Про цветы

На окне у меня живет цветок. Не стоит, а именно проживает, как полноценный член семьи. Если не ехать на работу или не сходить за продуктами, то бывает, что это единственное живое существо, которое я вижу за день, не считая прохожих за окном. Оно, точно так же как человек, требует ухода, реагирует на температуру, ласку, настроение хозяина. Когда становится холодно, его нужно убирать из под всегда открытой форточки на теплую кухню. Когда жарко, не забыть напоить водой. Что бы совсем не зачах, приходится иногда подливать подкормку. Единственное, он не умеет разговаривать, да и я еще не дошел до стадии, когда разговаривают с цветами. Мне не важно, как его называют по науке. Главное, что он живой и нуждается во мне.

 Можно было бы давно завести кошку, собаку или рыбок, но разъездной характер моей работы не оставлял мне большого выбора. Раньше, когда я жил с детьми, у нас в доме водились и кошки, и хомячки, и рыбки. Аквариум с его устойчивой и закрытой от постороннего вмешательства экосистемой представлялся мне идеальным вариантом. Но после того, как вернувшись из очередной командировки, мне пришлось вылить погибших рыбок из протухшего аквариума в унитаз, я понял, что приручать и брать на себя ответственность за тех, кто от тебя полностью зависит, можно только тогда, когда ты постоянно рядом и не предполагаешь покинуть его надолго или навсегда.

   Примерно такие же ощущения я испытывал, когда после второго развода вынужден был покинуть дом, в котором прожил последние 20 лет, и двух своих любимых дочек, составлявших главную отраду и смысл моей жизни в эти годы. Сначала было непонятно, как можно теперь не думать каждый день о том, чем еще можно их порадовать и побаловать. Мне стало ненужно ходить по магазинам в поисках красивого платья, интересной книжки или игрушки. Я долго привыкал не покупать провизию килограммами, бананы гроздьями, а сок и йогурты по несколько пачек. Было странно возвращаться домой с почти пустыми руками и не слышать радостного вопля и топота ног после звонка в дверь.

    Да и никто уже не ждал моего прихода в темной квартире, кроме вечно спящего или уставившегося на спорт в телеящике соседа-алкоголика. Он был безобидный старик и когда не приводил в дом собутыльников, приходил ко мне и предлагал остограммиться. Потом долго рассказывал, как он любит меня и уважает, пел старые песни своей довоенной юности, в итоге отключаясь прямо на кухонном столе. Перед тем, как я вселился в комнату его бывшей жены, он прожил совсем один после развода в этой квартире лет пятнадцать. Раз в месяц его навещала сестра, жившая неподалеку, и проверяла, не помер ли. Ему было тоскливо и одиноко, из углов на него пялились чертики. Я не набивался к старику в друзья, но понимал и не осуждал его. Подарил мобильник, но он никуда и никому не мог или не хотел звонить. После того как сосед в очередной раз перебрал и не рассчитал дозу дешевой паленки, в платяном шкафу нашлись, кроме документов, чистые комплект постельного белья, в который его завернули, и старые фотографии его жены, детей и их бывшего общего дома.

   Я снял квартиру полностью и, сделав ремонт, перетянул к себе жить старшего сына. Он, обучаясь в университете, несколько лет прожил в общежитии, приобретя за эти годы массу своеобразных, полезных и не очень навыков и привычек. Жизнь в относительном комфорте и просторе была ему в новинку, но он быстро освоился, обвык и вошел во вкус. Но независимый и упрямый склад характера, юношеский максимализм и нетерпение, долгий период самостоятельной жизни существенно затрудняли взаимопонимание, доверие и уважение. Став уже совсем большим и пропадая у друзей или подруг, он позволяет себе теперь не ставить меня в известность о своих планах и местонахождении, а я уже не так, как раньше напрягаюсь и беспокоюсь при его позднем возвращении или многодневном отсутствии телефона в зоне действия сети. По-видимому, это участь всех пап, чьи дети оперяются и вылетают из отчего дома навстречу новым делам, людям и проблемам, которые им уже придется решать совершенно самостоятельно и в одиночку.

   Только через несколько лет после похорон своих родителей, я осознал, как мне их не хватает, как правильны и своевременны были их, так раздражавшие меня и, казавшиеся навязчивыми, советы или неуместными заботы и помощь, стремление хоть чем то оказаться нужными и полезными уже вполне взрослому и солидному дядечке, в которого незаметно превратился их первый и долгожданный, но такой непослушный и беспокойный сынок. Я по-другому увидел и стянутые резинкой пачки своих редких писем, хранившихся у отца вместе с деньгами и самыми важными документами, и его стремление дотронуться до меня хоть кончиками пальцев, погладив по вихрам на затылке. Так раздражавшие меня раньше телячьи нежности, казавшиеся недостойным сюсюканьем молодому и здоровому парню, теперь представляются одним из самых дорогих и сладких воспоминаний давно ушедшей безвозвратно юности.

   Уехав по распределению в далекий и большой город, я был бесконечно счастлив вырваться из под родительской опеки и окунуться в самостоятельную жизнь, представлявшейся мне полной удивительных приключений и небывалых свершений. Меня захлестнули новые приятные знакомства, яркие впечатления, работа и творчество, повседневные заботы, громадье планов и надежд. Я не часто звонил, еще реже приезжал, а когда вырывался в командировку или отпуск, то предпочитал проводить время со школьными или институтскими друзьями и подругами, возвращаясь заполночь, но всегда встречая на пороге не ложащихся спать стариков, на которых у меня времени тогда почему то хронически не хватало. Мне было трудно с ними разговаривать и понимать их из-за старческих проблем со слухом, а потом и инсульта, и я малодушно увиливал от общения с ними, которого им так тогда не хватало.

   Только приближаясь к полтиннику, я понял и простил сентиментальность отца и слезливость матери, грузность, одышку, казавшуюся мне недопустимой неопрятность, неприятный запах, старую латанную одежду, мебель с помойки, проваливающиеся полы, грязную кухню и заляпанные тарелки. Мне казалось раньше, что я помогаю им материально в достаточной степени, что бы они могли самостоятельно решить свои житейские проблемы без моего непосредственного участия. Конечно, в свои нечастые визиты я ездил с ними и на участок в деревне сажать, а потом копать абсолютно ненужную мне картошку, и на дачу, собирать всегда богатый урожай прекрасных яблок, покупал и привозил бытовую технику, хотел, но не успел оснастить их компьютером и интернетом. Мне казалось, что эти чудеса западной технологии смогут заменить им живое и непосредственное общение со мной. В итоге, я каждый раз приезжал слишком поздно, когда они ушли друг за другом.

   Теперь, когда я приезжаю в родную Самару, как бы я ни был занят или как бы меня не манил чудесный песочный пляж, я всегда выкраиваю время, что бы заглянуть на зеленое городское кладбище, чтобы поправить оградку, повыдергивать заросли сорняков, тихо постоять рядом, глядя на желтеющие фото. Я был бы рад сказать им то, что не смог сказать при последнем прощании и верю, что может быть они еще слышат меня где то в лучших мирах и знают, что я их помню и люблю. Положив принесенные цветы у памятника, я спешу вернуться в наш бренный мир, что бы сделать и сказать своим детям то, что еще смогу успеть. Я надеюсь, что когда-нибудь, когда у них уже будут свои дети, они лучше поймут меня и не забудут дорогу ко мне. Их очередь расти и расцветать на унавоженной мной почве.