Зина-Зинуля

ЗИНА-ЗИНУЛЯ
Рассказ

   Зинуля – тридцатилетняя румяная деваха «кровь с молоком» -  жила в старинном  доме с башенками и стрельчатыми окнами  по фасаду. Ее коммуналка была под самой крышей, последний этаж по крутой с истертыми ступеньками «черной» лестничке, окна   во двор-каре. Комнат в квартире было  две, обе маленькие, тесные. В одной - Зинуля, в другой –  соседка Серафима Ивановна, женщина пожилая, одинокая, простая и бесхитростная.
   Жили соседки душа в душу, не ссорились, да с чего бы? Делить им было нечего,  и ничего их не объединяло, кроме так называемых  мест общего пользования - кухни, ванной, туалета. Везде царил порядок,  как в армии – плита пополам, по две конфорки на лицо, кухонные столы – один против другого, мыло в ванной два куска – розовое Зинули, голубое – Серафимы.
   Даже комнаты у них были одинаковые. Каждая тянулась узким чулком  от покосившейся филенчатой двери, покрытой белой масляной краской, к окну, асимметрично притулившемуся на короткой стороне. Дощатый крашеный пол, потертый шагами и временем, музыкально скрипел под ногами и цветом напоминал старую свеклу. Убогие были комнатки, каждая -  кишка! - два метра  на пять с половиной, итого – по  одиннадцать квадратов на проживающего.
    - Чуланчик, - притворно вздыхала  Зинуля, но комнатку свою любила, как родное существо.
    Солнце нечасто бывало в ее жилище – все-таки север, да и мансардная крыша   скошено нависала  над окном, съедая дневной свет и  пространство. Осенью дождь заливал потрескавшийся подоконник, по весне с потолка капала вода, а зимой нависала за окном  гигантская бахрома сосулек.
 
   Не знала - не гадала Зинуля, что  однажды, волею случая,  оказавшись на берегах сырого Петербурга, зацепится здесь и душой и телом, приживется. Как ни странно, она не скучала по родимой стороне -  деревенским вольным просторам, не рвалась обратно, она будто сложила  детские годы  в фотоальбом  памяти, не забывала о них, не разлюбила, но город ей стал ближе и роднее.
    В свои тридцать она не  была  еще замужем, и  вынужденное девичество тяготило ее. Как часы  тикало время ее женского организма,  подгоняло, торопило. Она оглядывалась на улицах на молоденьких мам с малышами в колясках,  с удовольствием бралась за помощь подружкам,  разрывающимся между мужьями, детьми и работой. Втайне им тихо завидовала. 

   Работала Зинуля  процедурной медсестрой в дневном стационаре при районной поликлинике. Уколы, перевязки, капельницы. Пышные Зинулины формы привлекали внимание противоположного пола. За ней пытались ухаживать пациенты, как правило – немолодые, с проблемами в здоровье  и  несвободные, но стойкое убеждение «ни поцелуя без любви» для Зины было основополагающим, она ждала своего принца. Вернее, его решительного шага к ней навстречу.
   Принца звали Сергей Петрович Пьявко. Работал  Пьявко участковым терапевтом в той же поликлинике,  в одну смену с Зинулей – «неч-веч». Сергей Петрович был когда-то недолго женат, ныне  вдов,  имел двоих взрослых детей,  троих готовых внуков и четвертого на подходе. Жениться вторично он не торопился,  без обязательств  имел огромный успех у дамочек и,  не стесняясь,  пользовался этим, чем  очень огорчал   доверчивую Зинулю.
    О похождениях Сергея Петровича знала вся поликлиника, слухи ходили, что он не пропускает ни одной смазливой студенточки-практиканточки, временной регистраторши, еще не старой санитарки,  ну а молоденьких врачих и, ясно дело, пациенток – само собой. Эти были самые легкие и доступные.
   Район, в котором обитал любвеобильный участковый принц-терапевт, был как раз тот, где жила Зинуля. Получается, о  его казановских подвигах  ей сообщали добрые люди с разных сторон. Даже соседка Серафима. Она, обычно молчаливая и безразличная, при визитах Сергея Петровича фыркала и запиралась в своей клетушке.
    А однажды так и сказала Зине:
    - Зачем тебе этот плешивый потаскун? Найди молодого и любись с ним.
    Зина обиделась, но что ответить соседке -  не нашлась, да и в глубине души согласилась с ней. Только где их взять – молодых-то? 

    ***
   Сергей Петрович  приходил к Зинуле по вторникам. Узкая комнатка на этот период превращалась в одно сплошное  ложе любви со скатертью-самобранкой, организованной стараниями Зинули. К приходу любимого она пекла пироги, варила ароматный суп с домашними клецками, жарила котлеты, чудесничала с салатиками. В окно смотрели облака, проблескивала Петропавловка, и в зависимости от времени года свидания сопровождались либо капелью с крыши, либо воркованием голубей, либо снегопадом. Маленький питерский рай. 
   Летом, правда,  бывало проблемно:  в жару крыша мансарды нагревалась, становилось душно и есть не хотелось. А поесть Сергей Петрович ой как любил! Если честно,  подумывал он жениться на Зинуле. Много раз такая мыслишка забредала в его сознание. Уж больно хорошо она готовила, была уступчива, терпелива и чистоплотна. Лишних вопросов не задавала и – главное - имела вот эту скромную, но очень романтичную обитель – комнатку с видом на крыши и облака. А с учетом соседки преклонного возраста  в дальнейшем  можно было рассчитывать на всю квартиру целиком.
   Три года собирался Сергей Петрович сделать Зине предложение, но,  каждый раз, приходя к ней во вторник,  наслаждался вкусной едой, щедрым Зинулиным телом,  видом из окна и … уходил. Откладывал  предложение «на потом». Тянул. 
   Зинуля терпеливо ждала.

   ***
   С соседкой Зинуле повезло. Каждое лето  гостила  Серафима у родни в Псковской области, жила там с мая по октябрь и квартирка целиком оставалась  во власти Зинули. Считай –  отдельная. Да и обычно соседка не  досаждала Зине, сидела тихо в своей каморке, как сверчок, только иногда устраивая по ночам коридорные шуршания  туда-сюда, туда-сюда: не спалось ей, видите ли, да-да, бессонница, знамо дело. 
   Но вот однажды привычный летний покой Зинули был нарушен. В тот вечер - был как раз вторник -  она ждала своего блудливого принца. Раздался  звонок  в дверь. Зина, прихорашиваясь перед зеркалом, засуетилась,  попшикала на себя духами, не спрашивая «Кто там?»,  щёлкнула замком и  щедрым движением, от души  махнула дверь нараспашку.
   Надо сказать, что  Сергей Петрович, будучи невысок ростом, при входе сразу попадал   Зинуле  глаза в глаза. На этот раз, вместо ожидаемой знакомой физиономии,  перед ее лицом  предстала здоровенная армейская бляха на кожаном ремне. В центре бляхи сверкала звезда.
   Зина подняла глаза. Над бляхой высился – под два метра будет – великанистого вида молодой мужчина с легкой щетиной на модно небритых щеках. Фигура у мужчины была горой, плечи вразлет, кулак с  голову младенца. А еще взгляд: наглый, сердцеедистый, голубые глаза из-под ресниц прямо в душу смотрят.

    Зина обмерла, язык прилип к горлу, ноги стали ватными. Мужчина сощурился на нее с высоты своего прекрасного роста, как Гулливер на жителя Лилипутии – снисходительно и терпеливо.
    - Здрасти…- Гулливер протянул ошарашенной Зине ладонь-лопату, представился, - Сосед.
    - Чей? - не поняла Зина.
    - Ваш,- ответил мужчина и легко, как пушинку, сдвинул Зину со своего пути. – Какую комнату занимать буду? Эту?
    Он ткнул локтем в сторону Зининой двери, в руке была зажата бумага с печатями.
    - Свидетельство о прописке, -  помахал  перед Зининым носом бумагой. -  по родственному вселяюсь.
    Зина вытаращила глаза.
    - А Серафима Ивановна?
    - Теперь я вместо бабы Симы буду. Тетка она моя по материнской линии. Прописала. Ага…
    Он уже вошел в комнату, но по недоуменному выражению  Зининого лица понял – не туда, ткнул ладонью соседнюю  дверь. Из помещения пахнуло залежалыми старческими тряпками, древней мебелью. Но Гулливер, не обращая внимания, прошел внутрь и, громко топая  ботинками на толстой подошве, подошел к окну.
    Полюбовавшись  видом крыш и неба, скинул с плеч рюкзак и ухнулся со всего маху  на старую  Серафимину оттоманку. Пружины оттоманки громко взвизгнули, издавая жалобную песню, похоже – прощальную.  Бывшая хозяйка была килограммов на пятьдесят легче нового жильца.

    Через полчаса,  шумно поплескавшись в ванной, он вышел  в коридор в шортах, по пояс голый, с  капельками воды на могучих плечах и старым Симиным полотенцем на шее, эдакий греческий бог, веселый, довольный и сильный. Рассматривая квартиру, хвалил все, что видел, время от времени поглядывая на Зину наглыми глазами. А она  зачарованно смотрела на него и, стесняясь, краснела.

    Они легко познакомились. Нового соседа звали Сева, Всеволод. Был он  молодым специалистом-судостроителем, родом из Пскова, двадцати восьми лет от роду. По  окончании «Корабелки»  оказался Сева сначала в армии, а по возвращении -  при «Адмиралтейских верфях»,  ему дали  приличный оклад жалованья и койку в общаге: живи – не хочу. Да вот, подвернулось жилье у тетки - почему не воспользоваться? 
   Это всё рассказал про себя Сева так быстро и  легко, что Зина не заметила, как тоже рассказала ему всё про себя: про поликлинику, вредных пациентов, маленькую зарплату, высокие цены и еще много чего чисто житейского. Только про то, что к ней с минуты на минуту должен явиться кавалер, почему-то промолчала, застеснялась и даже поймала себя на мысли, что … в общем, захотелось ей, чтобы Сергей Петрович не приходил сегодня, заболел, что ли… ну, или там авария какая-нибудь у него случилась дома или на дороге… «Ой, не дай бог», -  одернула она себя.
   В тот же момент телефон звякнул, и тоскливый голос Сергея Петровича  сообщил, что на сегодня свидание отменяется - в его квартире лопнула фановая труба,  он вынужден дожидаться сантехника, извиняется, прийти не сможет.

 В любой другой день это огорчило бы Зинулю до слез, она плакала бы, подозревая любимого во лжи и представляя его в объятьях какой-нибудь непритязательной пациентки, но на этот раз - обрадовало. Потом Зина будет вспоминать этот момент именно так: вышедший из ванной красавец-сосед в шортах  и она - с телефонной трубкой в руке - таращит глаза в его сторону.

    ***
    Поздним вечером того же дня ранее тихая обитель двух одиноких женщин сотрясалась от молодецкого  ржанья и звона бутылок. Сева праздновал новоселье. Прихожая была заставлена   мужской обувью, по коридору плыли клубы сигаретного дыма, туалет периодически разражался звуками водопада.  На зов Севы обмыть  жилье явились его друзья - компания молодых парней приблизительно одного с ним возраста, судя по виду и неприхотливости в еде и питье –  здоровые, а по манере общения -  веселые и бесшабашные.
   Все уместились в крохотной комнатенке, разложив - в качестве стола - ножную швейную машинку Зингера, а в качестве стульев пришлось задействовать все имеющиеся для этого дела предметы, а именно: корпус радиоприемника, коробку от миксера и две качающиеся табуретки с кухни.  Стул у Серафимы был один, на нем королевой восседала Зинуля, пылающая щеками от  мужского внимания. Пироги и котлеты она  щедро пожертвовала холостяцкому застолью с водкой– не пропадать же добру! - и нисколько об этом не жалела. Тосты «за милых дам» чередовались с пожеланиями «ну, будем!», «чтоб не последняя» и «на ход ноги». 
   Зина подумала, что давно она не была  среди  абсолютно здоровых  людей: никто из гостей Севы не затрагивал тему болезней, лекарств и лечения, никто не придирался к ее кулинарии и не спрашивал, на каком масле она готовила.  Наоборот, и еду, и повариху беспрестанно хвалили. Это было приятно.
    А еще приятней было ловить взгляды нового соседа, подчиняться его рыку «Зинаида, тарелки!»  и ласточкой летать из кухни в комнату. Совесть ее слегка царапнуло открытие: мол, совсем и не вспоминается ей Сергей Петрович, более того - его образ  будто бы постепенно исчезает в ее сознании, как карандашный рисунок под движением ластика …

    ***
    В два часа ночи гости схлынули. После них остались горка разнокалиберных тарелок,  окурки в расколотом блюдце, пакет пустой тары из-под алкоголя и дух крепкого мужского пота. Зина погремела посудой на кухне и тщательно перемыла все до последней вилки. На цыпочках вернулась к себе.  Вспоминая игривые взгляды нового жильца, пугливо ждала  его приставаний.
   Вопреки  опасениям,  никто ее не домогался  -  в дверь не стучали, не ломились и даже не пробовали. Зина подождала еще немного и сама поскреблась в соседнюю комнату. Ответом было молчание. Она приоткрыла дверь, заглянула. Новый сосед мирно спал на теткиной оттоманке,  укрывшись ковриком с оленями – просто сдернул со стены, что было ближе под рукой, и был таков. Рядом с ним громко тикал видавший виды  будильник со стрелками на цифре шесть. Зина разочарованно прикрыла дверь и вернулась в прихожую.  Взгляд ее наткнулся на  приметы мужчины в доме -  под вешалкой  стояли   безразмерные кроссовки-лыжи, а с крючка свисала красиво потертая кожаная куртка.
   Зина погладила рукав куртки, ладонью ощутив мягкость кожи, расправила воротник, любовно смахнула невидимые пылинки. От этого движения  куртка перекосилась и соскользнула с вешалки.  Зина подхватила ее на лету.   Из потайного кармана с глухим  стуком что-то выпало. Зина нагнулась. Паспорт. Она на  секунду задержала взгляд на упавшем предмете,  не решаясь его тронуть, но потом подняла, открыла и быстро зашелестела страницами. Графа семейного положения была чиста, как и взгляд нового соседа при знакомстве. Зина облегченно вздохнула и аккуратно вернула документ на место.
    Она  прошла на кухню и  в счастливой задумчивости  присела на краешек стула. Была середина ночи, а ей - с утра на работу, пора бы спать, да  никак!  Душа ее пела и танцевала, фантазии наезжали одна на другую, а принц  мечты – как от прикосновения волшебной палочки -  вдруг отчетливо изменил внешность. И  - как бы ни сложилась ее  судьба в дальнейшем - теперь он был под два метра ростом, слегка небрит, курил сигареты «Мальборо» и  носил кроссовки сорок последнего размера.