет, зависела жизнь. 
       Примитивная керосиновая лампа, оставшаяся еще от тех времен, когда никакого электричества и в помине не было, спасала рассудок. Сейчас в нее наливали какой-то прогорклый жир и тщательно следили за его запасами, иначе, пожалуй, дежурившие могли рехнуться от одиночества, темноты и раздающихся снаружи звуков. Желтый огонек превращался в соломинку за которую хватался разум. Искорка пламени  мешала человеку утонуть в безумной реальности. Тусклый свет огибал фигуру постового и оставлял на стене гротескную тень, напоминавшую очертания  уродливого человекоподобного существа. Нарушив неподвижность, мужчина покосился на зловещий силуэт. Губы под респиратором сложились в грустную улыбку. Может быть, огонь не врет? Наоборот, как древний союзник, честно показывает во что превращают человека двадцать лет проведенных в туннелях метро.
       Пост охранял вентиляционную шахту, переоборудованную под запасной вход для сталкеров Красной ветки. А дежурить сюда попадали, в виде особого наказания, только штрафники, потому что даже за повышенный паек и выходные дни, заманить сюда дозорных было невозможно. Сталкеры редко пользовались этим выходом: вентшахта была слишком узка, чтобы проносить через нее хабар. И все-таки, если не успеваешь уйти с поверхности до рассвета или если ты ранен, а топать до  стационарного павильона еще с километр, то любой, даже самый неудобный лаз в подземелья метро, мог стать единственной надеждой на выживание. Но гораздо чаще в бронированную дверь стучали нечеловеческие конечности. На поверхности не было недостатка в желающих полакомиться теплым куском свежего мяса. Звериное чутье позволяло мутантам отыскать замаскированный вход. Как бы тихо ни сидел дозорный, находились создания, ощущавшие его даже сквозь бетон и сталь. Именно по этой причине, на пост ставили по одному: по предыдущему горькому опыту было известно, что шести часов молчания не выдерживал никто, напарники неизбежно начинали разговаривать, провоцируя хищников на более активные попытки поймать пищу. Почти каждую ночь, очередное отродье пыталось добраться к вожделенной добыче. Большинство просто скребли по металлу, бессильно рыча от злобы и голода. Некоторые, всерьез пытались  проломить десять сантиметров закаленной стали. Один раз даже пришлось менять дверь целиком. Точнее то, что от нее осталось. Экземпляр оказался на редкость крупным и настойчивым. 
       Мужчина поежился и постарался прогнать тревожные мысли. Сегодня его одолевали особенно нехорошие предчувствия. До конца дежурства еще далеко, а если и дальше вспоминать ужасы атомного мира, то оставшиеся часы растянутся в бесконечность. Тем более, успокоил он себя, все не так страшно. Главная, если не единственная, как ему говорили, причина гибели дозорных - шахта, уходящая вниз к перегону между Комсомольской и Красносельской. Если упасть, лететь придется долго. Достаточно, чтобы вспомнить всю подземную жизнь, не шибко богатую на события. Человек в респираторе инстинктивно отодвинулся подальше,  от черной дыры в полу, из которой торчали поручни лестницы. Интересно, как отреагирует дежуривший снизу, на упавший сверху труп? Ведь напарник все-таки был, но не здесь, где он так нужен, а там, в туннеле. Однако, где безопаснее, можно поспорить. Наверху вечно голодные мутанты, а внизу собратья по виду, готовые убить за банку давно протухшей тушенки. Расстрел каравана, пару дней назад, подтверждал эту незатейливую истину. Четыре жены овдовели, а шестеро детей стали сиротами. Только подоспевший отряд красногвардейцев помешал мародерам поживиться скарбом убитых.
       За дверью продолжал выть ветер, тоскливо жалуясь на судьбу, и мысли человека тоже стали подстраиваться под стонущие звуки, уже в который раз вспоминая нелепую цепочку событий, что привели его в это жуткое место.
       В злополучный день, когда на Сталинской поменялась власть,  он, ни о чем не подозревая, сидел в самом банальном, скучном дозоре на развилке основного туннеля и коридора, с проложенной в нем одноколейкой, которую шутники называли «Дорогой жизни». Ее уже давно забросили, потому что возить было нечего, но пост там зачем-то держали.
       Кажется, он все-таки задремал, потому что в какой-то момент луч фонарика уперся ему под веки и ослепил, а рука вместо автомата схватила пустоту.
– Так-так! Спим на посту? – произнес знакомый голос. – Слышь, Биолог, тебя надо было не Сеней, а Соней назвать...
– Эт-то кто? – заикаясь от испуга спросил Семен, отчаянно пытаясь увидеть в темноте что-нибудь еще, помимо слепящего круга. – Это т-ты, что ли, Косяков? Ты ч-чего здесь делаешь?
– Значит так, по заданию, слышь, Сеня, я должен тебя шлепнуть, но мы с тобой давно знакомы, потому не стану я этого делать. Автоматик твой я прихвачу, слышь, а ты сейчас тихонько ляжешь и будешь спать дальше, если потом спросят, то ты ничего не видел. Лады? Тогда падай, прикрой глаза, да, слышь, не шевелись, дубина!
       Сквозь послушно сомкнутые ресницы, Семен увидел, как на «Дорогу жизни» свернула дрезина, с какими-то людьми на ней... Кажется, там был кто-то ранен, потому что до Семена сквозь мат донеслись жалобные стоны. А потом прогрохотали сапогами еще несколько человек, которые так же свернули в заброшенный коридор, и там слышалась стрельба... А когда через некоторое время они вернулись и Семена взяли на допрос, он узнал поразительные вещи. Оказывается, на Сталинской был теперь новый секретарь – Сомов, в то время, как прежний, Анатолий Лыков, стал то ли предателем, то ли шпионом Ганзы... А Косяков, который час назад, по доброте душевной, сохранил Семену жизнь, был убит. То ли за то, что сам хотел бежать на Ганзу, то ли за то, что помогал сбежать Лыкову...
– А ты, значит, не видел ничего? Совсем тут у вас на  Сталинской распустились, – зло и устало говорил пожилой мужик, представившийся Иваном Зориным. – И куда автомат твой исчез, тоже не видел? Отлично. Дисциплина на высоте! Ну, есть у нас одно место, где ты быстро вспомнишь все забытое,  и оружие тебе ни к чему вообще будет! А если ты там сможешь заснуть, то я буду сильно удивлен... 

       Тусклый огонек лампы по-прежнему отчаянно сражался с обступившей тьмой. Дозорный все так же сидел внутри пятна света, как-будто в заколдованном круге, который не дает демонам мрака забрать человеческую душу. Мужчина вновь тряхнул головой, чтобы прогнать жутковатое сравнение. Это будет последнее дежурство. Лучше уж во всем признаться и пусть начальство ставит куда угодно, хоть на трехсотый метр туннеля за Сталинской, где схватить дозу только так, но лишь бы не сюда. Несколько часов в полном одиночестве наедине с тьмой, да еще под аккомпанемент дьявольского завывания – испытание не для его психики.
       Руки сами собой нащупали портативную рацию, а пальцы  вдавили кнопку «вкл». По инструкции он должен был беречь батарейки и включать ее только для передачи сигнала бедствия, либо для сообщения о каких-то экстренных ситуациях, но разум неумолимо требовал найти хоть какое-то занятие. Размерено защелкала клавиша переключения каналов. Мужчина не останавливался на конкретной волне дольше чем на десять секунд. Монотонное шипение пустого эфира иногда прерывалось треском помех от радиационного фона. Щелчок... шипение... щелчок... шипение... щелчок... шипение... Через несколько минут, крошечный дисплей рации высветил цифру последнего канала. На всем диапазоне частот царила мертвая тишина, которая лишь подтверждала простую, как кирпич, истину: московский метрополитен остался последним оплотом человеческой цивилизации. Конечно же, если слово «цивилизация» применимо к тому, что происходило под землей.

***
–  Папа… Папа… –  Петр еле дышал и стоны его были чуть слышны.
       Подошедшая медсестра принесла карточку больного,  в которой  Петр Лыков был назван «прибывший с Красной ветки», и стала проставлять крестики в соответствующих графах,  а так же подписывать уточнения. «Кожа  жёлтого цвета; температура 41,5 градуса; постоянный бред, потоотделение обильное, от воды отказывается, круги под глазами черные», посмотрела внимательно, зачеркнула, задумалась и исправила на «темно-синие»... Потом она убрала блокнот в карман халатика и перевернула компресс, который, впрочем, мало чем помогал: пот градом скатывался на подушку.
       Петру казалось, что в горле разожгли огромный костёр. Невыносимая горечь и постоянная изжога делались нестерпимыми. Ужасная, колющая боль снова пронзила тело, отозвавшись под нижним правым ребром. Лыкова вырвало.
– Доктор! Доктор, –  произнес недовольный женский голос. – Его опять стошнило.
– Зеленью? – в палате был кто-то ещё.
– Да. Зеленью, –  пробурчала нянька, грубовато вытирая испачканные губы, нос и шею  Лыкова-младшего. – Воды не наберешься стирать за ним, поди, отмой-ка дрянь эту.
– Плохо… – заключил человек, профессионально бодрым голосом. – Ну, тут мы и в лучшие времена, мало что смогли бы сделать. Вот так-то,  Георгий, ещё час-полтора,  и койко-место этого пациента будет свободным…
– Заключим пари? – к разговору присоединился ещё один голос.
– Твой прогноз?
       Намечавшийся спор нисколько не радовал Петра, да он, пожалуй,  и не осознавал, что является его предметом. «Скорей бы всё это кончилось… скорей кончилось...», – билась лихорадочная мысль. «Боже, как же больно… Папа!»
– Такой молоденький... И где тебя так, красавчик? – сестра ласково прикоснулась к мокрым волосам коммуниста и тихонько провела по ним рукой.
–  Молодой парень. Сильный. Двадцать четыре часа, как минимум. И твои 20 пулек, Михал Иваныч, перекочуют ко мне в карман. Согласен?
– Давай!
       Мужчины скрепили договор крепким рукопожатием. 
– Нюра, хватит там больного причёсывать… иди сюда! Разбей-ка!
       Прохладные пальцы оторвались от потного лба Лыкова-младшего. Женщина направилась к врачам.
– И что б без мухляжа, – предупредил второй говоривший. – Скальпелечком не тыкать, кровь не пускать…
– Ну, Жора, обижаешь. Что ж я не врач…  Клятву Гиппократа давал. «Не навреди», помнишь?..
– Помнишь…
       Голоса начали отдаляться. Пётр проваливался в вязкий туман. Сознание угасало, унося с собой и боль, и память, и ясность чувств: закладывало уши, зашторивало глаза, замыкало рот.
– Не хочу...  умирать... папа...
      Однако, последних слов юноши никто не услышал. Доктора покинули помещение секунд тридцать назад. Их шаги, твёрдые, сильные у одного, и шаркающие у другого , отчётливо слышались в конце коридора. Нянечка ушла отстирывать зеленую слизь с полотенец, а сестричку Нюру позвали из другой комнаты.  В палате царила страшная духота, но Пётр этого уже не ощущал... 

***
     Неожиданно, включенная рация подала признаки жизни. То ли конец слова, то ли просто странный звук. Семен щелкнул обратно на предыдущий канал. Ничего. Пусто. Тишина. Или, все-таки, нет? Что-то заставило палец замереть на кнопке переключателя. Вроде, самый обычный белый шум. Однако, не совсем. Тональность шипения стала иной. Не замедлило зародиться очень паршивое предчувствие. В мире, пережившем атомную войну, любые изменения не сулили людям  ничего хорошего. На самой грани слышимости, в перерывах между треском статики, появился едва уловимый шепот. Во всяком случае, разум воспринял загадочный звук, как  неразборчивое шептание. Слова, если это были слова, сливались в монотонное бормотание. Дозорный почувствовал, как ледяной холод прошел по позвоночнику. Живой человек, даже сойдя с ума, не способен так говорить.
       Вдруг голос раздвоился. Теперь двое шепчущих, в унисон вторили друг другу. Через несколько секунд добавился третий. Потом еще один и еще. Голоса не просто увеличивались в количестве, они звучали все громче. Побледневший мужчина с ужасом уставился на рацию. Нажать кнопку и выключить не получилось: пальцы как-будто вросли в пластик. Потусторонний сигнал превратился из тихого шепота в отчетливую литургию многоголосого хора. Однако, в звучавшем из динамика, по прежнему отсутствовал смысл. Мозг вполне успешно складывал звуки в слова, а из тех, в свою очередь, составлял целые предложения, но отказывался понимать услышанное. Голоса твердили абсолютную бессмыслицу, словно души умерших пытались говорить на своих мертвых языках. Дозорного затрясло от страха. Набухшие капли холодного пота стекали по бледной шее. С каждой секундой, хор терял монолитность. Один за другим, голоса ломали общий строй и начинали бубнить в собственном ритме. Единый поток разбился на тысячи отголосков. Как будто все заживо сгоревшие в ядерном пламени, теперь пытались докричаться из глубин забвения. Каждый из мертвецов истово молился за спасение собственной души, а может, яростно проклинал выживших.

       Трясущийся от ужаса человек уже не замечал, что помехи пропали. Словно не было радиационного фона, а статическое электричество куда-то исчезло из атмосферы. Динамик рации звучал чисто и ясно, как-будто источник мистического сигнала находился прямо за дверью. Внезапно, голоса пропали. Хор мертвецов оборвался на полуслове. На несколько томительных секунд, в комнате воцарилась абсолютная тишина. Своей пустотой, она казалась страшнее, чем загробные голоса. Когда человеку начало казаться, что он просто напросто оглох, рация снова ожила. В этот раз из динамика раздалось медленное и тяжелое дыхание. Создалось впечатление, что на другом конце радиоволны, в микрофон передатчика дышит чудовищный монстр. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Грудь дозорного начала колебаться в такт жутким звукам. Неведомое отродье, даже на расстоянии, запросто подчиняло человеческую волю. Мертвецы  оказались лишь свитой, а теперь на сцену вышел сам хозяин. Дозорный почти физически ощущал присутствие чудовища, настолько  ужасного и противоестественного, что самим фактом своего существования, оно опровергало все известные законы генетики и эволюции. Не нуждаясь в глазах, зверь смотрел сквозь бетон и металл на скорчившуюся фигуру в респираторе. Каждым сантиметром кожи, каждым синапсом в мозгу, дозорный ощущал этот нечеловеческий взгляд из радиоактивных руин мертвого мегаполиса. Первобытный ужас добычи перед хищником парализовал каждую мышцу. Спина вросла в стену, а ноги словно замуровали в бетонный пол. Человек превратился в куклу, которую внимательно разглядывало нечто неведомое.

       Тяжелое дыхание  жуткого монстра прервалось хрустом пластмассы, оборвавший паранормальный звук, который просто исчез, словно его и не было вовсе. Жуткий взгляд кошмарного создания, точно также, развеялся в считанные секунды. Семен полубезумным взором окинул грязные стены тесной комнаты, еще не веря нежданному спасению. Паралич отпустил мышцы. Дозорный растерянно пошевелил конечностями, чтоб убедиться в реальности обретенной свободы. Правая рука напомнила о себе резкой болью. В сжатой ладони находилась раздавленная рация. Куски пластмассы и текстолита врезались в кожу, отчего, между крепко сжатыми пальцами, сочилась кровь. Порезы оказались глубокими и на полу быстро натекла целая лужица. В свете пламени кровь выглядела черной, как машинное масло. Обломки микросхем и провода, торчавшие из сжатого кулака, усиливали сходство раненой руки с поврежденным механизм. Зрелище напоминало кадры из научно-фантастического фильма про киборгов. Боец попытался разжать пальцы, с побелевшими от усилия костяшками, но те просто не слушались. Тогда, он попробовал отогнуть большой палец с помощью свободной руки. Безрезультатно. От страха,  мышцы сжались с такой силой, что корпус рации не выдержал нагрузки. Теперь ладонь жила своей жизнью и никак не хотела отпускать обломки. За сломанную рацию, конечно, влетит.  Но в данный момент, мнение завхоза о порче имущества коммунистической партии, волновало в последнюю очередь.

***
– Петя, Петя… Сынок… Ну как же так? Почему?.. 
       Лыков-старший, крепко сжимая руками колени, монотонно раскачивался, непонимающим взглядом обводя стены камеры одиночного заключения, куда его посадили ганзейцы.
– Зачем ты оставил меня и сестру? Зачем ты умер, сынок? Сыно-ок… сыно-о-ок… – по щекам недавнего диктатора покатились мелкие солёные капли.
– Как же так, Петя? Как же так, а?! – Анатолий сделал короткую паузу. – И всё из-за меня.. ИЗ-ЗА МЕНЯ! Как же я тебя не остановил? Как же позволил эту дуэль? Не-ет…  Сомов, Сомов! Это Сомов во всём виноват! Сомов!
       Слёзы перестали щекотать лицо коммуниста. На смену им лоб, щёки, глаза, всё лицо начало гореть.
–  Сомов… Сомов… СОМОВ!!! – руки  бывшего секретаря бессильно сжались в кулаки.
– Я его уничтожу! – рассуждал про себя Анатолий, меряя комнату шагами.  – Раздавлю, как крысу подземную! Пущу пулю в лоб! Нет! Не-е-ет, – страшный шёпот наполнил камеру беглого коммуниста. – Его надо скормить мутантам… небыстро… постепенно, отрывая фалангу за фалангой, сустав за суставом, позвонок за позвонком… ЧЕТВЕРТОВАТЬ ЭТОГО ГАДА!!! Нет, этого ему мало будет… нет… нет… Где-то читал, как в древней Японии делали,  называлось: «свинью» сделать, да…
       Глаза бывшего секретаря забегали с невероятной скоростью.
– Руки, ноги отрубить… кровотечение остановить, прижечь  железом… глаза выколоть, язык отрезать и отпустить… Да, да, да! Отпустить. Пускай дальше живёт… –  Лыков с удовольствием потёр руки.  – Пускай помучается… Хех.
       Тут взгляд Анатолия уперся в маленькую решётку на двери. Кровь отхлынула от лица.
– Но как? Как же мне его поймать?! Как казнить Сомова, если я сам теперь заперт?! КАК???
       Полная тишина на какое-то мгновение поглотила его. Погасив ярость и безумие, Анатолий взял с пола кружку. Подошёл вплотную к решётке и скрежещущий, гулкий звук разрушил тишину тюремного блока.
– Чего тебе, сука красная?! – шум привлёк внимание только одного охранника, да и тот откликнулся как-то лениво. – В карцер захотел?
– Позовите главного! – Анатолий повторно провёл пустой тарой по прутьям и прислонился к решётке лицом. – Я – Лыков, секретарь северной части ветки, и я хочу говорить с вашим начальством!..
       Ответа не последовало, однако и ругательства тюремщиков тоже стихли. Стражи о чём-то шептались. Потом один из солдат снял трубку, крутанул тапик, пробасил что-то вполголоса и вернул нехитрое устройство на место.
       Анатолий отошёл от двери. Руки больше не сжимали прутья тюремной камеры. Алюминиевая кружка валялась возле стены. Лыков медленно опустился на ящик и закрыл лицо руками. Он устал… он ОЧЕНЬ устал…

***
– Итак, Анатолий... – говоривший запнулся.
– Тимофеевич, – помог Лыков.
– Да, именно… Тимофеевич… – продолжил хозяин маленького, аскетично обставленного кабинетика . – А от нас-то ты чего хочешь?
– Помощи, – бывший секретарь поднял брови. – От вас мне нужна лишь боевая мощь. Я верну себе лидерство на севере Красной ветки. Займу свой пост. Пост секретаря…
Сопротивления не будет, у меня еще достаточно там сторонников. Стоит только уничтожить Сомова... Обезглавить новую власть.
– Нет, это понятно, а что мы будем иметь с этого? За что будут гибнуть наши люди?
– Ваши люди гибнуть не будут. Вы просто пойдете и присоедините к Ганзе Комсомольскую-радиальную. Свою лояльность Ганзе я гарантирую. Думаю, выгоды этого перечислять не надо.
– Да, не надо, но и как же мы это сделаем? Штурмовать в лоб станцию столь укрепленную, означает послать людей на верную смерть.
– Есть там одна лазейка… – Анатолий хитро улыбнулся. – Только решайте быстрее, а то пароль сменят.

***
       Дозорный почувствовал, как начинает задыхаться. Кислород с трудом проходил в агонизирующие легкие. Забыв о радиоактивной пыли, он сорвал маску респиратора. Запоздалый приступ паники не замедлил проявиться во всей красе. Оставалось лишь судорожно хватать ртом воздух, как рыба выброшенная из воды. Через несколько минут, окончательно придя в себя, человек громко и от души выругался. В следующий раз, на этот пост его затащат разве что связанным или мертвым. Принюхавшись, дозорный узнал запах мочи. С опаской потрогал промежность и, нащупав мокрое пятно, разразился очередной матерной тирадой. Узнав, что он обмочился на посту, острословы не замедлят пустить в ход обширный  арсенал язвительных шуточек. Им плевать, что причина более чем весома и уважительна. Надо признать, до этого дежурства, Семен тоже скептически относился к слухам о неком чудовище, чей мистический зов иногда пеленгуют по радио. Это казалось таким же бредом, как россказни сталкеров о кровавых звездах на башнях Кремля, якобы заманивающих в ад. На Красной ветке считалось, что это злобная клевета, распространяемая идеологами Полиса и Ганзы и коммунисты призывали своих граждан в эти глупости не верить. Вот он и не верил, пока на собственной шкуре не убедился в правдивости одной из бесчисленных страшилок подземелья, которыми так любят делиться у костра. Если байка о «Зове Ктулху» оказалась правдой, то, может, и сталкеры не врут?

       На секунду дозорному показалось, что вновь слышится тяжелое дыхание жуткого монстра. Оно внезапно зазвучало в ушах так явственно, будто существо находилось прямиком за дверью. Человек вздрогнул и быстро забился в угол. От резкого движения обломки рации еще глубже впились в ладонь. Боль привела в чувство. Морок пропал. Семен посмотрел на торчавшие из кулака провода и микросхемы раздавленной рации. Похоже, Зов родился исключительно в его голове. Что ж, галлюцинации станут отличным завершающим штрихом этой кошмарной ночи. А если пережитый ужас будет преследовать до конца жизни? Отделаться лишь ночными кошмарами — уже можно считать за везение. Очень некстати в памяти возник печальный рассказ об одном из сменщиков: несчастный дежурил на этом же посту, а когда напарник поднялся по лестнице, проверить почему тот не отзывается, молодой парень уже был седым как глубокий старик и не мог связать двух слов. Сидел, забившись в угол, и трясся от ужаса. Видать, также повезло услышать Ктулху. Когда бедолагу попытались спустить вниз по лестнице, он начал вырываться и орать. Панически боялся даже подойти к черной дыре в полу, не говоря о том, чтобы спуститься в темную шахту. Оказаться в темноте стало для него страшнее смерти. Пришлось связать и заткнуть рот кляпом. 
       Дозорный покосился на колодец вентиляции. Ржавые поручни лестницы походили на клыки, а сама шахта напоминала раскрытую пасть. Мысль о том, что через пару часов придется залезть в это черное жерло, едва не вызвала новый приступ паники. Мужчина крепко зажмурился и зашептал, как молитву : «Тебя нет... Ты не существуешь... Я просто схожу с ума... ». С закрытыми глазами стало еще хуже. Появилась абсолютная уверенность, что из тьмы вентиляционного отверстия высунулось щупальце и сейчас тянется к нему через всю комнату. Боец распахнул глаза. Пустота помещения развеяла навалившийся ужас. Ничего кошмарного из дыры в полу не появилось. Только свет тусклого пламени колыхался по стенам. Мужчина скрипнул зубами. Никак не получалось отделаться от подозрения, что стоит закрыть глаза, как щупальце непременно вернется. Безумное поведение несчастного парня становилось все понятнее. Бедолага тоже боялся оставаться один, даже очутившись на станции. Сидел под фонарем, отказываясь покидать освещенный участок. Гадил в штаны, лишь бы не заходить в темноту. Почти не спал, а если и отключался, то через несколько минут вскакивал с дикими воплями. Теперь Семен догадывался, какие кошмары терзали  разум бедняги, после сеанса связи с неведомым чудовищем. Несколько суток седой парень  пугал жителей станции, а потом вырвал автомат из рук проходящего мимо часового, сунул ствол в рот и спустил курок. Старуха-уборщица долго материлась, отмывая стены.
       На душе стало совсем тоскливо. Он уже трижды проклял момент, когда включил рацию. Его теперь ожидает подобная судьба? Потусторонний голос дьявольского отродья тоже станет преследовать до конца жизни? Гремучая смесь отчаяния и безысходности вытеснила из головы все прочие эмоции. Дозорный даже перестал замечать зловещий вой ветра за дверью. Сознание тонуло в мрачных мыслях, словно в омуте. Постепенно, опасение потерять рассудок перешло в размышления о судьбе и жизни. Семен отмотал в памяти два десятка лет заточения в гигантском бункере московского метро. Он, с красным дипломом закончил биофак МГУ, и имел весьма реальные перспективы в том же году защитить диссер по размножению ленточных червей. Задача была «интереснейшая»: выяснить – какие дозы гамма-облучения приводили червей к потере способности деторождения... Господи, за какие только глупости в те времена не платили деньги? Но как бы то ни было, черви, вот, выжили и размножаются, так же как и другие, жуткие твари, а человек... Как биолог, Семен не мог понять: как и почему расплодились все эти свирепые кошмары. Да, конечно, радиация должна была привести к некоторому увеличению размеров, к мутациям, типа двухголовости, даже увеличение числа конечностей или внутренних органов он еще понимал и соглашался с такой вероятностью. Но откуда, по какому капризу природы появились, например, птеродактили? Их просто не могло существовать! Не могло! И тем не менее, они были, как и многие другие чудовища, вроде гигантских плотоядных слизней, один рассказ о которых леденил кровь. Так какой смысл жить в страхе и безнадежности? Зачем  цепляться за существование, которое не приносит ничего кроме страданий? Стоит ли призрачная надежда  тех лет, что прожиты во мраке? Если смотреть правде в глаза, будущее давно превратилось в детскую сказку, которую рассказывают на ночь всем, кто слишком мал для осознания страшной действительности. Лишь наивные глупцы продолжают верить в шанс когда-нибудь выбраться из подземелья метрополитена и возродить радиоактивные руины. Вера — единственное, что помогает бороться дальше. Костыль, без которого калека не сможет передвигаться. Потеряв его, остается лишь упасть и сдохнуть, потому что подняться нет сил, а помочь некому. Факт — самая упрямая вещь в мире, как любил говорить персонаж из старой довоенной книжки. За двадцать лет, прошедших с момента падения ядерных боеголовок, фактов набралось достаточно, чтобы не питать иллюзий о дальнейшей судьбе человечества. Дальше будет только хуже. Зачем тогда ломать комедию и корчиться, как раздавленный тапком таракан? Для людей не осталось места в мире, где есть существа подобные тому, чей голос звучал по рации. Если впереди гибель, зачем откладывать мучительное неизбежное?
       Мысль о самоубийстве принесла облегчение. Мужчина достал из-за голенища сапога короткий нож, имевшийся у каждого жителя метро. Быстрая и легкая смерть манила своей доступностью. Почему эта банальная мысль не пришла в голову раньше? Простой ответ на терзавшие разум вопросы. Воистину, все гениальное просто. Всего-навсего провести ножом по запястьям и наслаждаться дальнейшими ощущениями. Будет больно только несколько секунд, пока металл режет кожу и вены. Потом можно расслабиться и думать как прожил отведенные судьбой годы. О таких вещах задумываются лишь на смертном одре. Наверно, из-за вечной нехватки времени или страха перед неудобными мыслями. Через несколько минут, сознание потухнет от кровопотери. Все равно, что заснуть. Многие мечтают умереть во сне, а даже не догадываются как просто придти к такому концу. Вены едва проступали под толстым слоем грязи на коже. Семен несколько раз сильно сжал кулак, чтоб лучше рассмотреть в каком месте  резать. Уже сам процесс начал доставлять удовольствие. Наверно, так себя чувствует больной на столе хирурга, ожидая операцию, которая должна избавить от боли и страданий. Дозорный подобно гурману, смаковал собственные ощущения.
       Едва холодное лезвие коснулось давно немытой кожи, как в бронированную дверь постучали. Человек ошеломленно уставился на обитую заклепками стальную створку с тяжелым засовом и кремальерой. В таком полубезумном состоянии, запросто можно ослышаться. Однако, глухой стук повторился. Снаружи кто-то или что-то настойчиво молотило по металлу и просилось внутрь. Губы человека изогнулись в кривой усмешке, больше похожей на оскал. Прямо, как в книжках: самоубийцу в последний момент спасает случайность, которая непременно оказывалась счастливым знаком судьбы. Луч надежды, засиявший именно в момент, когда свет так нужен. В таком случае, за дверью надо ожидать смертельно раненного сталкера? На последнем издыхании, он расскажет где найти чудом сохранившийся армейский склад. Перед глазами возникло видение уходящих вдаль полок, доверху забитых консервами, патронами и лекарствами. Ради такого сокровища можно и повременить с суицидом.
– Кто? – глухо крикнул дозорный. Нельзя полностью исключать вариант, что некий мутант чует добычу и ищет способ добраться к свежему мясу.
– Харе там дрыхнуть. Отворяйте ворота! – донеслось из-за стальной перегородки. Мужчина вздохнул с облегчением. Зверье еще не научилось, подражать человеческому голосу, вдобавок, искаженному мембраной противогаза. Осталось соблюсти формальные детали.
– Молот, – снова крикнул дозорный. Об этом входе знали только сталкеры Красной ветки, но должностная инструкция требовала ждать условленного ответа.
– Наковальня! – прохрипели из-за двери.
       Боец был так счастлив увидеть людей, что не задержался на мысли, что со вчерашнего дня пароль сменили. И теперь вместо «наковальни»  следовало отвечать «кувалда».   
      Осторожно, чтобы не упасть в шахту, мужчина подошел к массивной двери, и навалился на штурвал засова. Ржавый штырь с натугой пополз в сторону. В конце пути, он громко лязгнул. Толкать тяжеленную створку не пришлось: ее потянули снаружи. Петли жалобно заскрипели. Дозорный вгляделся в непроглядный мрак за порогом, силясь рассмотреть своего нежданного спасителя. Глаза, после света коптящей лампы, видели темноту за порогом как овальную черную дыру в ткани пространства, а дверной проем уподобился магическому порталу «в никуда».
       Семен еще не успел удивиться, почему гость не спешит заходить внутрь, как из тьмы высунулся непонятный предмет. Черная блестящая трубка появилась на уровне лица и почти уперлась в лоб. Отблески пламени играли на гладких боках загадочного цилиндра. Обратный конец трубки тонул во мраке за дверью. Боец недоуменно скосил глаза к переносице, пытаясь понять, что это такое. Раздался хлопок похожий на выстрел из пневматической винтовки. Во лбу мужчины возникло маленькое отверстие, а за головой, на грязной стене, появилась темная клякса. Тело обмякло и повалилось на пол. Черная трубка оказалась глушителем пистолета. Вслед за оружием, из тьмы показалась державшая его рука. Спустя мгновение незнакомец легко перешагнул комингс и скользнул в дверной проем, двигаясь с фантастическим проворством для человека, одетого в тяжелый бронежилет поверх мешковатого комбинезона химзащиты. Забежав в комнату, сталкер повернулся вокруг, продолжая держать пистолет в вытянутой руке.
– Чисто, – доложил он, после осмотра.
– Где второй? Лыков сказал, что их двое, – просипела еще одна фигура в противогазе и полном облачении, вошедшая следом.
– Похоже, внизу, – ответил первый, кивнув на черную дыру в полу.  – Черт, зря патрон истратил. Надо было ножом резать.
– Лезь давай, тебя уже заждались. Эй, кто там на рации? Задраить вход, оставаться тут, ждать связи, - скомандовал командир бойцу, с массивным рюкзаком армейской рации на спине.
        Сталкер наклонился к убитому и оттащил тело от вентиляционного колодца, потому что труп грозил в любой момент соскользнуть в шахту. Не сложно предугадать действия второго дозорного, когда на него сверху упадет напарник с простреленной головой. Сигнал тревоги  рискует сорвать всю операцию. Один за другим десять вооруженных бойцов начали спускаться в вентиляционную шахту. Шевроны на рукавах, с эмблемой Ганзы, поблескивали в скупом свете лампы.

– Давненько вашего брата не видел, – радушно воскликнул худой старик, увидев выбирающуюся из вентиляции фигуру в комбинезоне. – Много вас там? Все целы? А чего ж по рации сверху не доложили, я бы уж карету вам вызвал.  Счас, хлопцы, погодите маленько. Счас подъедет... Надо было сразу же доложить...
– Да сверху-то раненный у нас, – вылезший повернулся боком к лестнице, чтоб не показывать рукав с чужой эмблемой.
       Ничего не подозревая, дед прошел мимо и направился к телефону на стене туннеля, вызвать дрезину для сталкеров. Оказавшись за спиной сторожа, пришелец потянулся к ножу. Лезвие бесшумно выскользнуло из ножен. Как только старик протянул руку к трубке, незнакомец молниеносным рывком схватил его за голову. Ладонь в резиновой перчатке зажала рот, а нож скользнул по горлу от уха до уха. Сталкер аккуратно держал дергающееся тело, чтоб не запачкать кровью комбинезон. Агония старика длилась не больше минуты. Из разрезанного горла доносился хрип легких, захлебывающихся кровью. Ноги дергались в предсмертных конвульсиях, словно умиравший пытался сплясать чечетку. Убийца наслаждался агонией жертвы, как вампир, высасывающий последние капли жизни. Противогаз, на лице незнакомца, прятал кровожадную улыбку. 
–  Доволен, упырь? Утолил жажду? За что только тебя в отряде держат... – презрительно поинтересовался второй боец, успевший вылезти из вентиляции и застать сцену убийства.
– Вот за это и держат, – глухо проговорил названный «упырем». Не дожидаясь ответа, он заглянул обратно в шахту и крикнул вверх. – Бондарчук, шевели булками! Я, что ли, должен этот кабель искать?!
      Через несколько секунд, на лестнице показались ноги третьего из диверсионной группы. Кое-как протиснувшись в узкий лаз, сталкер стянул противогаз, щелкнул фонариком и принялся изучать ряды стальных труб, тянувшихся вдоль стены туннеля. Тем временем, оставшиеся члены отряда один за другим выбирались из шахты. Не дожидаясь команды, они сразу  рассредотачивались по захваченному участку перегона и занимали позиции для обороны с обеих сторон.
       Закончив осмотр труб, в которых были протянуты кабели связи, Бондарчук достал из подсумка небольшой брикет. Вещь походила на кусок мыла. Однако, торчащий фитиль намекал на отнюдь немирное предназначение. Примотав брикет проволокой к центральной трубе, он запалил фитиль и крикнул:
– Всем отойти!
       Сталкеры бросились в рассыпную. Горящий фитиль шипел и плевался искрами во все стороны, как бенгальский огонь. Когда пламя заползло внутрь брикета, прогремел взрыв. Гулкое эхо отправилось гулять по туннелю. Воздух наполнился едкой гарью. Подрывник кинулся обратно к стене, чтоб оценить результат работы. На месте взрыва торчал пучок разорванных труб. Они походили на соцветие инопланетного растения, что раскинуло во все стороны металлические лепестки. Из одного стального бутона, подобно тычинкам, виднелись жилы оборванного кабеля связи.
– Основной готов, – доложил сапер, потрогав торчащие провода. – Резервный в одной из них.
       Бондарчук пнул уцелевшие после взрыва две нижних трубы. Пришлось снова лезть в подсумок за запасным куском взрывчатки. Подрывник невольно вспомнил кладовщика-оружейника, который долго не хотел давать вторую шашку. Все уговаривал, что и одной за глаза хватит. Зная, сколько легенд о скупости этого интенданта ходит по всей Ганзе, сталкер настоял на двух минах. Как оказалось, не зря. Закрепив брикет на оставшихся трубах он поджог запал и снова отбежал. Как и в первый раз, фитиль долго шипел и плевался искрами, но когда огонь исчез в недрах шашки, взрыва не последовало. Даже дыма не было. Командир отряда гневно посмотрел на сапера. Тот пожал плечами, подобрал с пола гайку и запустил ею в примотанную взрывчатку. Импровизированный снаряд с щелчком отскочил от цели, но ничего опять не произошло. Подождав немного, подрывник направился к разорванным трубам. После минутной возни с неразорвавшимся брикетом, он разразился долгой матерной бранью.
– Чего там? – нетерпеливо поинтересовался командир.
– Песок, мать его!
– Чего???
– Реально песок, мля! Семецкий, гнида! Понятно, почему эта жирная свинья  пытался вторую шашку зажать!
– Кастрирую ублюдка!!! Дай сюда! Лично в задницу запихну!
       Зная крутой нрав командира, остальные сталкеры отряда могли лишь посочувствовать ягодицам интенданта. Внезапное нападение на Комсомольскую оказалось под угрозой. Запасной канал связи коммунистов уцелел. Защитники станции еще могли поднять тревогу, связавшись и с Красносельской, и даже с Красными воротами, чтобы получить  помощь. Хотя по подчинению, Комсомольская-радиальная относилась к северной части Красной ветки, поэтому, отряд следовало, в первую очередь, ждать оттуда.
– Есть другие варианты? – спросил командир после осмотра взорванных и уцелевших труб. Сапер отрицательно мотнул головой.
– Ладно. Белый, быстро наружу, давайте радируйте там. Пусть начинают, – один из бойцов кинулся к лестнице и полез вверх.
– Упырь, бегом на Комсомольскую. Как начнется штурм, сразу не вылезайте. Ждите минут десять. Вас должны принять за подмогу, – сталкер,  убивший дозорных, вместе с четырьмя бойцами растворились в темноте туннеля.
– Так, а мы будем засадой для той самой подмоги. Штоц, расчехляй пулемет. Бондарчук, ежа на рельсы, явно, не пешком пойдут.

***
       У торговца не было ни малейшего шанса хоть как-то среагировать и через мгновение он, наполовину теряя сознание от болевого шока, скорчился возле стены, придерживая раскрытой ладонью рваную рану на животе.
       Огромный зверь, чем-то напоминающий волка, был подобен молчаливой тени.  На границе света и тьмы угадывался смутный силуэт. Сначала показалась узкая пасть с ровными рядами зубов, уже покрытых кровью. Затем, проступили очертания волчьей головы.  Следом возникло поджарое тело. Процесс появления существа происходил плавно, словно это тьма туннеля неторопливо принимала физический облик. Мутант приближался не спеша. Наверно, какая-то часть звериного разума осознавала ужас жертвы и наслаждалась им. Длинный мех на шее прядями свисал почти до  пола. Он мягко переливался в свете фонаря, от чего казалось, что тварь обволакивает серебристое сияние. Жуткое порождение атомного мира не сводило глаз с окаменевшего человека.
       Через секунду произошло невероятное: мутант не кинулся на добычу, а шевельнул ушами  и насторожился. В следующее мгновение, он прыгнул на потолок. Это движение выглядело столь же нереальным, как и облик монстра. Сначала присев, тварь высоко подпрыгнула, в полете перевернулась на спину и уцепилась лапами за потолок. В тот же миг, мутант растворился в темноте, беззвучно перебирая конечностями.
       По перегону, ведущему от Проспекта Мира к Сухаревской шел человек весьма приметной наружности. На вид ему было за пятьдесят, но выглядел он на удивление свеже и бодро. Налобный фонарь, удерживаемый двумя эластичными лентами, светил необычайно ярким белым светом, оставляя в полутени седеющие коротко стриженые волосы и маленькую аккуратную бородку, которые выглядели как-то слишком ухоженными для метро.* Его шаг был тверд, а все движения дышали уверенностью. Он громко, с явным удовольствием декламировал, отбивая такт левой рукой и подстраивая походку под немного рваный ритм слов:
   
О, живущий, простой сердцем,
Тиамат тебя на руки взяла,
повязала тебе на лоб сверкающую диадему,
посадила к себе на правое колено.
Тиамат сказала:
– Ты будешь удачлив! Уклонишься от стрелы,
Сломаешь ее, заклятье сотворишь перед нею.
Копье пролетит мимо твоего уха, но помни:
если твоя жена завлекла другого, и он спал с ней,
пусть подвергнут ее испытанием Рекой.
Но когда Река очистила ее, то она невиновна.
Если ты возвел на другого обвинение,
пусть подвергнут тебя испытанию Рекой.
Но когда Река очистила тебя, то ты невиновен.

       Умирающий попытался предупредить беспечного незнакомца, но не смог выдавить из горла, сведенного судорогой и болью, даже стона.
       Тварь, притаившаяся в нише, бросилась на новую жертву почти бесшумно, но прохожий все же уловил неясный шорох и молниеносно обернулся. Его глаза словно вспыхивали адским огнем, не багровым огнем костра, а оранжевым всепожирающим пламенем огнемета.**   
       Грузно-мускулистое тело хищника, словно натолкнувшись на невидимую преграду, тяжело шмякнулось на шпалы, прочертив на них несколько глубоких бороздок  выпущенными когтями, и окостенело. Изящным резким движением скрестив над головой руки, мужчина выхватил два кинжала, которые были в ножнах, закрепленных на спине. Лезвия сверкнули и синхронно вонзились в глаза твари, которая все так же не шевелилась и не издала ни звука.
–  Син! Син!! СИН! – завопил боец во всю мощь своих голосовых связок.
– Я прекрасно слышу тебя, не надо надрываться, – в голосе отвечавшего проскользнула  улыбка.
       Умирающий человек, после этих слов подумал, что в туннеле находится еще кто-то и из последних сил повернул голову, но больше никого заметить не смог.
– Не устаю поражаться твоей силе. Покрыть такое расстояние... Однако к делу. Ты обязан теперь сложить оду в честь моего подвига! Я настаиваю...
– Но это же неспортивно, Хан! Ты его обездвижил.
– Зато взгляни, каков бросок! Точно в зрачки. Нет, будет нечестно с твоей стороны, проигнорировать такую меткость! Кстати, не забудь упомянуть, что это настоящая толедская сталь превосходной работы...
       Охотник, уперся ногой в голову поверженного зверя, чтобы вытащить засевшие в кости клинки. Потом он вытер стекающую с них кровь и слизь о длинную шерсть животного.
       Невидимый собеседник рассмеялся:
– А ты тщеславен, дорогой Хан! Но я восхищен этим живописным зрелищем. Так что, пожалуй, песня будет...
– Ловлю на слове, Син! И передай мой поклон Инанне. Думаю, я сегодня заслужил ее благосклонный взгляд?
– Не сомневайся, ведь Думмузи будет в бешенстве! Он так гордится своими варгами, а убитый тобой   Фенрир был вожаком в их стае...  Я слышал, что однажды он разворотил стальную дверь.
– Ха! Как говориться, что позволено Юпитеру, того нельзя делать его волкам, то бишь, варгам!.. Кстати, как долго наша великолепная семерка будет терпеть выходки этого отщепенца? Не кажется ли тебе, что игра в Рагнарек зашла уже слишком далеко? Выпускать чертовых тварей охотиться в туннелях? Неосмотрительно...
– У каждого из нас есть свои странности и пристрастия. К примеру, как насчет твоей принадлежности к чингизидам?
– Ну, не сравнивай мои невинные мистификации с подобным безобразием. Ты же видишь, убийственная скотина нападала без разбора... Так что, думаю, у меня есть полное право принести жалобу. Син, ты поддержишь меня на ближайшем заседании Совета?
– Я на него даже не пойду. Меня не интересует политика, ты же знаешь, Хан, так что, уволь от ваших разборок!
– Ах, этот твой пресловутый нейтралитет!
       Мужчина отточенным движением убрал кинжалы в ножны и наклонившись над умершим торговцем, закрыл его начавшие стекленеть глаза, потом пнул ногой убитую тварь и молча продолжил путь.
_______________________
* и ** - в тексте использованы цитаты из романа Д.Глуховского «Метро 2033».


http://www.metro2033.ru/creative/texts/585752/?CHAPTER=3